В качестве иллюстраций к этому описанию зело просятся полотна Бориса Кустодиева (1878-1927), живописавшего с особым неистовством купеческую среду.
«Руки толстые, ноги жирные, губы пухлые, зубы черные». Какими были и чем жили московские купцы.
«Московское купечество и по сей день составляет особенный класс людей в городе, хотя редкие грани стерты временем и культурой.
По Вистенгофу, три рода купцов в Москве: один носит бороду, другой ее бреет, а третий только подстригает. Высшая степень образования в купце подразумевается тогда, когда он бреет бороду; низшая, — когда он ее носит, да еще занимается ею и гордится, оказывая явное негодование обритым; подстригающие составляют переход от последних к первым. Само собою разумеется, что часто борода бывает так умна и знает так хорошо коммерческие обороты, что проведет десять обритых подбородков.
Купцы, носящие бороды, ходят обыкновенно в, так называемом, русском платье; но некоторые из них, решившись одеться по-немецкому, все еще никак не могут расстаться с бородою. Эти люди представляют разительную бесхарактерность в своей одежде; например: они при густой, окладистой бороде носят в курчавой голове маленькую с козырьком фуражку, короткий двубортный сюртук и длинные сапоги сверх исподнего платья. На это одеяние, в непогоду, надевается с большим воротником синяя шинель, иногда маленькая альмавина или самый коротенький плащ. (…)
Московские купцы богомольны, держат строго посты и живут большею частию скромно в своих семействах. Они очень любят хорошие барыши от торговли, чай, пиво, меды, при оказии шампанское, а преимущественно лошадей и дородных своих жен.
Жены не щадят белил и румян для того, чтобы приправить личико; они любят, уважают и боятся мужей своих, большею частью сидят дома, занимаются хозяйством, а в свободное от занятий время забавляются грызением орехов, кушаньем разного рода вареньев, мармелада, моченых яблок с брусникою, употреблением разных домашних наливочек, пива и производят чрезвычайно обильное распивание чаев. Они большею частью дамы полновесные, с лицами круглыми, белосиними; у них руки толстые, ноги жирные, губы пухлые, зубы черные. Жена ходит по-русскому в платке, когда муж с бородою, и в чепце или шляпке, когда муж бороду бреет, или даже и тогда, когда он ее только подстригает.
Дочек учат русской грамоте, иных даже французскому наречию и приседать — что значит — танцовать. Есть купеческие дочки премиленькие собою и во многих семействах французский язык и танцы уже в сороковые годы сделались необходимостью.
Купеческие сыновья отличаются своим повиновением родителям, но заметно, что бреющие бороду и говорящие по-французски имеют более других наклонность к мотовству, праздношатанию и разным шалостям. Многие из них стремятся в дворяне и для того вступают в военную службу или, поступая в Университет, идут потом по гражданской части.
Купеческие дети очень скромных, но зажиточных родителей, иногда отличаются своим неистовством на Московских загородных гуляньях, где в кругу гуляк, с бокалами шампанского, они прислушиваются к диким песням московских цыган; к ним присоединяются дети мелких торговцев, иногда сидельцы, и часто барыши, приобретенные в течение нескольких месяцев, уничтожаются при одной жестокой попойке.
Купец, торгующий в рядах, редко видит свое семейство. Он там почти целый день; обедает обыкновенно на Ильинке в Троицком, Угольном и т. п., является домой уже вечером, ужинает рано и, сотворим молитву, ложится спать. В воскресенье, или праздничный день, все семейство, в четырехместной коляске, запряженной парою больших, дородных лошадей, отправляется к обедне, потом обедает, а в вечерне едет куда-нибудь в рощу, опять в той же коляске, в которой в это время уложены: самовар, чайные чашки, водка, разные вина и порядочный запас сытного русского ужина, копченая ветчина, разного рода колбасы, большая кулебяка, добрая нога телятины и сладкий пирог.
Купец на гулянье с семьею тих, как рыба, и кроток, как мокрая курица; покупает детям апельсины, грецкие орехи и вяземские пряники, наконец покушают еще в последний раз и едут домой.
