👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Русский Рок в 70-е: время первых голосов
Семидесятые — это когда всё уже было понятно, но еще не было можно. Это эпоха, когда советская система ещё не рушилась, но уже трещала по швам — и все всё чувствовали. В этом напряжённом воздухе, в тени Ленина и под звуки фанеры из телевизора, вдруг зазвучал чей-то голос. Свой. Не под запад, не «под ВИА», а по-своему.
Первые настоящие голоса русского рока были не столько громкими, сколько узнаваемыми. Появлялся акцент — не географический, а душевный. Голос Градского, например, невозможно было спутать: в нём было всё — театральность, протест, академичность, эстрада, бунт, бард, Ария, Шостакович, Высоцкий, «битлы», да хоть Бах с Гариком Сукачёвым в одном стакане. Он не просто пел — он демонстрировал, как можно говорить иначе. Не разрешённым штампом, а собственным тембром.
Собственные песни на русском языке стали почти революцией. До этого пели либо про комсомольские стройки, либо каверы на Queen с текстами вроде «Я люблю тебя, снег весёлый». А тут вдруг появились строчки, за которыми — жизнь. Не идеология, не лозунг, а боль, мечта, сомнение, вопрос.
И пошло-поехало. Словно кто-то снял заглушку — и полились мелодии, которые не умещались в формат «Песни года». Группы, названия которых теперь звучат как из старого афиша-календаря: «Високосное Лето», «Скоморохи», «Аракс», «Цветы». Все они делали шаг в сторону — от шаблона к подлинности. У кого-то это был шаг отчаяния, у кого-то — свободы, но почти всегда он делался в одиночку. Система не поддерживала тех, кто думал и пел сам.
Музыканты выкручивались как могли. Кто-то договаривался с домами культуры, кто-то подрабатывал на танцах, кто-то прятал рок в академическую обёртку джаза или фольклора. Алексей Козлов с «Арсеналом» вообще строил мост между авангардом, импровизацией и джаз-роком, балансируя между «можно» и «нельзя» так изящно, что цензоры даже не всегда понимали, что именно он играет.
Но если 60-е были временем фанатичного подражания, то 70-е — это пора первых шагов к себе. Это было как пробуждение после долгого сна. Струны начали звучать не только по нотам, но и по внутреннему отклику. Слово стало не приправой, а основным блюдом. Музыка — не развлекательной, а поисковой. А сцена — не местом славы, а фронтом личной правды.
Именно в 70-е родился тот самый русский рок, о котором позже будут говорить с уважением, грустью и лёгким недоумением: «А как вообще такое могло появиться в Советском Союзе?» Он рождался на кухнях, в подвалах, в домах культуры, где звук ставили через телевизор «Юность». Его не было в телеэфире, но он жил в репетициях, на магнитофонных плёнках, на концертах «для своих».
Именно в это время оформилась атмосфера русского рока. Не жанр, не стиль, а состояние души. Та самая смесь грусти, размышлений, лирики, метафизики, быта и бунта, которая делает наши песни узнаваемыми с первой строчки. Это уже не просто аккорды — это культурный код.
И, конечно, даже в этом суровом андерграунде уже чувствовалась ирония. Ведь наш человек — он всегда с ухмылкой. Даже если поёт о смерти. Даже если репетирует в шкафу. Даже если вместо света — одна лампочка, зато в голове — электричество.
Русский рок в 70-е — это как школьник, который научился говорить, но ещё боится, что за это вызовут родителей. Но он уже начал. Он уже сказал своё. И потому 80-е были неизбежны.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Семидесятые — это когда всё уже было понятно, но еще не было можно. Это эпоха, когда советская система ещё не рушилась, но уже трещала по швам — и все всё чувствовали. В этом напряжённом воздухе, в тени Ленина и под звуки фанеры из телевизора, вдруг зазвучал чей-то голос. Свой. Не под запад, не «под ВИА», а по-своему.
Первые настоящие голоса русского рока были не столько громкими, сколько узнаваемыми. Появлялся акцент — не географический, а душевный. Голос Градского, например, невозможно было спутать: в нём было всё — театральность, протест, академичность, эстрада, бунт, бард, Ария, Шостакович, Высоцкий, «битлы», да хоть Бах с Гариком Сукачёвым в одном стакане. Он не просто пел — он демонстрировал, как можно говорить иначе. Не разрешённым штампом, а собственным тембром.
Собственные песни на русском языке стали почти революцией. До этого пели либо про комсомольские стройки, либо каверы на Queen с текстами вроде «Я люблю тебя, снег весёлый». А тут вдруг появились строчки, за которыми — жизнь. Не идеология, не лозунг, а боль, мечта, сомнение, вопрос.
