В 1975 году возрождать радикальный феминизм было уже поздно. Экономические, политические и культурные ограничения 70-х и упадок других оппозиционных движений в тот период сделали затруднительным радикальный активизм любого вида. Руководство Движения было «обезглавлено» во время яростных схваток по поводу класса и элитизма. И, конечно, некоторые основательницы ушли из Движения, когда лесбийство стало продвигаться как естественное и логическое продолжение феминизма.

Более того, многие из новичков, наводнивших Движение в начале 1970-х, рассматривали радикальный феминизм как идеологию самосовершенствования, а не радикального преобразования общества. Этой проблемы можно было бы избежать, если бы основательницы не думали, что радикальный феминизм автоматически повышает политическую сознательность женщин по поводу других систем угнетения.

Но, как я попыталась показать, радикальный феминизм потерпел поражение, как минимум частично, из-за своих собственных теоретических ограничений. Многие из наиболее проблемных черт радикального феминизма – ложный универсализм, утверждение, что гендер [полоролевые стереотипы] был первичным противоречием, и убежденность в том, что феминизм был единственно верной теорией общественного преобразования – происходили по большей части из неприязни левых к женскому освобождению. Другие недостатки, такие как слишком быстрое приписывание ложного самосознания и обязательное перформативное следование лозунгу «личное – это политическое», радикальный феминизм разделял с другими движениями 60-х.

Больше всего от упадка радикального феминизма выиграла NOW (National Organization for Women - крупнейшая феминистская низовая организация в США), поскольку расколы и последующий акцент на контркультуре подтолкнули некоторых радикальных феминисток присоединиться к организации, которой они раньше пренебрегали. В 1975 году участницы NOW выбрали новое руководство, которое выступало за то, чтобы вывести организацию «из мейнстрима в революцию».

На спонсированной правительством Женской конференции в Хьюстоне, прошедшей в 1978 году, был составлен на удивление радикальный список требований – участницы NOW сыграли в этом важную роль. Но либеральный феминизм испытывал затруднения без преимущества в виде активного радикально-феминистского Движения. Например, либеральные феминистки не смогли занять твердую позицию по поводу права женщин на аборт. Говоря завуалировано о «личном выборе» и отказываясь признавать то, на чем радикальные феминистки всегда делали акцент, а именно - аборт связан напрямую с сексуальной свободой женщин, либеральные феминистки давали понять и публике, и своим консервативным противникам, что у них не было четкого мнения по поводу абортов.

То, что радикально-феминистское Движение не могло существовать самостоятельно, едва ли было удивительно. В конце концов, такова судьба всех движений за общественные изменения. Это было судьбой Движения за права чернокожих и Движения Новых Левых. Но хотя радикальный феминизм не смог выжить в качестве Движения, его влияние на общество едва ли можно назвать мимолетным. Хотя ситуация женщин в конце 80-х (книга Эколз вышла в 1989 году – прим. ред.) совершенно не соответствует видению радикальных феминисток, современный мир, тем не менее, сильно отличается от мира, существовавшего двадцать лет назад. Можно, конечно, отметить и иные факторы – развитие технологий в области контрацепции, расширение сферы обслуживания, «мужской бунт» против роли кормильца и исчезновение системы семейной зарплаты, которое в свою очередь сделало доход обоих супругов необходимостью – но радикальный феминизм был в самом сердце этого преобразования.

Бросив вызов фаллоцентризму нормативной гетеросексуальности, радикальные феминистки поспособствовали преобразованию динамики разнополого секса. В результате признания радикальными феминистками женского сексуального желания, женщины теперь более склонны заявлять о своих половых потребностях. Легализация абортов и растущая осведомленность общества по поводу того, что изнасилование является серьезным преступлением (что отразилось в изменении законов об изнасилованиях), сделали очень многое для дальнейшего продвижения женского полового самоопределения.

Обнажив сексизм медиков, поставив под вопрос всеведение терапевтов и продвигая техники самопомощи, радикальные феминистки побуждали женщин быть более активными в заботе о своем здоровье. Нападки радикального феминизма на нуклеарную семью и институт гетеросексуальности помог осуществить (или облегчить) изучение людьми альтернатив нуклеарной семье и гетеросексуальности. И если работа по дому и уход за детьми остаются по большей части женской работой, все же некоторое расшатывание структуры полового разделения труда по дому произошло - вследствие как изменившихся экономический условий, так и идей радикального феминизма. Наконец, хотя [стереотипные] половые роли вовсе не потеряли значение в нашей культуре, наши культурные определения женственности и мужественности сегодня гораздо менее строгие и ограничивающее, чем они были до возникновения феминистского активизма в конце 60-х.


Элис Эколз
Осмелившиеся быть плохими. Радикальный феминизм в Америке 1967-1975гг

Одна из самых частых проблем, с которыми сталкиваются активистки, - это "обязанность" 24/7 интеллектуально обслуживать людей.

При этом зачастую за интеллектуальным обслуживанием к тебе приходят с очень удобной позицию "давай, переубеди меня" и с отношением к тебе как к прислуге, которую можно шпынять и в компетентности которой можно и нужно сомневаться вплоть до того, что можно ставить под вопрос само твоё умение вообще хоть что-то критически анализировать.

Так, если тебе говорят какие-то необоснованные научными данными знаниями, то ты должна подробно объяснить, указав все источники, почему это не так. В ответ тебе, разумеется, запросто могут выдать либо новую пачку мифов и легенд, либо сказать, что тебе просто мозги промыли. Если повезет, то добавят, что, разумеется, обидеть тебя этим никак не хотят. Ты же при этом должна сохранять спокойствие.