«Московское купечество и по сей день составляет особенный класс людей в городе, хотя редкие грани стерты временем и культурой.
По Вистенгофу, три рода купцов в Москве: один носит бороду, другой ее бреет, а третий только подстригает. Высшая степень образования в купце подразумевается тогда, когда он бреет бороду; низшая, — когда он ее носит, да еще занимается ею и гордится, оказывая явное негодование обритым; подстригающие составляют переход от последних к первым. Само собою разумеется, что часто борода бывает так умна и знает так хорошо коммерческие обороты, что проведет десять обритых подбородков.
Купцы, носящие бороды, ходят обыкновенно в, так называемом, русском платье; но некоторые из них, решившись одеться по-немецкому, все еще никак не могут расстаться с бородою. Эти люди представляют разительную бесхарактерность в своей одежде; например: они при густой, окладистой бороде носят в курчавой голове маленькую с козырьком фуражку, короткий двубортный сюртук и длинные сапоги сверх исподнего платья. На это одеяние, в непогоду, надевается с большим воротником синяя шинель, иногда маленькая альмавина или самый коротенький плащ. (…)
Московские купцы богомольны, держат строго посты и живут большею частию скромно в своих семействах. Они очень любят хорошие барыши от торговли, чай, пиво, меды, при оказии шампанское, а преимущественно лошадей и дородных своих жен.
Жены не щадят белил и румян для того, чтобы приправить личико; они любят, уважают и боятся мужей своих, большею частью сидят дома, занимаются хозяйством, а в свободное от занятий время забавляются грызением орехов, кушаньем разного рода вареньев, мармелада, моченых яблок с брусникою, употреблением разных домашних наливочек, пива и производят чрезвычайно обильное распивание чаев. Они большею частью дамы полновесные, с лицами круглыми, белосиними; у них руки толстые, ноги жирные, губы пухлые, зубы черные. Жена ходит по-русскому в платке, когда муж с бородою, и в чепце или шляпке, когда муж бороду бреет, или даже и тогда, когда он ее только подстригает.
Дочек учат русской грамоте, иных даже французскому наречию и приседать — что значит — танцовать. Есть купеческие дочки премиленькие собою и во многих семействах французский язык и танцы уже в сороковые годы сделались необходимостью.
Купеческие сыновья отличаются своим повиновением родителям, но заметно, что бреющие бороду и говорящие по-французски имеют более других наклонность к мотовству, праздношатанию и разным шалостям. Многие из них стремятся в дворяне и для того вступают в военную службу или, поступая в Университет, идут потом по гражданской части.
Купеческие дети очень скромных, но зажиточных родителей, иногда отличаются своим неистовством на Московских загородных гуляньях, где в кругу гуляк, с бокалами шампанского, они прислушиваются к диким песням московских цыган; к ним присоединяются дети мелких торговцев, иногда сидельцы, и часто барыши, приобретенные в течение нескольких месяцев, уничтожаются при одной жестокой попойке.
Купец, торгующий в рядах, редко видит свое семейство. Он там почти целый день; обедает обыкновенно на Ильинке в Троицком, Угольном и т. п., является домой уже вечером, ужинает рано и, сотворим молитву, ложится спать. В воскресенье, или праздничный день, все семейство, в четырехместной коляске, запряженной парою больших, дородных лошадей, отправляется к обедне, потом обедает, а в вечерне едет куда-нибудь в рощу, опять в той же коляске, в которой в это время уложены: самовар, чайные чашки, водка, разные вина и порядочный запас сытного русского ужина, копченая ветчина, разного рода колбасы, большая кулебяка, добрая нога телятины и сладкий пирог.
Купец на гулянье с семьею тих, как рыба, и кроток, как мокрая курица; покупает детям апельсины, грецкие орехи и вяземские пряники, наконец покушают еще в последний раз и едут домой.
Если купец провел весело время и погулял, то он приказывает кучеру к коляске приткнуть березки и дорогою вместе с супругою попевает песенки, а если за городом не было большой интермедии, то возвращается домой, хоть и с березками, но без песен.
