"Курьёзы Одессы: фамильная палитра"
#История_Одессы
В дореволюционной Одессе бок о бок сосуществовали Маркс, Плеханов и Троцкий, а равно Гитлер, Геринг, Гесс и Шелленберг.
А заглянув в соответствующие справочники, можно увидеть и множество других видных фигурантов как отечественной, так и мировой истории.
Например, Ленин, причем Ленин-Менделев — владелец театральной школы и гостиницы «Херсон».
Был тут и свой Дзержинский — чиновник контрольной палаты.
А где Ленин и Дзержинский, там не обойдется без Каплан Капланов - 27 особ, в числе которых обнаружилась не Фанни, правда, зато Фейга-Двойра.
Были у нас свои Горбачев, два Хрущевых (при нем — три Гагариных и шесть Титовых), один Бакунин и шесть Кравчуков. Плюс два Симоненко (оба — с Кривой Балки).
Жил у нас во время оно даже один Буш — неудачливый балетмейстер итальянской оперы и президент... танцевальных собраний («Journal d.Odessa», 1823, №5).
Кроме того, в Одесском уезде состояло 18 землевладельцев по фамилии Гегель.
Ординатор Городской больницы Меринг (правда, не Франц) квартировал в доме №63 по улице Нежинской, позднее странным образом обретшей ту же фамилию.
Музыкальная Одесса в стиле ретро представлена четырьмя Бахами, одним Башметом, одним Глазуновым, двумя Генделями, пятью Мендельсонами и четырнадцатью (!) Чайковскими, в том числе — двумя Петрами. Был даже свой Россини — по имени Яша, владелец технической конторы.
Многоцветна и литературная палитра. Железнодорожный служащий Пушкин, при нем — домовладелица Данзас.
А Герман Гейне был коллегой упоминавшегося Россини — технарем.
Широко известен в узких краеведческих кругах полицмейстер Бунин (в честь которого, очевидно, и поименована бывшая Полицейская улица).
Далее — «Великолепная семерка» одесских Мицкевичей, два Набоковых и один Стерн. Гете не нашлось, зато отыскался Фауст по имени Шимон.
Особо укажем на Антона Чехова — одесского гимнаста-силовика, причем ровесника Антона Павловича («Одесский вестник», 1887, №103).
А на сколько баллов вы оцените фамилии дамского портного Гомера?
И как Вам Перикл Рафаилович Рафаэль (сотрудник страхового общества «Россия»)?
Из других знаменитостей назовем Пастера — между прочим, Нухима Фроймовича, проживавшего, правда, не на Пастера (Херсонской), а на Суворовской, 106 и фирму братьев Фрейд.
Судя по всему, слухи о неудобоваримой кончине Кука несколько преувеличены: в Одессе обнаружились многочисленные потомки.
Жили в нашем городе парикмахер Киркоров, доверенная бакалейной фирмы Н. Бабкина, некая Апина, три Эрнста (правда, ни одного Константина и ни одного Тельмана), домовладелец Бернес, присяжные поверенные Шухер и Гамбургер, подпоручик Греховодов, сразу три Робинзона, мясные торговцы Колумб и Фаталист, предприниматели Шик и Пшик, мещанин Ицко Галантный, австрийско-подданный Фокусник, один Шариков, шесть Высоцких, по одному Жеглову и Конкину, а Шарапов и Горбатый оказались... водопроводчиками. На Слободке обитал домовладелец Назар Хапай-Лапай...
Да... это Одесса)))
#История_Одессы
В дореволюционной Одессе бок о бок сосуществовали Маркс, Плеханов и Троцкий, а равно Гитлер, Геринг, Гесс и Шелленберг.
А заглянув в соответствующие справочники, можно увидеть и множество других видных фигурантов как отечественной, так и мировой истории.
Например, Ленин, причем Ленин-Менделев — владелец театральной школы и гостиницы «Херсон».
Был тут и свой Дзержинский — чиновник контрольной палаты.
А где Ленин и Дзержинский, там не обойдется без Каплан Капланов - 27 особ, в числе которых обнаружилась не Фанни, правда, зато Фейга-Двойра.
Были у нас свои Горбачев, два Хрущевых (при нем — три Гагариных и шесть Титовых), один Бакунин и шесть Кравчуков. Плюс два Симоненко (оба — с Кривой Балки).
Жил у нас во время оно даже один Буш — неудачливый балетмейстер итальянской оперы и президент... танцевальных собраний («Journal d.Odessa», 1823, №5).
Кроме того, в Одесском уезде состояло 18 землевладельцев по фамилии Гегель.