Почему так происходит? Потому что активист_ки - это представительницы угнетенных групп и приходят к ним с позиции силы, привилегии и нормативности, к которой, разумеется, никто не хочет задавать никакие вопросы. Прислушиваться же к тебе будут только если ты комфортно и качественно обслуживаешь.

Но ни одн_а активист_ка не обязана никого интеллектуально обслуживать и спокойно реагировать на такое потребительское и оскорбительное отношение. Не все активист_ки занимаются просветительской деятельностью, а даже если они ей занимаются, то это не значит, что они обязаны её предоставлять кому и когда угодно вне зависимости от мотивов, тона и отношения этого человека к тебе.

Если у вас есть ресурс кому-то что-то объяснять, пожалуйста, а если нет, то это тоже окей. Отвечать баном или холодным или резким тоном на оскорбительное отношение и запрос на обслуживание - это тоже нормально.

По несколько иным лекалам выстраивалась модернизированная модель семейно-брачных отношений в осетинском обществе в позднесоветский период. Она так и не стала доминантной, но получила определенное распространение прежде всего среди имеющих чаще всего высшее образование осетинских женщин.

Их практики организации семейно-брачных отношений по многим параметрам выстраивались на основах советской идентичности.
Предсвадебные, свадебные и послесвадебные мероприятия в отличие от таковых традиционной модели данных отношений носили более упрощенный характер. Женщины-информанты, принадлежащие к этой группе, были заняты в публичной сфере. Как правило, учителя, врачи, представители науки, культуры отличались высоким уровнем социальной мобильности и даже были ориентированы на заключение межнациональных браков.

«Сватовство состоялось особенно, свекровь моя сама ездила к моим родителям и сама вела переговоры. Будущий мой свекор был прикован к постели, и поэтому все переговоры вела сама моя будущая свекруха. Состоялся сговор с моими отцом и матерью. Была очень скромная свадьба. Пригласили моих однокурсников и очень небольшой круг близких родственников, всего 30-40 человек. Свадьба была 2 дня. Моя свекровь - очень хороший человек. Свадьба была полутрадиционная, 2 дня»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

«Мой муж достаточно долго ухаживал за мной, но поженились мы, когда я уже закончила аспирантуру в Ростове и защитила кандидатскую диссертацию. Свадьба у нас была комсомольская, зарегистрировались, собрались с друзьями в кафе, вот и все... Начали жить, так как и у меня, и у него мамы уже умерли, то жили мы отдельно в городе <Владикавказ>, сначала снимали квартиру, затем муж от завода получил собственную квартиру»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1973 г.).

Публичная и приватная жизнь была более свободной и насыщенной, семья и семейно-брачные отношения хотя и не имели вторичный статус, но, можно сказать, шли параллельно с работой. Так как большая часть женщин была занята в массовых профессиях советского периода в областях культуры, образования, здравоохранения, эта профессиональная принадлежность позволяла им относиться к классу «советской интеллигенции». Данная общественная прослойка во многом формировала модернизированные практики семейно-брачных отношений.

«Свекровь моя была преподавателем 28-й школы, 40 лет в начальных классах. Очень образованная, в общем интеллектуал. С первого дня она отвергала все условности традиционной культуры кавказских народов, попросила сразу же отбросить все условности, например уайсадга и др. Она очень добра была ко мне. Я сразу же после окончания вуза приступила к своей научной работе. Мне приходилось ездить в командировку в Москву, кроме этого, работа моя предполагала полевые исследования. Моя семья всегда в этом была на моей стороне»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

Однако в этих семьях сохранялись определенные традиционные ритуалы семейно-брачных отношений.

«Семья, в которую я попала, понимала меня. Тем не менее условия, которые они мне создавали, не означали для меня быть эпицентром всей жизни этой семьи. Несмотря на мою занятость, я всегда помнила, что в доме есть старшие, к которым надо относиться с уважением, а уважение это заключалось в соблюдении тех основополагающих законов - традиций. Соответственно, они закрывали на многое глаза. Это частые командировки, т. е. мне приходилось уезжать из дому, оставляя своих детей на попечение мужа и свекрови, и заниматься своей научной работой. Это очень важно было для меня»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

Модернизированный гендерный сценарий обладал большей степенью вариативности и свободы в частной жизни по сравнению с традиционной моделью семейно-брачных отношений.

В позднесоветский период в Северной Осетии происходила постепенная либерализация семейно-брачных отношений, однако необходимо учитывать, что не было сформировано единого поколения, у которого были бы общие нормативные взгляды на частную сферу жизни. Женщины разных социальных слоев реализовали различные практики приватных отношений. Они сосуществовали параллельно в осетинском культурном пространстве. Представители разных социальных слоев имели практические знания об этих практиках, поскольку их символические и социальные границы были проницаемы.


Федосова Елена Владимировна
Дзагурова Наталья Хаджумаровна
Между подчинением и свободой: частная жизнь осетинских женщин в позднесоветский период (интервью)

#однафеминисткасказала

интерсек:
каждая человеческая жизнь это сложное пересечение различных угнетений

тоже интерсек:
все зависит только от тебя, сделай свободный выбор быть счастливой!

Исследование позволило выявить социально-экономическое неравенство в использовании медицинской помощи пожилыми пациентами в России. Установлено, что пожилые люди, имеющие низкие доходы, реже пользуются амбулаторными и стационарными услугами по сравнению с более обеспеченными сверстниками. В отношении использования услуг скорой помощи влияния дохода выявлено не было.