Осенью и зимою купец в воскресенье и бенефисы везет свое семейство в театр и берет, смотря по состоянию, бель-этаж, или другие ложи высшего разряда. При выборе пьес он заботится, чтоб это была какая-нибудь ужасная, пользительная трагедия, или другая какая-нибудь штука, только понятливая и разговорная, в коей бы можно было видеть руководство к различным курьезным чувствованиям. (…)
Купец в день именин своих и жены, если только живет с нею ладно, дает закуски, обеды, а иногда и роскошные балы; на балах музыка обыкновенно бывает с литаврами; а за ужином играют русские песни, а в то время, когда пьют здоровье, бьют туши.
Во все время бала гости сохраняют какую-то чинную важность. Молодые танцуют, пожилые играют в мушку, пикет и бостон. Пожилые дамы и нетанцующие сидят около десерта, расставленного на столах в гостиных и уничтожают его с прилежанием, большею частью молча (…).
Иногда бывает, в особенности на свадебных пирах, что при возглашении здоровья, гости за ужином перебьют всю посуду, а сами пойдут в присядку; но это нисколько не ставится им в конфузию, напротив, вменяется в доброжелательство к хозяину и означает, что они довольны угощением. Свадьбы совершаются большей частью по выбору родителей, которые руководствуются в этом случае расчетами по торговле, и молодая купеческая дочка в Москве редко осмеливается мечтать о своем суженом, если он ей не назначен волею родителя».
***
Москва в ее прошлом и настоящем. В 12 т. Т. 10. М.: Изд. Моск. т-ва «Образование», 1909-1912.
#интересно
Осенью и зимою купец в воскресенье и бенефисы везет свое семейство в театр и берет, смотря по состоянию, бель-этаж, или другие ложи высшего разряда. При выборе пьес он заботится, чтоб это была какая-нибудь ужасная, пользительная трагедия, или другая какая-нибудь штука, только понятливая и разговорная, в коей бы можно было видеть руководство к различным курьезным чувствованиям. (…)
Купец в день именин своих и жены, если только живет с нею ладно, дает закуски, обеды, а иногда и роскошные балы; на балах музыка обыкновенно бывает с литаврами; а за ужином играют русские песни, а в то время, когда пьют здоровье, бьют туши.
Во все время бала гости сохраняют какую-то чинную важность. Молодые танцуют, пожилые играют в мушку, пикет и бостон. Пожилые дамы и нетанцующие сидят около десерта, расставленного на столах в гостиных и уничтожают его с прилежанием, большею частью молча (…).
Иногда бывает, в особенности на свадебных пирах, что при возглашении здоровья, гости за ужином перебьют всю посуду, а сами пойдут в присядку; но это нисколько не ставится им в конфузию, напротив, вменяется в доброжелательство к хозяину и означает, что они довольны угощением. Свадьбы совершаются большей частью по выбору родителей, которые руководствуются в этом случае расчетами по торговле, и молодая купеческая дочка в Москве редко осмеливается мечтать о своем суженом, если он ей не назначен волею родителя».
***
Москва в ее прошлом и настоящем. В 12 т. Т. 10. М.: Изд. Моск. т-ва «Образование», 1909-1912.
#интересно
Бланк на продукты для семьи отрекшегося императора Николая II.
«Отпутить из буфета / Николаю II и Александре Федоровне к завтр. / обеду полуден. и вечер чаю. / Кальвиль 7 ш Дюшес - 8 ш / Яблоков - 6 ш Апельсин - 8 ш / Винограду - 3 ф Варенья - 1 1/2 ф / [нрзб.] вишни - 1 граф. / за Гоф Фурьера Журавский / 16 Апреля месяца 1917 г.».