Ординатор Городской больницы Меринг (правда, не Франц) квартировал в доме №63 по улице Нежинской, позднее странным образом обретшей ту же фамилию.
Музыкальная Одесса в стиле ретро представлена четырьмя Бахами, одним Башметом, одним Глазуновым, двумя Генделями, пятью Мендельсонами и четырнадцатью (!) Чайковскими, в том числе — двумя Петрами. Был даже свой Россини — по имени Яша, владелец технической конторы.
Многоцветна и литературная палитра. Железнодорожный служащий Пушкин, при нем — домовладелица Данзас.
А Герман Гейне был коллегой упоминавшегося Россини — технарем.
Широко известен в узких краеведческих кругах полицмейстер Бунин (в честь которого, очевидно, и поименована бывшая Полицейская улица).
Далее — «Великолепная семерка» одесских Мицкевичей, два Набоковых и один Стерн. Гете не нашлось, зато отыскался Фауст по имени Шимон.
Особо укажем на Антона Чехова — одесского гимнаста-силовика, причем ровесника Антона Павловича («Одесский вестник», 1887, №103).
А на сколько баллов вы оцените фамилии дамского портного Гомера?
И как Вам Перикл Рафаилович Рафаэль (сотрудник страхового общества «Россия»)?
Из других знаменитостей назовем Пастера — между прочим, Нухима Фроймовича, проживавшего, правда, не на Пастера (Херсонской), а на Суворовской, 106 и фирму братьев Фрейд.
Судя по всему, слухи о неудобоваримой кончине Кука несколько преувеличены: в Одессе обнаружились многочисленные потомки.
Жили в нашем городе парикмахер Киркоров, доверенная бакалейной фирмы Н. Бабкина, некая Апина, три Эрнста (правда, ни одного Константина и ни одного Тельмана), домовладелец Бернес, присяжные поверенные Шухер и Гамбургер, подпоручик Греховодов, сразу три Робинзона, мясные торговцы Колумб и Фаталист, предприниматели Шик и Пшик, мещанин Ицко Галантный, австрийско-подданный Фокусник, один Шариков, шесть Высоцких, по одному Жеглову и Конкину, а Шарапов и Горбатый оказались... водопроводчиками. На Слободке обитал домовладелец Назар Хапай-Лапай...
Да... это Одесса)))
Рыбный ресторан "Маяк" на Приморском бульваре. 1965 год.
#Одесса #История
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
#Одесса #История
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
Об Одессе понемногу...
"Итальянский язык, очень распространенный во многих портах Чёрного моря, широко употребляется и в Одессе; впрочем, здесь можно слышать и русский, и польский, и немецкий, и французский".
Это цитата из "Записок" популярного в своё время литератора Осипа-Юлиана Ивановича Сенковского. И действительно, то, о чем он написал была не выдуманная черта Одессы - космополитизм, - а её реальность.
Своеобразный Вавилон, но более успешно скроенный, потому что всех разноязычных связывал "язык Одессы". Что мы подразумевает под этим? Отнюдь не то, что все привыкли иметь в виду. Это совсем не маланство и эдакие "словечки". Это язык дела - язык конструктивный, когда всё кратко, понятно и ничего лишнего.
Сплоченность и умение понимать, что имеет тебе сказать твой собеседник - залог успеха. Как-то так и у нас повелось с самого основания города.
#История_Одессы
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
"Итальянский язык, очень распространенный во многих портах Чёрного моря, широко употребляется и в Одессе; впрочем, здесь можно слышать и русский, и польский, и немецкий, и французский".
Это цитата из "Записок" популярного в своё время литератора Осипа-Юлиана Ивановича Сенковского. И действительно, то, о чем он написал была не выдуманная черта Одессы - космополитизм, - а её реальность.
Своеобразный Вавилон, но более успешно скроенный, потому что всех разноязычных связывал "язык Одессы". Что мы подразумевает под этим? Отнюдь не то, что все привыкли иметь в виду. Это совсем не маланство и эдакие "словечки". Это язык дела - язык конструктивный, когда всё кратко, понятно и ничего лишнего.
Сплоченность и умение понимать, что имеет тебе сказать твой собеседник - залог успеха. Как-то так и у нас повелось с самого основания города.
#История_Одессы
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
"Улицы в истории Одессы: Сабанский переулок"
Почему Сабанский? Был в начале XIX века в Одессе богатейший купец, польский дворянин и землевладелец Иероним Сабанский. Он владел огромным числом крепостных крестьян и занимался торговлей зерном, которое выращивал на собственных полях.