Пожилые люди с низкими доходами могут реже обращаться за медицинской амбулаторной помощью и реже проходить госпитализацию по нескольким причинам.
Во-первых, низкие доходы могут ограничивать доступ к медицинским услугам из-за высоких затрат на лечение, транспортировку и лекарства. Пожилые люди могут избегать обращения за помощью, если боятся, что не смогут покрыть расходы. Во-вторых, пожилые люди с низкими доходами могут испытывать социальную изоляцию, что может уменьшить их мотивацию обращаться за медицинской помощью. В-третьих, пожилые люди, особенно из социальной группы с низкими доходами, могут не иметь достаточной информации
о доступных медицинских услугах или о своих правах на получение медицинской помощи. К тому же пожилые с более высоким доходом уделяют больше внимания
своему здоровью и проходят регулярные медицинские осмотры по сравнению с остальной частью населения.

Уровень образования и занятость также связаны с использованием медицинской помощи.
Пожилые с более низким уровнем образования реже обращаются за амбулаторной и стационарной помощью, чем их сверстники с высоким уровнем образования. Одним из возможных механизмов связи между образованием и использованием медицинской помощи может быть грамотность в вопросах здоровья. Пожилые люди, особенно с более низким уровнем образования, часто имеют невысокий уровень грамотности в вопросах
здоровья, что снижает доступ к информации о здоровье и возможность делать осознанный выбор, впоследствии усиливая социально-экономическое неравенство в отношении здоровья.

Работающие пожилые люди с меньшей вероятностью используют амбулаторные, стационарные услуги и вызывают скорую помощь по сравнению с неработающими, что согласуется с выводами исследований для населения в целом. Полученный результат может объясняться тем, что, с одной стороны, здоровье работающих пожилых граждан, как правило, лучше, чем неработающих; с другой стороны, необходимость продолжать работать у пожилых может быть связана с финансовыми трудностями, что ограничивает доступ к необходимым медицинским услугам по причине недостатка средств. Важную роль также может играть нехватка у работающих времени для обращения за медицинской помощью.

Кроме того, плохое здоровье связано с более активным использованием медицинской помощи, но не оказывает существенного влияния на связь между социально-экономическим статусом и использованием медицинских услуг.


Ольга А. Кислицына, Татьяна В. Чубарова
Социально-экономическое неравенство в использовании медицинской помощи среди пожилых россиян

Владимир Губайловский, видимо, сам того не желая, в посте о Софье Ковалевской сформулировал общее отношение к женщинам в мировой культуре:

"Мой скепсис был вызван в первую очередь тем, что я знал о Ковалевской, а согласие тем — что знания мои были какие-то зыбкие, и мне давно хотелось многое прояснить.
Знал я совсем немного. Как у многих людей, интересовавшихся математикой XIX века, знания эти основывались на классической книге Феликса Клейна «Лекции о развитии математики в XIX столетии». Книжка очень известная, хотя и не самая простая. Клейн пишет в своей книге о десятках математиков-мужчин, и только об одной женщине — это Ковалевская. И одна его фраза предопределила отношение к ней, которое в целом закрепилось. По крайней мере в моей отдельно взятой голове.
Клейн пишет, что Ковалевская боролась за права женщин на образование, пишет про ее «мировую известность». А о ее математических работах замечает: «Первое, что бросается в глаза, это то, что ее работы находятся в очень тесной связи с работами Вейерштрасса и в такой мере написаны в стиле Вейерштрасса, что не видно, в какой мере эти работы заключают ее собственные мысли». Что там дальше пишет Клейн о значении работ Ковалевской меня уже не особо интересовало. Мне в лучших традициях («мы ленивы и нелюбопытны») все было ясно. «Ну, конечно, за нее все Вейерштрасс придумал». А если она что-то там добавила несущественное, это несущественно".
Взято отсюда.

То есть достаточно просто быть женщиной, чтобы отношение изначально было пренебрежительным и чтобы никто тебя всерьез не принимал.

Интеллектуальный застой или стагнация (отказ правителей и политиков реализовывать идеи, благодаря которым они пришли к власти) является благодатной почвой для безумия.

<...>

На первой стадии интеллектуального застоя устанавливаются принципы и границы, которые нельзя нарушать при решении той или иной проблемы. На второй стадии, когда появляются разногласия и нет возможности для нормальной деятельности, первоначальные принципы ужесточаются. Это период, когда в случае своевременного проявления благоразумия есть возможность переоценки, пересмотра взятого курса и его изменения, но подобные случаи — такая же редкость, как рубины на помойке. Ужесточение принципов ведет к увеличению вклада и возникновению потребности защищать собственные персоны. Число ошибочных политических решений умножается, но от них никогда не отказываются. Чем больше вклад и чем больше личное участие, тем более неприемлемым является выход из игры. На третьей стадии череда неудач настолько увеличивает размеры ущерба, что это приводит к падению Трои, падению папства, потере трансатлантических колоний и классическому унижению во Вьетнаме.

Упорство, с которым совершаются ошибки, является серьезной проблемой. Исполнители государственной власти продолжают идти по неверной дороге, словно покорившись Мерлину, волшебством направляющему их шаги. В старинной литературе такие волшебники, как Мерлин, существуют, чтобы объяснять различные человеческие заблуждения и отклонения, но есть и свобода выбора, если, конечно, мы не признаем в бессознательном Фрейда нового Мерлина. Как написал один историк, который был поклонником Джона Ф. Кеннеди, правитель будет оправдывать свое дурное или неверное решение тем, что «у него не было выбора». Но дело не в том, насколько мало могут отличаться друг от друга два возможных варианта, ведь всегда есть свобода выбора, с помощью которой можно внести изменения или полностью отказаться от непродуктивного курса, если, разумеется, лицо, принимающее политические решения, обладает достаточным мужеством, чтобы пойти на это, следуя своим нравственным принципам. Ведь он не является, как описано у Гомера, созданием, судьба которого уже предопределена прихотью богов. Однако признать ошибку, выйти из игры, изменить курс — все это самые невыносимые для государственной власти альтернативы.

