Так вот, по закону о помощи иностранным гражданам на территории РФтолько из средств бюджета нашего региона мы можем оказывать медицинскую помощь, поскольку у нас нет бесплатной помощи. Бесплатно у нас нет ничего. Мы выставляем счета. Так вот, мы выставляем счета и не имеем права отправлять в кассу иностранных граждан, чтобы они оплачивали медицинскую помощь самостоятельно, но только в объеме помощи, необходимом для устранения угрозы жизни. Так написано в законе: «состояние, угрожающее жизни, и объем помощи, необходимый для устранения угрозы жизни». В переводе на человеческий — это реанимация или операция по жизненным показаниям, которое все равно заканчивается, рано или поздно это состояние, но после требуется продолжение стационарного лечения. Если это не угроза жизни, тогда это родители обязаны оплачивать сами
(интервью с организатором здравоохранения).

Пациенты без необходимой полноты «бумажного тела» (без гражданства, прописки, медицинского полиса хотя бы одного из родителей) обнаруживают несоответствие между строгими формальными требованиями оказания экстренной медицинской помощи новорожденным и нехваткой ее финансового обеспечения в полном объеме
на уровне региона. В таких случаях экономическая нагрузка ложится на само учреждение. Отсутствие медицинского полиса (как основания для компенсации финансовых затрат больницы) — не единственная сложность с организацией помощи новорожденным пациентам с нероссийским гражданством. Такие пациенты также требуют создания правильного «бумажного тела», хотя и по отличным регулятивным правилам, ориентированным прежде всего на миграционный статус и соответствующее законодательство:

Одна из опций нашего отдела — это постановка и снятие с миграционного учета, потому что нас приравняли к гостиницам. Если мы иностранного гражданина, который поступил к нам на лечение, не поставили на миграционный учет, то УФМС штрафует, на полмиллиона штраф. Это очень жестко.
И поэтому наша сотрудница каждый день ездит в УФМС в одно время, ставит на миграционный учет тех, кто поступил. Сначала надо еще их документы найти с фонарями, вы понимаете, да? Вот почему они все это, как через сито, проверяют все, что поступило, каждый день. А потом еще отследи, что он выписался, и сними его с миграционного учета. Ну, в общем, вот такая вот круговерть
(интервью с организатором здравоохранения).

Кроме того, из-за отсутствия прописки в изучаемом регионе такие пациенты не могут быть встроены в формальную маршрутизацию, например, в случае, если требуется уже не реанимационная, а паллиативная помощь. Такие ситуации создают не только экономические вызовы (поскольку реанимационная помощь — дорогостоящая), но и напряжения относительно занимаемых реанимационных коек, которые также составляют критически значимый, но ограниченный ресурс неонатальной службы.


Анастасия А. Новкунская, Артемий А. Минаков, Анна А. Клепикова
«Бумажное тело»: бюрократическое и правовое измерения траектории новорожденного пациента в неонатологии

Мы присваиваем материнской функции дополнительную обязанность проявлять безграничную, безусловную, бескорыстную любовь и заботу по отношению к другому, без оговорок и обид, в условиях социо-политических, экономических или психологических систем, которые только усложняют или делают ее проявление невозможным. Очевидно, это невозможно, поэтому Роуз пишет: «Матери всегда терпят поражение… Не нужно воспринимать эти провалы как катастрофу, это нормально».

Каждый день материнства в той или иной степени напоминает о вездесущем призраке неадекватности. Например, сегодня я открываю электронную почту и вижу сообщение от французской журналистки, которой давала интервью неделю назад; она пишет, что у нее есть всего лишь один дополнительный вопрос, который, как выясняется, звучит так: «Вы сказали, что забираете сына из школы каждый день или только иногда?» Можно только догадываться о том, зачем ей это знать, но суть кажется достаточно ясной: за эстетической или интеллектуальной заботой любой матери всегда охотится призрак недостаточно хорошей заботы о своем ребенке – замечание, (я с осторожностью должна обратить на это внимание) редко адресованное художникам– или писателям-отцам, которые если забирают ребенка из школы хотя бы раз в неделю, уже вызывают бурю восхищения.

Честно говоря, корреспондентка, хотя и непреднамеренно, сосредоточилась на той самой проблеме, на которую давно указывали Нэнси Фрейзер, Венди Браун и Элизабет Уоррен в своей книге «Ловушка двойного дохода»: если родители работают или как-то иначе участвуют в общественной жизни, то кто, черт возьми, забирает детей из школы? В стране, преданной дефициту социальных услуг, приватизированной семейственности и гендерному разделению труда, которое больше не функционирует в условиях экономики (по крайней мере) двойного дохода, большинство семей вынуждены ежедневно сталкиваться с подобными вопросами, решая их остроумными и порой не самыми адекватными способами. Деньги, очевидно, играют здесь ключевую роль.

Фрейзер описывает это так: по большей части «сейчас у нас двойная организация работы в сфере ухода и заботы, в условиях которой те, кто может позволить себе помощь по дому, просто платят за нее, а те, кто не может – изо всех сил заботятся о своих семьях, часто занимаясь оплачиваемой работой по уходу за первой группой, и часто получая за это очень, очень маленькую зарплату, и при этом практически не получая никаких гарантий защиты». COVID-19 выявил и опустошил даже эту прекарную и несправедливую организацию оказания помощи: см. статью Деб Перельман «В экономических условиях COVID-19 у вас может быть либо ребенок, либо работа. Не может быть и того и другого»..

Думаю, я хорошо понимаю, что журналистка хотела от меня услышать. Тем не менее я предпочла не отвечать. Уверять кого-то в том, что матери способны «делать всё», – значит позволить моей поразительной привилегированности скрыть то мучительное бремя, с которым многие сталкиваются в своих попытках выстроить достойную жизнь; это также свидетельствует о неуважении к неизбежности материнской дилеммы и материнских неудач. Один из уроков этих дилемм и конфликтов заключается в том, что проявлять (или получать) заботу приятнее, полезнее, и, может быть, даже более нравственно, когда она кажется (или является) добровольной. Когда речь идет о заботе, то различие между добровольным и принудительным часто бывает более размытым, чем нам бы хотелось.

