Мне это напоминает доброжелательный сексизм. Такая позиция может сформировать у мальчика картину мира, где женщины слабые и нуждаются в особой опеке (им труднее живётся), а если он эту опеку предоставит, то ему плюшек отвалят (он же контролирует силу, ага). Для женщин в целом будет выгоднее, чем мужчины перестанут считать, что женщины им должны разносторонее обслуживание. Гуманистическое воспитание конечно необходимо, но если его применять без системы сдержек и противовесов патриархальной среды, которая пропитывает нас насквозь, то вырастает то же самое, что и поколением ранее, только всё такое чувствительное и с лапками.

По отзывам феминисток, уже вырастивших сыновей, примерно в половине случаев выросший юноша прекрасно переобувается в воздухе и встаёт на сторону "мужского взгляда", где ему женщины должны уже не потому, что он мужик, а потому что он такой хороший (так ему мама сказала).

Так что растить сына с мыслью "я ращу профеминиста" это как в рулетку играть, поставив абсолютно всё красное или чёрное. Ставьте лучше на себя (вкладывайте в своё здоровье, отдых, образование, карьеру). У сыновей есть отцы? Пусть вкладываются, и не только копеечными алиментами. Не хотят? Ну не повезло тебе, сыне, как и большинству населения, давай сам греби, у тебя всё получится. Ни в коем случае не кормить собой. Привычка жрать женщин неискоренима и начинается с матери.

Матери сына нужно в первую очередь вкладываться в себя, тогда есть небольшая вероятность, что женщина в его глазах не будет просто кормовой базой, а некой отдельной от него персоной. Но это не точно.


Лариса Суслова

Моя собственная работа сосредоточена на размышлениях о будущем. Последние двадцать пять лет мы с моей партнёршей Ренатой Кляйн управляем Spinifex Press, радикально-феминистским издательством. Мы знаем, что мы на годы опережаем социальную кривую, не только в нашем политическом мышлении, но и в нашей креативности. Мы часто сталкивались с ситуацией, когда, опубликовав книгу, обнаруживали, что десять или двадцать лет спустя кто-то другой получает все лавры за ту же идею. Человек, которой приписывают эту идею, часто представляет её смягченную версию, или это даже мужчина. Идеи гораздо безопаснее, когда они исходят из уст мужчины!

Несмотря на это, я с оптимизмом отношусь к радикальному феминизму в долгосрочной перспективе. В большинстве случаев наши идеи действительно реализуются, хотя может потребоваться пятьдесят лет, чтобы они стали звучать «нормально» или «приемлемо». В то же время нас называют «экстремистками», хотя на самом деле это пример того, что радикальная феминистская философиня Мэри Дейли назвала откатом. Настоящие экстремисты — это те, кому всё равно, будет ли уничтожена планета, лишь бы они получали прибыль; им всё равно, умрут ли люди от голода или будут ли женщины убиты и подвергнуты насилию дома. Мы давно знаем, что беднейшие из бедных — это группа «женщин». Поместить женщин в центр нашего анализа означает признать, что никакой политический анализ ничего не стоит, если он не делает жизнь беднейших людей лучше.


Сьюзан Хоторн

«Женщины хотят равенства, но отказываются совершать 93% жестоких преступлений, 95% убийств, 97% изнасилований, 90% вооруженных ограблений и 98% массовых расстрелов», — гласит американский статистический мем. Но женщины борются не за равноправие, а за свои права. Женщины даже не требуют отрезать 250 миллионов пенисов для баланса, потому что женщины слишком добрые. Женщины требуют защиты от увечья женских гениталий — это борьба за право на своё тело, на защиту от насилия, а не борьба за равное «право» калечить мужчин и женщин. Аналога УЖГ для мужчин нет: даже если кому-то отрезали пенис, скажем, современные хирурги в стране с селф-айди, этому мужчине не светит умереть в родах.

Варис Дирие в последней главе книги иронично замечает:

«Междоусобные войны, как и варварская традиция обрезания, – порождение эгоизма и агрессивности мужчин. К сожалению, это факт. Оба этих события берут начало в нездоровом желании быть хозяином, владельцем – как земли, так и женщины. Иногда мне кажется, что, если отрезать нашим мужчинам половые органы, в Сомали сразу наступят порядок и процветание, потому что исчезнут эти страшные последствия всплесков тестостерона – войны, изнасилования, убийства. Отрубить им кое-что, а потом отправить, истекающих кровью, на все четыре стороны – пусть сами как-нибудь выживают, строят себе шалаш в пустыне. Интересно, поняли бы они тогда, на какие муки обрекают своих женщин?»

В 2010-х гг., по некоторым данным, в России действовало около 800 тыс. практикующих эзотериков, колдунов и т.п.. По данным ВЦИОМ, в 2022 г. 25% россиян верили в колдовство и способность некоторых людей наводить порчу. Хотя наблюдается существенное снижение верящих в колдовство по сравнению с 2015 г. (48%), но зато выросло количество сомневающихся (с 8% в 2015 г. до 24% в 2022 г.). Можно предположить, что именно за счет их роста сократилось количество тех, кто не сомневается в магических способностях некоторых людей. Сходные цифры получены по верящим в способности предсказывать судьбу (28% в 2022 г.)

<...>

Что касается причин разнообразных страданий, то у современного человека их ничуть не меньше, чем было в древности и в средние века, просто они несколько изменились. Прежде всего, необходимость постоянного выбора из многих равно возможных стратегий действий в современном «текучем», «ускользающем» мире, в «обществе риска» является постоянным источником стресса, с которым человеку трудно оставаться один на один, ему нужна «безусловная» поддержка, которую обещают только экстрасенсы, гадатели, прорицатели.