Почти никогда не идет речь о том, чтобы глава государства признал ошибку. Своими злоключениями в период вьетнамской войны американцы обязаны тому обстоятельству, что у них были президенты, не обладавшие уверенностью в себе, необходимой для того, чтобы решиться на такой благородный поступок, как вывод из страны всех войск. Вновь обратимся к Берку: «Великодушие в политике не является редкостью, но высочайшая мудрость, великая империя и мелкие умы плохо сочетаются друг с другом». Настоящим испытанием становится необходимость признать ошибку, когда упорство, с каким она совершается, уже нанесло ущерб тому, кто ее совершает. Государь, утверждает Макиавелли, всегда должен быть тем, кто великолепно умеет задавать вопросы и терпеливо выслушивать правду о том, о чем он уже спрашивал, и ему следует гневаться, если он видит, что кто-то не решается сказать ему правду. Именно в тех, кто умеет задавать вопросы, так нуждается государственная власть.

Отказ делать выводы из негативных признаков, часто называемый на страницах этой книги «тупоголовостью» и весьма широко в ней проиллюстрированный, был выявлен в самой пессимистической работе нашего времени — романе Джорджа Оруэлла «1984». Это то, что Оруэлл называл «краймстопом». «Краймстоп — это способность заблаговременно, словно благодаря инстинкту, подавлять любую, едва зародившуюся опасную мысль. Это понятие включает в себя власть, которая не проводит аналогий, не приемлет логические ошибки, неправильно понимает простейшие аргументы… и воспринимает со скукой и отвращением любой ход мыслей, который может увести в еретическом направлении. Короче говоря, краймстоп есть глупость, которая защищает».


Барбара Такман
Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама

Сильвия Плат (27 октября 1932 — 11 февраля 1963) — американская поэтесса, наряду с Эмили Дикинсон одна из самых важных поэтесс для XX века. «Под стеклянным колпаком» — ее единственный роман. Писательница сомневалась в его художественной ценности и выпустила книгу в Англии под псевдонимом Виктория Лукас. Мать Плат и ее муж, крупный американский поэт Тед Хьюз, препятствовали выходу романа в Америке из-за его очевидной автобиографичности и нелестных оценок, которые выносит главная героиня своему окружению, в том числе и семье. Тем не менее книга вышла в 1971 году и с тех пор стала эталоном современного женского романа воспитания.

«Под стеклянным колпаком» — история молодой девушки Эстер Гринвуд, способной студентки колледжа, которая получила возможность пройти стажировку в нью-йоркском глянцевом журнале. Однако Эстер не очарована большим городом и образом жизни, который поощряется в среде, в которую ей предложено погрузиться. Девушка покидает Нью-Йорк, испытывая внутренний разлад, который приводит ее к неудачной попытке суицида и длительному лечению. Это идеальная книга для молодой девушки, в которой открыто и смело обсуждается поиск своего места в мире, проблемы психических расстройств и сексуальности. Элизабет Вурцель, автор романа «Нация прозака», считает, что героиня Плат обладает «голосом желающей того, чтобы ей было позволено желать. Она претендует на роскошь желать не чего-то одного, а множества вещей… Она опустошена, настоящая эмоциональная развалина».

Этот внутренний разлад становится результатом вызовов, с которыми приходилось столкнуться женщинам, получившим доступ к высшему образованию в послевоенной Америке. Эти женщины часто испытывали фрустрацию от предлагаемых моделей будущего. Большинство из них должны были стать образованными женами и матерями, не претендуя на что-то большее. Критик культуры и феминистка белл хукс (автор принципиально пишет себя с маленькой буквы) называет Плат иконой своего поколения: «Мы хотели быть равными мужчинам во всех аспектах, но мы также хотели быть собой, и в нас не было уверенности, что эти два пути когда-нибудь сойдутся».

Путь, который проделывает Эстер Гринвуд, от подающей надежды всеобщей любимицы до «эмоциональной развалины», показывает, чем может обернуться традиционная для жанра социальная интеграция героя в женской версии романа воспитания. Модернисты часто маркировали тексты, написанные женщинами, как безумные, как сырой нерафинированный материал, продукт пошатнувшейся психики. «Под стеклянным колпаком» подрывает стигму вокруг ментальных расстройств женщин, претендующих на то, чтобы их голос был услышан. В эпоху брежневского застоя увидеть такой роман на русском едва ли было возможно. Вероятно, это одна из причин, по которой книга не получила у нас такой же популярности, как ее нашумевший мужской эквивалент — «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера. Книга была издана на русском в 1990 году в не слишком удачном, как мне кажется, переводе Виктора Топорова и пережила три издания.



Александра Шадрина
Энциклопедия для девочек: как менялась главная героиня романа воспитания в XX веке

Ещё чо страшное скажу: феминистская деятельность носит кумулятивный характер.
Одна замечательная акция -- это каэшн хорошо, но мало.
И один замечательный центр -- это хорошо, но мало.

Чтобы произошли изменения в обществе, чтобы бить и насиловать считалось чем-то неправильным, а не "все так живут" нужны те самые килотонны комментариев, ненужные паблички, диванные самисебефеминистки, стопицотыщ отдельных разрозненных пикетов и тд и тп.

И вот этот унылый тред, в котором куча женщин тратит свою энергию, это тоже строительство того самого слона.

Потому что для любого яркого события (чемпиона, героя, шедевра и так далее) нужен фундамент, из которого будет производиться выборка. Мы сейчас находимся на этапе создания этого фундамента, а от нас уже спрашивают Результат™.