Иероним Сабанский известен нам не только как зерноторговец и магнат. Это первый муж одесской музы Пушкина и Мицкевича — Каролины, обычно называемой Собаньской.
К 1827 году по проекту архитектора Торичелли Сабанский возвел в начале улицы Канатной огромное зернохранилище, выполненное в стиле ампир. Здание длиной свыше 140 метров нависало над всей Канатной и было видно чуть ли не из всего центра города.
Склады Сабанского были на тот момент самыми крупными в городе и вмещали до 36 тысяч четвертей пшеницы. Другие склады того времени вмещали, в среднем, вдвое меньше. (1 четверть по царскому указу 1835 г. = 209 литров).
Но уже в 1831 году огромный склад или, как тогда говорили, магазин, перешел в собственность государства и отошел к Военному ведомству. Дело в том, что престарелый Сабанский поддержал польское восстание 1830-1831 гг. Он непосредственно не участвовал в восстании и боевых действиях, но оказывал повстанцам поддержку — деньгами, продовольствием. За это его и наказали, конфисковав имущество. В том числе и всю недвижимость в Одессе. В отношении Сабанского ограничились конфискацией: его не судили, не отправили в ссылку, а оставили на свободе.
Само здание неоднократно реконструировалось. В 1831-14 годах склад переделывают в казарму и танцевальный зал под руководством архитектора И.С. Козлова. В 1844-1848 гг. архитектор И.О. Даллаква еще раз перестраивает здание — на сей раз полностью под казармы. В 1854 и 1850 гг. казармы ремонтировали — К.В. Кошелев и тот же И.О. Даллаква. А в 1876 году здание полностью реконструировали, занимался этим Ф.В. Гонсиоровский. С тех пор кардинально казармы не реконструировали и не перепланировали, лишь поддерживали состояние текущими ремонтами.
В 1831 году здание с торгов приобрел Ришельевский лицей. Но занятия лицеистов в нем так и не проходили: здание осталось за военным ведомством и служило казармами. В 1865 году здесь временно размещалось юнкерское училище. В начале ХХ века в Сабанских казармах был кадетский корпус. А в 1918-1920 гг. первые полтора года своего существования в казармах работал Политехнический институт. После него здесь — мореходное училище.
В 1941 году в Сабанских казармах Яков Осипов формировал полк морской пехоты, ставший «черной смертью» для осаждавших Одессу румын. Сегодня там общежитие-казарма университета МВД и здание является памятником архитектуры национального значения.
#Одесса #История
Почему Сабанский? Был в начале XIX века в Одессе богатейший купец, польский дворянин и землевладелец Иероним Сабанский. Он владел огромным числом крепостных крестьян и занимался торговлей зерном, которое выращивал на собственных полях.
Иероним Сабанский известен нам не только как зерноторговец и магнат. Это первый муж одесской музы Пушкина и Мицкевича — Каролины, обычно называемой Собаньской.
К 1827 году по проекту архитектора Торичелли Сабанский возвел в начале улицы Канатной огромное зернохранилище, выполненное в стиле ампир. Здание длиной свыше 140 метров нависало над всей Канатной и было видно чуть ли не из всего центра города.
Склады Сабанского были на тот момент самыми крупными в городе и вмещали до 36 тысяч четвертей пшеницы. Другие склады того времени вмещали, в среднем, вдвое меньше. (1 четверть по царскому указу 1835 г. = 209 литров).
Но уже в 1831 году огромный склад или, как тогда говорили, магазин, перешел в собственность государства и отошел к Военному ведомству. Дело в том, что престарелый Сабанский поддержал польское восстание 1830-1831 гг. Он непосредственно не участвовал в восстании и боевых действиях, но оказывал повстанцам поддержку — деньгами, продовольствием. За это его и наказали, конфисковав имущество. В том числе и всю недвижимость в Одессе. В отношении Сабанского ограничились конфискацией: его не судили, не отправили в ссылку, а оставили на свободе.
Само здание неоднократно реконструировалось. В 1831-14 годах склад переделывают в казарму и танцевальный зал под руководством архитектора И.С. Козлова. В 1844-1848 гг. архитектор И.О. Даллаква еще раз перестраивает здание — на сей раз полностью под казармы. В 1854 и 1850 гг. казармы ремонтировали — К.В. Кошелев и тот же И.О. Даллаква. А в 1876 году здание полностью реконструировали, занимался этим Ф.В. Гонсиоровский. С тех пор кардинально казармы не реконструировали и не перепланировали, лишь поддерживали состояние текущими ремонтами.