И пошло-поехало. Словно кто-то снял заглушку — и полились мелодии, которые не умещались в формат «Песни года». Группы, названия которых теперь звучат как из старого афиша-календаря: «Високосное Лето», «Скоморохи», «Аракс», «Цветы». Все они делали шаг в сторону — от шаблона к подлинности. У кого-то это был шаг отчаяния, у кого-то — свободы, но почти всегда он делался в одиночку. Система не поддерживала тех, кто думал и пел сам.
Музыканты выкручивались как могли. Кто-то договаривался с домами культуры, кто-то подрабатывал на танцах, кто-то прятал рок в академическую обёртку джаза или фольклора. Алексей Козлов с «Арсеналом» вообще строил мост между авангардом, импровизацией и джаз-роком, балансируя между «можно» и «нельзя» так изящно, что цензоры даже не всегда понимали, что именно он играет.
Но если 60-е были временем фанатичного подражания, то 70-е — это пора первых шагов к себе. Это было как пробуждение после долгого сна. Струны начали звучать не только по нотам, но и по внутреннему отклику. Слово стало не приправой, а основным блюдом. Музыка — не развлекательной, а поисковой. А сцена — не местом славы, а фронтом личной правды.
Именно в 70-е родился тот самый русский рок, о котором позже будут говорить с уважением, грустью и лёгким недоумением: «А как вообще такое могло появиться в Советском Союзе?» Он рождался на кухнях, в подвалах, в домах культуры, где звук ставили через телевизор «Юность». Его не было в телеэфире, но он жил в репетициях, на магнитофонных плёнках, на концертах «для своих».
Именно в это время оформилась атмосфера русского рока. Не жанр, не стиль, а состояние души. Та самая смесь грусти, размышлений, лирики, метафизики, быта и бунта, которая делает наши песни узнаваемыми с первой строчки. Это уже не просто аккорды — это культурный код.
И, конечно, даже в этом суровом андерграунде уже чувствовалась ирония. Ведь наш человек — он всегда с ухмылкой. Даже если поёт о смерти. Даже если репетирует в шкафу. Даже если вместо света — одна лампочка, зато в голове — электричество.
Русский рок в 70-е — это как школьник, который научился говорить, но ещё боится, что за это вызовут родителей. Но он уже начал. Он уже сказал своё. И потому 80-е были неизбежны.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
2010-е: Русский рок как внутренний голос эпохи
Внешне всё очевидно:
— на поверхности торжествует электронная музыка,
— рэп обгоняет всех по популярности,
— YouTube, «ВКонтакте», Spotify — новые каналы, новые кумиры.
А рок? Он как будто… исчез.
Но нет. Он просто переместился. Из массового продукта — в интимное высказывание. Из «рока как жанра» — в «рок как позицию». И это, пожалуй, одна из самых тихих и глубоких трансформаций.
Что происходит?
1. Классики продолжают жить — но уже как легенды.
Все те же «ДДТ», «Алиса», «Сплин», «Чайф», «Аквариум», «Пикник», «Машина» ездят в туры, собирают залы, выпускают альбомы. Уже не для всех — для своих. Уже не революция — ритуал. Уже не концерт — встреча с прошлым, которую каждый зритель внутри себя превращает в монолог:
“А кем я был, когда впервые услышал эти строки? А кто я теперь?”
2. Возникают новые сцены. Но не массовые — локальные, камерные.
Клубы, бары, квартирники. Музыканты, которые не лезут в хит-парады, а пишут так, будто письмо другу. Рок становится похож на исповедь, на вечернюю прогулку, на страницу из дневника. «План Ломоносова», «Аффинаж», «Союз Созидающих», «Операция Пластилин», «Анимация» — это уже совсем другие интонации. Больше боли. Меньше пафоса. Больше лирики. Меньше лозунгов. И в этом есть что-то удивительно честное.
3. Рок как культурный код начинает жить в других жанрах.
Рэп берёт на себя функцию критики власти, осмысления жизни, социального протеста. И делает это в духе Летова и Цоя — только под бит.
Моргенштерн, Хаски, Oxxxymiron (иноагент), Face, Miyagi, Скриптонит — каждый по-своему продолжает дело рока. Даже если форма другая, суть осталась:
— быть честным,
— быть собой,
— говорить о том, о чём другие молчат.
4. Возникает рефлексия.
Люди начинают думать о роке как о явлении. Снимаются фильмы, пишутся книги, выходят биографии музыкантов. Рок — как мифология. Как культурная память. Как коллективный дневник нескольких поколений.
Что это всё значит?
То, что рок не умер.
