Мозгов бы тебе вставить, да некуда. там уже насрано.

Рязанские страсти - 7 Земля ушла из-под ног, когда она поднялась снова и уже сделала шаг в сторону выхода.
— Ммм, — простонала женщина, приложив к груди ладонь.
— Садись-садись, милая, — поспешил усадить Олесю Илья Ильич, но та отдернула руку и сказала тихо:
— Я пойду. Спасибо.
Лебединая походка заставила улыбнуться пожилого мужчину, который был уверен, что все бабы, родившие первый раз, всегда догадываются, когда под сердцем носят второго. И неважно, который срок уже идет. Да хоть первая неделя! Но каждая, уважающая себя мать обязана иметь нюх на дитя. Природой же так заложено! Не зря придуманы тошнота, головокружение, упадок сил и куча всякого, – чтоб получить намек на прижившегося зародыша. Качнув головой, Ильич выдохнул, поправил на носу роговые очки, откашлялся и продолжил делать записи в медкарте одного из пациентов.
***
Уже семь минут Олеся стояла на крыльце ФАПа и пыталась отдышаться. Благо людей рядом не было, чтобы не видели, как ее лицо стало обескровленным, и глаза совсем потухли. Ребенок! Еще один ребенок!! Господи, рановато обзаводиться вторым, когда в семье творится неладное: свекровь поедом ест, терпеть не может внука; муж также не глядит на сына любящим взглядом, да еще и… Горе-то какое! Олеся всплакнула. Одноклассница Анна и та со сплетней к ней полезла. Вот те раз! Муж Степка с ее сестрой Клавдией ребенка прижили… неужто правда? Вспомнив, что сегодня вечером Степан обещал приехать домой пораньше, потому что его мать хочет заняться перекопкой огорода и сдобрить его навозом, Олеся задумалась:
— А вот и посмотрим, как ты своей мамке помогать станешь. — сбежав с крыльца, она двинулась в сторону сельпо.
Народу в магазине, словно огурцов в бочке – набилось столько, будто праздник какой намечается. Олеся заняла очередь за женщиной, одетой в теплую кофту, украшенную крупными белыми цветами; и плетеной сумкой, висящей на локтевом сгибе. Ощутив неприятный запах, распространившийся из оберточной бумаги, которую разложила на столе продавщица Галя, Олеся отвернулась к окошку и зажала рот рукой, потому что на нее напал ужасный приступ тошноты. Фу, ну чем так воняет? Олеся искоса взглянула на прилавок, у которого стояла молодая женщина и разглядывала… Ой! Так это же копченая рыба!!
— Свеженькая, час назад завезли, — улыбалась краснощекая Галина покупателю, расхваливая свой товар.
Глаз Олеси защипало. В горле сдавило, как будто в шею вцепилась невидимая железная рука и сжимала ее так сильно, что по щекам потекли слезы. Не выдержав, Олеся рванула на свежий воздух. Но, не успев выскочить из узкого тамбура сельпо, «пометила» пол прямо там. Галдящие женщины замолчали и обернулись. Олесю полоскало на чем свет стоит. Молодая баба не могла разогнуться, чтобы переступить содержимое желудка и выйти на крыльцо.
— Ай боже, — Михална поморщилась, прикрыв ладонью глубокое декольте. Деревенские бабы ее не особо уважали за откровенный внешний вид и то, как она гордилась пышными женскими прелестями, чуть ли не вываливая их на всеобщее обозрение. — Ты что же, с похмелья, что ли?
Недолго думая, любопытные бабы подхватили ее скорый вывод и начали позорить Олесю очень громко, притопывая ногой.
— Такая молодая, а уже пьет. И куда только ее мужик глядит?
— Знамо дело, куда. А мы-то рассуждаем, что ж он так рано в гулянья ударился, а причина-то вота! — доярка Лида (с выбитым мужем передним зубом) хохотала, дергая выпуклым животом.
— И как тебе не стыдно, всего-то годков, а уже к бутылке прикладываешься, — седовласая старушка встала перед длинной очередью, поставив руки на бока, качала головой, отчитывала Олесю.
Та стояла, прислонившись спиной к стене, закатив глаза и думая лишь об одном – поскорее бы выйти наружу и уйти домой.
«Помоги мне Боже, ноги совсем не держат» — пронеслось в голове беременной Олеси.
