Я бы очень хотел без ошибки пройти
Эту сотню несчастную метров.
До рассчитанной точки её донести,
Разместить и дожить до рассвета.
Я несу её бережно, словно дитя.
Не дай Бог, разбудить, простудить невзначай.
Гимнастёркой её согреваю.
Хорошо, без луны и предательских звёзд
Осторожная наша работа идёт
В эту ночь по переднему краю.
Разместил. Ключевой наступает момент.
Сочетаю искусство с наукой.
Как настройщик я чуток, и мой инструмент
Отвечает гармонией звуков.
Это сказка, конечно. Всё в жизни не так.
Но когда вижу их обездвиженный танк
С аккуратно распоротым чревом
На той точке, где ночью работать пришлось,
Как пацан, ощущаю весёлую злость.
Понимаю, что сделано дело.
Поделюсь сокровенным. Такая мечта:
Где-то в будущем, лучше - нескором,
Вечерами рассказывать сказки внучкам,
Как на фронте работал сапёром.

Восемь лет они стояли насмерть,
Продолжая жить и умирать.
Восемь лет мы правды о Донбассе
Сторонились. Не желали знать.
И когда настал момент суровый,
Не хочу сказать, что все подряд,
Но часть граждан к драке не готова
Оказалась, мягко говоря.
Кто-то сдрейфил, кто-то возмутился,
Кто-то логику постичь не смог.
Я так думаю: не стало смысла
Дальше прятать голову в песок.
Делать вид, что в мире и согласии
Всё как полагается идёт.
Ведь отнюдь не только на Донбассе
Нам перекрывали кислород.
А Чечня? А натовские пляски?
А московских взрывов кровь и пыль?
Это всё задолго до Донбасса,
Если кто случайно позабыл.
Санкции ввели? Так эти списки
С прошлого столетия висят.
Лишь шипение превратилось в визги,
Будто где-то режут поросят.
Швеция с Финляндией пустились
Наутёк за натовский забор?
Да они и так всегда там были,
Только неформально до сих пор.
Из театра, из литературы,
Кто задрав, а кто поджавши хвост,
Побежали разные фигуры.
Хорошо, что видно в полный рост.
Видим: вспышка слева, вспышка справа.
Русофобской силы торжество.
Этакий тотальный каминг аут
Сами понимаете, чего.
Ждут, что мы сломаемся, сдадимся.
Тяжкую не выдержим войну.
Продадимся. Как тогда за джинсы
С колбасой профукали страну.
Не дождутся. Мы своих не бросим.
Ставка - жизнь, и это не игра.
Восемь лет они держались. Восемь.
Мы дерёмся только полтора.

Украина - Русь коренная.
Стратегический их удар
Нам под корень нацелен. Знают,
Где больнее, и бьют туда.

Всё рассчитано до деталей
По лекалам давнишних схем.
Наготове фигурки встали
На большой игровой доске.

Кто-то главный фигурку двинул.
Средства все теперь хороши.
От России отсечь Украину -
Значит, сердца обеих лишить.

Этот замысел обеспечить
Предназначено той шпане,
У которой корни далече
Или нету вовсе корней.

Раньше были одним народом,
А теперь им сказано: Нет!
И чужим игрокам в угоду
Там запели о «злой русне».

В тот же ряд откровений крупных
Встали басни о «добрых украх».
Как сочувствовал добрый лях
Доле их под пятой москаля.

Чушь собачья? Не всё так просто.
Сколько выросло новых взрослых
Под чарующим ветерком
Песнопений учёной Европы?
А давно ли ушами хлопать
И у нас получалось легко?

Пётр Европы увидел гнилость:
Торгаши. Лишь корысть и страх
Их резоны. Что изменилось
Со времён наблюдений Петра?

А сегодня не то же разве?
Их проект просвещённый ясен:
От России твоей и моей
Не оставить камня на камне,
Раздербанить, расхристианить.
Но сначала лишить корней.