Весьма актуальным для современного человека, приученного везде искать наиболее эффективные способы достижения целей, является то, что избавление от разнообразных страданий в магическом мировосприятии представляется не сложным путем усилий над собой и над внешними обстоятельствами, а воздействием на внешние скрытые силы «волшебными помощниками», которое приводит к мгновенным результатам. Почему помощь не ищут в научных – медицинских, психологических, социальных и т.п., знаниях, а обращаются к архаической магии?

Ответ можно найти в известной ограниченности научного познания, ориентированного на универсальное, типичное, безличное. Ориентация на единичное, фактичное и событийное нередко критикуется как «ненаучное» или даже «лженаучное». Так, объектом критики становятся, например, психоанализ, «социология знания» и феноменология, постмодернистская аналитическая перспектива в социальном знании и т.п..

Но реальных, живых людей в их повседневной жизни интересуют не общие абстрактные законы, а их собственная судьба, и наука не может дать им конкретные ответы. Их может дать как раз магическое и мифологическое знание, которое говорит не об универсальных механизмах, например, возникновения того или иного заболевания, а о том, почему заболел именно этот конкретный человек, и не о том, как лечить болезнь вообще, а как лечить конкретного пациента. Таким образом, магическое знание заполняет в массовом сознании ниши, которые не может или не считает нужным заполнять знание научное. Возможно, именно поэтому люди ищут помощи у экстрасенсов и колдунов, не у официальной медицины, других современных наук, современных институтов. Последние также нередко прибегают к помощи магов, эзотериков, привлекая их, негласно и неформально, к расследованиям преступлений, поискам пропавших людей, прогнозированию и планированию и т.п. (что вызывает оправданную критику со стороны профессиональных экспертов-ученых).


Зарубина Н. Н.
Объяснительные возможности концепции расколдовывания мира М. Вебера в контекстах роста магического сознания

#однафеминисткасказала

Любую женщину сожрут. Всегда. С костями и без соли.

Не рожаешь и не хочешь - бесполезная коза. Хочешь родить и не можешь - ущербная коза. Родила и рада - тупая кура. Родила и не рада - собака женского пола, как посмела хоть на секундочку что-то подумать (не сделать, подумaть!) кроме розового ватного восторга в блёстках и сахарной пудре.

Не жалуешься? Сама виновата, телепатов нету. Пожаловалась? Ух, щас умные люди расскажут, что сочувствия ты не заслужила. Иди убейся, раз жить тяжело.

Не убилась? Значит не тяжело, щас ещё добавим. Убилась? Да как посмела дитачек одних оставить/родителей огорчить/тротуар запачкать. Коза. Виновата. Родилась гениталиями внутрь - виновата.

Одной из первых о домашнем насилии в России стала говорить главный редактор журнала «Женский вестник» М.И. Покровская, которая выпускала журнал в период с 1904 по 1917 г. В первом же номере М.И. Покровская писала: «Пока в руках женщин нет газеты или журнала, которыми они могут руководить самостоятельно и независимо от мужчин, они не могут сказать всего того, что хотели бы сказать относительно самих себя, а тем более относительно мужчин».

В 1914 г. вышла статья М.И. Покровской «Закон и жизнь», где она поднимает тему несправедливости закона, обязывающего жену жить при муже против ее воли. М.И. Покровская приводит в пример случай, произошедший в январе 1914 г. с женой богатого купца Архипова, которая покончила жизнь самоубийством, когда полиция по заявлению Архипова явилась к ней в гостиничный номер, чтобы возвратить ее в дом мужа. М.И. Покровская отмечает, что жизнь этой женщины со своим мужем была для нее хуже смерти.

С приходом к власти большевиков и утверждением марксистской идеологии как официальной идеологии страны единственным направлением феминизма стал марксистский феминизм, который рассматривал женский вопрос с точки зрения угнетения женщин при капитализме и господстве частной собственности. Яркие представительницы этого направления, такие как Н.К. Крупская, А.М. Коллонтай вопрос домашнего насилия практически не затрагивали.

Возвращение к исследованиям в области домашнего насилия произошло только в начале 80-х годов XX в., когда в Ленинграде был организован независимый женский клуб «Мария», а в 1981 г. вышел одноименный феминистский журнал, затрагивающий все аспекты жизни женщины, в том числе поднимавший вопрос домашнего насилия. Значительная часть текстов была посвящена проблемам быта и семьи советских женщин. Создатели этого журнала Ю. Вознесенская, Т. Горичева, Т. Мамонова, Н. Малаховская подверглись гонениям со стороны советских властей. В связи с этим журнал и клуб просуществовали всего два года и были закрыты, однако это означало новую веху в изучении женского вопроса в России.

В современной России впервые о домашнем насилии начали говорить в середине 1990-х годов. Толчком тому стала IV Всемирная конференция ООН о положении женщин, проходившая с 4 по 15 сентября 1995 г. в Пекине. Одним из важнейших аспектов принятой на конференции Пекинской декларации стал вопрос насилия в отношении женщин. Так, по мнению многих ученых-правоведов, именно Пекинская конференция стала толчком для изучения такого феномена, как домашнее насилие. В конце 1990-х годов стали появляться результаты первых исследований данной проблемы.

Одними из первых исследователей домашнего насилия в современной России стали С.Г. Айвазова и О.А. Воронина. Являясь одними из создателей гендерной политологии в России, они посвятили множество трудов правам женщин, вопросу гендерного неравенства, в том числе исследовав вопрос домашнего насилия в нашей стране.


