Елена Луценко. Почему Мочалов «свирепствовал» на сцене в роли Ромео? Из истории русского шекспироведения: «Ромео и Юлия»… как мелодрама для бенефиса. — «Вопросы литературы», 2025, № 1.

«В России первой трети XIX века читатель и зритель только начинают свое знакомство с подлинным Шекспиром. Поворот к переводам его пьес с английского языка случился лишь в конце 1820-х годов, когда вольные интерпретации образованному русскому читателю стали скучны».

«Представления об английском драматурге в России первой трети XIX века обусловлены прежде всего романтической эстетикой. При этом все еще существует большой разрыв между тем, как о Шекспире писали романтики (поэты и критики) и как — в это же самое время — его тексты перекраивали для сцены драмоделы».

«Одним из таких бенефисных сочинений явилась мелодрама молодого автора и переводчика Александра Гавриловича Ротчева (1806 — 1873) „Ромео и Юлия” (1827). <...> „Ромео и Юлия” — любопытный пример того, как в первой трети XIX века переписывали Шекспира, что представлял собой жанр бенефисного спектакля и как, опираясь на оперную интерпретацию шекспировского сюжета, роль Ромео исполнял великий русский актер Павел Степанович Мочалов (1800 — 1848)».

ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 4: https://nm1925.ru/articles/2025/4-2025/periodika-4-2025/

Давид Самойлов (Давид Самуилович Кауфман; 1920, Москва — 1990, Таллин)

* * *
Играет март на скрипочке,
Не хочет замолчать:
— Ошибочки, ошибочки
Положено прощать.
Простите нам ошибочки,
Как мы прощали вам,
И выпьемте наливочки
За дружбу по сто грамм.

Простите нам трюкачество,
Картинки и стишки.
А мы простим палачества
И прочие грешки.

1966 — 1967

цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)

"2 марта [1943]. Вторник.
Из старых записей (которые выбросил):
1. Я иду мимо пивной. Бранятся двое пьяных баб. Одна другой кричит: «Ах, ты, гондола!»
2. На мосту. Впереди меня идут мужчина с женщиной. Он говорит ей: «Конечно, он хороший. Но, ведь физически он тебя обеспечить не может».
Оттуда же: Еланская (актриса МХАТ), говоря со мной о «Любови Яровой» (Господи, рифма!), сказала: — «Роль плохая. Не знаю, что мне сейчас играть: то ли любовь к мужу, то ли ненависть, то ли что другое. Играть надо одно». Замечание очень правильное.

Иду по Тверской. На углу, против Моссовета, стоят Ливанов, с заспанным лицом и желтыми (от грима) бровями, Кончаловский в бобрах и улыбающийся. Кончаловский говорит, указывая на Моссовет:
— Не пойму я никак, была на нем крыша?..
Ливанов говорит:
— Если вас волнует только эта одна проблема, я могу вас успокоить. Крыша была, но ее разобрали перед войной, так как решили надстраивать два этажа. Мы еще волновались: портят здание...

И мы все захохотали. Мимо идут женщины строгие, в ватных штанах, с лопатами на плечах. Тащат кто что может на плече. На ногах — «коты». Лица сплошь немытые. И ко всему — сверкают золотые погоны командиров, как обещание — чем кончится война.

Заговорили о поляках. Нонче напечатана декларация польского правительства к нам, малоуважительный ответ на нее. Ливанов сказал:
— Тут взрослые не могут договориться, а тут еще дети, «под ноги лезут». (...)"

Всеволод Вячеславович Иванов (1895 - 1963)
Сайт "Прожито". Издание: Иванов В. В. Дневники. М., ИМЛИ РАН, Наследие, 2001

Тут вот увидел напоминание: 110 лет назад вышла книга Александра Блока «Стихи о России» и статья о ней Георгия Иванова

Шёл второй год Первой мировой.

Критики укоряли Блока, что он «целомудренно молчал на тему о войне, не дал ни одного «бранного» произведения».

Однако «молча Блок подготовлял именно книгу «военных стихов», — мы смело скажем — лучшую свою книгу», писал Георгий Иванов, совсем юный тогда.

«В книге двадцать три стихотворения, и почти каждое — новый этап лирического познания России».