***
«После отречения Николая II от престола 2 (15) марта 1917 года гоф-фурьеры по-прежнему выписывали на специальных бланках для царской семьи необходимые продукты к столу «гражданина Николая Романова». Таких бланков сохранилось некоторое количество. Позже фрукты исключили из меню - заключенным такая роскошь не полагалась». (с)
#интересно
Старая перечница
«Отпутить из буфета / Николаю II и Александре Федоровне к завтр. / обеду полуден. и вечер чаю. / Кальвиль 7 ш Дюшес - 8 ш / Яблоков - 6 ш Апельсин - 8 ш / Винограду - 3 ф Варенья - 1 1/2 ф / [нрзб.] вишни - 1 граф. / за Гоф Фурьера Журавский / 16 Апреля месяца 1917 г.».
***
«После отречения Николая II от престола 2 (15) марта 1917 года гоф-фурьеры по-прежнему выписывали на специальных бланках для царской семьи необходимые продукты к столу «гражданина Николая Романова». Таких бланков сохранилось некоторое количество. Позже фрукты исключили из меню - заключенным такая роскошь не полагалась». (с)
#интересно
Старая перечница
Пикап позапрошлого столетия.
***
История обольщения честной замужней женщины весьма обыкновенна и немногосложна: сперва обольститель восхваляет безпримернаго и любимаго мужа, для отстранения от себя подозрения в коварстве; потом воскуривает фимиам уважения и глубокой преданности пред нею самою, для того, чтобы сблизиться с нею, и наконец когда всякое подозрение в коварстве отстранено, делает намеки на неверность некоторых мужей, для возбуждения любопытства, которым страдают все женщины, и которое губит их точно также, как погубило праматерь нашу Еву… переход от намеков о посторонних мужьях к ея собственному не так труден… и напоследок она узнает истину.
— Доказательства! Мне нужны доказательства! — восклицает она в слезах.
— Я вам доставлю их, — говорит друг, и почтительно кланяясь, удаляется: он свое дело сделал.
В этот день муж встречает чрезвычайно сухой прием, по возвращении домой.
Доставленный другом доказательства ясны, неоспоримы! Вот письма его, в которых упомянуто даже ея имя, но с каким пренебрежением и насмешками! Ей изменили, имя ея предали поруганию, и для кого, перед кем? Для продажных женщин, пред этими тварями!.. какое оскорбление! какая жестокая обида! вот от чего он был так холоден!.. «Я отмщу ему!» говорит она: «но как?»
В это время, как бы угадывая ея мысли, является демон-искуситель, нарушитель семейнаго спокойствия; лицо его печально, на глазах видны следы слез, рука, которую, он подает молодой женщин, дрожит в ея руке.
— Вы принимаете участие в моем горе? говорит она грустно.
— Можете ли вы сомневаться в этом? — отвечает он с жаром, — я готов жизнь свою отдать, чтоб избавить вас от такого горя, но, к несчастию, прошлаго воротить нельзя.
— О я несчастная! — восклицает бедная женщина, закрыв лицо руками.
Молчание продолжается несколько минут, потом опять слышится голос искусителя: «К чему эти терзания? к чему мучить себя? это вам не поможет. Притом, по общественным понятиям, муж почти имеет право изменять жене». (…)
Самолюбие в женщинах чрезвычайно сильно; тот, кто умеет искусно задеть и подстрекнуть его, всегда успеет сделать из женщин и с женщинами все, что задумал.
Как! Она, молодая, прекрасная женщина, не имеет никаких прав! Она, которая может блистать в обществах, быть царицею на балах, должна перенести с терпением, молча, кровную обиду! Отчего же он может быть ей неверным, а она… Дойдя до этой мысли, молодая женщина вздрагивает всем телом. Она невольно подчиняется минутному действию какой-то сладострастной мысли; но в след за тем, бледная от внутренней борьбы, возвышает гордое чело, как бы хотя сказать: «Нет, он не порадуется моему падению!»
— Скверно! — думает друг-искуситель, который приобрев долговременною практикою искусство обольщать женщин, умеет прочитывать на их лицах сокровеннейший мысли, и мастерски переменяет предмет разговора. Стараясь показать вид, что хочет развлечь ее, он начинает разсказывать сначала веселые анекдоты, содержание которых так невинно, что их мог бы слушать ребенок; потом переходит к разсказам не много более свободным, а от них к историям безчисленных французских маркиз, которых все занятия заключались в одном слове: любовь.