Наталья Тимофеева

В своей книге «Порнландия. Как порно присвоило нашу сексуальность» писательница Гэйл Дайнс описывает очень наглядный пример такого пропитывания внедрёнными паттернами. Одна студентка отпустила шутку насчёт «трюка», с помощью которого можно избежать секса: отправляясь на свидание или вечеринку, девушка намеренно не делает эпиляцию, чтобы стесняться своей «неухоженности» и, таким образом, не иметь возможности заняться сексом. Остальные согласно закивали. Когда Гейл спросила их, почему нельзя просто сказать «нет», если не желаешь заниматься сексом, ответ был неожиданным: слишком сложно сказать «нет», когда ты уже угостилась несколькими напитками или на дружеской вечеринке. Те же самые юные женщины, которые отстаивали свой выбор эпилировать интимные места, не нашли никакого противоречия между этими заявлениями и словами о том, как сложно сказать «нет» нежеланному сексу.

Эта история очень точно описывает суть того, как порнография влияет на жизнь женщин на многих уровнях. Мы можем вообще не смотреть порно, но все равно быть глубоко подверженными его влиянию, так как образы и послания оттуда доставляются женщинам поп-культурой. Идеология порно закрепляется в нашей психике, маскируясь под советы из масс-медиа как «привлечь и удержать мужчину». Отличным примером этого является эпиляция «зоны глубокого бикини», которое из порнофильмов просочилось реальную жизнь, болезненная процедура, ставшая частью «культа красоты». Теперь многими женщинами такая эпиляция воспринимается как обязательная часть «ухода за собой», эта тенденция пришла именно из порнофильмов.

Та беседа со студентками наглядно показала, как терпимость к порнокультуре лишь кажется девушкам «свободным выбором». Это заблуждение повсеместно. Но стоит копнуть глубже — и окажется, что вопрос о свободе воли сложнее, чем кажется на первый взгляд. В какой вообще степени личность может ей обладать? Ведь люди — социальные существа, которые создают самоидентификацию в определенных социальных условиях.

Избежать влияния культуры невозможно, ведь само понятие социализации подразумевает усвоение культурных норм и образцов поведения. И, раз теперь вся культура является «одним большим насильником», то можно предположить, что количество травмированных девушек и женщин неуклонно возрастает. То есть, будучи социализированными этой культурой, они видят себя всего лишь объектами для секса и переживают разнообразные когнитивные, эмоциональные и сексуальные расстройства.


Лариса Суслова
Серия очерков «Мифы о женской сексуальности»

Как-то попалась мне на глаза цитата Макса Хардкор (порнорежиссер и актер): «В наши дни женщины гораздо лучше понимают своё место в жизни, чем раньше. Конечно же, это предназначение — быть сосудом любви, иными словами, куклой для ебли.» Эта фраза «мужчины в теме» как нельзя лучше характеризует мужской взгляд на женщин: «Ты кукла для моего сексуального удовлетворения».

Печально? Отвратительно? «Мой не такой»? Может быть. Некоторая часть мужчин всё же способна к построению эмоционально близких отношений, как правило с родственницами. Возможно, не буду отрицать эту вероятность. Но гораздо больше ситуаций, что отражено в печальной статистике преступлений против женщин, когда женщина дегуманизируется. Современная порнокультура, конечно же, не сама выдумала эту дегуманизацию, а продолжила традицию последних тысячелетий. Но сам факт налицо. Как же это выглядит на практике? Например так.

Порнографы используют самый очевидный способ — вербальную сегрегацию группы женщин, маркирование их «шлюхами», мерзкими, гадкими и похотливыми. Секс в порно изображен не просто добровольный — женщина ищет его, потому что ей нравится быть сексуально использованной. Таким образом, зритель перестаёт чувствовать вину, так как может убедить себя, что либо ей совсем не больно, либо она этого хочет.

Процесс дегуманизации группы — это способ узаконить и оправдать жестокость в отношении их отдельных представителей. Это проверенный метод применялся веками, а как только эта группа становится невидима, совершать насильственные акты против членов социально порицаемой группы намного легче. Отсутствие человеческих качеств у женщины в порно приводит к неспособности мужчин замечать всю жестокость полового акта, воспроизводимого на видео. Зачастую мужчины уверены, что «женщинам это нравится». Проблемы в происходящем они также не видят, даже когда пытаются воспроизводить сцены из просмотренного в реальной жизни, с реальными женщинами, будучи убеждёнными, что «нормальная» женщина обязана получать удовольствие именно таким образом, а если не можешь, не хочешь или не считаешь нужным, значит ты ненормальная какая-то. Порнография формирует некую «норму использования» женщин, новые грани сексуального обслуживания мужчины, которое она обязана предоставить ему по умолчанию.

Огромное влияние на формирование образа женской сексуальности оказывает глянец. В эпоху моей молодости (да и буквально до последних лет) Cosmopolitan и подобные ему журналы успешно формировали представление о том, что настоящая женщина хочет именно того, чего хочет «Он», наслаждается именно тем, чем он наслаждается. Внимание в такого рода журналах уделялось, по большей части, «Его» нуждам, желаниям, предпочтениям и, главное, оргазмам. Все возможности, предлагаемые Cosmo, касались выбора типа секса и его количества. Отказ мужчине в сексе даже не рассматривался как вариант.

СМИ, целевой аудиторией которых являются женщины, продолжают создавать невероятно последовательную и почти полностью закрытую для иных посланий социальную реальность. Так как эти послания окружают нас, где бы мы не были, их узнаваемость и обыкновенность создаёт впечатление, что они — наши собственные индивидуальные стремления и мнения. Эта способность проникать в самое ядро нашей личности создаёт иллюзию, что мы сами выбираем выглядеть и поступать определенным образом, чтобы быть уверенными в себе, привлекательными и счастливыми.

