https://dzen.ru/a/aD7PN9CllTcPErL2?share_to=telegram
Миллион на свадьбу

Спросите у любого учителя в школе: о чём сказка Пушкина «О рыбаке и рыбке»?

Все скажут:
«Сказка эта о жадной старухе, которая осталась у разбитого корыта».

Мои хорошие, глупость очередная!
Это Пушкин будет тратить время на то, чтобы осуждать очередную жадную старуху?!
Это сказка о любви.
О безусловной любви старика!
Легко любить красивую, щедрую, умную женщину.
Вы попробуйте полюбить старую, грязную, жадную старуху.

А доказательство вот — я спрашиваю у любого филолога:
— Как начинается сказка о рыбаке и рыбке?
Мне все говорят:
— Жили… Да, правильно. Жили-были старик со старухой у самого синего моря.
Правильно?
«Правильно!» — говорят филологи.
«Правильно!» — говорят академики.
«Правильно!» — говорят профессора.
Не-пра-виль-но!
Это был бы не Пушкин.
«Жили-были старик со старухой» — это самое обыкновенное начало сказки.
Пушкин написал так:
— Жил старик со СВОЕЮ старухой.
Разницу чувствуете?
Потому что ещё пока своя! Своя родная: тридцать лет и три года вместе. Плоть от плоти! Жадная — ну да, бывают и такие старухи, бог с ней. Любимая, чёрт побери! Лю-би-ма-я!

Михаил Казиник

Громче, ебвашумать, вас не слышно!

Хомут - 29 — Зятёк! Куда пропал? — смеялась опьяневшая Зойка, выжидая выхода Саши. Закинув ногу на ногу, прошептала: — Видимо, денежки считает. Сейчас ка-ак отслюнит, не унесем!

Степан, улыбалась полусгнившими зубами, хохоча вместе с ней. Председатель, глядя на неприятных родственников, встал.

— Ну ладно, вы тут сами, а я пошел. Дел невпроворот.

— А как же… это… на посошок? — развел руками Степан.

— Да не пьющий я. – махнул на него мужчина и надел шапку. — Приеду, зайду.

Проводив председателя, Степан подсел к Зойке, не обращая внимания на задумчивую Нюрку.

— Слушай, а ты как там, в селе, одна, поди, живешь, али нашла себе кого?

— А тебе-то что? — хитро прищурилась Зойка, покачиваясь на стуле. — Или в женихи навострился?

— Да иди ты, — отпрянул от нее мужик, — скажешь тоже. Просто любопытствую.

— А вот мы с тобой сейчас выпьем на брудершафт, и я тебе как на духу всё расскажу.

Она налила прозрачной жидкости в стопки и кивнула Степану. Тот поднял стаканчик и из комнаты вышли Олеся с Сашей.

— В общем, денег пока нету, но к свадьбе будут, — заговорила Олеся, усаживаясь рядом с Нюрой. — Ну а ты чего? — толкнула её плечом, — молчаливая такая. Бери, пей, надо отметить.

— Не-не, — округлила глаза девушка, прислонившись спиной к стене, — мне нельзя.

— Ах, ну да, я забыла, — подмигнула ей будущая свекровь. — Тогда мы сами.

Саша сидел на лавке и думал о том, как бы уехать отсюда, да побыстрее. Мать расстраивать не хочется, да еще и Нюрка навязалась на его голову.

— Мам, — Саша не смел поднять на нее глаза. — Я съезжу за деньгами и вернусь.

— Это что ж, у тебя там банк, что ли? — усмехнулась мать, пригубив водки.

— Не банк, но накопления имеются. — ответил ей Саша, покраснев от стыда.

Егор, стоя за печкой, всматривался в лицо брата. Ну и богач! Привез целый ворох денег, еще и дома лежат. Ну фартовый, зараза!

— Правда, что ли, накопил? И много? - повернулась к нему Олеся.

— Много, — кивнул Саша, уставившись на свои носки. Его щеки пылали румянцем.

— Эка! — хлопнула себя по бедрам Олеся, вскочив со стула. — Вот это сынок! Вот это я понимаю, экономный! Поезжай, Сашенька, поезжай. А мы тебя туточки ждать будем. Ты ж туда и обратно, верно? Не заставишь маму волноваться?

В дом вошла Марья. Увидев проснувшегося внука, она так обрадовалась, что запрыгала перед ним, как молодая девчонка.

— Ай да, Сашенька, прелесть моя ненаглядная! — полезла целовать его щеки. — Уважил так уважил! И сам приехал, и позаботиться о своей семье не забыл. Ну до чего ж хороший у меня внучок вырос, дай-ка на тебя наглядеться.

Она потрепала его короткие волосы, оттянула правую щеку, провела руками по плечам.

— Ну до чего ж красивый, спасу нет! Нюрка, как тебе твой жених, а?