Яд сладострастия заключается в этих разсказах; тонкою струею вошел он в сердце молодой женщины посредством слуха, и покрасневшее лицо ея не имеет более оттенка грусти.
Заметив это, друг ниспускается мало-помалу до самаго себя и описывает свою минувшую жизнь; выдумывает небывалую любовь, от которой он чуть не умер, потому что ему изменили; говорит, что и после этой любви он мог бы быть счастлив; что он встретил женщину-ангела, но она не свободна… Тут голос его прерывается, он стремительно целует руку молодой женщины, и отчаянно воскликнув: «Я не могу долее быть здесь!» — убегает.
Опытная кокетка осталась бы совершенно равнодушною после сцен, разыгранных похитителем сердец и чести, но можно ли требовать того же от молоденькой женщины, которая только что начала жить, и в добавок, считает себя оскорбленною в любви мужем…».
***
Улика пылких женщин и горячих мужчин. Книжка, составленная из многолетних опытов и наблюдений одною старушкою. СПб., 1860.
***
История обольщения честной замужней женщины весьма обыкновенна и немногосложна: сперва обольститель восхваляет безпримернаго и любимаго мужа, для отстранения от себя подозрения в коварстве; потом воскуривает фимиам уважения и глубокой преданности пред нею самою, для того, чтобы сблизиться с нею, и наконец когда всякое подозрение в коварстве отстранено, делает намеки на неверность некоторых мужей, для возбуждения любопытства, которым страдают все женщины, и которое губит их точно также, как погубило праматерь нашу Еву… переход от намеков о посторонних мужьях к ея собственному не так труден… и напоследок она узнает истину.
— Доказательства! Мне нужны доказательства! — восклицает она в слезах.
— Я вам доставлю их, — говорит друг, и почтительно кланяясь, удаляется: он свое дело сделал.
В этот день муж встречает чрезвычайно сухой прием, по возвращении домой.
Доставленный другом доказательства ясны, неоспоримы! Вот письма его, в которых упомянуто даже ея имя, но с каким пренебрежением и насмешками! Ей изменили, имя ея предали поруганию, и для кого, перед кем? Для продажных женщин, пред этими тварями!.. какое оскорбление! какая жестокая обида! вот от чего он был так холоден!.. «Я отмщу ему!» говорит она: «но как?»
В это время, как бы угадывая ея мысли, является демон-искуситель, нарушитель семейнаго спокойствия; лицо его печально, на глазах видны следы слез, рука, которую, он подает молодой женщин, дрожит в ея руке.
— Вы принимаете участие в моем горе? говорит она грустно.
— Можете ли вы сомневаться в этом? — отвечает он с жаром, — я готов жизнь свою отдать, чтоб избавить вас от такого горя, но, к несчастию, прошлаго воротить нельзя.
— О я несчастная! — восклицает бедная женщина, закрыв лицо руками.
Молчание продолжается несколько минут, потом опять слышится голос искусителя: «К чему эти терзания? к чему мучить себя? это вам не поможет. Притом, по общественным понятиям, муж почти имеет право изменять жене». (…)
Самолюбие в женщинах чрезвычайно сильно; тот, кто умеет искусно задеть и подстрекнуть его, всегда успеет сделать из женщин и с женщинами все, что задумал.
Как! Она, молодая, прекрасная женщина, не имеет никаких прав! Она, которая может блистать в обществах, быть царицею на балах, должна перенести с терпением, молча, кровную обиду! Отчего же он может быть ей неверным, а она… Дойдя до этой мысли, молодая женщина вздрагивает всем телом. Она невольно подчиняется минутному действию какой-то сладострастной мысли; но в след за тем, бледная от внутренней борьбы, возвышает гордое чело, как бы хотя сказать: «Нет, он не порадуется моему падению!»