М.Б. Винокурова
История исследования вопроса о домашнем насилии в отношении женщин в России

Одержимость массовым (или даже в меньшем количестве) привлечением женщин в более или менее «чистый» элитный клуб /феминизма/ – не работает. Такая вербовка основывается на идее, что мы уже находимся в стороне или над другими женщинами, и что они должны сделать усилие, чтобы влиться в наши ряды, а не наоборот. И хотя правда, что женщины, которые избежали присвоения мужчинами – худшей части угнетения, и что освобождение от мужчин – огромный шаг (прим. перев.: авторка – лесбосепаратистка), неверно думать, что мы достигли некой вершины, или живем на островке вне патриархата, или свободны от его влияния. Правда в том, что само по себе объединение женщин в группы – это следствие угнетения. Даже сам факт ощущения себя «выше» той или иной женщины – это следствие колонизации сознания мужским. Здесь нечего стыдиться, просто это не феминистично.

Вербовка в движение – это мужская тактика. Она требует применения силы, даже минимальной – такой как сила убеждения. Она требует контроля над высказываниями и взаимодействиями (из страха услышать мизогинные и антифеминистические вещи) вместо внимания к тому, что говорит женщина, находящаяся перед вами, в чем причины ее позиции и какому насилию она подвергается. Даже при благих намерениях данный процесс /вербовка/ подразумевает, что она, эта женщина – цель ваших объяснений и вербовки, а не личность, и превращает женщин в числа. Мы забываем о связи, которую могли бы создать с этой женщиной, а также о том, что и у нее тоже имеется потенциал, чтобы озвучивать феминистические идеи – и по-настоящему участвовать в движении. Обе находятся в состоянии отчуждения, вербуемая и вербовщица. Женщинам не нужно, чтобы их «учили», им нужно найти способ проснуться и увидеть нашу общую реальность. Нельзя донести правду промыванием мозгов или ее вколачиванием в голову женщины: освобождение не может быть насильственным.

...Проявление нетерпения в отношении женщин, которые не освобождаются достаточно быстро – это как требовать от женщин бежать, в то время как их ноги в цепях, и делать открытия, в то время как их мысли опутаны. Это – мозгоёбство. Это как сказать плыть той, кто никогда не училась плавать. Нужно действовать как-то иначе. Мы, хорошо уже умеющие плавать, можем проводить время с женщинами и учить их плавать, помогать им преодолевать боязнь воды. И однажды, когда все будут готовы, мы нырнем вместе и будем чувствовать себя как рыбы в воде. Если мы хотим, чтобы наши сестры присоединились к нам, мы должны сделать шаг к ним. Повернуться к ним. Помочь создать эмоциональные и материальные условия, чтобы они могли освободиться от навязываемого мужского. И когда эти условия станут реальностью, все навязанное отвалится естественно само по себе – заклятие разрушится.


Witchwind
О женской группальности
Перевод: hexacorallia

С самого начала и радикальные феминистки, и социал-феминистки очень старались избежать воспроизводства модели «мачистского руководства», которая преобладала среди новых левых в конце 60-х. Как мы уже видели, они часто пытались достигнуть эгалитаризма, отказываясь от лидеров и формальной структуры.

Мередит Такс вспоминает, что на первых планерках бостонской группы политикас «Хлеба и роз» одной из главных забот было «как бы так создать организацию, в которой не было бы авторитарной структуры, чтобы не породить выскочек». Но, как с готовностью признает Такс, «в этом было своего рода отрицание реальности, поскольку собравшиеся там люди и были выскочками, и именно поэтому они оказались в этом месте». Действительно, некое отрицание реальности присутствовало, но сохранять фикцию абсолютного равенства было необходимо. К сожалению, стремление Движения к эгалитарным и коллективным формам организации препятствовало его эффективности

<...>

Почему сторонницы женского освобождения совершали такие нападки друг на друга? Прежде всего, как отмечает Уиллис, возникновение лидеров противоречило идее о неиерархическом движении равных:

«Когда ты привыкла везде быть на дне иерархии, а потом получила свое собственное движение, но видишь, что и в нем возникает иерархия, это приводит тебя в ярость. Плюс это противоречило нашим чрезвычайно наивным и оптимистичным идеям о сестринстве и том, каким превосходным оно будет. Так что это оказалось очень отрезвляющим»

Действительно, к тем, кто, как казалось остальным, получал личную выгоду от своего участия в Движении, испытывали сильную неприязнь. Хелен Крицлер говорит: «Мы были заняты созданием женского Движения. Мы не стремились сделать отдельных персон в Движении знаменитыми» . Но несмотря на ультра-эгалитарность движения, имена некоторых женщин становились популярными. Так как единственным, что могли распространять феминистки, были их идеи, то к женщинам, писавшим тексты, относились с особым недоверием. Даже преданные ветераны движения, вроде Шуламит Файерстоун, чья книга «Диалектика пола» стала значимым вкладом в радикально-феминистскую теорию, подвергались критике за попытки «обогатиться» на внезапной популярности женского Движения. Недоверие к писательницам было настолько сильным, что Аликс Кейтс Шульман вспоминает свой «ужас» от того, что ей, возможно, придется выбирать между карьерой писательницы и статусом активистки Движения.

<...>

Как отмечает Фрэнсис Чапман, анти-лидерская линия дала «огромную власть безымянным лидерам. Мы позволяли реформистам и карьеристам захватывать Движение просто потому, что мы не позволяли никому возглавить нас». Иронично, что обет молчания [по поводу лидерства], принятый Движением, дал возможность СМИ назначить Глорию Стайнем – талантливую журналистку, симпатизировавшую феминизму, но практически неизвестную в кругах Движения – его официальной представительницей. Отказ Движения от формальных структур также не разрешил проблему с распределением [реальной] власти – скорее, как отметила Джо Фриман, «бесструктурность становится способом замаскировать собственную власть». Более того, борьба с элитизмом ослабила Движение, поскольку талантливых женщин лишали стимула применять свои навыки или делиться ими с другими. Нападки на лидеров поспособствовали изгнанию людей, изначально возглавлявших Движение. Патрисия Майнарди вспоминает об этих нападках следующее:

«Стоило тебе открыть рот, кто-нибудь тут же велел тебе его закрыть. Стоило только попробовать написать что-нибудь, тебе тут же говорили, что не стоит этого делать. И, наконец, ты встаешь и уходишь. <…> Первое поколение людей действительно сгорело. Я точно считаю, что сгорела. Сначала ты на передовой, а потом люди оборачиваются против тебя»

Элис Эколз
Осмелившиеся быть плохими. Радикальный феминизм в Америке 1967-1975гг

#однафеминисткасказала

Привет, мужики! Представьте себе, что однажды вам дали по яйцам — со всей силы, намеренно.