Он просто перестал быть аттракционом.
Он стал внутренним разговором о смысле.
Он ушёл из телевизора — в уши, в головы, в сердца.
Он больше не под глянцем. Он под кожей.
И если ты идёшь ночью по пустому городу, и в наушниках звучит что-то из 80-х, 90-х или новая акустика, и ты вдруг чувствуешь, что не один,
что кто-то когда-то уже чувствовал то же самое,
— значит, рок жив.
Жив не как жанр. А как способ быть человеком.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Внешне всё очевидно:
— на поверхности торжествует электронная музыка,
— рэп обгоняет всех по популярности,
— YouTube, «ВКонтакте», Spotify — новые каналы, новые кумиры.
А рок? Он как будто… исчез.
Но нет. Он просто переместился. Из массового продукта — в интимное высказывание. Из «рока как жанра» — в «рок как позицию». И это, пожалуй, одна из самых тихих и глубоких трансформаций.
Что происходит?
1. Классики продолжают жить — но уже как легенды.
Все те же «ДДТ», «Алиса», «Сплин», «Чайф», «Аквариум», «Пикник», «Машина» ездят в туры, собирают залы, выпускают альбомы. Уже не для всех — для своих. Уже не революция — ритуал. Уже не концерт — встреча с прошлым, которую каждый зритель внутри себя превращает в монолог:
“А кем я был, когда впервые услышал эти строки? А кто я теперь?”
2. Возникают новые сцены. Но не массовые — локальные, камерные.
Клубы, бары, квартирники. Музыканты, которые не лезут в хит-парады, а пишут так, будто письмо другу. Рок становится похож на исповедь, на вечернюю прогулку, на страницу из дневника. «План Ломоносова», «Аффинаж», «Союз Созидающих», «Операция Пластилин», «Анимация» — это уже совсем другие интонации. Больше боли. Меньше пафоса. Больше лирики. Меньше лозунгов. И в этом есть что-то удивительно честное.
3. Рок как культурный код начинает жить в других жанрах.
Рэп берёт на себя функцию критики власти, осмысления жизни, социального протеста. И делает это в духе Летова и Цоя — только под бит.
Моргенштерн, Хаски, Oxxxymiron (иноагент), Face, Miyagi, Скриптонит — каждый по-своему продолжает дело рока. Даже если форма другая, суть осталась:
— быть честным,
— быть собой,
— говорить о том, о чём другие молчат.
4. Возникает рефлексия.
Люди начинают думать о роке как о явлении. Снимаются фильмы, пишутся книги, выходят биографии музыкантов. Рок — как мифология. Как культурная память. Как коллективный дневник нескольких поколений.
Что это всё значит?
То, что рок не умер.
Он просто перестал быть аттракционом.
Он стал внутренним разговором о смысле.
Он ушёл из телевизора — в уши, в головы, в сердца.
Он больше не под глянцем. Он под кожей.
И если ты идёшь ночью по пустому городу, и в наушниках звучит что-то из 80-х, 90-х или новая акустика, и ты вдруг чувствуешь, что не один,
что кто-то когда-то уже чувствовал то же самое,
— значит, рок жив.
Жив не как жанр. А как способ быть человеком.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
По Виктору Цою снова нанесен удар. На этот раз не поклонниками Паши-Техника, а группой Мрачные Щи. Они обвинили Цоя в плагиате западной музыки и требуют развенчать культ личности Цоя.
А ведь давно было понятно: как только в стране наступает эпоха концептуальной растерянности, сразу появляется кто-то, кто с флагом разоблачения лезет на алтарь и начинает счищать позолоту с кумиров. Вот и Мрачные Щи (название-то какое символическое) решили, что пора спустить Цоя с пьедестала и напомнить публике, что он, мол, не святой, а просто парень, слушавший The Cure и Ultravox.
Ну так и что?
Пожалуй, главный парадокс этой истории в том, что именно упрёк в «плагиате» — это такой наивный культурный рентген, который забывает: русский рок вообще родился как переводной жанр.
Бардовская интонация плюс англоязычные аккорды — вот и весь рецепт.
Но гениальность Цоя не в том, что он «сам всё придумал». А в том, что он сделал чужие рифмы нашими.
Его стихи — это не плагиат, а трансляция эпохи, которая и не стремилась быть оригинальной, а хотела быть честной.
Так что ребятам из Мрачных Щей хочется сказать: разоблачение кумира — это не подвиг, когда ты сам не написал ни одной строчки, которую будут петь на баррикадах.