Перенос этих вопросов в сферу искусства через некритическую валоризацию заботы без сомнения вносит свой вклад в мое «фу!», поскольку предполагает, что искусство (сфера, в которую женщин допустили лишь мгновение назад в контексте истории человечества) должно стать еще одним местом, где женщины должны бороться с уже феминизированной, матернализированной обязанностью заботиться и исцелять, иначе их упрекнут в подражании токсичным, маскулинным формам свободы, если они будут настаивать на «более широких и разнообразных» способах самовыражения и проявления преданности. Мое «фу» было непосредственным, потому что я и мать, и дочь одновременно: мне знакомы радости и трудности, связанные с желанием и необходимостью полностью посвятить себя чьим-то потребностям, с одной стороны, и с желанием и необходимостью отделить и отстаивать свое «я» – с другой. Это означает, что мне знакомы гнев, страх и боль, которые испытывает ребенок, когда он понимает, что никто, даже идеальная мать, не может защитить его от страдания, а также гнев, страх и боль, которые испытывает мать, когда сталкивается с тем же самым с другой стороны.


Мэгги Нельсон
О свободе: четыре песни о заботе и принуждении

Гендерный анализ системы образования и логики взаимодействий ее акторов фокусируется на институциональных и процессуальных аспектах образовательного процесса. Исследователи, разрабатывающие данную тему в российском контексте, акцентируют внимание на скрытом учебном плане, т.е. на институциональных особенностях образовательных учреждений, содержании предметов и стиле преподавания, как инструментарии для гендерного анализа образования.

Как элементы скрытого учебного плана можно рассматривать ролевые модели, демонстрируемые студентам во время обучения (например, включение в учебный план преимущественно писателей-мужчин), фокус на фигурах одного пола в учебных пособиях (иллюстрации в учебниках анатомии), приписывание определенных свойств женщинам (в учебниках по психологии), особую властную динамику между преподавателями и студентами (фамильярность в общении со студентками) и способ выстраивания системы оценивания (соревновательные и индивидуальные формы контроля могут расцениваться как больше соответствующие мужской гендерной социализации, в то время как «демократическая» система оценивания — как более «женская»).

До поступления в вуз. Среди личностных характеристик, гендерные различия в которых фиксируются на разных этапах школьного обучения, напрямую влияет на карьерные траектории самоэффективность6 обучающихся — доказанный предиктор успешности обучения по STEM-специальностям. У российских мальчиков самоэффективность обучения выше, чем у девочек, что, скорее всего, объясняется особенностями гендерной социализации.

Есть основания предполагать, что у мужчин и женщин стратегии поступления в вуз различаются даже при одинаковом учебном бэкграунде. На них продолжает влиять окружение — родители, учителя, сверстники, а также сохраняется действие скрытого учебного плана]. Помимо этого, некогнитивные характеристики абитуриентов, в том числе чаще характерные для девушек высокий невротизм и низкий уровень уверенности в себе, также могут влиять на стратегии поступления.

Во время обучения в вузе во взаимодействии друг с другом студенты дополнительно усваивают гендерные роли и получают информацию о рынке труда, в том числе об ожидаемом поведении мужчин и женщин. Эмпирически установлено, что американские студенты воспринимают своих сокурсниц как менее способных по сравнению с юношами, несмотря на их высокие результаты в естественных и точных науках. При исследовании студентов инженерно-технических специальностей в России также обнаружено, что гендерные стереотипы распространены как среди самих обучающихся, так и среди преподавателей.

Такие социальные установки могут снижать шансы девушек на успешное окончание обучения по «неженским» специальностям.

После выхода на рынок труда гендерные стереотипы могут влиять на модели взаимодействия выпускников с работодателем и коллегами, а также на карьерные предпочтения в целом. Гендерный подход в образовании позволяет описать как взаимное влияние системы образования и рынка труда, так и социальный контекст, в который погружены образовательные институты, обучающие и сотрудники системы образования.


Кирюшина Маргарита Алексеевна
Роль высшего образования в формировании гендерного неравенства на рынке труда . Обзор российских и зарубежных исследований

Существует много причин, почему пережившие сексуальное насилие в детстве чувствуют всепоглощающий стыд, который часто преследует их многие годы. Одна из таких причин в том, как в нашей культуре относятся к жертвам. Само слово «жертва» воспринимается как синоним слова «слабая» или «неудачница». В нашем обществе культивируется презрение к любой слабости, и при этом жертвам насилия приписывают именно слабость. В самом основании нашей культуры (и практически любой культуры в мире) заложено обвинение жертв в том, что с ними сделали другие люди.

Такое презрение может быть связано со скрытым требованием к пострадавшим от насилия: «преодолеть» ужасный опыт и «не позволить» ему влиять на вас. Так что помимо опыта сексуального насилия, вы можете чувствовать стыд за то, что вы все еще не смогли оставить его в прошлом.

Получается, мы не просто игнорируем жертв насилия и обвиняем их в действиях преступников, но и предъявляем к ним непомерные требования — восстановиться после пережитого в рекордно короткие сроки. В нашем обществе существует целый культ прославления тех, кто «не позволяет» чему-то ужасному влиять на них. А это значит, что те, у кого это не получается, сталкиваются с нетерпимостью и нетерпением.

Правда же в том, что нам нужно время для восстановления после ужасных событий, особенно если речь идет о сексуальном насилии в детстве. Большинство жертв такого насилия не получают своевременную помощь в детстве и подростковом возрасте. На самом деле, большинство пострадавших обращаются за помощью лишь много лет спустя после насилия. Многие так и не осознают, что им нужна профессиональная помощь.

Даже если жертвы получают профессиональную помощь, нет никаких «быстрых решений». Сексуальное насилие в детстве оставляет глубокие шрамы, и чтобы их исцелить могут потребоваться годы. Так что жертвы насилия не «притворяются», не пытаются привлечь к себе внимание, и у них нет причин для стыда из-за их страданий.


https://stoprape.ru/shame-child/

Она должна писать себя, потому что это изобретение новой мятежной литературы, которая, в момент освобождения, позволит осуществить встряску и трансформации в истории, сначала на двух уровнях, которые нельзя разделить.

a) Индивидуально. С помощью своей литературы, женщина возвратится к телу, которое не просто конфисковали, а превратили в жуткое зрелище – больную или мертвую фигуру, превращенную в отвратительную принадлежность, причину и место запретов. Наложите запрет на тело, и вы не сможете ни дышать, ни говорить.

Пиши себя. Твое тело должны услышать. Только тогда огромные ресурсы бессознательного выйдут на волю. Наша нефть без долларов – черная или золотая – неподдающаяся оценке драгоценность - изменит порядки в старом мире.