«Мы и не подозревали, читая в каталогах об этой маленькой книжке «военных» стихов, что на серой бумаге, в грошовом издании, нас ожидает книга из числа тех, которые сами собой заучиваются наизусть, чьими страницами можно дышать, как воздухом…»

Это ведь стихи не о войне. Это о Родине. Самое главное в военное время.

Вот факсимильное воспроизведение книги

https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_004202753/

«- Макар Иванович, прежде всего, - не мужик, а дворовый человек, - произнес он с большою охотою: - бывший дворовый человек и бывший слуга, родившийся слугою и от слуги. Дворовые и слуги чрезвычайно много разделяли интересов частной, духовной и умственной жизни своих господ в былое время. Заметь, что Макар Иванович до сих пор большего всего интересуется событиями из господской и высшей жизни. Ты еще не знаешь, до какой степени интересуется он иными событиями в России за последнее время. Знаешь ли, что он великий политик? Его медом не корми, а расскажи где кто воююет и будем ли мы воевать. В прежнее время я доводил его подобными разговорами до блаженства».
[Достоевский. «Подросток». Ч. III, гл. 3: II]

Особенность современного литературного процесса в том, что он стал абсолютно нетерпим не только к житейским подвигам творческих людей, но и даже к самой невинной неадекватности. Как почитаешь, что вытворяли художники предыдущих поколений, диву даешься. А потом просто вспоминаешь: а как ты сам реагировал на ситуации, когда кто-либо из богемы начинал в твоем присутствии "исполнять". Всегда была одна реакция: тихо уйти и забыть, настолько это все не мое, не по мне.

Потому что я сам уже другое поколения. Для которого на самом деле связи между людьми столь призрачны, что либо ты ими дорожишь, либо их вовсе нет. И вызывающее поведение, неадекватность воспринимаются как неспособность этой призрачной связью дорожить. И раз нет этой способности, то и связи тоже не будет. Потому что нам на самом деле удобно и комфортно по-одиночке, мы больше не терпим друг друга только потому, что живем в одной комнате. Как выразился один из лидеров мнений, теперь, если ты причисляешь себя к воинам света, ты тем самым обязуешься переходить дорогу на зеленый свет. Новый порядок превратил художников в очень вежливых людей, старающихся говорить не слишком громко. Понимающих, что даже если они гении, им никто не поможет в этом мире, если они дадут волю своей внутренней рок-звезде. Именно по этой причине роль коммуникативных и просто социальных навыков художника для его реализации в наше творческое время колоссально возросла. По моему скромному мнению.

Новый мир №5 2025.
429 руб.

Заказать с доставкой: shop@falanster.ru или https://t.me/falanster_delivery

 Эдуард Лимонов. Москва майская
«Альпина нон-фикшн». Стоит 741 р.

Эта книга — первое издание романа Эдуарда Лимонова, рукопись которого долгие годы считалась утраченной.
Основные события романа развиваются в три майских дня 1969 года, но, придерживаясь этой хронологической рамки, писатель делает ее границы предельно проницаемыми, рассказывая о том, как вместе с Анной Рубинштейн переехал из Харькова в Москву, как пытался стать своим в весьма неоднородном поэтическом сообществе, искал жилье и средства к существованию, зарабатывая пошивом сумок и брюк. Перед читателем предстает Москва на излете оттепели, богемная и творческая. Среди героев этой книги — Арсений Тарковский, Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, Леонид Губанов и другие участники легендарного СМОГа, Игорь Холин, Вагрич Бахчанян, Анатолий Брусиловский, Генрих Сапгир и многие другие.
Написанный после знаменитой нью-йоркской трилогии, роман
«Москва майская» предшествует ей сюжетно: Лимонов пишет текст уже в середине 1980-х в Париже, оставив позади и московский, и американский период, — и эта оптика позволяет читателю увидеть повествователя сразу в двух измерениях.

Заказать с доставкой: shop@falanster.ru или t.me/falanster_delivery

Екатерина II и русская литература (отв. ред. А.Д. Ивинский).
Издательство ИМЛИ РАН. 911 р.

