В половодье словесной пыли
Нужный голос не слышен почти.
Выключаю. От шума в эфире
Голова может кругом пойти.

До сеанса очередного
Есть десяток-другой минут.
Можно выдохнуть, снять «подкову».
Можно даже поспать чуть-чуть.

Лишь чуть-чуть. Сон мгновенный, сладкий.
И опять сумасшедший гвалт.
Моё дело - услышать краткий,
Только мне понятный сигнал.

Надрывается гниль чужая,
Только зря мозг выносит мне.
Я свою позицию знаю
На отечественной войне.

Я-то знаю, но всё же, всё же
Так и тянет иной раз дать
По невидимой подлой роже.
Так и хочется иногда

Популярно ответить гнили,
Разъяснить, что в мире почём.
Но молчу. Тишина. Я в эфире.
Я работаю на приём.

Они понимают не хуже нас,
Что сдулись, обречены.
И напоследок давят на газ.
Обычный приём шпаны.

Побольше убить. Побольше сжечь.
Всё - на тотальный погром.
Что утащить не сумели - в печь.
Обычный шпаны приём.

Агония загнанного зверья.
Их власти последние дни.
Потоп или выжженная земля.
Вот всё, что могут они.

Чтобы ужас объял людей,
Посмевших их невзлюбить.
Чтобы живых в небытие
Вслед за собой утащить.

Они сбегут, но штука в том,
Кому они там нужны?
Ведь те, кто науськал их на погром,
Тоже обречены.

Последняя пакостная гульба.
Расплатятся по счетам.
Они в отребье вписали себя.
Значит, их место там.

Что, скажите, пользы в поэте?
Он пускает слова на ветер.
И летят по ветру слова,
Всем известные, как дважды два.

Что в них проку, люди, скажите.
Никаких там нету открытий.
Никакого прогресса нет.
Воду в ступе толчёт поэт.

Но, с другой стороны, в поэте
Бродит брага тысячелетий.
Нашу вечную боль на свет
Извлекает бродяга-поэт.

И любовь, и печаль людскую
Он с сегодняшним днём рифмует.
Суета замедляет бег.
И рождается человек.

Брат – якут, татарин, бурят,
Европеец и азиат,
Ты сегодня – русский солдат.
До победы – ни шагу назад.

Армянин, осетин, грузин,
Наши деды брали Берлин.
Нашу кровь с его мостовых
Никаким брандспойтом не смыть.

И эстонцы, и латыши,
Ведь не все же к врагу ушли.
Они строили с нами дом.
Им не жалко своих трудов?

Дома мама, жена, сестра.
Терпелива, сильна, мудра.
В многоликой русской семье
Первородное место – ей.

Мир, что женщина создала.
Тот, что спела, спряла, родила
На Дону, на Оби, на Днепре,
Защищаем от упырей.

Ей, сестре, невесте, жене,
Маме, – главное место в стране.
Только вместе мы как один.
Только вместе мы победим.

Мы спокойны. Не в первый раз.
Мы уверены. В нужный час
Наш удар поразит врага.
Хладнокровно. Наверняка.

Помнишь сборы, помнишь роту
Лейтенантов запасных?
Невесёлую работу
Без каникул, выходных?

Как ходить учились строем
С едким потом на губах
От забора до отбоя.
От подъёма до столба.

Хрипли глотки по утрянке
От занятий строевых
Под «Прощания славянки»
Зажигательный мотив.

На поверку, дня начало,
И повзводно на поход
Звонкий ротный запевала
Нам «Славянку» выдаёт.

В жаркий летний день шикарный
Завершили марш-бросок.
На плацу перед казармой
Подравнялись на флагшток.

В две шеренги на присягу.
Слов негромких череда.
Я приник губами к флагу
На секунду. Навсегда.

Дальше жили-поживали.
Скоро подводить итог.
Приходилось - воевали.
Выполняли высший долг.

Приходилось - уезжали.
На Восток, на Севера.
Под гитару вечеряли
У таёжного костра.

На гулянке, на лежанке
Обходились без «Славянки».
Приходилось петь, плясать
Под чужие голоса.