Жуть берёт. Но я тоже мечтатель.
Как тебе, дорогой читатель,
Вот такой, к примеру, проект:
Тьма рассеется. Свет воспрянет.
Киев городом стольным станет
Всей Руси. Почему бы нет?

По шоссе кочковатому старому
Мы с тобою поедем за город.
Ладога, улыбаясь строго,
Будет нам освещать дорогу.
Летом славно у нас на севере.
Вот шмели копошатся на клевере.
Вот малина лесная мелкая.
Вот сорока бранится с белкою.
Дождик кончился. Ветки мокрые.
Мы сквозь них прошли рука об руку.
Благо озеро в двух шагах.
Поцелуемся на мостках.
Тишина над водой. Мы подслушали
Разговор русалок с лягушками.
Спор о переселении душ.
Ничего интересного. Чушь.

Взвод почти целиком полёг.
Роща залпом насквозь прошита.
Смерть ужалила под значок
С голубой эмблемой «Зенита».

Он упал, куда тень легла,
И крапива не обожгла.

Меж убитых берёз лежит.
Но, как будто бы, дышит. Жив.
И к своим из последних сил
Его друг на себе потащил.

В прошлой жизни, в далёком детстве
Это был бы заклятый враг.
У него на груди у сердца
Красно-белый значок «Спартак».

И речёвки кричали хором,
И пускали в ход кулаки.
А сегодня рядом шахтёры,
Сплошь футбольные знатоки.

Основательные мужчины
Подхватили, и в медсанбат.
Бережно, как мяч в «девятину»,
По-старухински аккурат.

Там хирург его сразу принял.
Тоже свой, ветеран-фанат.
Он болеть привык по старинке
За «Зарю», Ворошиловград.

В строй вернули, у смерти вырвав,
Под разрывов шалый аккорд.
Оказался на редкость сыгран
Фронтовой чемпионский хор.

Из московских, донецких, луганских,
Питерских тусовок фанатских
И иных дружин боевых
Вышли драться в единой команде.
Отражают нацистов натиск.
Знают: мы болеем за них.

Кто под ноги боязливо
Смотрит, как бы не упасть,
Редко видит перспективу
Дальше своего пупа.
Он давно и безвозвратно
К пониманию пришёл:
Есть одна задача - завтра
Снова сесть за этот стол.
По решении которой
И вторая тоже есть:
За чуть более просторный
Послезавтра пересесть.
Эта азбука не нова.
Кто её не проходил?
Ничего, если чиновник.
Горе, если командир.
Горе, если спеси ради,
Ради призрачной звезды,
Забывают о солдате,
Гибнут ратные труды.
А ведь это очень скверно
И, наверно, хуже нет,
Если вдруг ослабнет вера
В боевой авторитет.
Это может затуманить
Всей работы ориентир.
Тяжело солдата ранить
Может горе-командир.
Знаю, это среди штатских
Можно дуться и жужжать
И не в правилах солдатских
Командиров обсуждать.
Но, бывает, так под горло
Ком подкатит, так припрёт,
Что идёт на разговоры
Даже наш стальной народ.
Я в дискуссию не лезу.
Не для этого служу.
Но один нехитрый тезис
Я, пожалуй, доложу.
Вероятно, неприлично
Замахнуться на всю Русь.
Я своею очень личной
Философией делюсь.
Пусть звучит она банально,
С ней шагал и воевал:
Лучше нет, чем свой начальник,
Что сержант, что генерал.
Это что же означает,
Что иного мнения нет?
Нет. И это помогает
Жить солдату на войне.
Я не первый день воюю
И служу не первый год.
Жизнь, она сама, скажу я,
Всё как надо разберёт.
Офицеров видел разных
Сухопутных и морских,
Но негодных или праздных
Не припомню среди них.
Если слишком тяжкой ляжет
Ношей наша круговерть,
Жизнь ему уйти подскажет,
Если не подскажет смерть.
На военные невзгоды
Сетовать бойцу грешно.
Да, бывают эпизоды.
Только разве это дно?
Прямо скажем, были хуже
Ситуации стократ.
Но такого, чтоб не сдюжить,
Не припомню. Виноват.

