Опять ничего.

Буду изображать теперь только мужчин — в том числе и обнаженными, и по-разному. С женщинами пройдено.

Проснулся с мыслью, что мне уже двадцать девять через неделю или две, а все никак не дается полюбить. «Это уже не смешно!» — я так говорил в двадцать шесть… А тут — двадцать девять, и ничего не сдвинулось. Знаю людей, которые меняют пары поминутно… но хотя бы говорят, что каждого любят! Может, ко мне не идет, потому что я думаю про них постоянно, мол, вон — даже им дается? Ставлю себя выше… так ведь и сволочь полюбить может, а я чем хуже?

А еще раньше я просил, чтобы меня все вокруг любили, но потом понял свою природу и понял, какой я непригодный человек — в этом-то я давно уже на бобах, ладно. Можно в себя так далеко зарыться, что все по полкам расставится само — горько и паршиво, но меняться нельзя… другой человек тогда уже будет.

К двадцати девяти и нарожать вовсю можно было давно, если бы не эти полки… но мне хотя бы полюбить сначала…

Когда можно уже будет менять заставки в каналах на фон — поставлю здесь иконостас.

Ладно, отправляйте свои яйцеклетки ненужные почтой — я сам все сделаю.

Груди, бюсты… мы про эти вещи сейчас должны забыть с вами.

Не знаю, кто это — она просто зашла в вагон и встала очень близко со мной. Судьба или нет, но про свадьбу я на всякий случай подумал. А венчаться хотел бы у Св. Георгия, на Поклонной, — хоть и подсобрать придется… Про детей думаю так: сколько даст Господь — столько и возьмем, с таким обычно не жадничают.

Ах! Вышла! Ну и хрен с ней… Так в жизни всегда… так всегда — по расписанию.

На рассвете приснился плотско́й соблазн. В ту же секунду проснулся, походил по комнате кругами, подумал о любом другом, выдохнул и — пошел на пробежку. С этим лучше не рисковать и ни за что не ложиться больше. Такова c'est la vie жизни.

Ночь. Хреново.

Я хочу испечь такое печенье… чтобы оно ломалось и жило, чтобы было безупречным и хрупким, нежным и честным… но вот — в который раз, — что бы я ни делал, как бы с ним не крутился, куда бы не сворачивал: у меня выходит только хлеб.

Когда пекли куличи — те тоже задались как хлеб; рисовое, банановое, фигурное, овсяное печенье… я так надеялся, что в очередной раз не будет хлеба, — молил все вокруг, просил, заклинал это тесто…

И был хлеб.

Поразительно, какие интересные смыслы предлагают эти разноцветные пиктограммы. А такое сочетание вышло совершенно случайно — я даже не сразу и понял, что оно значит.

Если вам нужно как следует оскорбить человека — назовите его «визуально красивым».

Спиртное… его хочется пить без меры и остановок… Я еще помню это чувство, когда кто-нибудь из ребят собирался вдруг пойти за ним без повода (обычно это делал я). Сразу все вокруг менялось, и настроение из скверного становилось… самым счастливым из всех, — как в день, когда пробуешь спиртное впервые в жизни. И уже никогда не отпускаешь.

Мне было лет шесть — тогда я на празднике случайно и выпил водки. Мальчишки бегали за девчонками… или наоборот, а взрослые — трепались. Только я один стоял у стола и ждал, когда кто-нибудь во всей болтовне нальет лишнего и я так же случайно возьму это себе… Ждал, слушал пошлые анекдоты и социализировался.

Примерно тогда же я впервые сказал матерное… Вот так это было — ни с того ни с сего. Сидел в песочнице и вдруг: «Вот сука!» Ах, как испугался, что эта гадость сама вышла, — будто бес толкнул в яму… Ребята смотрели на меня в изумлении и тревоге одновременно, но никто ничего не сказал. А могли бы и сказать… пристыдить — я много не просил.

Ну и ладно. Я потом лет через десять у одного из них так девчонку уведу, что он аж в другую школу уйдет.

Все не так.

Водки…