А культ Цоя не требует защиты. Он просто стоит во дворе, курит и молчит — как всегда.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
А ведь давно было понятно: как только в стране наступает эпоха концептуальной растерянности, сразу появляется кто-то, кто с флагом разоблачения лезет на алтарь и начинает счищать позолоту с кумиров. Вот и Мрачные Щи (название-то какое символическое) решили, что пора спустить Цоя с пьедестала и напомнить публике, что он, мол, не святой, а просто парень, слушавший The Cure и Ultravox.
Ну так и что?
Пожалуй, главный парадокс этой истории в том, что именно упрёк в «плагиате» — это такой наивный культурный рентген, который забывает: русский рок вообще родился как переводной жанр.
Бардовская интонация плюс англоязычные аккорды — вот и весь рецепт.
Но гениальность Цоя не в том, что он «сам всё придумал». А в том, что он сделал чужие рифмы нашими.
Его стихи — это не плагиат, а трансляция эпохи, которая и не стремилась быть оригинальной, а хотела быть честной.
Так что ребятам из Мрачных Щей хочется сказать: разоблачение кумира — это не подвиг, когда ты сам не написал ни одной строчки, которую будут петь на баррикадах.
А культ Цоя не требует защиты. Он просто стоит во дворе, курит и молчит — как всегда.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Черный Обелиск «Стена» магнитоальбом 1991 год.
Благодаря гимну «Стена» модная и озорная «Ламбада» в трактовке духового оркестра неожиданно стала в далеком 1991-м визитной карточкой возрожденного «Черного обелиска».
Медь наивного пожарного оркестрика, захлебнувшись однажды в железном потоке, басово-рифовом, стремительно стальном, стала сакрально-жертвенной!.. «Сколько потерянных лет за спиной?.. Стена!..»
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Благодаря гимну «Стена» модная и озорная «Ламбада» в трактовке духового оркестра неожиданно стала в далеком 1991-м визитной карточкой возрожденного «Черного обелиска».
Медь наивного пожарного оркестрика, захлебнувшись однажды в железном потоке, басово-рифовом, стремительно стальном, стала сакрально-жертвенной!.. «Сколько потерянных лет за спиной?.. Стена!..»
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Александр Ильин:
Если ты панк, то ты должен как-то определенно выглядеть и что-то определенное делать. А фишка-то в том, что ты никому ничего не должен.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Если ты панк, то ты должен как-то определенно выглядеть и что-то определенное делать. А фишка-то в том, что ты никому ничего не должен.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Админ сейчас в Питере на концерте Бранимира. Сашке в мае 40 лет. Совсем стал взрослый
Что скрывает песня «Дорога» группы «АукцЫон»?
В этом видео — глубокий разбор одного из самых загадочных и пронзительных треков русской музыки. Мы поговорим о том, как была создана «Дорога» во время гастролей в Германии, почему строчки вроде «Я сам себе и небо, и Луна» отсылают к солипсизму и экзистенциализму, и что скрывается за фразой «Там меня любили, только это не я».
Также обсудим:
— экзистенциальную тоску и поиск смысла
— образы одиночества, иллюзорной любви и «зоны»
— как «Дорога» попала в саундтрек фильма «Брат-2»
— и почему до сих пор никто толком не понял, о чём она
🎧 Погружаемся в смысл. Погружаемся в себя.
Смотреть на RuTube: https://rutube.ru/video/afa5d01ef400554a951ae112a62a68fa/
В этом видео — глубокий разбор одного из самых загадочных и пронзительных треков русской музыки. Мы поговорим о том, как была создана «Дорога» во время гастролей в Германии, почему строчки вроде «Я сам себе и небо, и Луна» отсылают к солипсизму и экзистенциализму, и что скрывается за фразой «Там меня любили, только это не я».
Также обсудим:
— экзистенциальную тоску и поиск смысла
— образы одиночества, иллюзорной любви и «зоны»
— как «Дорога» попала в саундтрек фильма «Брат-2»
— и почему до сих пор никто толком не понял, о чём она
🎧 Погружаемся в смысл. Погружаемся в себя.
Смотреть на RuTube: https://rutube.ru/video/afa5d01ef400554a951ae112a62a68fa/
RUTUBE
Что скрывает песня «Дорога» группы «АукцЫон»?
Что скрывает песня «Дорога» группы «АукцЫон»?
В этом видео — глубокий разбор одного из самых загадочных и пронзительных треков русской музыки. Мы поговорим о том, как была создана «Дорога» во время гастролей в Германии, почему строчки вроде «Я сам себе и…
В этом видео — глубокий разбор одного из самых загадочных и пронзительных треков русской музыки. Мы поговорим о том, как была создана «Дорога» во время гастролей в Германии, почему строчки вроде «Я сам себе и…