Утром вспомнили с мужем, как институциализировался Харьковский Центр Гендерных Исследований в 1994 году.

Нам выдали из местного фонда Сороса компьютеры и ещё какую-то технику, к-ю мы расположили в помещении (одна комната) харьковского отделения кафедры философии Академии наук Украины (сейчас эта кафедра называется Центром гуманитарного образования НАН Украины).

Через несколько дней ночью (!) зав. универской кафедры теории культуры в те далёкие годы, к-й подрабатывал и на "нашей" академической кафедре, 1) украл железную дверь этой комнаты и установил её на своей даче и 2) украл один из компьютеров и установил его в своём универском кабинете заведующего.

Я негуманно подумала, что можно же в милицию о ночной пропаже заявить, но муж сказал: но ты же понимаешь, как ему трудно было тащить каким-то образом эту неподъёмную дверь за 60 км. от Харькова. Надо пожалеть человека.

Иначе говоря, институциализация успешно состоялась.


Ирина Жеребкина

Эмоциональное насилие наносит человеку такой же вред, что и физическое, а порой даже больший. Наглядно проиллюстрируем это следующим примером. В случае физического насилия на пострадавшей остаются видимые следы — к примеру, синяки. Она может предпринять законные меры против своего обидчика: написать на него заявление, получить в суде запретительный приказ, который будет ее защищать от контактов с насильником. Но в случае с насилием эмоциональным ничего подобного сделать нельзя.

Эмоциональный абьюз встречается гораздо чаще и в большинстве случаев предшествует и сопутствует насилию физическому и сексуализированному. Тревога и напряжение ходят по кругу, нарастая раз за разом, достигая пика и сброса агрессии в виде скандала. Раз за разом масштабы психологического нападения разрастаются и рискуют перейти в физическое нападение. Эмоциональный или психологический абьюз может служить эффективным инструментом контроля, поскольку подрывает в человеке его уверенность в себе и заставляет сомневаться в собственных чувствах. Он разрушает человека изнутри. А его действенность строится главным образом на частых переключениях между заботой и агрессией, что еще больше сбивает с толку и обескураживает.

Эмоциональный абьюз включает в себя любое нефизическое воздействие — как очевидное, так и скрытое, — которое со временем приобретает шаблонный характер. В список абьюзивных тактик входят:

1) Критика — оскорбления, обзывательства, инфантилизация. Например, при инфантилизации агрессор намеренно навязывает беспомощность, неумелость и несостоятельность своему партнеру, обращается с ним как с маленьким ребенком: «Да что ты можешь!», «С этим тебе не справиться», «Тебе нельзя доверить, ты как маленькая».

2) Унижение — когда то, что человек о вас знает, используется, чтобы вас пристыдить.

3) Враждебность — крики, игнорирование, вербальная агрессия. Например, игнорирование — одна из самых сильных манипуляций, человек ощущает себя покинутым, брошенным, ему кажется, что восстановить отношения невозможно, если сам агрессор не решит пре­рвать свое молчание.

4) Харассмент — настойчивые, повторяющиеся требования, когда партнер считает, что может проявлять сексуализированные домогательства в любом месте. Например, шлепки, пощипывания, зажимания и приставания, когда вы разговариваете по телефону с мамой, а партнер начинает «лезть под юбку».

Цель всех абьюзивных тактик — установить контроль над близким человеком и подавить его волю и свободу выбора, демонстрируя свою власть и силу. Со временем у того, кто вынужден жить в таких условиях, понижается самооценка и вера в себя, растет тревожность и усили­вается страх, появляются депрессивные и ментальные симптомы, суицидальные мысли. Психологическое насилие можно определить как комплекс действий и форм коммуникации, основанных на контроле, осуждении и доминировании. В таких отношениях присутствует дисбаланс сил, поэтому их можно наблюдать между сексуальными партнерами, родителями и детьми, начальниками и подчиненными.


Тереза Комито
Так можно: выйти из отношений, которые причиняют боль

О «Джейн Эйр» критики писали, что "книга была бы шедевром, будь она написана мужчиной, однако она шокирующа или отвратительна за авторством женщины». Неудивительно, что это вызвало рост количества женщин, публикующихся под мужскими псевдонимами. Это гораздо удобнее в материальном плане и в отношении психического спокойствия, но также размывает авторство, так как прячет женщин. Долорес Паломо замечает, что критики 19 века постоянно использовали двойные стандарты, а также разрешали женщинам писать скучные моралистические трактаты, но никогда - что-то свободомыслящее и дерзкое. Любые интересные темы порицались, как недостойные и нескромные.

Несмотря на то, что прямое порицание и взывание к женским добродетелям осталось в 19 веке, в своих разновидностях оно никуда не делось и сейчас. То, что в 19 веке порицалось как «нескромное», сейчас подвергается презрению как «исповедальное». Такое отношение сочетает в себе две идеи:

1) то, что написано женщинами, - ненастоящее искусство,
2) то, что относится к преимущественно женскому миру, - позорно или чересчур лично (об этом не стоило никому рассказывать).

При этом ни признания Руссо или Св. Августина, ни экстатические поэмы Джона Донна, ни сонеты Хопкинса не ругают за «исповедальность». Критик Джулия Стенли заключает, что разница между автобиографией и личным потоком сознания в этом случае просто уловка. Говоря проще, ярлык очень удобен для принижения искусства, которое критик хочет превратить в банальность. «Исповедальный» - это сексистский ярлык для поэзии и текстов женщин.