Вы согнулись пополам. Взвыли от боли. Чуть не потеряли сознание. Чуть не проблевались.

А потом вас ударили ещё раз. И ещё.

Представьте себе, что это произошло, когда вам было 12. Представьте себе, что это сделала 38-летняя женщина. Представьте, что это была подруга и бизнес-партнёрша вашей матери.

Представьте, что потом отец объяснил вам, что женщинам просто нравится бить мужиков по яйцам, поэтому, как всякий мальчик, вы должны быть осторожны.

Представьте, что он дал вам очень подробные практические рекомендации.

Представьте, что вы стали регулярно планировать, как избежать удара по яйцам.

Представьте, что вы заметили, что женщины, в том числе гораздо старше вас — и даже пожилые — постоянно смотрят на ваши яйца. Женщины преследуют вас на улице. Они отпускают комплименты вашим формам. Они говорят, что вы смотрелись бы привлекательнее, если бы немного больше приоткрыли яйца.

Представьте, что вы начали носить одежду, чтобы скрывать их. Вы купили неудобную защитную форму.

На всех плакатах и рекламах во всех журналах изображают мужские мошонки, причём часто голова в кадр не попадает.

Рядом для контраста часто публикуют фотографии женских стоп.

Представьте, что большинство друзей рассказывают вам, что их тоже били по яйцам.

Представьте, что никто из них никому больше в этом не признаётся.

Представьте, что все старшеклассницы в школе шутят про то, как бы врезать вам по яйцам.

Представьте себе, как все с этого ржут. Это ведь такие смешные шутки!
Шуточки.

Представьте, что вы пошли в церковь, а там вам сказали, что Бог наделил женщин вожделением к вашему телу, поэтому вы любой ценой должны защищать свои яйца.

Представьте, что священник говорит вам, что ваша обязанность как подрастающего мальчика — не вести себя так, чтобы девочкам захотелось врезать вам по яйцам.

Представьте, что вы нашли себе девушку и любите друг друга.

Однажды вы с ней развлекались, и вдруг она взяла и что есть сил врезала вам по яйцам, отчего на вас сразу нахлынули неприятные воспоминания.

Представьте, что она заявила, будто вы сами явно хотели получить по яйцам, и высмеяла вашу чересчур эмоциональную реакцию.

Представьте, что вы заявили в полицию, а в ответ вас спросили, что на вас было надето, когда она дала вам по яйцам. Быть может, вы выпивали? А чем вы занимались до того? Может, разделись? Да ещё и целовались?

Так оно и было.

Поэтому вы ушли.

Представьте, что в законе говорилось бы, что если жена ударит мужа по яйцам — то это не нападение.

Представьте, что вы слышали истории про мужчин с разорванной мошонкой, которые были вынуждены сами оплачивать медицинское освидетельствование.

Представьте, что вы узнали бы статистику: только 1% ударов по яйцам заканчивается судебным обвинением.

Представьте, что девочка попалась бы на том, что многократно била мальчика по яйцам, когда он был в пьяной отключке.

Представьте, что судья оправдала бы её, чтобы не вредить её перспективам. Ведь девочка была чемпионкой по плаванию и получала стипендию.

Представьте, что такое происходило бы сплошь и рядом.

Представьте, что однажды мужчины начали бы говорить о том, что почти каждый из них в какой-то момент жизни получал удар по яйцам.

Представьте, что главной заботой женщин было бы то, что ложные обвинения могут подпортить им репутацию и что эта новая искренность может разрушить таинство секса.

Представьте, что женщина выдвинула свою кандидатуру на пост президента.

Представьте, что всплыла аудиозапись, на которой она хвастается, что регулярно бьёт мужиков по яйцам при первой же встрече, даже не представляясь.

Представьте, что от этого её поддержка не пострадала.

Представьте, что она заявила, что все обвиняющее её мужчины врут.

Представьте, что она сказала, что они слишком страхолюдные, чтобы их ещё по яйцам бить.

Представьте, что президентом никогда не был мужчина.

Представьте, что она соревнуется на выборах с первым в истории проходным кандидатом мужского пола.

Представьте, что у него есть опыт, а у неё нет.

Представьте, что она всё равно победила.

Представьте, что она поддерживает кандидатку в Сенат, которая прославилась тем, что бьёт юных мальчиков по яйцам.

Представьте, что она выдвинула кандидатуру судьи.

Представьте, что судью обвиняют в том, что она ударила мальчика по яйцам.

Представьте, что в итоге обвинителю приходится скрываться из-за многочисленных угроз.

Представьте, что президент высмеяла обвинителя перед толпой, и толпа встретила её слова хохотом и аплодисментами.

Представьте, что судью утвердили.

Представьте, что решающим голосом был мужской (желающий подлизаться к властьимущим женщинам и строить дальше карьеру, или просто мужененавистник, презирающий мужчин и свой пол, будучи сам мужиком, но живя в мире, где власть находится у женщин)

Представляете?

А теперь представьте, что удар по яйцам может привести к тому, что вам придётся создать в своём теле генетическую копию того, кто вас ударил.

И представьте, что судья намерена обязать вас вынашивать эту копию.

Представьте, что её *именно поэтому* и выбрали.

