#смотритесами

Юля Тихомирова о выставках «Искусство за закрытыми дверями. Квартирные выставки 1960-1980-х» в РОСИЗО и «В шкафу» в ММОМА на Ермолаевском.
Часть 5:

Принципиально также, что интерьеры этой абсолютной комнаты художника наполняют и картины тех, кто никак не вписывается в «неофициальное искусство», речь о представителях «сурового стиля»: это важное указание на гомогенность художественной среды в то время, на перетекание одной тусовки в другую. Воспринять ли это укоризной в сторону нашей дискретной, все больше и больше поляризирующейся действительности? Интересно также, что Турчина не боится пустоты, зал выглядит несбалансированным, однако его это парадоксальным образом не портит. Доходит до экстравагантного: целая стена отдана под этикетки, образующие непритязательный узор — это, ясное дело, прагматика (важно не внедрять в выставку-инсталляцию контрапункты пояснений), но получилась крайне оригинальная, красивая и курьезная институциональная виньетка.

Второй этаж отдан проекту «Комнаты художников», и вот тут как раз текста с избытком! Он, впрочем, не утомителен, не перегружает и затягивает: Кизевальтер пишет бодро, порой уходя в повествовательные виражи, что придает снимкам еще больше обаяния. Произведения искусства, помещенные в этот зал с целью разбавить проект, кажутся излишними, но не сильно мешают и не перегружают пространство.

Две эти выставки интересно сопоставлять не только из-за тематической схожести. В обоих случаях кураторы мыслятся в качестве самостоятельных творцов, не готовых уходить в тень, приводит это, однако, к едва ли не полярным результатам. Выставка «В шкафу» — корректное и камерное высказывание с перегруженным текстом, но оригинальным и смелым пространственным решением. Она адекватна своей теме и не пытается выдать себя за нечто другое. «За закрытыми дверями» же представляется симптомом кризиса кураторства, основанного на избытке сценографии, изобилующего самодеятельностью и прикрывающегося при этом словом «анализ».

#смотритесами

Юля Тихомирова о выставке «Материя сна» в ММОМА на Петровке
Часть 1:

Смотреть на репрезентацию современного искусства и современных же художников в популярном кинематографе — особый вид изощренного, практически мазохистского удовольствия. Показать на экране претенциозного contemporary аrtist’а соблазн, перед которым не устоял даже Паоло Соррентино в «Великой красоте». В первом акте фильма появляется неловкая пародия на Марину Абрамович, она с истерическим воплем несется в стену, предварительно надев на голову мешок. Позже конечно же оправдывает это глубокомысленным и до неприличия клишированным монологом. В недавнем сиквеле «Биттлджуса» Тим Бертон дает матери главной героини создать незамысловатый перифраз произведений Кристо с Жанной-Клод. А незабвенный акционист, бренерствующий и куликствующий на потеху богачам в «Квадрате» гораздо менее изящного чем Соррентино и Бертон Рубена Эстлунда! Сходу мы вспоминаем эти, более или менее занятные истории, однако современный художник часто появляется в качестве мимопроходящего комик-релифа, призванного обозначить поверхностность шикарного глянцевого мира, окружающего главного героя. Типаж «современный художник» в таком кино имеет следующие черты: он безмерно нарциссичен, претенциозен, повторяет в ритуальной манере слова из расхожего околофилософского дискурса, часто приверженец абстрактной духовности замешанной на буддизме. Произведения его, появляющиеся в кадре, в лучше случае слабые, но чаще всего — нежизнеспособные, помести мы их в реальный контекст арт-сцены.
 
Так вот выставка Ксении Драныш «Материя сна», проходящая сейчас в ММОМА, могла бы быть декорацией для подобной сцены из массового кино, что призвана обличить типаж contemporary аrtist’а и глянцевый мир поверхностных истин вокруг.
Входящий на выставку наверняка насторожиться уже во время прочтения кураторского текста. Автор его, Виктория Васильева, не скупится на клише: тут и некритическое восприятия сна как портала в истинные тайны души и мира, и романтизация детства, и фраза «художница увлекается психотерапией», и мудроженственность (женщина как материя и мать), и конечно же архетипы Юнга, куда же без них! Текст заканчивается словами «…особому состоянию сознания <…> ведущему к Пробуждению высшего порядка» (орфография автора сохранена). Уже такой набор отправляет в нокаут, однако не будем предвзяты, пройдемся по выставке.

#смотритесами

Юля Тихомирова о выставке «Материя сна» в ММОМА на Петровке
Часть 2

Первый же зал — условная детская комната, тут старый шкаф, наполненный преимущественно розовыми платьями, сделанное художницей лоскутное одеяло с фрагментами, что сформировали ее личность, фотка маленькой Ксении с братом, большая картина с игрушкой-ежом, детский мольберик с рисунком юной художницы, три изрисованных кривых зеркала и ваза, на которой по-гжельски начертаны факты о детстве Ксении. Обращение к детству как, впрочем, и к своей личности вообще в рамках художественной практики требует невероятной самокритичности, изрядной доли рефлексии и способности отстраняться от себя: это редкие качества не только для художника, но и для современного человека вообще. Художника, решившего сделать себя основной темой своего искусства, реальность в какой-то момент неизбежно вынудит задасться вопросом: а почему вообще я и мое размышление о себе может быть кому-то интересным? Почему я важен для искусства? Ответы могут быть самые разные, например: я — это социально-эстетический конструкт, нестатичная идентичность, мерцающий гендер, неуловимая субстанция. Так возникают образы Синди Шерман и Владислава Мамышева-Монро, не пересмешники, но творцы множественных искусственных идентичностей. Или же: моя история формирования трансгрессивна, через свою историю может говорить болезненный и сложный опыт. Так появляются произведения Трейси Эмин. Первый ответ требует от художника пластической эрудиции, артистизма и нежной лукавой иронии по отношению к себе и к миру; второй — смелости попавшего в капкан зверя и отчаяния подведенного к черте человека, разнузданности художественного жеста. Этими ответами репертуар современного искусства не ограничивается, привожу лишь полярные, а оттого и наиболее яркие примеры этого спектра. Но как Ксения Драныш работает с темой самости? Увы, все залы выставки — это самолюбование проходящего психотерапию молодого человека. Здесь нет ни критического взгляда на себя, ни отстранения, ни попытки унификации собственной истории, ни, напротив, алхимического создания новой мерцающей идентичности или скрупулезного хирургического деконстрирования идентичности уже существующей. Ксения мыслит именно как инфлюенсер, чьи подписчики априори заинтересованы в транслируемой личности блогера. Художник же, в особенности молодой, не имеет такой подушки безопасности, а потому выдумывает более сложные способы работы со своей персональностью.
 