В 1831 году здание с торгов приобрел Ришельевский лицей. Но занятия лицеистов в нем так и не проходили: здание осталось за военным ведомством и служило казармами. В 1865 году здесь временно размещалось юнкерское училище. В начале ХХ века в Сабанских казармах был кадетский корпус. А в 1918-1920 гг. первые полтора года своего существования в казармах работал Политехнический институт. После него здесь — мореходное училище.
В 1941 году в Сабанских казармах Яков Осипов формировал полк морской пехоты, ставший «черной смертью» для осаждавших Одессу румын. Сегодня там общежитие-казарма университета МВД и здание является памятником архитектуры национального значения.
#Одесса #История
В Одессе есть порт, а в порту – пароходы, пришедшие из Ньюкастля, Кардифа, Марселя и Порт-Саида; негры, англичане, французы и американцы. Одесса знала времена расцвета, знает времена увядания – поэтичного, чуть-чуть беззаботного и очень беспомощного увядания.
#История_Одессы
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
#История_Одессы
⚓️ Подписаться | Прислать новость👈
" А знаете ли Вы...?"
Что с 1905 года и до 1920 года улица Бунина носила имя Кондратенко, в честь генерал-лейтенанта Романа Исидоровича Кондратенко, погибшего в декабре 1904 года при обороне Порт-Артура в русско-японскую войну. И хотя улица была переименована, но еще долго упоминалась как Полицейская. Тело погибшего генерала Кондратенко из Порт-Артура в Петербург перевозили для похорон через Одессу. В Одессу тело генерала было доставлено из Порт-Артура морем. Из карантина гроб с телом везли по Полицейской улице, а затем по Пушкинской до вокзала.
Ю. Олеша в своей автобиографической повести «Ни дня без строчки» так описывает это событие: «В пасмурный летний день – и тем более летний, что он был пасмурный, когда зелень прямо-таки красовалась на сером фоне, – мы с бабушкой стояли в парке над панорамой порта и распростертого до горизонта моря и смотрели на то интересное и новое для нас, что происходило в порту. Мое внимание останавливалось главным образом на некоей лошади – черной, которую вели под уздцы. Конечно, слово «гроб» фигурировало в нашем переговаривании с бабушкой, поскольку мы смотрели на похороны, но я не помню гроба. Наверно, был и катафалк, вернее всего, даже лафет, поскольку похороны были военные, но я смотрел только на лошадь. Я не знал тогда, что есть обычай вести за гробом военного его боевого коня, и, увидев это впервые, стал весь принадлежать этому зрелищу. Я не видел на таком расстоянии ни глаз лошади, ни губ, ни гривы, как рельефа волос, – просто двигался силуэт лошади, даже не силуэт, а скорее какое-то ватное ее изображение, из черной ваты, глухо-черное.
– Генерал Кондратенко, – то и дело повторяла бабушка.
Хоронили генерала Кондратенко, чей прах привезли из Маньчжурии, где он погиб на войне с японцами.
Вскоре похороны исчезли из поля нашего зрения. Невидимо для нас они проследовали из порта в город и пошли затем по улице, которая впоследствии стала называться улицей Кондратенко. Мы остались с бабушкой в парке среди серого, я бы сказал, полного, круглого воздуха, рассекаемого острыми листьями одних деревьев и, наоборот, получавшего еще большее округление от кругло ложившихся на него сережек других деревьев – мелких-мелких сережек, собранных в висюльки и венчики кремового цвета с каким-то треугольным присутствием зеленого.
– Генерал Кондратенко, – то и дело повторяла бабушка».
Этот же эпизод описывает и В. Катаев в уже упоминавшейся повести «Белеет парус одинокий»: «Однажды в конце сентября в порт пришел большой белый пароход с телом генерала Кондратенко, убитого в Порт-Артуре. Почти год странствовал громадный, шестидесятипудовый ящик со свинцовым гробом по чужим землям и морям, пока наконец не добрался до родины. Здесь, в порту, его поставили на лафет и повезли по широким аллеям одесских улиц на вокзал.
Гаврик видел мрачную, торжественную процессию, освещенную бедным сентябрьским солнцем: погребальные ризы священников, кавалерию, городовых в белых перчатках, креповые банты на газовых уличных фонарях.
Мортусы в черных треуголках, обшитых серебряным галуном, несли на палках стеклянные фонари с бледными языками свечей, еле видными при дневном свете.
Беспрерывно, но страшно медленно играли оркестры военной музыки, смешиваясь с хором архиерейских певчих.
Нестерпимо высокие, почти воющие, но вместе с тем удручающе стройные детские голоса возносились вверх, дрожа под сводами вялых акаций. Слабое солнце сквозило в сиреневом дыму ладана. И медленно-медленно двигался к вокзалу посредине оцепленной войсками Пушкинской улицы лафет с высоко поставленным громадным черным ящиком, заваленным венками и лентами».