Я не могу представить себе, насколько женщины сегодня разъярены. Но это упражнение, пусть и абстрактное, помогло мне чуть-чуть приблизиться к пониманию.

Будьте добры к женщинам, мужики. Сегодня и всегда.

А если увидите, как кто-то обижает женщин, издевается над ними или распускает руки…

Дайте ему по яйцам.

Кстати, это 100% безумие, что эта проблема вообще требует проведения аналогий, чтобы показать, насколько неправильно ведёт себя наше общество, но что поделаешь.

Про масс маркет
В дискуссиях об одежде часто можно встретить противоположные высказывания - для большого живота удобны высокие талии. А я для живота люблю низкие. Потому что все животы разные, и всем удобно разное.
Как вот в босоногой обуви, что я ношу - у всех очень разные стопы и приходится выбирать модели под себя, и уже много не купишь, потому что практически ручное производство и стоят дорого.
А если так делать для одежды? Инд пошив? Одежда станет золотая и компании на женщинах уже не смогут заработать. А между прочим,
Women's fashion achieves a 3.6% conversion rate, outperforming men's fashion at 0.8%.
Те зарабатывают на нас они очень хорошо. И всеми силами пытаются убедить женщин покупать и покупать.

В 1975 году возрождать радикальный феминизм было уже поздно. Экономические, политические и культурные ограничения 70-х и упадок других оппозиционных движений в тот период сделали затруднительным радикальный активизм любого вида. Руководство Движения было «обезглавлено» во время яростных схваток по поводу класса и элитизма. И, конечно, некоторые основательницы ушли из Движения, когда лесбийство стало продвигаться как естественное и логическое продолжение феминизма.

Более того, многие из новичков, наводнивших Движение в начале 1970-х, рассматривали радикальный феминизм как идеологию самосовершенствования, а не радикального преобразования общества. Этой проблемы можно было бы избежать, если бы основательницы не думали, что радикальный феминизм автоматически повышает политическую сознательность женщин по поводу других систем угнетения.

Но, как я попыталась показать, радикальный феминизм потерпел поражение, как минимум частично, из-за своих собственных теоретических ограничений. Многие из наиболее проблемных черт радикального феминизма – ложный универсализм, утверждение, что гендер [полоролевые стереотипы] был первичным противоречием, и убежденность в том, что феминизм был единственно верной теорией общественного преобразования – происходили по большей части из неприязни левых к женскому освобождению. Другие недостатки, такие как слишком быстрое приписывание ложного самосознания и обязательное перформативное следование лозунгу «личное – это политическое», радикальный феминизм разделял с другими движениями 60-х.

Больше всего от упадка радикального феминизма выиграла NOW (National Organization for Women - крупнейшая феминистская низовая организация в США), поскольку расколы и последующий акцент на контркультуре подтолкнули некоторых радикальных феминисток присоединиться к организации, которой они раньше пренебрегали. В 1975 году участницы NOW выбрали новое руководство, которое выступало за то, чтобы вывести организацию «из мейнстрима в революцию».

На спонсированной правительством Женской конференции в Хьюстоне, прошедшей в 1978 году, был составлен на удивление радикальный список требований – участницы NOW сыграли в этом важную роль. Но либеральный феминизм испытывал затруднения без преимущества в виде активного радикально-феминистского Движения. Например, либеральные феминистки не смогли занять твердую позицию по поводу права женщин на аборт. Говоря завуалировано о «личном выборе» и отказываясь признавать то, на чем радикальные феминистки всегда делали акцент, а именно - аборт связан напрямую с сексуальной свободой женщин, либеральные феминистки давали понять и публике, и своим консервативным противникам, что у них не было четкого мнения по поводу абортов.

То, что радикально-феминистское Движение не могло существовать самостоятельно, едва ли было удивительно. В конце концов, такова судьба всех движений за общественные изменения. Это было судьбой Движения за права чернокожих и Движения Новых Левых. Но хотя радикальный феминизм не смог выжить в качестве Движения, его влияние на общество едва ли можно назвать мимолетным. Хотя ситуация женщин в конце 80-х (книга Эколз вышла в 1989 году – прим. ред.) совершенно не соответствует видению радикальных феминисток, современный мир, тем не менее, сильно отличается от мира, существовавшего двадцать лет назад. Можно, конечно, отметить и иные факторы – развитие технологий в области контрацепции, расширение сферы обслуживания, «мужской бунт» против роли кормильца и исчезновение системы семейной зарплаты, которое в свою очередь сделало доход обоих супругов необходимостью – но радикальный феминизм был в самом сердце этого преобразования.

Бросив вызов фаллоцентризму нормативной гетеросексуальности, радикальные феминистки поспособствовали преобразованию динамики разнополого секса. В результате признания радикальными феминистками женского сексуального желания, женщины теперь более склонны заявлять о своих половых потребностях. Легализация абортов и растущая осведомленность общества по поводу того, что изнасилование является серьезным преступлением (что отразилось в изменении законов об изнасилованиях), сделали очень многое для дальнейшего продвижения женского полового самоопределения.

Обнажив сексизм медиков, поставив под вопрос всеведение терапевтов и продвигая техники самопомощи, радикальные феминистки побуждали женщин быть более активными в заботе о своем здоровье. Нападки радикального феминизма на нуклеарную семью и институт гетеросексуальности помог осуществить (или облегчить) изучение людьми альтернатив нуклеарной семье и гетеросексуальности. И если работа по дому и уход за детьми остаются по большей части женской работой, все же некоторое расшатывание структуры полового разделения труда по дому произошло - вследствие как изменившихся экономический условий, так и идей радикального феминизма. Наконец, хотя [стереотипные] половые роли вовсе не потеряли значение в нашей культуре, наши культурные определения женственности и мужественности сегодня гораздо менее строгие и ограничивающее, чем они были до возникновения феминистского активизма в конце 60-х.