Нюра улыбалась через силу, бросая на Сашу презрительные взгляды и отворачиваясь, при этом морща нос. Со стороны поглядеть - не нужен ей Сашка: неказистый, этакий ботаник в костюме. А если тщательно подумать, то партия для девушки что надо! Все уши прожужжали Нюрке - мать её, бабка Марья и будущая свекровь, мол, даже не думай, будешь как сыр в масле кататься. Уставившись в одну точку, девушка слушала, как Марья Петровна лебезит перед Сашей и как мать с дядькой Степаном противно смеются. Тоска её взяла такая, что аж на душе стало тошно.


Олеся, уступив стул для своей свекрови, предупредила, что Саша уезжает на один день, чтобы вернуться с деньгами. Марья обрадовалась еще пуще, представив, какая будет богатая свадьба и сколько народу она собственноручно пригласит. Потом были разговоры о том, где станут жить молодые, о будущем рабочем месте Саши и пока неродившемся внуке, который сплотит огромную семью еще крепче. Саша держался изо всех сил, глядя исподлобья на мать и бабушку. Они выглядели как скоморохи на площади, вызывая нервную дрожь в коленях. Стало так неприятно из-за их неадекватного поведения, что Саша не выдержал и резко встал, нахмурив брови.

— Пора. Время идёт. — твердым тоном сказал он, и его строгий взгляд упал на сумки.

Он поднял их и отдал отцу.

— Здесь подарки. Разбирайте, а мне надо ехать.

— Ой, сыночек мо-ой! — запричитала Олеся неожиданно. Повиснув на парне, она начала целовать его лицо. — Не бросай мамку-у, не забывай на-ас.

— Ну начало-ось, — закатил глаза Степан, видя, что жена захмелела.

— Я ж без тебя пропаду-у-у.

— Да, Сашок, — бабушка смотрела на дурацкую картину, ухмыляясь, — ты там поскоренькому, а то оглянуться не успеешь, а у нас тут уже лялька агукает вовсю.

— Мам, пора мне, — Саша пытался отцепить от себя мать, театрально обливающуюся слезами.

Ему стало так душно в доме, что спина покрылась каплями пота. Бежать, срочно! Дыхание перехватило, и Саша, отцепив от себя мать, быстро накинул пальто, схватил барсетку, наскоро попрощался и отправился к трассе.

— Ничего себе, заглянул в гости, — он оборачивался, не идет ли кто за ним, и жутко волновался. Волосы на лбу слиплись, шея вся мокрая и чешется, голова гудит, зато ноги уносят его так ловко, что Саша опомниться не успел, как оказался у трассы.

***

— Ты бы адресок его узнала, — злился на жену Степан, наворачивая круги по комнате. — Вот где его носит? Уже три дня прошло, а этого бестолоча всё нет.

— С ним что-то случилось, — Олеся сидела на диване и заламывала руки. — Заболел, поди.

— Знаю я эту болезнь, бабы – называется, — рявкнул на нее Степа, остановившись у окна. — Ну если обманул, пришибу.

— Бабы? — подняла глаза на мужа Олеся и прищурилась. — По себе, что ли, судишь?

— По тебе, — перекривлял ее муж и отодвинул шторку. За окном темно, только снежинки порхают в воздухе, ударяясь о затянувшееся инеем стекло.

— Ну-ну, — Олеся встала позади него и зашептала, — то-то Клавкин мальчонка на тебя походит.

— Замолкни, дурында, — сверкнул на нее глазами Степан, — чего несешь-то?

— Правду, милок, правду. Я что, не вижу, что ли? И глаза твои, и нос. Даже щурится также, как и ты.

— Лучше бы про себя рассказала, — Степан отошел от окна. — Сашку от кого прижила? Не от Андрея ли? Что-то на меня он совсем не смахивает. Мамка моя давно догадывалась, что ты с ним любовь крутила двадцать два года назад. А ну, говори, от Андрея прижила?

Глаза Степана налились кровью. Он подошел к жене вплотную и опустил голову, прямо к ее носу. Сердце заколотилось так, что в горле образовался комок. Олеся сглотнула.

— Столько лет прошло, а ты все дурью маешься. Твой он, твой.