Писать. Действие, которое не только отменяет запретное отношение женщины к своей сексуальности, к своей женской сути, освобождая природную силу; но и возвращает ей ее ценности, ее удовольствия, ее органы, ее огромные территории тела, которые были запечатаны; оторвет ее от супер-эгоистичной структуры, в которой она занимала место, зарезервированное для виновных (виновных во всем, виновных за каждое движение: за то, что у них есть желания, или за то, что их нет; за то, что фригидны, или за то, что “сексуальны”; за то, что ни то ни другое; за то, что слишком матери или за то, что отсутствует материнский инстинкт; за то, что имеют много детей и за то, что их не имеют; за экономность и легкомыслие ...) – оторвет ее с помощью этого исследования, этой аналитической и просветляющей работы, этого эмансипирующего текста о себе самой и заставит заговорить. Женщина без тела нема, слепа, не может достойно сражаться. Она сведена к тому, чтобы служить воинствующему мужчине, быть его тенью. Мы должны убить фальшивую женщину, которая не дает живой натуре дышать. Напиши о дыхании цельной женщины.

b) Действие, которое будет также отмечено тем, что женщина схватит эту возможность заговорить, войдет с шумом в историю, в которой была подавлена. Писать и таким образом выковать себе оружие анти-логоса. Стать по желанию инициатором новых символов, нового политического процесса.

Пришло время женщинам заявить о своих начинаниях, письменно и устно.
Каждая женщина знает, какое мучение ей встать и заговорить. Сердце колотится, временами не хватает слов, земля уходит из под ног и не поворачивается язык – это страшное испытание, это великий грех для женщины заговорить – даже просто публично открыть рот. И для нее это двойной удар, поскольку даже, если она берет на себя такой грех, ее слова всегда не доходят до мужских ушей, которые понимают только маскулинный язык.

Благодаря литературе женщин и для женщин, бросая вызов речи, управляемой фаллосом, женщины обретут место, отличное от того, которое им условно предоставлялось, т.е. место, отличное от молчания. Женщины должны вырваться из западни молчания. Они не должны мириться с отведенною для них областью: быть на задворках культуры или в гареме.


Элен Сиксу
Смех Медузы

Будучи частью коллективного портрета стахановцев - инициаторов движения в разных отраслях промышленности, образ Дуси Виноградовой не только был средством поддержки авторитета и достижений режима и способствовал его сакрализации, но и легитимировал новый идеал женственности. Исследователи отмечают, что к середине 1930-х гг. образ новой советской женщины в периодической печати, представляла собой смесь двух подходов к описанию женского предназначения. Согласного одному из них - «рациональному» подходу, производство и публичная сфера считались естественными занятиями для женщины. В то время как «романтический» подход оставлял в сфере женской компетенции только дом и семью, считая производство чуждым для неё делом. Именно сочетание этих двух взглядов на новую советскую женщину в 1930-е гг., привело к появлению противоречивого образа новой советской женщины. Так, она должна была быть уверенной в себе, но скромной, героической, но слабой, активной и инновационной на фабрике и в поле, но подчинённой мужу, как только оказывалась дома. Образ Е. Виноградовой никогда не был противоречивым. Дуся не должна была совмещать две разные сферы: работу и дом, потому что для неё они сочетались символически в одном месте - на работе, когда она была ткачихой или депутатом.

Обладая всеми образцовыми мужскими признаками профессионализма, Е. Виноградова сохраняла феминные черты во внешности, а её работа со станками репрезентировалась как естественное женское занятие. Таким образом, приходя на производство - изначально мужскую сферу деятельности, Дуся не становилась мужчиной, расширялось значение её женственности, которая теперь включала в себя знание техники, общественно-политическую работу. Расширение границ советской женственности за счёт традиционно мужских сфер деятельности, как отмечает исследователь А. Крылова, можно увидеть и на примере образа первой стахановки текстильной промышленности Евдокии Виноградовой в 1935 г.

Евдокия обладала всеми традиционно мужскими профессиональными качествами, считавшимися эталонными. Среди них были: технические знания механизмов станков, рациональность. Однако работа девушки со станками изображалась как естественное женское занятие. Производственный цех стахановки описывался сначала как большое хозяйство, которым можно похвастаться. В изображении прессы в присутствии Дуси ткацкие станки начинали оживать: «Зал замирает, тускнеет. Без неё станки скучны и угрюмы. Мёртвый чугун. Мёртвые нитки. Через полчаса зал снова оживает» . Станки приобретали антропоморфные черты: у каждого из них «свой нрав, свои легко уловимые особенности». Дуся заботится о том, чтобы ни один станок не был «в обиде, уделяя всем равное внимание». В той же статье после рабочей смены Е. Виноградова направляется в пионеротряд, где она как пионервожатая и, занимаясь воспитанием детей, она продолжает так же внимательно, как и к станкам, относится к детям отряда. Автор другой статьи подчёркивал женственность Виноградовых с помощью описания их придирчивого выбора нарядной рабочей формы, в которой они будут работать во время запланированного нового рекорда. Зайдя в выходной день в магазин, Виноградовы долго выбирали цвет новых платьев, перед переходом на 144 станка. Раскритиковав, белый и чёрный выбор друг друга, ткачихи сошлись на шёлковых тёмно-синих платьях.

Образ Е. Виноградовой как единственной женщины среди пяти инициаторов высокой производительности труда выполнял также функцию легитимации женщины на производстве в глазах советских граждан. Историки отмечают, что на протяжении всех 1920-х гг. принадлежность к сознательному рабочему классу, наличие квалификации считалось мужской прерогативой. В 1920-е гг. на страницах профсоюзной печати работницы изображались как «отсталые», из-за того, что сознательно избегали повышения квалификации, посещения профсоюзных и партийных собраний из-за обилия семейных забот или отсутствия интереса. С началом первых пятилеток происходит перераспределение женской и мужской рабочей силы по отраслям промышленности, увеличение количества женщин в отраслях лёгкой промышленности. Одновременно меняется и образ женщины на производстве. Лицом новых советских работниц и становится Дуся Виноградова. Её образ легитимирует женщин на производстве на страницах советской прессы, где работницы по сравнению с 1920-ми гг. стали признаваться участницами строительства социализма наравне с мужчинами.

Работница в качестве инициатора стахановского движения в текстильной промышленности на страницах прессы маркировала отрасль как женскую сферу деятельности. Процесс феминизации отрасли начался ещё в позднеимперский период. К началу первой пятилетки трое из пяти рабочих Ивановской промышленной области, начавшие рабочий стаж до 1918 г., были женщинам. В 1920-е гг. постепенное разделение отраслей промышленности на мужские - тяжёлые отрасли промышленности и женские - отрасли лёгкой промышленности, соседствует с горизонтальной и вертикальной сегрегацией на рынке труда. В 1930-е гг. феминизация «лёгких отраслей» ещё больше усиливается, так как мужчины переходят из отраслей лёгкой промышленности в тяжёлую.