Табу для женщин остались прежними — проявление ярости и сексуальность, выходящая за границы потребления ее мужчинами.

Другая форма очернения авторства — это выражение мнений о том, что женщина-автор недостойна любви. Руссо писал об этом так: “Женский ум — проклятье для ее мужа, детей, слуг и всех окружающих (…) она постоянно пытается изобразить из себя мужчину». В таком разрезе мужчины боятся конкуренции, поэтому пытаются устранить половину человечества, убеждая ее в неполноценности. Этот людоедский взгляд по большей части отошел в прошлое, однако насаждение мнения, что женщина-писатель или художник слишком сложная, а потому недостойна любви, широко распространено.


Из выдержек критиков часто становилось ясно, что есть что-то ненормальное в том, чтобы просто быть женщиной. Кроме того, критикуя женский текст, критики часто прибегают к неуместным сексуальным, сравнениям или оценивают авторов как женщин (красивая или некрасивая, веселая, милая или слишком уж жесткая и т. д.), что не имеет никакого отношения к тексту. Часто в тексте появляются даже косметические термины.

Чтобы было понятно, о чем речь, вот цитата из одного обзора: «Бедная Франсуаза Саган (…) Ее карьера в Америке напоминает жизнь средневековых красоток, расцветающих в 14, лишенных девственности в 15, старых в 30 и развалин в 40». Еще один пример из книги Джоанны Расс — это отзыв о кинокритике Сьюзан Зонтаг. В нем успех интеллектуалки Зонтаг сведен к ее фигуре, волосам и умению грязно выражаться. Критик старается максимально принизить текст, полностью окутав его женскими маркерами, сразу выводя в некое гетто.


Джоанна Расс
Как помешать женщинам писать книги

#записки_неизвестной
Соцсети, по-моему, совершили самую настоящую гендерную революцию. Ведь они дали возможность женщинам обмениваться опытом. И тут же стало ясно, что мужчины действуют по одной и той же схеме. Раньше эту информацию взять было фактически неоткуда, литература была (и есть) андроцентричной и убеждала женщин, что мужик вовсе не мудак, а тонкая страдающая натура, которой требуется постоянная поддержка. Труды феминисток были (и есть) маргинализованы, не каждая могла к ним обратиться: во-первых, не все о них знали, во-вторых, у женщин вообще нет свободного времени. И только соцсети наглядно показали, что есть неистребимые паттерны мужского поведения и что бороться с ними бесполезно. Потому что мужчины используют женщин, а не договариваются с ними.

Люблю, знаете ли, фтыкать в сериалы без особого смысла, чтоб кринжеватые и красивые. Чтоб думать ни о чем было не нужно, проблемы решались при помощи рояли в кустах и богов из машины, лица чтоб прекрасны, а жопы чтоб упруги.

И одним из ярчайших образцов жанра является, конечно же, Эмили в Париже. Однако же и он нонеча не то что давеча, потому как в год выхода первого сезона он натурально показался мне розовой жвачкой для мозгов, а теперь смотрю и испытываю стойкий ахуй.

Ведь каждый, каждый без исключения мужской персонаж суть записной мудак, и вот среди этого ликалепия и лавирует в своих цирковых костюмах прекрасная Лилия Филипповна. И это, заметьте, не считая тех, кого авторы и так изначально поместили в раздел "мудаки".

Ну смотрите сами:
Один скрывает наличие официальной гёрлфренд и обаёвывает героиню с риском для своих отношений, при этом ни одной не признается – чего же он не самом деле действительно хочет. Вроде как обеих любит, но там хуй его знает. Шоураннеры: это очень романтический персонаж, прост запутался чуток.

Второй оскорбляет героиню в открытую и выставляет ее идиоткой, а также имеет претензии ко времени, проведенному ею на работе, в то время как его работа – это, конечно же, другое. Шоураннеры: этот у нас ориентирован на серьезные отношения и семейные ценности, прост слишком хорош для героини.

Третий просто ходит и присматривает куда бы ещё присунуть, игнорируя наличие жены и даже постоянной любовницы. Шоураннеры: у него столько бабла, что ващета может себе позволить, отъебитесь.

Четвертый тянет героиню в отношения, даже не спросив ее, хочет ли она этого, а после кидает одну в непростой ситуации, выяснив что таки нет. Шоураннеры: обманутая невинность! Парня поюзали!

Пятый ревнует как пятиклассник, заставляя героиню постоянно извиняться не только за то, что она делает, но и за то, кем является. Шоураннеры: ну он творческий человек, нищий музыкант, конечно ему сложно смириться с тем, что баба из другого социального слоя. Сама дура.

Шестой обижается на показанный мизинчик и сваливает в туман, оставив героиню в чужой стране, куда перед этим ее буквально заманил. Шоураннеры: это вообще-то у нас парень с традиционными ценностями, а тут баба только о работе и думает.

Седьмой не может вынести наличия бывшего мужа. Шоураннеры: ну да, женщина и в шысят должна стремиться быть девственницей без прошлого. Бедный мальчик.

Восьмой просто наебываает всех и кидает. Шоураннеры: сложный характер у парня, понять и простить, отгрузить талантливую девушку, помочь, исправить, вылечить.

То есть вот этот весь бестиарий – это все, по мнению создателей, хорошие парни.

Женщины в кино при этом терпеливы, толерантны, тратят время на пояснения и оправдания, входят в положение и испытывают чувство вины. И если это не мизогиния, то я не знаю тогда, что это ещё и чему может нас научить это полотно.