— Скверно! — думает друг-искуситель, который приобрев долговременною практикою искусство обольщать женщин, умеет прочитывать на их лицах сокровеннейший мысли, и мастерски переменяет предмет разговора. Стараясь показать вид, что хочет развлечь ее, он начинает разсказывать сначала веселые анекдоты, содержание которых так невинно, что их мог бы слушать ребенок; потом переходит к разсказам не много более свободным, а от них к историям безчисленных французских маркиз, которых все занятия заключались в одном слове: любовь.
Яд сладострастия заключается в этих разсказах; тонкою струею вошел он в сердце молодой женщины посредством слуха, и покрасневшее лицо ея не имеет более оттенка грусти.
Заметив это, друг ниспускается мало-помалу до самаго себя и описывает свою минувшую жизнь; выдумывает небывалую любовь, от которой он чуть не умер, потому что ему изменили; говорит, что и после этой любви он мог бы быть счастлив; что он встретил женщину-ангела, но она не свободна… Тут голос его прерывается, он стремительно целует руку молодой женщины, и отчаянно воскликнув: «Я не могу долее быть здесь!» — убегает.
Опытная кокетка осталась бы совершенно равнодушною после сцен, разыгранных похитителем сердец и чести, но можно ли требовать того же от молоденькой женщины, которая только что начала жить, и в добавок, считает себя оскорбленною в любви мужем…».
***
Улика пылких женщин и горячих мужчин. Книжка, составленная из многолетних опытов и наблюдений одною старушкою. СПб., 1860.
⁃ Первое кокетство жены, в отношении к постороннему мужчине, есть шаг к преступлению. Замечайте это, мужья, замечайте строже и принимайте заблаговременный меры.
⁃ Оставить женщину действовать разгоряченным воображением на свободе, не мешая ей своим присутствием есть одна из хитрейших уловок опытных обольстителей.
⁃ Если дорожите своим спокойствием, то обращайте внимание на внезапныя перемены в образе жизни ваших жен, и удаляйте из дому волшебников, появление которых произвело эти перемены.
⁃ Если б каждый муж был поснисходительнее к жене и построже к самому себе, то не имел-бы причин жаловаться, в последствии, на дорогую свою половину.
#советы
Старая перечница
⁃ Оставить женщину действовать разгоряченным воображением на свободе, не мешая ей своим присутствием есть одна из хитрейших уловок опытных обольстителей.
⁃ Если дорожите своим спокойствием, то обращайте внимание на внезапныя перемены в образе жизни ваших жен, и удаляйте из дому волшебников, появление которых произвело эти перемены.
⁃ Если б каждый муж был поснисходительнее к жене и построже к самому себе, то не имел-бы причин жаловаться, в последствии, на дорогую свою половину.
#советы
Старая перечница
От одного только чтения таких ежедневных меню можно пресытиться до отвала.
***
Расходная книга Патриаршего приказа кушаньям подававшимся патриарху Адриану и разного чина лицам с сентября 1698 по август 1699 г. СПб.: Изд. И.А. Вахрамеева; Тип. А. Катанского и К°, 1890.
#еда
Старая перечница
***
Расходная книга Патриаршего приказа кушаньям подававшимся патриарху Адриану и разного чина лицам с сентября 1698 по август 1699 г. СПб.: Изд. И.А. Вахрамеева; Тип. А. Катанского и К°, 1890.
#еда
Старая перечница
Пирожки на станции, нарезка льда из вод Невы и мужицкие гастрономические предпочтения по части прохладительных напитков («coffee and vodka»). Быт русского городского люда, каким его увидел французский художник Фредерик де Ханен (1853-1929) в начале ХХ века.
***
Иллюстрации из описательного труда о России: Russia. Painted by F. de Haenen, text by G. Dobson, H.M. Grove and H. Stewart. London: A. and C. Black, 1913.
#духвремени
Старая перечница
***
Иллюстрации из описательного труда о России: Russia. Painted by F. de Haenen, text by G. Dobson, H.M. Grove and H. Stewart. London: A. and C. Black, 1913.
#духвремени
Старая перечница