— Не верю. Я бесхитростным был, мать никогда не обманывал, а твой выродок смылся и адреса не оставил. Ну? Чьё семя выносила? Отвечай! (простите, меня отвлекли телефонным звонком)

https://dzen.ru/a/aD7JIj6XKEFz86Wp?share_to=telegram
Напомнил о прошлом

Здоровья вам крепкого, за полторы копейки, продажники

https://dzen.ru/a/aD8MQxvx1l404NF8?share_to=telegram
Зять пропал

**Двойная жизнь - 5**Сергей схватил ее за руку, слегка повышая голос:
— Инга, не надо вот так уходить, не поговорив. Мы взрослые люди! Ты же знаешь, я люблю тебя.
Его слова будто обожгли ее. Инга резко отдёрнула руку, чувствуя, как в ней поднимается гнев.
— Любишь? Серьёзно? — её голос стал твёрже. — А я люблю сына. И мужа. И жизнь, в которой не нужно прятаться и лгать каждую минуту. Прости, но это важнее.
Сергей смотрел на нее с растерянностью и обидой. Он явно не ожидал услышать такие слова.
— Так ты просто выкинешь меня из своей жизни, как будто ничего не было? — с горечью произнес он.
— Было, — вздохнула Инга. — И я никогда это не забуду. Но я устала жить двойной жизнью. Я устала разрываться. Я не хочу больше.
Наступила долгая пауза. Сергей отступил назад, качая головой, словно пытаясь осознать её слова.
— Я не верю, что тебе это не нужно, — прошептал он. — Не верю, Инга!
Она и сама себе не верила. В душе Инга отчётливо чувствовала, что каждое её слово сейчас — это лишь попытка удержаться, не сорваться обратно в пропасть, из которой она с таким трудом выбиралась. Она боялась даже взглянуть Сергею в глаза, потому что знала: он всё прочитает в них. Все её сомнения, её внутреннюю борьбу, её слабость.
И Сергей действительно это почувствовал. Он сделал шаг ближе, глядя ей прямо в глаза. Его взгляд словно пронизывал насквозь.
— Ты сама себе не веришь, Инга, — тихо сказал он. — Не притворяйся передо мной. Ты не можешь так просто от этого отказаться.
Инга нервно вдохнула и отвернулась, стараясь скрыть дрожь в руках.
— Уходи, Сергей, — сказала она почти шепотом. — Уходи, пока я еще могу тебя попросить.
Но он не отступал.
— Я не уйду, — спокойно и уверенно сказал он. — Ты можешь сейчас сколько угодно просить и кричать, но я не уйду из твоей жизни. Никогда.
Его слова вдруг разбудили в ней злость — злость на него, на себя, на эту бесконечную слабость, которая не отпускала её.
— Не смей решать за меня! — повысила голос Инга, резко посмотрев ему в глаза. — Я сама решу, кто останется в моей жизни, а кто уйдёт!
Сергей замолчал, глядя на нее с грустью и едва уловимой надеждой.
— Ты всё равно вернёшься, — тихо сказал он. — Я буду ждать.
Повернувшись, он быстро пошел обратно к машине и уехал, оставив её стоять посреди тротуара с коляской, дрожащую от ярости и беспомощности одновременно.
В тот же вечер он снова написал:
«Я не хотел тебя злить. Но ты сама знаешь, что это правда — мы не сможем просто перестать быть вместе».
Инга молча смотрела на сообщение. Пальцы зависли над экраном. Ответить ему было нельзя, но и удалить сообщение она не смогла. Она чувствовала себя в ловушке. Она разрывалась между сердцем и разумом, между прошлым и будущим, и не знала, хватит ли ей сил не сломаться снова.
***
Инга ехала на встречу с Сергеем с твёрдым намерением всё закончить. Она смотрела в окно такси, сжимая в кулаке телефон. Внутри всё кипело: вина, злость, страх, решимость. Сегодня она скажет всё. Сегодня она поставит точку.
Когда они встретились, они почти не говорили. Ни улыбок, ни привычного флирта. Он почувствовал ее настрой сразу. Он предложил подняться наверх, и она кивнула, хотя всё внутри кричало «не надо».
Как только за ними закрылась дверь номера, слова прорвались наружу.
— Я больше так не могу! — выкрикнула Инга. — Я каждую ночь просыпаюсь в панике. Я смотрю на мужа, на сына — и хочу исчезнуть! Ты понимаешь это? Ты вообще понимаешь, что мы делаем?
Сергей молчал. Его лицо было напряжённым, но он не перебивал.
— У тебя жена! Жена, чёрт возьми! Тебе её не жалко? Или ты думаешь, что это всё игра?
— Инга… — начал он, делая шаг к ней, — Я люблю тебя. Я не могу тебя отпустить. Я не играю.
— Это не любовь, — срывалась она, отступая назад. — Это зависимость. Мы ломаем себя и других. Это должно закончиться. Сейчас!
Он шагнул ближе, протянул руку. Она попыталась его оттолкнуть.
— Не трогай меня! — выкрикнула она. — Отпусти! Не прикасайся ко мне!
Но он продолжал стоять близко, не опуская взора. В его глазах не было агрессии, но была боль, страсть и непонимание.