Данный коллективный труд посвящен изучению творчества Екатерины II и влиянию ее культурной политики на современников - Г. Р. Державина, Д.И. Фонвизина, М.Н. Муравьева, Н.М. Карамзина, А.Н. Радищева и др. Участники проекта подвергли критическому анализу целый ряд историко-литературных мифов и предложили новые интерпретации как давно известных произведений, так и тех текстов, которые не привлекали должного внимания исследователей.Кроме того в данном коллективном труде вводятся в научный оборот десятки неизвестных документов, рассеянных по архивам Москвы и Санкт- Петербурга ( особенное внимание уделяется эпистолярному наследию писателей). В числе участников данного труда известные российские и зарубежные ученые.

Заказать книгу с доставкой: shop@falanster.ru или https://t.me/falanster_delivery

При чтении «Космической трилогии» Льюиса подумалось, что он исправляет одну важную ошибку, воспетую романтиками. Обаятельного Дьявола.

В литературе модерна вообще нет-нет да и проскальзывает этот «альтернативный взгляд» на Сатану. И если мильтоновскмй Сатана это ещё действительно альтернатива мейнстриму официальной церкви, то романтики демоническое начало, простите за тавтологию, «романтизируют» излишне. Дьявол для них – собрат-бунтарь (хоть это и грубоватое обобщение).

Льюис же, критикуя механистичность и гибельность просвещенческого проекта, не впадает в противоположную крайность. Романтический бунт и буря чувств для него не становятся выходом.

Его Дьвол очень тонко неприятен. С одной стороны он хитёр и изворотлив – такого не будешь жалеть. А с другой – Льюис наделяет его чертами избалованного и жесткого подростка, что напрочь лишает Дьявола величия и пафоса – это просто восхитительно показано в «Переландре». Ну и наконец Льюис подбрасывает ему заносчивость и высокомерие к «простецам», свойственное сторонникам «альтернативной духовности».

По сути, «Космическая трилогия» – это деконструкция Демона, его романтического образа.

Порой мне кажется, что после «Инклингов» пытаться совместить занимательный художественный текст с сильным и глубоким христианским нарративом – пустая трата времени. Толкин, Льюис и Уильямс уже всё сделали.

Про новые переводы и эпический провал Эдуарда Успенского

Сейчас эту книгу уже не купишь - первое же издание шумного проекта оказалось и последним. Но помнят о ней до сих пор - это был один из самых громких провалов на рынке детской литературы.

Дело было так. В начале "нулевых" в печать просочились слухи о том, что писатель Эдуард Успенский взялся делать новый перевод «Карлсона, который живет на крыше».

Тут же началось бурное обсуждение, больше всего напоминающее ругань.

Казалось бы – ну а что такого страшного случилось? Издается же у нас целый букет переводов кэрроловской «Алисы», и никому это не мешает. Да и с тем же самым Карлсоном у классического перевода Лилианны Лунгиной отнюдь не монополия – к тому времени уже издавалась версия Людмилы Брауде. Из-за чего же поднялся переполох?

Возможно, все дело в том, каким образом Эдуард Николаевич сообщил о своих планах. Вот что он сказал в своем интервью:

«Я поставил перед собой цель сделать перевод более смелым. Это не значит, что я буду менять сюжет. Просто язык будет современнее. Например, в одном из эпизодов в старых переводах Малыш говорит Карлсону "Мои мама и папа тебя не признают". Имеется в виду, что для родителей Малыша Карлсона не существует, он - выдумка. А я переведу эту фразу так: "Они считают, что ты глюк". Современные дети знают это слово. Поэтому, когда Карлсон отвечает: "Я не глюк, я настоящий", - всем сразу все понятно».

Звучало, конечно, страшновато, но причина столь дружного «фу!», думается, была даже не в «осовременивании». Даже если бы Эдуард Николаевич выучил шведский в совершенстве и землю целовал, обещая бережнейшее отношение к первоисточнику - его бы все равно ошикали с тем же энтузиазмом.

Потому как главная причина заключалась в том, что новый перевод «Карлсона» даром никому не нужен. Даже бриллиантовый.

Как так? – скажете вы. - А как же «чем больше, тем лучше» и «пусть расцветают все цветы»?

А вот так. «Карлсон» – это хрустальная сказка нашего детства, и не тяните к нему свои лапы.

Но если серьезно – вы никогда не задумывались, почему делаются разные переводы одних и тех же книг?