Незаметно как-то вышло
Многословно чересчур.
Извиняюсь. Просто мысли
Забрели на перекур.

Вечная память А. В. М.

Далёкого шторма раскатами
Войны долетает всхлип.
На прошлой неделе под Сватово
Парень соседский погиб.

Сыны приклонились к маме.
Он младший был среди них.
Ещё одна строчка на камне,
Что в сквере к храму приник,

На памятнике павшим
В бою с фашистами здесь
Бойцам пограничной стражи
Дивизии НКВД.

Долг свой исполнил честно
Гвардии капитан.
Теперь он в строю небесном.
Наш покровитель там.

Его земляки суровые,
Участники похорон
За правду, за нас, за Родину
Идут сегодня на фронт.

От дедов, от прадедов приняли
Наказ за Отечество встать.
Себя - в боевую линию.
Сердце - на отчий алтарь.

Сейчас так же, как в древности,
Из наших сердец сложена
Несокрушимой крепости
Каменная стена.

Грамотно, не для забавы
На войне себя люби.
От тщеславия до славы -
Как от Волги до Оби.
Кто мораль усвоил эту,
Тот, как правило, солдат.
И, опять же, есть примета:
Кто тщеславен - трусоват.
Может быть широк в плечах,
Элегантен, строен,
Где кричать и где молчать,
Знает, но не воин.
Он, скорее, нужен будет,
Чтобы в кадре показать,
На какой-нибудь трибуне
Или рядом постоять,
Шагом церемониальным
Как по струночке пройти,
Грудь на выкате медальном
Вдоль начальства пронести.
Ничего не скажешь, видный,
Антуражный элемент.
Предъявить его не стыдно,
Может, даже всей стране.
Только очень уж печально,
Коль судьбина приведёт
Вдруг ему попасть в реальный
Наш окопный оборот.
У меня такое было.
Прибыл юный богатырь
В запахах душистых тыла.
Через день - обратно в тыл.
На войну командировка.
На позицию прилёг.
Всё как будто точно, ловко
Рассчитал. А тут прилёт.
Хорошо ещё, что сверху
Я его прикрыть успел.
Всё же в нижнюю прореху
Тот осколок залетел.
Погрузили бедолагу
И немедля снова в тыл.
Я ему вослед бумагу,
Как положено, отбил.
Так что он не хуже многих
Нынче будет ветеран.
И рассказывает в блоге,
Как на фронте воевал.
Но какая ж это слава?
Так, набор цветистых слов.
Нет ни знания устава,
Ни знакомства с ремеслом.
Про работу боевую
Я вообще не говорю.
Слава Богу, встретить пулю
Не пришлось богатырю.
Из воды нашей окопной
Вышел, стало быть, сухим.
Хорошо бы, меньше трёпа.
Ну, да ладно, хватит с ним.
Он не трус. Он был не в курсе,
Что работа - не игра.
Впрочем, нам не до дискуссий.
Нам вперёд идти пора.