Д.И. Наволоцкая
Текстильщица-стахановка Евдокия Виноградова – идеальная работница 1930-х гг.: образ в прессе

Произошло паприроде 😄 уберите мужчин от экрана

Свежая новость из мира науки (от 25.04.2025). Учёные подвели итоги 30-летнего исследования — самки бонобо (Pan paniscus) формируют коалиции против самцов, чтобы защитить свой социальный статус и сократить половые различия во власти. Объединяясь в коалиции — то есть группы из двух или более животных, но обычно от трех до пяти — самки бонобо одновременно снижают опасность, исходящую от самцов, и катапультируют себя на влиятельные позиции. В 85% случаев коалиции самок формируются для нападения на самцов.

Исследование использует «впечатляющий набор данных», чтобы предоставить «новое захватывающее представление о том, как самки бонобо создают и сохраняют силу», говорит Лора Симона Льюис , биологический антрополог из Калифорнийского университета в Беркли, которая не принимала участия в исследовании.

В то время как самцы шимпанзе всегда доминируют над самками, самки бонобо превосходят по рангу 70% самцов в своих сообществах. В 1998 году самки общины Эйенго ни разу не отступили и не были превзойдены самцом, и то же самое было в основном верно для самок в группе Коколопори в 2020 году; они доминировали в 98,4% конфликтов с самцами. Когда самки оказывали друг другу поддержку с большей частотой, они побеждали в индивидуальных конфликтах и ​​повышались в ранге. Интересно, что самцы иногда участвовали в женских коалициях против других самцов, но ученые отмечают, что они никогда не возглавляли атаку.

Формирование женских коалиций также, по-видимому, происходило после разных триггеров в разных местах. В месте, известном как Вамба, самки бонобо объединялись после того, как самцы вели себя агрессивно по отношению к зрелым самкам. Самки в этих союзах часто не были родственницами и не обязательно были подругами.


Rock Tank

Жировые отложения необходимы для поддержания жизнедеятельности всем людям, но женщинам они нужны больше, чем мужчинам. У большинства женщин вес жировых отложений составляет от 9 до 13 кг. Это значительная доля от общей массы тела, и таскать на себе эти килограммы довольно тяжело. Значит ли это, что такое количество жировой ткани в женском организме невыгодно с эволюционной точки зрения?

Исследования показывают, что минимальная доля жира в массе тела у женщин составляет 8–12%. При этих показателях женщина может считаться здоровой (то есть не истощенной). Для мужчин норма — 4–6%. Один мой знакомый ученый рассказал мне, что даже у очень худых женщин доля жира в организме выше, чем у почти любого другого существа на Земле. «Почти» — за двумя исключениями: морские млекопитающие и медведи перед спячкой. Я рассказывала об этом факте знакомым женщинам еще две недели после нашего разговора с тем ученым. Это каким-то образом внушало мне уверенность в себе: у нас такой же жир, как тот, что согревает огромных морских животных в арктических водах, как тот, что помогает медведям перезимовать в лесной берлоге. А еще было приятно осознавать, что это неоспоримая и неподвластная мне научная реальность. Это осознание заглушало назойливый голос, постоянно бубнивший у меня в голове: «Может, ты немножечко чересчур толстая?» Я почувствовала, что наконец могу обоснованно возразить ему: «Быть женщиной — значит иметь жировые отложения. Мой жир — это то, что делает меня похожей на кормящую китиху, маму-медведицу».

Конечно, я не крупное морское млекопитающее и не впадаю в спячку. Как и мои знакомые женщины. Жир китихи выполняет множество различных функций, но одна из них очевидна: поддержание температуры тела и сохранение тепла в ледяных полярных водах. Медведице, впадающей в спячку, жир нужен, чтобы пережить зиму. Но зачем самке человека носить на своем теле такое количество жировой ткани?

«Как феминистку, меня это раздражает, — говорит мне Хоук, — но я не могу найти никакого иного ответа на этот вопрос. Причина — в особенностях полового размножения. Беременность и грудное вскармливание требуют огромных энергетических затрат». Исследовательница объясняет: у людей, как и у представителей любого другого вида, размножающегося половым способом, ярко выражены биологические различия между самцами и самками. Вклад самцов и самок в размножение тоже разный — и понятно, на кого ложится основная тяжесть вынашивания потомства и ухода за ним. «Сперматозоид не стоит практически ничего, — поясняет Хоук. — Яйцеклетка тоже, но есть изнурительные девять месяцев беременности, а потом период грудного вскармливания, который может продолжаться довольно долго»39. Женский организм в это время должен питать два (а иногда и более) мозга одновременно, поэтому потребность матери в дополнительной энергии огромна. При беременности норма потребляемых женщиной калорий увеличивается на 300 единиц. Грудное вскармливание, согласно некоторым исследованиям, требует еще больше калорий. Жировые отложения на теле кормящей матери должны спасти ее и ее потомство в ситуации недостатка пищи.


Хизер Радке
Взгляд назад: Культурная история женских ягодиц

Пожалуй стоит рассказать об одном переломном эпизоде из моей жизни, поскольку это показательный момент для того, как принимаются решения в Америке, и поворотный момент в моей жизни. Мой первый муж был музыкантом и художником. Одна наша приятельница оказалась в совете директоров дома творчества фонда Карла Джерасси в Калифорнии, и пригласила моего мужа подать туда прошение. Мы к тому времени прожили в Америке десять лет. Как водится, первые пять лет уходят на то, чтобы понять, откуда ты уехал, вторые пять лет на то, чтобы понять, куда ты приехал, потом начинаешь жить.

Это и был такой момент. Естественно, что кроме того, что я стирала-убирала-готовила на мужа и сына, кончающего в то время школу, начала заниматься документами для подачи в этот дом творчества и собирать нужные материалы. Муж, между прочим, был когда-то в доме творчества в Паланге от Союза художников. Пишу его био, описываю работы, собираю слайды, делаю лейблы, сочиняю проект, посылаю. Через некоторое время мне звонит сам Карл Джерасси, расспрашивает о том, о сём, просит написать ему письмо о себе, о семье, почему эмигрировали, какие стихи пишу. Говорит, что он и сам пишет стихи, он тоже эмигрант, его семью вызволила из Австрии после аншлюза Элеонора Рузвельт. Началась у нас с Карлом переписка. И вдруг я получаю приглашение в этот дом творчества. У меня тогда была опубликована первая книга и мало других регалий, ну работала в Пен-клубе, участвовала в правозащите писателей от цензуры, где-то уже читала публично. Думаю, ошибка, звоню в фонд, говорю, я не подавала, подавал мой муж. Ответ: нет, не ошибка, вас приглашает Карл Джерасси. Это 1988-ый год.