И хотя авторы упоминают разные месяцы прибытия парохода в Одессу, один – летом, а другой в сентябре, но это сути не меняет.
Погребение генерал-лейтенанта Р.И. Кондратенко состоялось в Петербурге в Александро-Невской лавре 25 сентября 1905 года.
#История_Одессы #Одесса
Что с 1905 года и до 1920 года улица Бунина носила имя Кондратенко, в честь генерал-лейтенанта Романа Исидоровича Кондратенко, погибшего в декабре 1904 года при обороне Порт-Артура в русско-японскую войну. И хотя улица была переименована, но еще долго упоминалась как Полицейская. Тело погибшего генерала Кондратенко из Порт-Артура в Петербург перевозили для похорон через Одессу. В Одессу тело генерала было доставлено из Порт-Артура морем. Из карантина гроб с телом везли по Полицейской улице, а затем по Пушкинской до вокзала.
Ю. Олеша в своей автобиографической повести «Ни дня без строчки» так описывает это событие: «В пасмурный летний день – и тем более летний, что он был пасмурный, когда зелень прямо-таки красовалась на сером фоне, – мы с бабушкой стояли в парке над панорамой порта и распростертого до горизонта моря и смотрели на то интересное и новое для нас, что происходило в порту. Мое внимание останавливалось главным образом на некоей лошади – черной, которую вели под уздцы. Конечно, слово «гроб» фигурировало в нашем переговаривании с бабушкой, поскольку мы смотрели на похороны, но я не помню гроба. Наверно, был и катафалк, вернее всего, даже лафет, поскольку похороны были военные, но я смотрел только на лошадь. Я не знал тогда, что есть обычай вести за гробом военного его боевого коня, и, увидев это впервые, стал весь принадлежать этому зрелищу. Я не видел на таком расстоянии ни глаз лошади, ни губ, ни гривы, как рельефа волос, – просто двигался силуэт лошади, даже не силуэт, а скорее какое-то ватное ее изображение, из черной ваты, глухо-черное.
– Генерал Кондратенко, – то и дело повторяла бабушка.
Хоронили генерала Кондратенко, чей прах привезли из Маньчжурии, где он погиб на войне с японцами.
Вскоре похороны исчезли из поля нашего зрения. Невидимо для нас они проследовали из порта в город и пошли затем по улице, которая впоследствии стала называться улицей Кондратенко. Мы остались с бабушкой в парке среди серого, я бы сказал, полного, круглого воздуха, рассекаемого острыми листьями одних деревьев и, наоборот, получавшего еще большее округление от кругло ложившихся на него сережек других деревьев – мелких-мелких сережек, собранных в висюльки и венчики кремового цвета с каким-то треугольным присутствием зеленого.
– Генерал Кондратенко, – то и дело повторяла бабушка».
Этот же эпизод описывает и В. Катаев в уже упоминавшейся повести «Белеет парус одинокий»: «Однажды в конце сентября в порт пришел большой белый пароход с телом генерала Кондратенко, убитого в Порт-Артуре. Почти год странствовал громадный, шестидесятипудовый ящик со свинцовым гробом по чужим землям и морям, пока наконец не добрался до родины. Здесь, в порту, его поставили на лафет и повезли по широким аллеям одесских улиц на вокзал.
Гаврик видел мрачную, торжественную процессию, освещенную бедным сентябрьским солнцем: погребальные ризы священников, кавалерию, городовых в белых перчатках, креповые банты на газовых уличных фонарях.
Мортусы в черных треуголках, обшитых серебряным галуном, несли на палках стеклянные фонари с бледными языками свечей, еле видными при дневном свете.
Беспрерывно, но страшно медленно играли оркестры военной музыки, смешиваясь с хором архиерейских певчих.
Нестерпимо высокие, почти воющие, но вместе с тем удручающе стройные детские голоса возносились вверх, дрожа под сводами вялых акаций. Слабое солнце сквозило в сиреневом дыму ладана. И медленно-медленно двигался к вокзалу посредине оцепленной войсками Пушкинской улицы лафет с высоко поставленным громадным черным ящиком, заваленным венками и лентами».
И хотя авторы упоминают разные месяцы прибытия парохода в Одессу, один – летом, а другой в сентябре, но это сути не меняет.
Погребение генерал-лейтенанта Р.И. Кондратенко состоялось в Петербурге в Александро-Невской лавре 25 сентября 1905 года.
#История_Одессы #Одесса