Элис Эколз
Осмелившиеся быть плохими. Радикальный феминизм в Америке 1967-1975гг

Одна из самых частых проблем, с которыми сталкиваются активистки, - это "обязанность" 24/7 интеллектуально обслуживать людей.

При этом зачастую за интеллектуальным обслуживанием к тебе приходят с очень удобной позицию "давай, переубеди меня" и с отношением к тебе как к прислуге, которую можно шпынять и в компетентности которой можно и нужно сомневаться вплоть до того, что можно ставить под вопрос само твоё умение вообще хоть что-то критически анализировать.

Так, если тебе говорят какие-то необоснованные научными данными знаниями, то ты должна подробно объяснить, указав все источники, почему это не так. В ответ тебе, разумеется, запросто могут выдать либо новую пачку мифов и легенд, либо сказать, что тебе просто мозги промыли. Если повезет, то добавят, что, разумеется, обидеть тебя этим никак не хотят. Ты же при этом должна сохранять спокойствие.

Почему так происходит? Потому что активист_ки - это представительницы угнетенных групп и приходят к ним с позиции силы, привилегии и нормативности, к которой, разумеется, никто не хочет задавать никакие вопросы. Прислушиваться же к тебе будут только если ты комфортно и качественно обслуживаешь.

Но ни одн_а активист_ка не обязана никого интеллектуально обслуживать и спокойно реагировать на такое потребительское и оскорбительное отношение. Не все активист_ки занимаются просветительской деятельностью, а даже если они ей занимаются, то это не значит, что они обязаны её предоставлять кому и когда угодно вне зависимости от мотивов, тона и отношения этого человека к тебе.

Если у вас есть ресурс кому-то что-то объяснять, пожалуйста, а если нет, то это тоже окей. Отвечать баном или холодным или резким тоном на оскорбительное отношение и запрос на обслуживание - это тоже нормально.

По несколько иным лекалам выстраивалась модернизированная модель семейно-брачных отношений в осетинском обществе в позднесоветский период. Она так и не стала доминантной, но получила определенное распространение прежде всего среди имеющих чаще всего высшее образование осетинских женщин.

Их практики организации семейно-брачных отношений по многим параметрам выстраивались на основах советской идентичности.
Предсвадебные, свадебные и послесвадебные мероприятия в отличие от таковых традиционной модели данных отношений носили более упрощенный характер. Женщины-информанты, принадлежащие к этой группе, были заняты в публичной сфере. Как правило, учителя, врачи, представители науки, культуры отличались высоким уровнем социальной мобильности и даже были ориентированы на заключение межнациональных браков.

«Сватовство состоялось особенно, свекровь моя сама ездила к моим родителям и сама вела переговоры. Будущий мой свекор был прикован к постели, и поэтому все переговоры вела сама моя будущая свекруха. Состоялся сговор с моими отцом и матерью. Была очень скромная свадьба. Пригласили моих однокурсников и очень небольшой круг близких родственников, всего 30-40 человек. Свадьба была 2 дня. Моя свекровь - очень хороший человек. Свадьба была полутрадиционная, 2 дня»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

«Мой муж достаточно долго ухаживал за мной, но поженились мы, когда я уже закончила аспирантуру в Ростове и защитила кандидатскую диссертацию. Свадьба у нас была комсомольская, зарегистрировались, собрались с друзьями в кафе, вот и все... Начали жить, так как и у меня, и у него мамы уже умерли, то жили мы отдельно в городе <Владикавказ>, сначала снимали квартиру, затем муж от завода получил собственную квартиру»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1973 г.).

Публичная и приватная жизнь была более свободной и насыщенной, семья и семейно-брачные отношения хотя и не имели вторичный статус, но, можно сказать, шли параллельно с работой. Так как большая часть женщин была занята в массовых профессиях советского периода в областях культуры, образования, здравоохранения, эта профессиональная принадлежность позволяла им относиться к классу «советской интеллигенции». Данная общественная прослойка во многом формировала модернизированные практики семейно-брачных отношений.

«Свекровь моя была преподавателем 28-й школы, 40 лет в начальных классах. Очень образованная, в общем интеллектуал. С первого дня она отвергала все условности традиционной культуры кавказских народов, попросила сразу же отбросить все условности, например уайсадга и др. Она очень добра была ко мне. Я сразу же после окончания вуза приступила к своей научной работе. Мне приходилось ездить в командировку в Москву, кроме этого, работа моя предполагала полевые исследования. Моя семья всегда в этом была на моей стороне»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

Однако в этих семьях сохранялись определенные традиционные ритуалы семейно-брачных отношений.

«Семья, в которую я попала, понимала меня. Тем не менее условия, которые они мне создавали, не означали для меня быть эпицентром всей жизни этой семьи. Несмотря на мою занятость, я всегда помнила, что в доме есть старшие, к которым надо относиться с уважением, а уважение это заключалось в соблюдении тех основополагающих законов - традиций. Соответственно, они закрывали на многое глаза. Это частые командировки, т. е. мне приходилось уезжать из дому, оставляя своих детей на попечение мужа и свекрови, и заниматься своей научной работой. Это очень важно было для меня»
(женщина-осетинка, образование высшее, доктор наук, вышла замуж в 1961 г.).

Модернизированный гендерный сценарий обладал большей степенью вариативности и свободы в частной жизни по сравнению с традиционной моделью семейно-брачных отношений.

В позднесоветский период в Северной Осетии происходила постепенная либерализация семейно-брачных отношений, однако необходимо учитывать, что не было сформировано единого поколения, у которого были бы общие нормативные взгляды на частную сферу жизни. Женщины разных социальных слоев реализовали различные практики приватных отношений. Они сосуществовали параллельно в осетинском культурном пространстве. Представители разных социальных слоев имели практические знания об этих практиках, поскольку их символические и социальные границы были проницаемы.