Я тогда не поняла, что это, как бы моя мама сказала, «поветрие», я думала из личных симпатий Карла или он как-то заинтересовался мной, благодаря нашей переписке. Наверное не без того, но это было в первую очередь результатом политики включения женщин и меньшинств, среди которых наибольшее женщины. Когда я теперь вижу какую-нибудь антологию поэзии, где на двадцать мужчин-поэтов две женщины, я понимаю, что в Америке такого быть уже не может. Здесь знают, что надо включать одинаковое количество мужчин и женщин.

Два месяца пребывания почти в раю этого дома творчества, когда все время было мое, вместе с десятком разных художников, поэтов, музыкантов, которые оказывали мне дотоле неиспытанное уважение, общих обедов и убирания моей комнаты уборщицами. Я почти закончила вторую книгу, возвращаюсь домой, застаю картину «Не ждали». Два месяца никто не убирал квартиру, готовили еду, но не чистили плиту, не мыли ванну-туалет, не стирали, муж с похмелья. И я это увидела и поняла, какую роль я играю в своей семье. Это очень отрезвляет, говоря о феминизме.


Марина Темкина

#записки_неизвестной
Проблема с невидимым женским трудом в том, что он на самом деле невидимый. То есть заметен только тогда, когда его нет. А когда он есть, ситуация воспринимается как "нормальная" и "естественная". То есть тебе нормально и естественно бесплатно работать по 2-3 часа в день, а то и больше. И вся мировая культура убеждает тебя с пеленок в том, что это природа у тебя такая, что этот труд - неотъемлемая часть твоей женской самоидентификации.

Сексистский юмор, используемый известными российскими комедийными артистами, вносит заметный вклад в укрепление культуры насилия и уничижения женщин. Неоднократно отечественные комики подвергались осуждению со стороны аудитории за использование этого типа юмора в своих выступлениях, а также попадали в новостные публикации СМИ. Один из таких случаев произошел в 2024 году после стендап-концер-та Павла Воли. В процессе выступления артист пошутил про изнасилование над спящей женщиной. Для погружения в контекст следует процитировать саму шутку: «Для мужчин секс — это стресс. Потому что у вас, девочки, всё получится, даже если вы уснете. Засыпала где-то на перроне, а проснулась — уже чучух-чучух».

Ранее аудитория уже обвиняла Павла Волю в использовании сексистских шуток. В 2022 году в рамках своего выступления артист использовал фотографию реальной женщины, Белаусы Толеген, в качестве дополнения юмористического монолога. Цитата шутки из выступления комика: «Есть такой тип женских понтов, когда она такая, она летящая, воздушная, как космос. Она что-то между мечтой и долбанько. И у таких девушек, у летящих, у них если есть фотография в профиле, она всегда выглядит вот так». Затем артист указал на фотографию Белаусы Толеген.

Позже женщина высказалась по поводу данной ситуации: «Обычно в таком формате на Comedy Club высмеиваются стереотипы о женщинах, и это подкрепляется сексист-скими шутками. Мне не смешно от того, что на 3,5 миллиона просмотров светится мое фото как „долбанько". Мне не смешно от сообщений, где меня узнают, и я нахожу себя в рамках представления людей, как стереотипный персонаж „женских понтов". Мне не смешно от комментариев под видео, где люди делают вывод: „высмеял — значит правда"». Тогда Белауса Толеген также сообщала о том, что после выступления комика она подверглась массовой травле в социальных сетях. Этот эпизод в очередной раз подтверждает, что сексистский юмор может иметь серьезные социальные последствия.

В 2019 году комики Антон Иванов, Алексей Смирнов и Илья Соболев выступили с юмористическим материалом под названием «Изнасилование во время чемпионата мира по футболу». Этот материал рассказывает о вымышленном случае изнасилования. В нем женщина, жертва насилия, предстает легкомысленной, совершенно не заинтересованной в разрешении собственной проблемы и даже получающей удовольствие от пережитого, что только укрепляет стереотипы об изнасиловании и вводит насилие в рамку поведенческой нормы.

Подобных кейсов значительно больше в русскоязычном информационном пространстве, однако все они говорят нам об одном: сексистский юмор, используемый комиками в своих выступлениях, может вести к проявлению враждебности и насилия в отношении женщин. Использование стереотипов, мизогинных и/или дискриминирующих высказываний и романтизации насилия создает пространство, в котором мужчины могут высмеивать женщин, унижать и угнетать их, а также оправдывать случаи девиант-ного поведения. Всё это усугубляет положение женщин в современном мире, создавая ситуации, в которых им необходимо опасаться за собственную жизнь


София Агаева
Влияние сексистского юмора на повышение склонности мужчин к насилию над женщинами (по материалам эмпирических исследований)

Социальные последствия пренебрежительного юмора: теория предвзятой нормы»

Исследование, проведенное Томасом Фордом и Марком Фергюсоном в 2004 году, основано на аналитическом обзоре литературы и эмпирических данных о влиянии уничижительного юмора на стереотипы и предубеждения. Работа сосредоточена на представлении теории предвзятой нормы, определяющей социально-психологические процессы, посредством которых уничижительный юмор влияет на терпимость к дискриминации в отношении тех социальных групп, на которые он направлен.

Теорию предвзятой нормы авторы раскрывают с помощью нескольких положений:
1) шуточная форма создает более расслабленное и легкомысленное отношение к содержимому сексистских шуток, что приводит к игнорированию самого посыла такого высказывания (за исключением ситуаций, в которых комедийный артист транслирует откровенную предвзятость и негативное отношение к определенной группе людей);
2) сексистский юмор создает нормативный стандарт, согласно которому нет необходимости критиковать сексистские высказывания, из-за чего, столкнувшись с такой ситуацией в реальности, мужчина будет склонен не осуждать подобное поведение.

Также авторы провели собственный анализ. За основу были взяты ответы респондентов, полученные Фордом и Фергюсоном в ходе предварительной разработки этой темы в 2001 году. Тогда они разделили мужчин на две группы (с низким уровнем враждебного сексизма и с высоким) исходя из их ответов. Затем участникам предлагали прочесть сексистские и нейтральные шутки, а также сексистские высказывания (не шуточные). После этого респондентов просили прочесть сценарии, в которых мужчина-руководитель является сексистом, и оценить, насколько другие люди были бы терпимы к такому поведению руководителя.

Анализ показал, что у мужчин с высоким уровнем враждебного сексизма прослеживается прямое влияние сексистских шуток на их терпимость к сексистским высказываниям и иным проявлениям дискриминации женщин (не шуточным). У мужчин с низким уровнем враждебного сексизма не возникает такой терпимости. Это говорит о том, что сек-систский юмор в первую очередь затрагивает мужчин с высоким уровнем предубеждений по отношению к членам дискриминируемой группы.