Инга влепила ему пощёчину. Он закрыл глаза, вздохнул... И вдруг снова приблизился, поцеловал её — резко, почти отчаянно. Она пыталась вырваться, колотила его по плечам, но с каждой секундой ярость в ней превращалась в другую силу — в ту, с которой она боролась все эти месяцы. Она дрожала от напряжения, от ненависти к себе и от желания, которое снова вспыхнуло внутри.
Она отступила, тяжело дыша, глядя на него. Внутри нее была настоящая буря. Слёзы стояли в глазах.
— Я не могу… — прошептала она. — Но я и не могу иначе.
И в этом признании было всё: боль, любовь, зависимость, усталость, отчаяние.
Он смотрел на неё, тяжело дыша. На её щеках пылал румянец. Она стояла перед ним, сжатая, напряжённая, но не уходила.
— Ты снова всё рушишь, — прошептала она. — А я не могу тебя остановить.
Сергей медленно подошёл ближе. И в этой паузе, в этой тишине, между ними происходило то, что не нуждалось в словах. Инга сделала шаг навстречу. Маленький. Но и этого было достаточно, чтобы всё снова сорвалось с тормозов.
Их поцелуй был полон боли и любви. Это не было нежностью. В этом поцелуе не было места нежности — только оголённое, отчаянное влечение. Они срывали одежду, как будто это была последняя возможность почувствовать друг друга. Всё происходило стремительно.
Когда они слились, Инга едва сдерживала рыдание. Из нее вырвался крик, в нем было все, что она чувствовала в тот момент. Она сжимала руки Сергея, как будто хотела удержать хоть что-то в этом мире. Он двигался резко, будто мстил ей за слабость, будто хотел причинить боль.
И всё же в этой жесткости было странное утешение — будто именно сейчас, именно так, они оба могли стать собой без масок, без правил.
Когда всё закончилось, Инга лежала, прижимаясь к его груди, закрыв глаза. Она знала: дальше будет тишина. И всё вернётся. Игорь, ребёнок, дом, реальность. Но ещё секунду она позволяла себе просто побыть живой. Инга захотела встать. Она потянулась, чтобы подняться, но Сергей резко схватил её за руки и остановил.
— Не уходи, — выдохнул он, вновь наклоняясь к ней и целуя.
Она отвернулась, шепча почти неслышно:
— Я не могу… Я устала… Я правда не могу...
Он продолжал целовать её, но вдруг что-то в её голосе, в дрожи тела, в тяжёлом дыхании остановило его. Он замер, как будто только сейчас услышал её по-настоящему. Потом резко отстранился, поднялся и подошёл к окну. Стоял, глядя на город, спиной к Инге.
— Уходи, — тихо сказал он, не поворачиваясь. — Тебе, вероятно, пора…
Инга сидела, завернувшись в простыню, всё ещё чувствуя его тепло, его губы, его руки. Она смотрела на него — на его силу, на его уязвимость, на то, как он, казалось, сражается сам с собой. И вдруг поняла: она не может уйти. Не сейчас.
Медленно, молча она подошла сзади, обняла его, прижалась щекой к его лопатке. Он вздрогнул, но не шелохнулся. Инга поднялась на носки, поцеловала его в плечо, в шею. Тихо, осторожно.
Сергей медленно развернулся. В их взгляде уже не было той ярости. Он провёл рукой по её щеке, словно спрашивал: Ты уверена? Она кивнула едва заметно.
И всё повторилось. Но теперь — иначе. Медленно, как будто они заново учились любить друг друга. Без борьбы и боли, наоборот, принимая тот факт, что они не могут разлучиться.
Они лежали рядом, ещё не остынув от близости, тяжело дышали. Инга закрыла глаза, чувствуя, как под кожей расходится тихая пульсация. Сергей прижимал её к себе, рукой гладя по спине, будто не хотел отпускать ни на секунду.
И вдруг —звонок телефона. Сергей резко поднял голову, потянулся к брюкам, достал из кармана и взглянул на экран.
Он побледнел.
— Жена… — тихо сказал он, бросив взгляд на Ингу.

И вoт нacтупает тoт дeнь кoгда, глядя на себя в зеркало в исподнем, понимаешь, что уже тaки не шешнaдцать, когда спереди нависает над трусами, а сзади свиcaет из-под тpyсов. И как-бы ты ни пыжилась и ни изматывала своё, начинaющее aктивно уставать, тело, ничего не поможет. Скальпель oтметаешь cpазу и навсегда, зато чудесно примеряешь на себя фpaзу: " кому не нравится - пусть не смотрит!" и грамотно упаковываешь ceбя в одежду. А если спрятано, значит вроде как и нет. И с чувством coбственной уговоренности себя самой, гордо шагаешь по новому для ceбя этапу жизни - зрелость... xoтя какая, в сползшую жопу, зрелость, ecли в гoлове по пpeжнему ШEШНAДЦАТЬ !