Второй зал посвящен «темной стороне» человека, всяким кошмарам и ужастям, через которые надо пройти «на пути к себе». Кошмары, впрочем, тоже весьма расхожи и даже инфантильны: пауки, скорпионы, застрявшие в темных ветвях игрушки… — посреди зала инсталляция. Дерево, произрастающее из кровати, в ветвях все те же игрушки. Аллегория понятна. Графика и живопись художницы не способны окупить умопомрачительным мастерством небогатую концептуальную подноготную, а потому зацепиться глазом не за что. Мы не можем ругать художницу за инфантильность кошмаров, но можем справедливо вопрошать: неужели инфантильность их интерпретации никак не искоренить?!

#смотритесами

Юля Тихомирова о выставке «Материя сна» в ММОМА на Петровке
Часть 3

Третий зал — зал дневника. Тут воссоздан рабочий стол художницы, мы можем почитать записи ее снов («коллеги» по жанру у Ксении — Беньямин, Зальцман и многие другие, так что сравниваешь ее волей-неволей с серьезными литераторами), список требований к идеальному ассистенту (девушка, без вредных привычек, может помочь убраться, владение фотошопом), а также видео. Лицо Ксении Драныш крупным планом, она декламирует: «мы с тобой травмированные дети, два забавных взрослых, учитель и ученик…». Всякие досужие зарисовки, инстаграммный «творческий беспорядок». Такое воспроизведение рабочего стола подначивает задуматься о пародийном мемориальном музее: будь у куратора или художницы самокритическое остроумие, это мог быть занятный музеологический комментарий. Форма: пафосный музей-квартира именитого художника-писателя. Содержание: девичий настольный натюрморт в духе Софии Копполы. Вот уже и отстранение, и резонанс. Но нет, это абсолютно серьезная история, такой трехмерный дневник Ксении. Безусловно здорово, что у нее есть такие дневники и рисунки, но для того чтобы быть интересным произведением искусства этого явно мало.

Следующие залы зритель, утомленный вынужденным присутствием на чужом сеансе психотерапии, проходит бегом. Тут все смешивается: и образы Будды, и графика с Минотавром, и мать, и бабушка, и очень много куцего текста в жанре автофикшн, и живопись среднего качества, и безмерное количество изображений самой Ксении. В общем «Остров где все у нас есть» Псоя Короленко в исполнении модного инфлюенсера.

Читатель быть может подумал, что уж слишком желчное вышло сравнение с образом художника из массового кинематографа. Но рассказали мы еще не все, вот мы заходим в «Зал камня». Видео: художница сидит в белой комнате, в руках камень и цветок. Девушка начинает со странным смешением мнимой просветленности и артистического исступления на лице рисовать этим камнем абстрактные линии, точки, заполняя ими все помещение… В настенном тексте пояснение — это визуализация образа, возникшего во время сеанса психотерапии, где камень символ «установок и ограничивающий убеждений, унаследованных из детства», а цветок в ее руке — «символ красоты, легкости и свободы». Это ли не то, что могла бы сделать наследница художницы из «Великой красоты»? Тут, кажется, собраны все клише поп-культурного образа совриска: и абстрактная духовность, и освобождение через «первородное», и простецкий символизм, и инстаграммный нарциссизм.
 
Конечно, мы не хотим унижать и уж тем более уничтожать Ксению. Ее произведения — способ самовыражения. Творчество — это безусловно замечательный способ самореализации и познания себя. Однако не все творчество становится искусством. Тут в дело вступает контекст: покажи Ксения свои работы в частной галерее у друзей, в собственном доме в рамках встречи с подписчиками (Ксения успешный инфлюенсер) или, скажем, в рамках опен-колла независимого пространства, этой статьи не было бы. Но выставка Ксении Драныш «Материя сна» проходит в Московском Музее Современного Искусства, в престижной институции. А значить оценивать работы художницы следует со всей взыскательностью, по гамбургскому счету. Статья эта призвана не предать остракизму человека и художника Ксению Драныш, она призвана заострить вопрос институциональный: как так вышло? Больше всего вопросов здесь возникает отнюдь не к Ксении, но к тем, кто выставку устроил: неужели это и есть тот самый «музейный уровень», на который так любят ссылаться работники серьезной институции? Неужели музей теперь площадка для пиара пусть и крутых, но все же прежде всего именно инфлюенсеров? Неужели некритически поданные усредненные результаты психотерапии необходимо помещать в контекст современного российского искусства? Неужели ни на одном уровне согласования не возникло никаких разногласий? Неужели «это лучшее, что у нас есть»?

Между прочим в усадьбу мы ездили не просто так, а для рубрики! Итоги и впечатления читайте тут: https://t.me/obovsyakoe/2474