Авторы также считают, что мужчины, склонные к предрассудкам, не только с большой вероятностью будут восприимчивы к сексистскому юмору и терпимы к уничижению женщин, но и будут использовать услышанные дискриминирующие тезисы в дальнейших жизненных ситуациях. Помимо этого, сексистский юмор будет воспринят мужчинами по-разному в зависимости от намерений комедийного артиста. Если слушатели замечают, что шутки звучат откровенно пренебрежительно и вызывают неприятные чувства у окружающих, скорее всего, они воспримут такой юмор как социально неприемлемый и отнесутся к нему негативно.

Так сексистский юмор расширяет границы надлежащего поведения, создавая пространство, в котором терпимость к дискриминации является абсолютной нормой.


София Агаева
Влияние сексистского юмора на повышение склонности мужчин к насилию над женщинами (по материалам эмпирических исследований)

Иногда легче встроиться, чем сопротивляться.
Иногда — проще заключить сделку, чем нарушить порядок.

Патриархат пронизан насилием.
Но воспроизводится через соглашения.

Одни навязывают.
Другие выбирают.
Третьи усваивают так глубоко,
что уже не различают.

И почти всегда это выглядит как лучшее решение.
Как способ выжить.
Как разумный компромисс с собой и другими.

Патриархальная сделка —
это когда встроенные нормы перестают быть незаметными,
и становится ясно, что порядок основан не на силе, а
на соглашениях.

Иногда — навязанных.
Иногда — добровольных.
Иногда — усвоенных слишком глубоко.

И почти всегда — выданных за собственный выбор.

Цикл: Цена согласия.
О сделках, которые выдают за выбор.
О стратегии подчинения через принятие.

#цена_согласия

Эвакуация музейных коллекций из Пушкина и мероприятия по обеспечению сохранности зданий осуществлялись в обстановке хаоса; никто не понимал, как развиваются события на фронтах. Первые (секретные) приготовления начались уже 23 июня. По словам Веры Владимировны Лемус, одной из руководящих сотрудниц музея, общее количество предметов, предназначенных к эвакуации, составило 72 554, из них, согласно инвентарным книгам, 42 172 находились в Екатерининском дворце, а 30 382 – в меньшем Александровском. По данным Лемус, удалось эвакуировать 17 599 предметов. Директор музейного комплекса Владимир Иванович Ладухин назначил ответственными за эвакуацию главных смотрителей Галину Дмитриевну Нетунахину (Екатерининский дворец) и Анатолия Михайловича Кучумова (Александровский дворец).

<...>

Оставшиеся в пригородах Ленинграда сотрудницы продолжали упаковывать то, что было предназначено к вывозу в тыл, и закапывали в землю парковые скульптуры. Галина Дмитриевна Нетунахина и Зинаида Михайловна Скобликова 6 и 13 июля сопровождали в Горький вторую (46 ящиков с 1943 предметами) и третью (47 ящиков с 8304 предметами) партии эвакуируемых ценностей280. Сотрудницы музея, имевшие детей, воспользовались тогда возможностью уехать из Пушкина. Из научного персонала остались только три молодые женщины: Вера Владимировна Лемус, Тамара Феодосьевна Попова и Евгения Леонидовна Турова. Они работали во все более трудных условиях: из‐за отсутствия упаковочного материала им иногда приходилось использовать плохо высушенное сено. Всех остальных сотрудников мобилизовали на строительство оборонительных сооружений.

С середины августа воздушные налеты участились. Сначала немецкие самолеты бомбили военные объекты, но вскоре бомбы стали рваться и в парках. Уже почти не осталось машин, которые можно было бы загрузить музейными экспонатами и отправить на станцию. В. В. Лемус описывает, как она иногда часами ждала у ворот, чтобы поймать грузовик. Если водитель кричал: «Несите вещи», она бежала в музей и вместе с помощницами выносила неупакованную мебель, которую они как придется загружали в кузов.

20 и 22 августа были отправлены четвертая и пятая партии. Поезд без остановок шел в Сарапул – городок на крайнем востоке европейской части России. В числе прочих эвакуируемых экспонатов в нем ехали бронзовые бюсты из Камероновой галереи, другие бронзовые и стальные предметы, ценные ковры из Александровского дворца и предметы из Китайского театра. Особенно важной для последующей реконструкции оказалась эвакуация планов дворцов и садов, фотографий интерьеров, инвентарных книг и разнообразной документации. Всего с четвертой партией удалось отправить 95 ящиков с 4343 предметами, с пятой – 66 ящиков и сундуков с 725 предметами, а также 92 неупакованных экспоната.

В конце августа железнодорожное сообщение прервалось. После короткого перерыва сотрудники музея продолжили эвакуацию на грузовиках. С 1 по 10 сентября (уже были слышны бои за Гатчину, в 20 километрах от Пушкина) они сумели перевезти в Исаакиевский собор в Ленинграде еще 2508 больших предметов (скульптуры и мебель) в 177 ящиках и 57 неупакованных предметов


Коринна Кур-Королев, Ульрике Шмигельт-Ритиг, Елена Зубкова
Грабеж и спасение. Российские музеи в годы Второй мировой войны

В обстоятельствах войны и эвакуации детям и подросткам пришлось очень быстро взрoслеть. Во многих семьях отсутствовали отцы, мужья и братья, и из-за этого изменились семейные взаимоотношения и обязанности. Дети активно помогали взрослым в быту — ходили за водой и топливом, стояли часами в очередях за хлебом, и даже подрабатывали, как могли. Во многих воспоминаниях эвакуированных в Среднюю Азию, они рассказывают, как ходили в поисках кизяка. Это были дети, большинство из которых приехали из городов и до войны даже не знали, что такое кизяк. В колхозах и совхозах дети часто выходили в поля на работу.

В детских учреждениях детям было еще труднее, им приходилось справляться со многими задачами самим. Рассказывая про военные годы, прошедшая через эвакуацию Вера Бельская, говорила:«в день, когда началасьвойна, кончилось мое детство». В 1941 г. ей было 12 лет, она эвакуировалась с семьей из Киева на Кавказ, а потом в Киргизскую ССР. Мать ее была больна, и Бельская, несмотря на свой возраст, стала главой семьи, когда отца взяли в армию.

Она занималась домашним хозяйством, училась в школе, а после школы работала в красильном цехе. Вот ее слова: «ведь кто-то должен был нести ответственность за семью — и я считаю, что те годы сделали из меня борца. Я, девчонка лет двенадцати -тринадцати, должна была приспособиться».