— Да дайте ей хоть глоточек! — старческий мужской голос насмехался над опозорившейся бабенкой. — Ей опохмелиться надо, а вы тут, как куры, раскудахтались!
— Ага, у меня не пивная, — гаркнула на него Галина, непонимающая шуток. — Где пила, пусть туда и возвращается.
— Дык, видать, на свадьбе вчера и пила. У ей сестра замуж вышла!

— А-а-а, точно! Перебрала малёха, вот и мается.
— Да не-е-е, не было ее на свадьбе. Сама видала. Ее не пригласили, отчего она и надралась, а теперь видишь как, полощет! От горя и надралась. Видать, всю ночь горе заливала.
— Ха-ха!! Бабоньки, так ведь у нее и Степка по рукам пошел. Слыхала я тут, что он по ее подружкам - ходок. Так ведь поначалу про саму Олеську вести складывали, а теперь и он отличился. Ну и семейка! Ну и стыдобище!
Олеся больше не могла их слушать. В ее ушах голоса людей превратились в воронье карканье. Толкнув дверь, Олеся не стала просить тряпку, чтобы убрать за собой, а выскочила на крыльцо и побежала домой. Получив там нагоняй от свекрови за то, что не принесла сахара и хлеба, Олеся спряталась за сараем и горько заплакала. Ей было обидно, что люди мгновенно создали сплетню, обсмеяв беременную женщину, у которой начиналась самая тяжелая пора – токсикоз. Даже если бы она сказала, что ждет второго ребенка, вряд ли люди поверили, что он от Степана. Вон, как легко им даются байки, не имеющие ничего общего с правдой.
Олеся продолжала лить слезы, вздрагивая всем телом. Она испытывала такую боль за людские насмешки, что даже забыла, о чем ей утром сказала Анна. Умываясь горькими слезами, Олеся обнимала свои колени, шмыгала носом, захлебываясь оскорблениями, до сих пор звучавшими в ее ушах.
— Напилась, — говорили одни.
— На свадьбе или с горя, — хихикали другие.
Ну что за народ? Почему они готовы сожрать каждого, лишь бы насладиться глупыми сплетнями??? Неужели нельзя жить в добре и сеять доброе? Почему надо обязательно втоптать в грязь и не выслушать?
— Чтоб вам всем пусто было, — успокоилась Олеся наконец и поднялась со старого, почерневшего сена на ноги. — Чтоб вы все одной хворью маялись и не вылечились никогда. Ой!
Олеся споткнулась о кусок кирпича, валявшегося тут уже несколько месяцев.
— Что ты? Олесь?? — над забором появилась голова Андрея. — Ты чего? Ревела? — он увидел ее раскрасневшиеся глаза.
— Уйди, — фыркнула на него Олеся, держа ногу чуть приподнятой.
— Поранилась? — Андрей перемахнул через невысокий забор и встал перед женщиной. — Дай поглядеть.
— Ой, — простонала Олеся, пытаясь ступить на ногу. Ей пришлось ухватиться за плечо Андрея, чтобы не упасть. Нога очень болела, как будто была сломана.
— На глазах опухает, — наклонился Андрей, — кажись, сильный ушиб. Холодное надо приложить.
Он подхватил Олесю на руки и понес в дом. Женщина на долю секунды опешила, а потом начала отбиваться и кричать:
— Поставь! Ты что делаешь! А ну, кому говорю?? — она била его по спине, плечам, рукам, но Андрей был сильнее.
Занося Олесю в дом, парень улыбался, словно нес выигранный в тяжелой битве трофей. Но, когда переступил порог и увидел, что за столом кухни сидит Марья Петровна и перебирает коричневые зернышки, Андрей замер.
— А-а-а, — закивала головой Марья, — вон оно чё. Ну-ну.
Олеся стукнула Андрея по руке, и он опустил женщину на пол.
— Так я и думала, — свекровь, отодвинув на край стола черные зёрна, смахнула их в ладонь, встала и поднесла мусор к ведру. — Всё верно, всё правильно. Теперь сама вижу, люди не врут.

Судьбинушка - 14/1 Шура заскрежетала зубами, не в силах смириться с новой напастью. Только этого ей не хватало! Нет! Ни за что! Не будет она ухаживать за ними. Пусть лучше там останутся, в больнице! Господи, неужели они такие живучие обе? Ведь должны были если не сгореть, то задохнуться. И всё было бы шито-крыто! Как говорится, нет человека, нет проблемы. Несчастный случай, с кем не бывает!
