На Беслан обрушивается ливень.

«Вода, лившаяся с неба, казалась непробиваемой стеной. В эту ночь в Беслане никто не спал. Люди не уходили домой, а прятались под козырьками магазинов и в ближайших подъездах», — запишет журналистка «Коммерсанта» Ольга Алленова.

«Началась страшная гроза, — вспоминает глава парламента Осетии Теймураз Мамсуров. — Эти уроды позвонили и сказали, что если выключится свет более чем на 5 минут, мы начнем расстреливать по 50 детей. Мне пришлось за эти 5 минут организовать автономное питание, резервное и т. д.»

Возле школы лежит раненая пенсионерка Раиса Жукаева. Пуля попала ей в ногу еще в момент захвата заложников, но боевики запретили заносить ее в здание.

Раисе удаётся засунуть ноги под стоящую рядом машину, но туловище остается под дождем. «Было страшно холодно», — вспоминает она.

Переговорщик ФСБ Виталий Зангионов сообщает «Шахиду», что одно из требований террористов выполнено: на переговоры прибыл детский врач Леонид Рошаль.

— Мы поговорим с ним, но если ещё раз прервётся связь и не будет света, мы расстреляем весь зал, взорвем их! — угрожает «Шахид».

Леонид Рошаль звонит по номеру террористов. Собеседник диктует ему правила переговоров:

— Мобильник отключите — расстреливаем заложников. Мобильник включен, а вы к телефону не подходите — расстреливаем заложников. Заметим снаружи движение или солдат — расстреливаем заложников.

Рошаль: Милок, подожди расстреливать людей. Вы же знаете, как в Осетии: здесь свет постоянно отключается по ничтожным причинам.

«Шахид» (подумав): Даём три минуты, если отключится свет. Если потом света не будет — расстреливаем заложников. И еще: придёте один, мы вас расстреляем.

Рошаль: Ну, я приду с сумкой.

«Шахид»: Никаких сумок.

Рошаль: Ну, я принесу детям лекарство, осмотрю и ваших. Может, у вас кто-нибудь больной.

«Шахид»: Пошел ты на хуй, жидовская морда! Ты один нам на хуй не нужен! 20 шагов в направлении школы пройдёшь — будешь труп!

Через полчаса после выпитого чая Политковская начинает терять сознание. Последнее, что она успевает сделать, — подозвать стюардессу.

«После этого в памяти сохранились какие-то обрывки — стюардесса рыдает и кричит: „Держитесь, мы идём на посадку!“» — вспоминает журналистка.

Начальник управления ФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев дважды за четыре минуты прямого эфира уходит от ответа на вопрос о количестве заложников.

— Более 120 человек, но в пределах 300, — обтекаемо говорит Андреев.

На самом деле их более 1100.

Самолет, на котором летит Политковская, заходит на посадку. В этот момент у заместителя главного редактора «Новой газеты» Сергея Соколова звонит телефон:

— Серёжа, мне плохо… Серёжа, я теряю сознание… — слышится в трубке голос журналистки.

Главред «Новой» Дмитрий Муратов звонит другу газеты — начальнику управления ФСБ по Чечне, дислоцированного в Ростове-на-Дону, Сергею Солодовникову (на фото).

«Муратов сказал, что там произошло какое-то несчастье с Аней: надо подъехать и разобраться, в чём дело», — вспоминает чекист.

Анну Политковскую выносят из самолета. За этим наблюдает глава управления ФСБ по Чечне Сергей Солодовников.

«Я увидел страшную вещь. Она была в полубессознательном состоянии», — вспоминает он.

Журналистку увозят в Ростовскую областную больницу.

Михаил Леонтьев на всю страну оскорбляет чеченских сепаратистов. Как и во время "Норд-Оста", он делает это ровно в тот момент, когда ФСБ пытается выстроить с ними переговоры.

На этот раз Леонтьев идет еще дальше: обвиняет в теракте Запад и рассуждает о преимуществах тоталитарного строя.

Сотрудники спецслужб приезжают домой к одному из террористов Изнауру Кодзоеву. Они снимают его пятерых детей спящими и записывают обращение его жены Ракиат:

— У тебя тоже есть дети. Ты знаешь, что это такое. Поговори со своими товарищами, пощадите детей!

Рошаль сообщает террористам по телефону, что власти готовы обеспечить им выезд в Чечню или Ингушетию. Для этого по указанию главы управления ФСБ по Северной Осетии Валерия Андреева выделено 10 автобусов.

Следующие два часа штаб будет безрезультатно ждать ответа на это предложение.

Террористы снова отказываются принять воду, еду и медикаменты для заложников.

Рошаль: Милый мой, ради Бога, прости, но я дедушка, не бросай трубку! Давай нормально поговорим.

«Шахид»: Да мне неинтересно.

Рошаль: Подожди минуточку, принесу питание.

«Шахид»: Ничего нельзя.

Леонид Рошаль констатирует в штабе отсутствие прогресса в переговорах:

— Это совершенно какие-то звери. По сравнению с ними Бараев был цыпленок.

Врач имеет в виду главаря террористов, два года назад захвативших «Норд-Ост», где Рошаль был одним из основных переговорщиков.

Анна Политковская приходит в сознание в Ростовской областной больнице. «С возвращением!» — слышит она.

Медсестра рассказывает журналистке, что когда ее привезли, она была почти безнадёжна: «Дорогая, вас пытались отравить».

Оператор Associated Press снимает солдат, стоящих в оцеплении. Они обсуждают ситуацию, складывающуюся на второй день захвата школы. Один из военных подводит резюме:

— Ой, дурдом, бля, ёб твою мать…

Штаб все еще тянет с объявлением числа заложников. Он надеется, что горожане дисциплинированно принесут заявления о пропаже каждого отдельного человека.

Но когда к утру их поток иссякает окончательно, заявлений набирается лишь 354. «А остальным [семьям], похоже, не до того», — делает очевидный вывод журналистка «МК» Светлана Метелёва.