Дни мелькнули и умчались.
Больше нет СССР.
Но людьми-то мы остались.
Так, товарищ офицер?

Мы уже не держим шага.
Мы давно ушли в запас.
Но работает присяга.
И сейчас? Да хоть сейчас!

Не подумай, что с полбанки,
Не подумай, что в бреду.
Дай «Прощание славянки» -
Мёртвый встану и пойду.

Июнь свободный, тёплый, пьяный.
Река, как ночь, белым-бела.
В ночной рубашке из тумана
Легла и косу расплела.

Нет-нет, не скоро лягу спать я.
Лишь начинается игра.
За невесомым белым платьем
Бегу по проходным дворам.

Догнал, и с поцелуем первым -
Навстречу поднятым мостам.
Они, как милиционеры,
Нас разводили по домам.

Под привычные вскрики и враки
Кто-то снюхался с кем-то, и вот
Бесноватые сытые хряки
Покидают турецкий курорт.

Обнимаются напоследок,
В кадре деланно веселясь,
С этим, как его, президентом,
И назад - в кровавую грязь.

Каждый чувствует, что попал он
Снова в то, от чего отвык.
Что ж, пожалуйте. Дело за малым:
Новым салом на русский штык.

По памяти старой на берег
Тропой потайной прибегу,
Где финская мельница мелет
Хрустальную речку в муку.

Черёмуха вензелем пышным
Пристала к седой скале.
Сдалась одичавшая вишня
В чернично-малиновый плен.

На яблоню кто-то забросил
Матерчатый пепельный шар
Над ним озабоченно осы
Тугим хороводом кружат.

Гром грузный, мальчишкой шалым
За облаком где-то засев,
Порожним лихим самосвалом
Гремит по лесному шоссе.

Среди различных публикаций,
Увидевших недавно свет,
Дневник блокадный ленинградца,
Прожившего пятнадцать лет.

Я знаю горе человечье.
Как погибают старики
В очередях и как калечат
Детей и взрослых «лепестки».

Меня пугать давно не нужно,
Но боль скупая этих строк,
Мальчиший изумлённый ужас..
Я начал и читать не смог.

Он пишет: очень сильный голод.
Учу уроки при свечах.
В нетопленом театре «Овод».
И снова голод, холод, страх.

Потом был март. Начало первой
Блокадной питерской весны.
Он умер, как уснул, наверно,
Он не узнал конца войны.

И я, и умерший подросток
Мы вместе. Мы в одном строю.
Я за него отвечу жёстко.
Я за Отечество стою.

Война всё та же. Что сегодня,
Что восемьдесят лет назад.
Фашисту на донецком фронте
Мщу за блокадный Ленинград.

Максимиха

Слышится шепот. А, может быть, крик.
Может быть, строгий отеческий рокот.
Может почтительно тронуть за локоть,
Может толкнуть, как сварливый старик,
Сам же при этом притворно заохать.
Мы изучаем байкалий язык.

С ним нужно долго про всё говорить.
Времени издавна он не считает.
И фамильярности не уважает.
Лучше впустую его не дразнить.

Кротким он может быть, а через миг
Неукротимо безжалостно бешен.
Ну, а пока что коварно неспешен
Лижет нам ноги байкалий язык.

Лето мелькнёт поцелуем воздушным.
Кажется, кто-то большой, добродушный
То ли баран, то ли конь, то ли бык
Тянет к нам тёплый шершавый язык.

Небо шаманские знаки рисует.
Космос подходит здесь прямо вплотную.
Мы собрались и пришли на причал.
Грузимся. В путь, наш корабль-Байкал!

Который час? Я не пойму никак.
Пять поясов - существенный джет-лаг.
В сны вековечные погружена,
Журчит таёжной речкой тишина.
Да непростая речка - Баргузин.
Отсюда вышел грозный Темучин.
Вокруг рубины, изумруд, нефрит -
Разнообразный местный колорит.
Брусничный мох, на топляке слюда.
Зеленовато-белая вода
Причёсанного утреннего моря.
Бакланов пара промелькнула вскользь.
Летят в затылок, но, как будто, врозь.
Супруги в мимолётной ссоре.