Федосова Елена Владимировна
Дзагурова Наталья Хаджумаровна
Между подчинением и свободой: частная жизнь осетинских женщин в позднесоветский период (интервью)

#однафеминисткасказала

интерсек:
каждая человеческая жизнь это сложное пересечение различных угнетений

тоже интерсек:
все зависит только от тебя, сделай свободный выбор быть счастливой!

Исследование позволило выявить социально-экономическое неравенство в использовании медицинской помощи пожилыми пациентами в России. Установлено, что пожилые люди, имеющие низкие доходы, реже пользуются амбулаторными и стационарными услугами по сравнению с более обеспеченными сверстниками. В отношении использования услуг скорой помощи влияния дохода выявлено не было.

Пожилые люди с низкими доходами могут реже обращаться за медицинской амбулаторной помощью и реже проходить госпитализацию по нескольким причинам.
Во-первых, низкие доходы могут ограничивать доступ к медицинским услугам из-за высоких затрат на лечение, транспортировку и лекарства. Пожилые люди могут избегать обращения за помощью, если боятся, что не смогут покрыть расходы. Во-вторых, пожилые люди с низкими доходами могут испытывать социальную изоляцию, что может уменьшить их мотивацию обращаться за медицинской помощью. В-третьих, пожилые люди, особенно из социальной группы с низкими доходами, могут не иметь достаточной информации
о доступных медицинских услугах или о своих правах на получение медицинской помощи. К тому же пожилые с более высоким доходом уделяют больше внимания
своему здоровью и проходят регулярные медицинские осмотры по сравнению с остальной частью населения.

Уровень образования и занятость также связаны с использованием медицинской помощи.
Пожилые с более низким уровнем образования реже обращаются за амбулаторной и стационарной помощью, чем их сверстники с высоким уровнем образования. Одним из возможных механизмов связи между образованием и использованием медицинской помощи может быть грамотность в вопросах здоровья. Пожилые люди, особенно с более низким уровнем образования, часто имеют невысокий уровень грамотности в вопросах
здоровья, что снижает доступ к информации о здоровье и возможность делать осознанный выбор, впоследствии усиливая социально-экономическое неравенство в отношении здоровья.

Работающие пожилые люди с меньшей вероятностью используют амбулаторные, стационарные услуги и вызывают скорую помощь по сравнению с неработающими, что согласуется с выводами исследований для населения в целом. Полученный результат может объясняться тем, что, с одной стороны, здоровье работающих пожилых граждан, как правило, лучше, чем неработающих; с другой стороны, необходимость продолжать работать у пожилых может быть связана с финансовыми трудностями, что ограничивает доступ к необходимым медицинским услугам по причине недостатка средств. Важную роль также может играть нехватка у работающих времени для обращения за медицинской помощью.

Кроме того, плохое здоровье связано с более активным использованием медицинской помощи, но не оказывает существенного влияния на связь между социально-экономическим статусом и использованием медицинских услуг.


Ольга А. Кислицына, Татьяна В. Чубарова
Социально-экономическое неравенство в использовании медицинской помощи среди пожилых россиян

Владимир Губайловский, видимо, сам того не желая, в посте о Софье Ковалевской сформулировал общее отношение к женщинам в мировой культуре:

"Мой скепсис был вызван в первую очередь тем, что я знал о Ковалевской, а согласие тем — что знания мои были какие-то зыбкие, и мне давно хотелось многое прояснить.
Знал я совсем немного. Как у многих людей, интересовавшихся математикой XIX века, знания эти основывались на классической книге Феликса Клейна «Лекции о развитии математики в XIX столетии». Книжка очень известная, хотя и не самая простая. Клейн пишет в своей книге о десятках математиков-мужчин, и только об одной женщине — это Ковалевская. И одна его фраза предопределила отношение к ней, которое в целом закрепилось. По крайней мере в моей отдельно взятой голове.
Клейн пишет, что Ковалевская боролась за права женщин на образование, пишет про ее «мировую известность». А о ее математических работах замечает: «Первое, что бросается в глаза, это то, что ее работы находятся в очень тесной связи с работами Вейерштрасса и в такой мере написаны в стиле Вейерштрасса, что не видно, в какой мере эти работы заключают ее собственные мысли». Что там дальше пишет Клейн о значении работ Ковалевской меня уже не особо интересовало. Мне в лучших традициях («мы ленивы и нелюбопытны») все было ясно. «Ну, конечно, за нее все Вейерштрасс придумал». А если она что-то там добавила несущественное, это несущественно".
Взято отсюда.

То есть достаточно просто быть женщиной, чтобы отношение изначально было пренебрежительным и чтобы никто тебя всерьез не принимал.

Интеллектуальный застой или стагнация (отказ правителей и политиков реализовывать идеи, благодаря которым они пришли к власти) является благодатной почвой для безумия.

<...>

На первой стадии интеллектуального застоя устанавливаются принципы и границы, которые нельзя нарушать при решении той или иной проблемы. На второй стадии, когда появляются разногласия и нет возможности для нормальной деятельности, первоначальные принципы ужесточаются. Это период, когда в случае своевременного проявления благоразумия есть возможность переоценки, пересмотра взятого курса и его изменения, но подобные случаи — такая же редкость, как рубины на помойке. Ужесточение принципов ведет к увеличению вклада и возникновению потребности защищать собственные персоны. Число ошибочных политических решений умножается, но от них никогда не отказываются. Чем больше вклад и чем больше личное участие, тем более неприемлемым является выход из игры. На третьей стадии череда неудач настолько увеличивает размеры ущерба, что это приводит к падению Трои, падению папства, потере трансатлантических колоний и классическому унижению во Вьетнаме.