Как правило, это происходит в трех случаях.

Иногда – когда имеющийся перевод действительно становится донельзя архаичным, и не соответствует больше нормам языка - вроде дореволюционного романа «Ивангое», ныне известного как «Айвенго».

Второй случай – когда произведение де-факто "защищено от копирования". То есть - написано автором так, что сделать адекватную копию на чужом языке нельзя, приходится, по сути, сочинять текст заново. Стихи, например. Или проза, перенасыщенная лингвистическими играми. Думается - не надо объяснять, почему в нашей детской литературе максимальное количество переводов на русский - у "Алисы в стране Чудес"? Гранстрем, Рождественская, Соловьев, Чехов, Демурова, Оленич-Гнененко, Заходер, Набоков, Нестеренко, Старилов, Кононенко – и это еще не все.

Ну а третий – это когда несколько переводов появляются практически одновременно, каждый из них обретает поклонников, и ни один не становится «каноническим» - так, например, у нас произошло с «Властелином колец» Толкина.

Но с Карлсоном ситуация совершенно иная - он не попадает ни под одну из этих категорий.

Перевод Лунгиной вышел в середине 60-х годов, он был очень удачным, и быстро стал классическим и общепринятым. На нем выросло едва ли не три поколения, а полувековая монополия привела к тому, что «тема закрыта». Вполне обычная, кстати, история - кто, например, помнит, что кроме классического заходеровского "Винни Пуха" существуют переводы Виктора Вебера или тандема Михайлова/Руднев?

Мы не воспримем других переводов хотя бы потому, что «Карлсон» Лунгиной нам не просто нравится - он в нас врос.

Слова и выражения из этого перевода вошли в русский язык, устоялись там, обжились, и выгнать их оттуда практически невозможно.

Владимир Орлов. К вопросу о датировке событий, описанных в романе «Мастер и Маргарита». — «Вопросы литературы», 2025, № 1.

«По характеру своей профессиональной деятельности автор этих строк неоднократно сталкивался с проблемой установления времени того или иного — к сожалению, как правило, криминального — события. Причем как для судебной медицины, так и для криминологии эта проблема имеет определяющее значение, в связи с чем в обеих упомянутых сферах разработаны свои батареи методик определения времени происшествия по косвенным признакам. Автору показалось небезынтересным применить комплекс специальных знаний по отношению к роману М. Булгакова „Мастер и Маргарита”, поскольку время действия описанных в нем событий указано не было».

«Задача исследования — рассмотреть роман Булгакова как источник свидетельских показаний об определенном периоде времени, которое и надлежало установить с использованием криминалистического подхода».


ПЕРИОДИКА (составитель Андрей Василевский). "Новый мир", 2025, № 4: https://nm1925.ru/articles/2025/4-2025/periodika-4-2025/

Давид Самойлов (Давид Самуилович Кауфман; 1920, Москва — 1990, Таллин)

* * *
Настала такая эпоха,
Что все мы желаем итога,
Черта и под ней: итого.
А что итого? Кроме Бога
Под этой чертой — ничего.

Под этою жирной чертою
Все замыслы, все прожитое:
И если все это сложить,
А после из этого вычесть...
Получится... (Остановитесь!..)
Что просто не стоило жить!

1970


цит. по: "Стихотворения". СПб., Академический проект, 2006 (Новая Библиотека поэта)

"3 марта [1943]. Среда. Иду гулять. Поднимаясь из-за болота на мост, увидел город на фоне серого вороха неба. Вижу — боже ты мой, а ведь здание Библиотеки Ленина выше всех! Выше Университета, Кремля... И похоже оно на книгу, поставленную ребром и весьма запыленную и давно не читанную.
Не знаю, потому ли что смотрел на Библиотеку, словно бы запыленную, и странный клочковатый рисунок домов, я вспомнил свои юношеские стихи. Написаны они под Блока, напечатаны были в одном номере газеты, единожды в жизни моей мной редактируемой, номере, который я сам набрал, сам весь написал и сам продавал (очень плохо), номере, не уцелевшем совсем! (...)"

Всеволод Вячеславович Иванов (1895 - 1963)
Сайт "Прожито". Издание: Иванов В. В. Дневники. М., ИМЛИ РАН, Наследие, 2001