Вся соль Земли, вся сила мира тут.
Недаром он корнями был баргут.
Пощекотал людские нервы.
Сейчас тут тихо. Как подводный хан
Из моря выдвигается Ушкан,
Увенчанный пузатой нерпой.

То, что сделано, не вернуть.
Бросив вызов киевской плесени,
Мы взболтали черную муть,
Там, на дне лежавшее месиво.
В прикарпатских бандеровских схронах,
В голых шляхетских погребах,
В иезуитских подвалах зловонных
И в баварских пивных котлах
Дожидалась своей минуты.
Показалось, что дождалась.
Ненависти пещерной лютой
Можно дать наплясаться всласть.
Прочь отброшены все приличия.
Смыт брандспойтом культурный слой.
Мир им нужен новый. За вычетом
Нашей Родины. Мы - изгой.
Не стесняются ставить целью
Возвратить нас в каменный век.
Всё им в строку: мораль и церковь.
Коли выгодно, значит - не грех.
Мы сегодня вне их закона.
Записали нас во враги.
Что ж, судить их будем сурово
По закону нашей тайги.

Встреча наша печальна
И уже не нужна.
Коротка и случайна,
Как морская волна.

Ты меня не узнала.
Я тебя угадал.
Начинаем сначала?
Нет, пора на вокзал.

Мы когда-то мечтали
О других берегах.
Жизнь лежит за плечами,
Как в тумане тайга.

О любви, о потере и опять о любви.
Я тебе не поверю, но ты говори.

Закатная неистовая вспышка.
Вздохнула электричка, уходя,
И на платформе, мокрой от дождя,
Упавшая подпрыгивает шишка.

Простились. До свидания, залив.
Не провожай. Мы доберёмся сами.
Займёмся снова нужными делами.
Ты был роскошен и неприхотлив.

Закрылись двери. Каждому свой путь.
Со всеми остановками поедем.
Друг друга снова, может быть, не встретим,
Но то, что было, не перечеркнуть.

Река разлеглась на зелёном ковре.
Как ханша, вся в золоте и серебре.
Но час неизбежно наступит, когда
К хозяйским ногам припадёт Аргада.
Нисходит хозяин её Баргузин
От стойбища горных великих вершин.
Сначала торопится, что-то кричит,
Хватает ручьи по пути и ключи.
В долину вступив, умеряет свой пыл,
Идёт не спеша к той, к которой спешил.
Сойдясь у подножия каменных юрт,
К Байкалу-шаману себя понесут.
Он ждёт - непонятен, прозрачен, силён.
Их общей судьбы вековечный закон.

Легко сказать: как жаль, что я не там.
По возрасту не годен, а иначе
Я был бы там и был бы долг оплачен
И все бы получили по счетам.
Легко сказать, но думать и мечтать
Нам не заказано. Как петь «Славянку»,
Доспехи примерять и аксельбанты
И благородной яростью вскипать.
Но есть ведь и другие, те, кто спит
И видит убиенную Россию.
Кто молит небо: только б не простили!
Кто иступлённо вопиет: распни!
Кто ненавистью к Родине кипит.
За что? Необъяснимо это чувство.
Легко сказать: чтоб всем им было пусто!
Но это их едва ли исцелит.
Они из тех же школ, из тех же книг,
Из тех же песен, тех же кинофильмов.
Но, кажется, в другой Вселенной жили
И пили из источников других.
В чужих краях такие тоже есть.
В Америке, во Франции, в Китае.
Кого-то комплексы не отпускают,
Кого-то зависть, а кого-то спесь.
Но всё же наш, российский, феномен
Особенное нечто, воля ваша.
По градусу слепой, звериной, страшной,
Холодной антипатии к стране.
Это не просто заурядный визг
Хозяев животов несытых
По поводу призыва, дефицита
Сыров, креветок и шенгенских виз.
Это суровый внятный приговор
Без апелляций к высшей мере.
Никто из них, как всякий прокурор,
Не пожалеет о потере.
Тем, кто раскрылся и свою слюну
И брань исторг на площадь,
Я благодарен. С ними проще
Вести войну.
Но притаившаяся рать
Тех, кто безмолвно рады смерти
Солдата русского. Как им ответить,
Как покарать? Легко сказать…

С недавних пор, почувствовав себя
Не то чтоб взрослым, но слегка усталым,
Бегу, для храбрости чуть пригубя,
Поговорить наедине с Байкалом.