Седой, словно Днепр в непогоду,
Он стар, но плечист и высок.
Я вышел к его огороду,
Заметив в ночи огонёк.
Недавно совсем снова нашим
Стал этот забытый район.
Враг близко, и многие пашни
Пока что одеты в бетон.
Фронт близко, но всё-таки глуше
Его канонада сейчас.
И мне интересно послушать
Монаха неспешный рассказ.
Пьём долго из глиняных кружек
Он - воду, а я - молоко.
Покойно, как в детстве. И суржик
Старинным журчит родником:
«Мой дед был священником сельским.
Отец - тракторист. Воевал.
Горел в самоходке под Энском.
Вернулся по лужам апрельским
С протезом и орденским блеском.
Бригаду колхоз ему дал.
Нас было у матери трое.
Наверно, рожала б ещё.
Я помню лицо её злое
В тот год, когда немец пришёл.
Сейчас мне девятый десяток,
Но помню, как будто вчера:
Пылают колхозные хаты
И мы - старики, и ребята,
И бабы - бежим от костра.
Возможно, тогда или позже
Я понял, что нету путей
Иных, кроме промыслов Божьих,
Вдали от людей и идей.
Колхоз наш был «Путь к коммунизму».
Иль как-то похоже. Не суть.
Не нужен, по-моему, диспут,
Куда нас завёл этот путь.
Души завершилась проверка,
О постриге мысли пришли,
Когда деревенскую церковь
В хрущёвское время снесли.
Потом было время раскола.
Чумою прошло по Руси
Похлеще того комсомола,
Что сам себя перебесил.
Наехали яростно, жёстко
На русские монастыри
Бандеровских псов подголоски
И римского папы псари.
Ушёл я. Казалось, что в пустынь.
Какое! За рощицей вон
Зенитки натыканы густо.
И сам держу в погребе схрон.
Я ждал вас, да только не знаю:
Вы с миром пришли, аль с войной?
Защита у русского края
Надёжна ли? Знать не дано.»
Хотел я спросить его: «Дядя,
Да ты на какой стороне?»
Сдержался, в глаза ему глядя.
Подумал: мы все на войне.
Ночь кончилась. Перед рассветом
Я имя монаха спросил.
Молчал он. Ведь он под обетом.
Я сам за него говорил.

Отразили рукопашный,
Удержали чей-то сад.
Бой был жаркий. Но вчерашний.
А сегодня мы - десант.
Не крылатая пехота.
Те летают высоко.
Мы и в грязь, и в непогоду
По земле идём пешком.
Поутру по свежим росам
Мы шагаем по войне.
Разве вот танкист подбросит,
Даст местечко на броне.
До переднего пригорка.
В их окопы ликом в грязь
Мы сигаем, как тетёрка,
И работа началась.
Это жёстко. Это быстро.
Как с обрыва кувырком.
Эту линию зачистил,
И вперёд. Бегом, бегом.
Всё. Похоже, пробудилась
Миномётная их часть.
Отсекает нас от тыла.
Стала кучно мины класть.
Бронетехника очнулась
Неуклюжая гора,
Вижу, высунула дуло
Из соседнего двора.
Мне средь грохота и лязга
Работёнка по душе.
Раз пошла такая пляска,
Отхватить на кураже
Можно было пару улиц.
Но - команда. Встали в строй.
Отдышались. Подтянулись.
Дело кончено. Отбой.

Мой товарищ окопный стихи сложил.
Я для них подобрал мотив.
В этой песне наш главный посыл:
Если можешь петь, значит - жив.

Если живой, значит, должен петь.
Только смотри, не спи.
Мы песенкой той отгоняли смерть,
Кружившую по степи.

Мы составили список важных дел.
Мы для них завели тетрадь.
«Войну и мир» дочитать, например,
Любимой «Люблю!» сказать.

Он сказал, показав по секрету мне
Внушительный старый том:
– Делать дело можно и на войне.
Не откладывать на потом.

А ещё поручение дал мне друг,
Став серьёзен, как генерал:
– Если что-то случится со мной вдруг,
Скажи ей, что я не сказал.

Когда пролетала над нами смерть,
На него её тень легла.
Я тетрадь у сердца ношу теперь.
Наши важные с ним дела.

Наша песенка, отгоняя смерть,
Высоко над степью кружит.
Пока я её способен петь,
Товарищ мой будет жить.

Похолодело тело,
Присыпанное листвой.
Радуга посерела
От копоти пороховой.

Вопрос, конечно, бестактный,
Сколько там голубых
И для чего радугой
Они украшают лбы.