Бельская назвала свой рассказ «Военные годы сделали из меня борца»‒так, по ее мнению, период эвакуации отразился на ее жизни, менталитете и характере. Много лет история войны концентрировалась на истории фронта, армии, солдат, партизан, оккупации и т. д. История эвакуации стояла в стороне, считалось, что эвакуированные были далеко от военных действий, они жили в тылу, их-то спасли. Как видим, несмотря на то, что эвакуированные находились в тылу, они сталкивались со многими трудностями военного времени. Эвакуированные дети часто находились в очень тяжелой обстановке. Хотя они не были на линии фронта, они и те, кто им помогал, тоже вложили свой вклад в победу. Война и эвакуация оставили большой след в их жизни.


Наталия Бельская
Эвакуированные дети: трудности выживания в тылу

С первых дней Великой Отечественной войны весь советский народ встал на защиту нашей Родины. Женщины в массовом порядке встали к станкам на замену ушедших на фронт мужчин. В Москве в дни войны на производство пришло 374 тысяч женщин-домохозяек, из них около 100 тысяч - на промышленные предприятия. В Ленинграде на Кировском заводе в августе 1941 года в механическом цехе женщины составляли 90 % всех работающих. Во втором полугодии 1941 года на производство страны пришло свыше 500 тысяч домохозяек. К октябрю 1941 года женщины составили 45 % всех рабочих страны.

7 марта 1942 года вышло Постановление ЦК ВКП(б) «О Международном женском дне 8 Марта», где говорилось:

Партийные организации должны широко разъяснять трудящимся женщинам, что теперь, когда их отцы, мужья и братья на фронтах Великой Отечественной войны защищают честь и свободу Родины, священным долгом каждой советской патриотки является самоотверженный труд на помощь фронту. Ни одной женщины ни в городе, ни в деревне не должно быть вне общественно полезного труда... От работы миллионов советских женщин во многом зависят наши успехи.

Однако их и не надо было убеждать, это был гигантский патриотический порыв, стремление как можно скорее приблизить нашу победу, отстоять социалистическую Родину.

13 февраля 1942 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О мобилизации на период военного времени трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве», сыгравший огромную роль в решении проблемы обеспечения промышленности рабочей силой. Мобилизации подлежали мужчины в возрасте от 16 до 55 лет и женщины от 16 до 45 лет из числа неработающих в государственных учреждениях и на предприятиях. Всего за войну было мобилизовано около 12 млн человек.

Таким образом, удельный вес женщин среди рабочих и служащих в народном хозяйстве СССР увеличился с 38 % в 1938 году до 53 % в 1942 году, в том числе в промышленности с 41 до 52 %, на железнодорожном транспорте - с 25 % в 1940 году до 36 % в 1942 году. Также вырос удельный вес женщин среди квалифицированных рабочих в промышленности. Среди машинистов паровых машин с 6 % в начале 1941 года до 33 % в конце 1942 года, среди токарей по металлу - с 16 до 33 %, среди шоферов автомобилей - с 3,5 до 19 % и среди грузчиков - с 17 до 40 % . К концу 1942 года в важнейших отраслях оборонной промышленности женщины составляли от 1/3 до 60 % рабочих. К 1945 году доля женского труда среди рабочих и служащих увеличилась до 56 %.

Женский труд стал применяться и в тех отраслях и профессиях, где до войны он использовался очень ограниченно: в металлургии, машиностроении, угольной и нефтяной промышленности. Так, женщины составляли 34,1 % всех работавших на Уральском машиностроительном заводе в Свердловске, изготавливавшем тяжелое вооружение. К концу войны женщины составляли 40 % всех работавших в угольной промышленности Кузбасса, 48,3 % в нефтяной промышленности.

Еще выше была доля женского труда в сельском хозяйстве, где в 1944 году женщины составляли 80 % всех трудоспособных колхозников. Удельный вес женщин в составе трактористов МТС вырос с 4 % в начале 1940 года до 45 % в 1942 году, среди комбайнеров МТС с 6 до 43 %, среди шоферов МТС - с 5 до 36 %, среди бригадиров тракторных бригад МТС с 1 до 10 %.

Важным условием, обеспечивающим активное участие женщин в общественно полезном труде в СССР, было широкое развитие сети детских дошкольных учреждений. Детские ясли и сады не прекращали свою работу и годы Великой Отечественной войны. На территории, не подвергшейся оккупации, количество детей в детских садах увеличилось с 683 тысяч в 1941 году до 1 210 тысяч в 1944, а количество детей в яслях увеличилось за то же время с 509 тысяч до 645 тысяч.

Условия труда женщин, как и всех советских людей, были очень тяжелыми: недоедали, недосыпали, поднимали тяжести, а кроме того, воспитывали детей, выполняли домашнюю работу. В Музее энергетики Урала собраны воспоминания работников энергетической отрасли в годы войны.

Ветеран завода «Челябэнерго» Н. П. Долинин рассказывал:

...возводили линию электропередачи... А морозы были страшные, 40 градусов. Работали девушки, набранные из близлежащих деревень. Жгли костры, оттаивали землю, копали, чтобы опору поставить. Трудно это было очень... Кирпича не было, из реки гальку вытаскивали, на реке были построены эстакады, труд адский...

Работница Богословской ТЭЦ Н. С. Никитина вспоминает:

...Детство закончилось рано... В 1943-м попала на ТЭЦ, из девочек была создана детская бригада по шлифованию электрических шин. Позднее долбили дыры в бетонированной стене для крепления проводов. Три раза по зубилу ударишь, а раз - по руке, или наоборот.

Из воспоминаний ветерана «Пермэнерго» Н. М. Черновой:

Сколько трудностей ни было, все преодолевали. У нас и настрой такой был -даже в самое тяжелое время мы нисколько не сомневались в том, что победим. Все выдержали. А ведь в сорок втором выдавали нам на день 800 граммов хлеба да в столовой чашку затирухи - и все. Мы могли работать сутками: знали, что иначе нельзя. Мы не жаловались, а делали дело

До сих пор помню в войну худые, изможденные лица девчонок и мальчиков от четырнадцати до шестнадцати лет. Голодные, холодные, мы жили в цехах, спали на рабочих местах на полу. Ходили полураздетые... Детям выдавали резиновые чуни, которые примерзали к ногам. От голода ели крапиву, жмых, лебеду. Работали и в ночную смену, выполняя по четыре сменных задания,

рассказывала работница Новосибирского самолетостроительного завода имени Чкалова Анна Лутовская.