А Толик уже свернул в проулок, чтобы сократить путь к пожарищу.
– М-да, дела… – усмехнулся Андрей, вылезая из машины и рассматривая груду ещё дымившихся развалин. – И постройки не уцелели.
– Козу выпустить успели, – сообщила ему какая-то женщина, видимо соседка Анфисы. – Я пока к себе её забрала. А куры разбежались кто куда. Вряд ли теперь их соберёшь.
Андрей, покосившись на женщину и ничего ей не ответив, отошёл в сторону, туда, где рядом с двумя милиционерами стояла Шура.
– Андрей, – повернула она к нему растерянное лицо. – Они говорят, что это был поджог…
– В смысле? – не понял тот. – С чего вы взяли?!
– Да тут много факторов, – спокойно ответил Андрею милиционер, представившийся капитаном Трофимовым. – Динамика развития горения, равномерный охват площади возгорания и так далее. У нас много свидетельских показаний. Больше ничего сказать вам не могу, потому что это, как вы понимаете, не в интересах следствия. Будет заведено уголовное дело. Сейчас, раз уж вы являетесь родственниками пострадавших, мы проведём предварительный опрос. Вас, Андрей Алексеевич, я попрошу пройти со старшим лейтенантом Павленко, вы, Александра Алексеевна, будете отвечать на мои вопросы.
Допрос длился довольно-таки долго, но Шура и Андрей давали одинаковые показания: ночью они были дома, Любу и бабушку Анфису не видели давно, ни на чьё имущество не претендовали, с жильём проблем не имеют.
– Да кому нужна её хибара? – искренне удивился вопросу милиционера Андрей. – У меня жена и две дочери, мы вместе в жизни бы там не поместились. И продать дом бабки за хорошую цену всё равно не получилось бы, кому нужно селиться в этой глухомани? Сейчас все в город едут. Я вот из своей Зари уже давным-давно уехал, потому что там ловить совершенно нечего.
– Зачем же вернулись? – спросил милиционер.
– На лето, – невольно дрогнув ресницами, соврал Андрей. – Как ни крутите, всё-таки здесь моя родина. Не в Касьяновке, конечно. Я вам о Заре говорю. Хотел жене и дочерям показать, где родился, отдохнуть тут на природе, сил набраться. А к осени обратно уеду. Там и брат мой родной живёт, младший. Я сам его к себе переманил.
– Вечером, как только мы все поужинали, я ушла к себе и легла спать, – рассказывала Шура записывавшему её показания милиционеру. Она невольно теребила пальцы, и он обратил на это внимание.
– Почему вы так нервничаете?
– А вы считаете, что я должна быть абсолютно спокойной? – воскликнула она. – Моя родная сестра и бабушка чуть не сгорели живьём. Я вообще не представляю, что с ними сейчас. Но мы с Андреем, вместо того, чтобы ехать в больницу к ним, отвечаем на ваши вопросы.
Возмущённый тон девушки обманул милиционера, и он проговорил немного виноватым тоном:
– Извините, я просто выполняю свою работу. Если хотите, мы сами отвезём вас в больницу. Только скажите сначала, может ли кто-нибудь подтвердить ваши слова о том, что этой ночью вы находились дома и не покидали пределы вашей деревни.
– Мой брат Андрей, его жена Валентина и две их дочери. Только они ещё совсем маленькие, – уверенно произнесла Шура, внутренне похолодев от мысли, что Валентина может легко выдать её.
– Хорошо, мы всё проверим, – кивнул милиционер, записал в свой бланк ещё что-то и подал его Шуре, чтобы она прочитала свои показания и подтвердила, что с её слов они записаны верно.
Андрей сделал то же самое, но от поездки в город на милицейском УАЗике категорически отказался, и Шура в душе было очень благодарна ему за это.
– Не будем вас задерживать, – кивнули им оба милиционера, но уезжать не спешили. Они хотели опросить здесь ещё кое-кого.
Андрею и Шуре ничего не оставалось делать, кроме как попросить Толика отвезти их в город.
***

Анфиса и Люба находились в реанимации, дышать без аппаратов искусственной вентиляции лёгких они не могли, и врачи не стали давать Шуре и Андрею никаких прогнозов.