Теперь я с нетерпением жду пятого сезона, чтобы узнать, какой там у нас непонятый мудак на очереди и что надо сделать женщинам, чтобы его каменное сердце дрогнуло, а мудацкое нутро посветлело.

Ну а украшают это творение комменты, в которых мужской хор дружно и в унисон называет Эмили шлюхой. Нельзя, бабоньки, выбирать из мудаков одного мудака, надо брать какого сразу дали и не пиздеть.

Чот блядь оптика отросла на плюс пятнадцать, последней радости лишилась, сук(



Nuretz Bird

Федеральной службой судебных приставов представлен социальный портрет типичного должника по алиментам: это мужчина в возрасте от 30 до 42 лет, не работающий либо имеющий случайный источник дохода, которым невозможно обеспечить принудительные выплаты детям в полном объеме. Типичный неплательщик задолжал в качестве алиментов 142 тысячи рублей. Среднестатистически это денежные средства для троих детей - несовершеннолетних алиментополучателей.

Зарубежный опыт свидетельствует, что наиболее распространенными мерами принуждения и воздействия на злостных неплательщиков алиментов являются: во-первых, лишение свободы (Австрия, Китай); во-вторых, принудительное трудоустройство посредством уголовно-правовых норм (Армения, Таджикистан); в-третьих, запрет на выезд за границу (Англия; Казахстан); в-четвертых, отзыв водительских прав (Франция, США, Канада). Практикуются также иные меры воздействия в отношении алиментщиков. Так, в Италии вступление в последующий брак возможно только при условии предоставления специально оформленного соглашения об уплате алиментов в пользу ребенка. В Латвии и Швеции функционирует алиментный фонд, среди компетенций которого - государственная поддержка и содержание детей


Зиядова Дурея
Харламов В.
Уклонение от уплаты средств на содержание детей в криминологическом контексте

Когда мужчины ушли на фронт, все жизненные трудности легли на плечи женщин: всю работу в колхозах выполняли они. В общем балансе трудоспособной рабочей силы уральских колхозов женщины составляли: 69,7% в 1941 г., 77,6 – в 1942, 81,5 – в 1943,
81,3 – в 1944. И только в 1945 г. в связи с начавшейся массовой демобилизацией фронтовиков после окончания войны доля женщин уменьшилась до 74,6%.

Женщины работали трактористами, прицепщиками, сноповязальщицами, конюхами, телятницами, свинарками, доярками и т.д. С середины лета и до осени все женщины на колхозных полях серпами и косами убирали урожай, зимой ухаживали за скотом на ферме. Им приходилось думать о том, как прокормить свою семью и детей; как весной распахать и сажать огород; как заготовить дрова на зиму, распилить и насколоть их; как заготовить сено для домашней скотины и как сохранить её до весны от падежа и волков, которых много развелось в годы войны (волки осмелели и зимой забегали в деревни, так что приходилось на ночь заводить скот в дом); как ремонтировать протекавшую крышу и т.д., т.е. вся мужская работа, все мужские обязанности легли на хрупкие женские плечи наряду с их собственными заботами.

Домашние дела – стирка, уборка, готовка пищи и пр. – также нужно было ежедневно выполнять. А еще ждать писем с фронта, получать похоронки и находить силы, чтобы жить дальше ради детей. Семьи тогда были многодетные, у некоторых было по 5-6, иногда 8-9 детей, да еще старики и старухи, за которыми тоже нужен был уход, их тоже нужно было прокормить. В то время пенсию колхозники не получали, за работу в колхозе получали немного продуктов, или вовсе ничего. На трудодни мало что выдавали. В некоторых колхозах в течение всей войны на трудодни не выдавали хлеба.

В Чкаловской области был развит пуховязальный промысел. Женщины по ночам вязали платки, затем ездили в областной центр, чтобы их продать и на вырученные деньги купить продукты, чтобы прокормить детей. По воспоминаниям Сании Гизрахманованы Ишкуватовой (к началу войны ей было 12 лет), в их семье было 7 детей, чтобы всех прокормить, они с матерью вязали платки, особенно зимой, когда в
колхозе было меньше работы, в неделю вязали один платок, и её мать каждую неделю ездила в Чкалов (100 км), чтобы продать и купить детям какие-то продукты. Все женщины села в свободное от колхозной работы время вечерами при свете лучины вязали платки, девочек с раннего детства (6-7 лет) приучали вязать. Это был дополнительный источник дохода, который позволял женщинам прокормить детей.

Запасы в деревне закончились уже к лету 1942 г. «В июне 1941 года началась война, а в мае родители еще успели посадить картошку, и в первый год еда была. А потом уже ничего не было».
В 1943 г. засуха охватила основные зерновые районы страны, урожая собрали мало, а надо было кормить армию и городское население, поэтому с 1943 г. в деревне начинает проводиться новая продразверстка, когда хлеб почти полностью сдавался государству, а для выдачи на трудодни колхозникам мало что оставалось. Это привело к локальным очагам голода в деревнях.

Р.Р. Хисамутдинова
Женщина – хранительница семейного очага в селе в годы Великой Отечественной войны

#однафеминисткасказала

За мужчину всякие вопросы пособий или медицины порешает женщина, у женщин доступа к такой помощи обычно нет - и потому женщины положенную им помощь просто не получают в итоге, у них нет ресурса, чтоб в очередной раз бороться с обесцениванием и унижениями от системы и персонала в одиночку.

Разве что обеспеченная женщина может нанять себе юристку, к примеру, но не пойдет же юристка с ней в больницу. А мужчине, кстати, женщина для решения проблем нужна вовсе не потому, что его игнорируют, посылают и унижают, а он бедняга не в ресурсе, а потому, что у него лапки, пусть лучше жена сама-сама выбьет ему направления и пособия.