Элита с примесью слизи.
Радужная братва.
Нечто вроде дивизии
«Мёртвая голова».

Шёл по Руси вальяжно
Сверхчеловек-пижон.
Мне отчего-то кажется,
Что такие, как он,

Там у себя лишние,
Пущенные в расход.
Без церемоний пышных
Ждёт их донбасский лёд.

Встретят русскую зиму
С чистого снега-листа.
Мёртвые сраму не имут?
Думаю, не всегда.

Накрыло. И звёзды погасли в ночи.
Невидимы стали рассвета лучи.
Была ли боль? Чувствовать я перестал.
«Пора!» - властный голос в ушах прозвучал.
А дальше безмолвие и темнота,
Пока не вошла всемогущая та,
Которая может движением звёзд
Решить человечий житейский вопрос.
Пройдя сквозь меня окружавшую тьму,
Ладонь приложила к лицу моему.
Наверное, очень горячим был лоб.
Мне снился огонь, охвативший окоп.
Но жар в данном случае лучше, чем лёд,
Когда жизнь из тела навеки уйдёт.
Сестра милосердия? Ангел? Жена?
Она была мне в ту минуту нужна.
Мне грезилось, будто, пронзив облака,
Ко мне на чело опустилась рука.
И вновь в вышине загорелась звезда.
Я здесь. Я живой. Значит, рано туда.

Моряк живёт только в море.
Тоскует на берегу.
Вне гор не выживет горец.
Охотник стремится в тайгу.

Мне неловко признаться,
Но если на то пошло,
Без фронтового братства
Муторно. Тяжело.

Здесь среди шумной музыки
И выкрутас городских,
В улицах этих узких
Как-то не всё по-людски.

В город асфальтовый синий
Я из окна смотрю.
Лампочка в паутине
Мне заменяет зарю.

Буду вот-вот ходячий.
Мне облегчат режим.
Выздоровею и, значит,
Скоро вернусь к своим.

Больно уж мил и жалостлив
Девичий персонал.
Так со мной обращаются,
Будто я в кому впал.

Не надо. Мы тоже люди.
Я только с виду угрюм.
Вдыхаю пробитой грудью
Медсестрички парфюм.

Как улыбается солнце
В дымной сетке морщин,
Хотел рассказать девчонке.
Сбежала. Лежу один.

Ей бы чего попроще.
Спешит, пока не померк.
Смотреть, как раскрасил площадь
Праздничный фейерверк.

Атлантида канула в бездну.
Встали воды, страну поглотив.
Где лежит она, неизвестно.
Это просто красивый миф.

Черепки допотопных амфор,
Якоря истлевших галер,
Изваяний женственный мрамор
В глубине подводных пещер.

Только призраки и легенды.
Только море без берегов.
Атлантида канула в бездну,
Не оставив живых следов.

И не скрыться, не уклониться
От удара грозной судьбы.
Можно, разве что, за границу
Сгинуть в сумерках голубых.

Всех империй скорбная участь?
Всех великих народов и стран?
Нет, не наш это с вами случай.
Мы - Россия. Мы - океан.

Что может быть возвышенней молитвы?
Что может быть прекрасней строк,
В которых воедино слиты
Венец творения и Бог,
Ведущие о вечном диалог?

Как глубока молитва на испанском,
Как музыкальна и легка!
Столь искреннего языка,
Наверное, нет в мире христианском.

Тот, кто пришёл в сорок четвёртом
Из ленинградского блокадного котла
На пепелище Царского Села,
Сожжённого в агонии дотла
Не человеком - бешеным животным,

Был изумлён, найдя среди руин
В ряду готовых к взрыву мин
Привет от европейского народа -
Свод католических молитв.
Формат карманный, мелкий шрифт.
Издание сорок второго года.
Мадрид.

На переплёте имя Карлос.
Дивизий голубых солдат.
Вот всё, что от него осталось.
Куда сей пропуск - в рай иль в ад?