– От нас что-то требуется? – спросил одного из них Андрей.
– Лекарство нужно покупать, – сказал тот. – У нас есть кое-какой резерв для вот таких случаев. Но его нужно будет обязательно пополнить. Сразу скажу, препараты не дешёвые, потому что все они исключительно импортного производства.
Узнав сумму, о которой идёт речь, Андрей только присвистнул:
– Откуда у меня такие деньги? Вы с ума тут все сошли?
Доктор пожал плечами:
– Тогда вам остаётся только ждать. Оставьте ваши координаты, как только что-нибудь будет известно, мы вам обязательно сообщим.
***
Толик, по доброте душевной дождавшийся у ворот больницы Андрея и Шуру, повёз их домой, в Зарю. Не обращая внимания на притихших брата и сестру, он привычно пустился в долгие рассуждения:
– Вот это накатался я с вами сегодня. Устал, как собака. Так мне-то что, я лицо постороннее. А вам каково? Даже представить страшно. Ну-ка, такая трагедия в семью пришла. Мало того что в стране чёрте что делается, так ещё и дома проблемы такие. Вот у меня тётка в Москве живёт, так она рассказывала...
Шура не слушала словоохотливого мужика. У неё очень сильно, до тошноты разболелась голова, и вообще хотелось закрыть уши, выскочить из этого дребезжащего Жигулёнка, и убежать куда-нибудь туда, где её никто не найдёт. Как же так получилось, что милиция не поверила в несчастный случай... Теперь будет заведено уголовное дело о поджоге и, как сказал ей тот милиционер, умышленном причинении тяжкого вреда здоровью Любке и бабке Анфиске. Неужели действительно кто-нибудь подумает на неё, Шуру? Ещё и эта Валентина. Вдруг она откроет свой поганый рот и расскажет, что Шура вернулась откуда-то среди ночи.
– Что же делать? Что же делать? – металась в воспалённом мозгу Шуры отчаянная мысль, причиняя ей физическую боль.
– Ишь ты, какие машины у вас по Заре катаются, – донёсся до неё завистливый голос Толика. – Мерседес, кажется. Красавец какой!
Шура повернула голову и тут же отвернулась, узнав автомобиль Никиты. Сейчас ей было не до него.
– Уехать в город или ещё куда-нибудь подальше? – думала Шура. – Но тогда точно все подумают на меня. Решат, что я это всё натворила и сбежала. Остаться здесь? А если Валентина всё расскажет? Тогда меня могут вообще посадить в тюрьму, пока идёт следствие.
Не выдержав напряжения, Шура заплакала, и когда Толик остановился возле их дома, даже не взглянув на подъехавшего следом за ними Никиту, ушла к себе. Андрей тоже не стал задерживаться на улице. А вот Толик с интересом посмотрел на владельца дорогой машины:
– Ты ко мне, что ли? – спросил он, когда Никита подошёл к нему ближе.
– Нет, я хотел поговорить с Александрой, – кивнул головой тот на скрывшуюся за калиткой Шуру.
– Не до тебя ей, парень, – вздохнул Толик. – Сегодня ночью бабка её родная сгорела и сестра младшая тоже. Неизвестно, спасут их или нет. Хата в пепелище превратилась. А в больнице денег требуют. Вот Шурка и рыдает. Переживает за своих... Ты уж её не тревожь...
Они поговорили ещё немного, потом разъехались. Толик отправился домой в Касьяновку, а Никита поспешил в город, чтобы на месте узнать, как можно помочь родственникам доброй девушки Саши.
***
Вернувшись домой, Шура упала на постель, даже не раздевшись. Нервы её окончательно сдали и она, нарыдавшись, уснула. А когда снова открыла глаза, поняла, что её разбудили чужие голоса в доме:
– Валентина Георгиевна Кошкина? Капитан Трофимов и старший лейтенант Павленко. Нам нужно допросить вас о событиях прошедшей ночи...
(все остальное уходит в платку).

Запомните раз и навсегда, у Ольги Брюс есть свои пенсионеры. Это первое. Второе, ваша пенсия волнует только вашу родню. Автор обязан только своей родне, все остальные мимо.
И не позорьтесь, выезжая на чужой шее. Ваши проблемы решайте сами.
Ненавижу нытиков и попрошаек. Работайте, блять, учите своих детей работать, а не ныть потом в старости.