Бывает он сердит и многословен,
Как скотовод, напившийся архи,
Бормочет чьи-то скверные стихи,
Ворочается, тяжко стонет.

Бывает светел и суров,
Сосредоточенно спокоен.
Не тратит и не слышит слов.
Как будто, перед битвой воин.

А иногда улыбчив, ласков, мил.
Шуршит под лёгким летним ветром,
Как метрдотель валун накрыл
Упитанным лукавым нерпам.

Бескрайний словно степь,
Бездонный как тайга,
Изящен как дворец на золоте песка.
Ужели пригласит в чертоги
В кочевье на вершинных облаках,
Где обитают только боги?

То ли облако, то ли орлан
Распластался вдали над степью.
Баргузинский кряж сквозь туман
Наступает плечистой цепью.
Нас теснит узкоглазый строй,
Прижимает к речной долине.
Вот сомнёт, отпечатает в глине
И покатится дальше ордой.
Мы на празднике в Курумкане
Видели, как танцуют камни.
Наплясались и прилегли
В двух шагах от центра Земли.
Сколько времени утекло
С той поры, когда здесь баргуты,
Улыбаясь молча и зло,
Для похода снимали юрты.
Что влекло их туда, на закат
В бесконечно чужие страны?
Что вело много лет подряд?
Ничего, кроме воли хана.
Этот их великий исход
До сих пор великая тайна.
Может быть, разгадка живёт
Где-то здесь в письменах наскальных.
Живы древние письмена,
Но прочесть их некому нам.
Не вернулся ведь ни один
В те края, где течёт Баргузин,
Где стоит частокол тайги,
Где орёл нарезает круги.

Что ещё вам написать?
Вроде, всё в порядке.
Мы сумели устоять,
Хоть сезон несладкий.
Если честно, не игра
И не курам на смех.
Не на шутку немчура
Перешла в контрнаступ.
Так попёрли, что в свинец
Превратилось небо.
Честно, думал, что конец,
Дальше жить не треба.
Но, поскольку я солдат,
То моя работа
Строй держать и повторять:
Не робей, пехота!
Навалился грохот, лязг.
Заложило уши.
Но, гляжу, один увяз
В непролазной гуще.
И второй осел, взревев
Траками на мине.
Третий лопнул, как орех,
И лежит на глине.
А четвёртый - лично мой.
Я ему в бочину
Залепил со всей душой,
Точно на картину.
Захотелось напролом -
Собирай металлолом.
Фронт сдержали. Правый край
Слился с левым краем.
Что, припухли? Нет, давай,
Всё же доиграем.
Полезай, браток, в мешок,
Коли слаб на передок.
Взяли пленных. Так себе,
Та ещё пехота.
Зуб стучит, ни бе, ни ме,
Страсть, как жить охота.
Вот танкисты - это да,
Те - другое дело.
Выучили господа
Воевать умело.
Шли упорно. Только где
Бравые их танки?
Развалились в борозде
После мёртвой пьянки.
Долго им теперь ржаветь
Здесь, на русском поле.
А Европе - песни петь
Об их горькой доле
От родных вдали полей
Бабушки-Европы.
Рядом будут зеленеть
Разные укропы.
В общем, жив-здоров солдат.
Не волнуйтесь, люди.
Что там слухи говорят,
Мы потом обсудим.
До свидания! Всем поклон.
Отдыхаю. Впрочем,
Полагаю, наш сезон
Далеко не кончен.
Городов российских мать
Всё ещё в темнице.
Значит, надо понимать,
Есть за что нам биться.

Первая капля дождя
После сухого далёкого грома.
Первый удар по стеклу лобовому.
Брызги как пули летят.

Я уже дома давно.
Пение птиц, ос жужжание слышу,
Слышу, как дождь барабанит по крыше.
Но всё равно, всё равно

Звукам не верю, огням,
Людям. Не знаю: свои ли, чужие?
Здесь без войны, без меня они жили.
Я ещё там. Ещё там.