Упорство, с которым совершаются ошибки, является серьезной проблемой. Исполнители государственной власти продолжают идти по неверной дороге, словно покорившись Мерлину, волшебством направляющему их шаги. В старинной литературе такие волшебники, как Мерлин, существуют, чтобы объяснять различные человеческие заблуждения и отклонения, но есть и свобода выбора, если, конечно, мы не признаем в бессознательном Фрейда нового Мерлина. Как написал один историк, который был поклонником Джона Ф. Кеннеди, правитель будет оправдывать свое дурное или неверное решение тем, что «у него не было выбора». Но дело не в том, насколько мало могут отличаться друг от друга два возможных варианта, ведь всегда есть свобода выбора, с помощью которой можно внести изменения или полностью отказаться от непродуктивного курса, если, разумеется, лицо, принимающее политические решения, обладает достаточным мужеством, чтобы пойти на это, следуя своим нравственным принципам. Ведь он не является, как описано у Гомера, созданием, судьба которого уже предопределена прихотью богов. Однако признать ошибку, выйти из игры, изменить курс — все это самые невыносимые для государственной власти альтернативы.

Почти никогда не идет речь о том, чтобы глава государства признал ошибку. Своими злоключениями в период вьетнамской войны американцы обязаны тому обстоятельству, что у них были президенты, не обладавшие уверенностью в себе, необходимой для того, чтобы решиться на такой благородный поступок, как вывод из страны всех войск. Вновь обратимся к Берку: «Великодушие в политике не является редкостью, но высочайшая мудрость, великая империя и мелкие умы плохо сочетаются друг с другом». Настоящим испытанием становится необходимость признать ошибку, когда упорство, с каким она совершается, уже нанесло ущерб тому, кто ее совершает. Государь, утверждает Макиавелли, всегда должен быть тем, кто великолепно умеет задавать вопросы и терпеливо выслушивать правду о том, о чем он уже спрашивал, и ему следует гневаться, если он видит, что кто-то не решается сказать ему правду. Именно в тех, кто умеет задавать вопросы, так нуждается государственная власть.

Отказ делать выводы из негативных признаков, часто называемый на страницах этой книги «тупоголовостью» и весьма широко в ней проиллюстрированный, был выявлен в самой пессимистической работе нашего времени — романе Джорджа Оруэлла «1984». Это то, что Оруэлл называл «краймстопом». «Краймстоп — это способность заблаговременно, словно благодаря инстинкту, подавлять любую, едва зародившуюся опасную мысль. Это понятие включает в себя власть, которая не проводит аналогий, не приемлет логические ошибки, неправильно понимает простейшие аргументы… и воспринимает со скукой и отвращением любой ход мыслей, который может увести в еретическом направлении. Короче говоря, краймстоп есть глупость, которая защищает».


Барбара Такман
Ода политической глупости. От Трои до Вьетнама

Сильвия Плат (27 октября 1932 — 11 февраля 1963) — американская поэтесса, наряду с Эмили Дикинсон одна из самых важных поэтесс для XX века. «Под стеклянным колпаком» — ее единственный роман. Писательница сомневалась в его художественной ценности и выпустила книгу в Англии под псевдонимом Виктория Лукас. Мать Плат и ее муж, крупный американский поэт Тед Хьюз, препятствовали выходу романа в Америке из-за его очевидной автобиографичности и нелестных оценок, которые выносит главная героиня своему окружению, в том числе и семье. Тем не менее книга вышла в 1971 году и с тех пор стала эталоном современного женского романа воспитания.

«Под стеклянным колпаком» — история молодой девушки Эстер Гринвуд, способной студентки колледжа, которая получила возможность пройти стажировку в нью-йоркском глянцевом журнале. Однако Эстер не очарована большим городом и образом жизни, который поощряется в среде, в которую ей предложено погрузиться. Девушка покидает Нью-Йорк, испытывая внутренний разлад, который приводит ее к неудачной попытке суицида и длительному лечению. Это идеальная книга для молодой девушки, в которой открыто и смело обсуждается поиск своего места в мире, проблемы психических расстройств и сексуальности. Элизабет Вурцель, автор романа «Нация прозака», считает, что героиня Плат обладает «голосом желающей того, чтобы ей было позволено желать. Она претендует на роскошь желать не чего-то одного, а множества вещей… Она опустошена, настоящая эмоциональная развалина».

Этот внутренний разлад становится результатом вызовов, с которыми приходилось столкнуться женщинам, получившим доступ к высшему образованию в послевоенной Америке. Эти женщины часто испытывали фрустрацию от предлагаемых моделей будущего. Большинство из них должны были стать образованными женами и матерями, не претендуя на что-то большее. Критик культуры и феминистка белл хукс (автор принципиально пишет себя с маленькой буквы) называет Плат иконой своего поколения: «Мы хотели быть равными мужчинам во всех аспектах, но мы также хотели быть собой, и в нас не было уверенности, что эти два пути когда-нибудь сойдутся».

Путь, который проделывает Эстер Гринвуд, от подающей надежды всеобщей любимицы до «эмоциональной развалины», показывает, чем может обернуться традиционная для жанра социальная интеграция героя в женской версии романа воспитания. Модернисты часто маркировали тексты, написанные женщинами, как безумные, как сырой нерафинированный материал, продукт пошатнувшейся психики. «Под стеклянным колпаком» подрывает стигму вокруг ментальных расстройств женщин, претендующих на то, чтобы их голос был услышан. В эпоху брежневского застоя увидеть такой роман на русском едва ли было возможно. Вероятно, это одна из причин, по которой книга не получила у нас такой же популярности, как ее нашумевший мужской эквивалент — «Над пропастью во ржи» Дж. Сэлинджера. Книга была издана на русском в 1990 году в не слишком удачном, как мне кажется, переводе Виктора Топорова и пережила три издания.



Александра Шадрина
Энциклопедия для девочек: как менялась главная героиня романа воспитания в XX веке