Марина Балахнина
ЗНАЧЕНИЕ МАССОВОГО УЧАСТИЯ СОВЕТСКИХ ЖЕНЩИН В СОЗДАНИИ ОБОРОННОГО ПОТЕНЦИАЛА СССР В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

«Книга о Граде женском» написана, чтобы защитить женщин прошлого и настоящего от всех форм женоненавистнической клеветы. В этом ее отличие от книги Боккаччо как в латинском оригинале, так и во французском переводе. Поэтому ей потребовалось не просто переписать историю, но и настроить на нужный лад язык, найти новые стилистические приемы. Одним из лингвистических приемов тогда, как и сегодня, служил поиск феминитивов. Отчасти они навязывались самой ситуацией авторства, когда любой разговор от первого лица, в случае Кристины, переводился в женский род. Но феминитивы не невинны, а наполнены смыслом, они становились и становятся предметом пререканий и даже запретов. Представим себе слово clergesse, т.е. формально «клирик» в женском роде, по аналогии с «аббатиссой», появившейся в XII веке. В историческом же аспекте это — обоснование права женщины на участие в культурной жизни, что-то вроде нашего разговорного слова «интеллектуалка», но без снижающих коннотаций. Неслучайно, слово clericus связывали тогда с глаголом legere, «читать», «преподавать».

Анонимный переводчик Боккаччо пишет о cleres femmes, «славных женщинах», Кристина — о «дамах». Она вложила благородство в семантику слова, не нуждающегося в дополнениях, и указывает тем самым, что все ее героини благородны самим фактом своей принадлежности к женскому полу, не по происхождению, но по добродетели. Разницу прекрасно чувствовал читатель XV века. Боккаччо и переводчик часто использовали просторечное «женщина» не только для уравнивания всех своих героинь, даже цариц, но и для высмеивания «изнеженных» (ср. итал. effeminato, франц. efféminé) мужчин, когда те, по их мнению, уступают в отваге какой-нибудь Пентесилее. Кристина не могла не чувствовать негативность таких оценок на уровне лексики.

Парадоксальным образом феминитивов больше в «Славных женщинах», чем у Кристины. Зато она оригинальна в применении гендерно нейтральных слов там, где ее современник либо ждал форму женского рода, либо слово применял исключительно к мужчине: poete, prophete, philosophe. Даже слово homme, уже в Средние века наполненное амбивалентностью мужчина/человек, Кристина повернула в свою пользу, например, рассуждая о грехах мужчин. Зато, когда ей нужно указать на оба пола, она говорит о «людях», «созданиях» и «личностях»: gens, creature, personne. Этот прием отличает ее от «Славных женщин»: например, creature во французском Боккаччо встречается дважды, у Кристины — восемнадцать раз. Речь, повторю, не о неологизмах и не об игре словами. Это лексические предпочтения, за которыми стоят идеологические и литературные задачи. Как ни странным нам может показаться сегодня, в 1400 году иного читателя еще нужно было убедить, что женщина в той же мере человек, что и мужчина. В символическом мышлении позднего Средневековья легко укладывалась, например, такая мысль Фомы Аквинского: женщина не может повелевать мужчиной, ведь она рождена не из головы Адама, но не должна и подчиняться ему, поскольку рождена не из стопы. А Кристина продолжает ту же мысль в нужном ей ключе: женщина должна стоять рядом с мужчиной, «как подруга, а не как рабыня у его ног»


Олег Воскобойников,
предисловие к изданию «Книга о Граде женском»

В 2007–2017 годах я много выступала в медиа как действующая феминистка. Тогда это слово было довольно скандальным, как и тема гендера — ни в российской науке, ни в современном искусстве, ни в обществе в целом ничего, кроме раздражения, она не вызывала. Можно назвать это колодцем застоя или безвременья: постсоветский феминизм 1990-х стремительно иссякал и был забыт, государственное женское движение рухнуло вслед за другими партийными структурами. Была одна-единственная легальная феминистка, Мария Арбатова, с которой сравнивали каждый новый голос, конечно, не в нашу пользу.

Кристина Пизанская решилась действовать и стала писательницей, потому что осталась без поддержки мужчин. Один за другим умерли ее отец и муж, не стало и покровителя — Карла V, чьей библиотекой она в свое время пользовалась. Феминистки моего поколения и чуть старше, те, кому в 2007-м было 25–35 лет, выступили потому, что в нулевых увидели, что лишены социальной защиты и профессиональных перспектив, то есть поддержки государства, которая была столь прочной для наших матерей и бабушек. Для нас советская власть умерла, но для них ее правила и гарантии по-прежнему оставались единственной знакомой и реальной системой координат. Во многом поэтому старшее поколение не хотело нас слушать и понимать, не замечало проблем, с которыми мы очень зримо столкнулись. Так мы стали неделю за неделей собираться на наших квартирах небольшим кругом женщин разных профессий, с разным опытом, немного разного возраста — 25–35 лет — и обсуждать, кто мы такие, что такое женский опыт и повседневность нулевых, как нас видят работодатели, мужья, родители, власть; как мы видим себя и свое тело, и почему.

Тогда я поняла, что быть мыслящей женщиной и работать над чем-то новым обязательно требует самым твердым образом признать свою невидимость. Рассматривая всякий раз нашу плохую зимнюю обувь в коридоре, я думала, что эти встречи выглядят для соседей скучно и безопасно, как дни рождения тетушек-коллег по работе из какой-нибудь бухгалтерии: дневная встреча, никакой выпивки, музыки и мужчин, каждая приносит сок или печенье. На политический кружок это тем более было не похоже: никакой символики, никаких игр в конспирологию. В субкультуре молодых мужчин-анархистов тех лет было принято вынимать батарейку из телефона во время разговора. Разумеется, нам не требовалось этого делать. Наши беседы ни для кого не представляли интереса, никто бы и не подумал увидеть в обсуждениях алиментов, бездетности, инвалидности, возраста, родов или поликлиник что-то политическое.

Мне дороги эти воспоминания. Работа в группе, (мы назывались «Московская феминистская группа»), год за годом позволила понять, как устроено общество в самом низу, позволила понять, что все мельчайшее и бытовое служит точным зеркалом государственного, и что при любых сомнениях следует проявить пристальное внимание к незначительному. Так мы без спешки проектировали свое будущее, фантазируя, как могли бы обсуждаться и решаться вопросы гендерного насилия и гендерного равенства, идентичности и контроля, заботы и здравоохранения и так далее.

Тогда-то я и узнала о Кристине Пизанской — из небольшой брошюры с предисловием Валентины Успенской, напечатанной в Твери в 2003-м: «Теоретическая реабилитация женщин в произведениях Кристины Пизанской. Пособие к курсу по истории феминизма». Издательство называлось «Феминист Пресс» и, по-моему, выпускало труды Центра женской истории при Тверском государственном университете — еще один остаток феминистских инициатив 90-х. Сейчас память цепляется за английское название, написанное русскими буквами, и саму тему переводной феминистской литературы. Все, что мы тогда читали, было переводным. Или переводили сами, или перепечатывали и сканировали что-то, незаметно увеличивая в сети объем литературы о женской истории и феминизме.