«Все в Слот!» — новый голос, старая ярость и квартирник с лицом рок-н-ролла
Когда тебя зовут в «Квартирник у Маргулиса», это уже не просто концерт — это как посидеть с батей рок-сцены за одним столом. А если ты при этом приводишь новую вокалистку — то будь готов: будут вопросы, будут сравнения, будет ностальгия. И будет шанс показать, что ты не просто жив — ты в боевой форме.
Группа Слот, те самые альтернативщики нулевых, чьи клипы когда-то мелькали между “Сплина” и “Зверей”, возвращаются в эфир с новой фронтвумен — Дарьей Равдиной. Официальная презентация произойдёт в ночь с 26 на 27 апреля на НТВ. Игорь Кэш, бессменный мотор группы, выведет Дарью на свет рампы в самом тёплом и коварном шоу на отечественном ТВ. Ведь «Квартирник» — это не для шоу-бизнеса, это для своих.
Но давайте честно — смена вокалистки для Слот — это как пересадка сердца. От Теоны Дольниковой до Нуки — каждая меняла динамику группы, вносила новые смыслы, шум, душу. Теперь на сцене Дарья Равдина, и её голос уже звучит в трёх свежих синглах: «С.М.Г.О.», «Маяк» и недавнем «Обете молчания». Все они войдут в новый альбом, который группа готовит к осени. Ну что ж, проверим — выдержит ли новая кровь старое давление?
Пока одни медлят, Слот делают ставку на живое общение с аудиторией: концертное шоу «Все в Слот!», в котором прозвучат не только свежаки, но и полузабытые треки, которые особенно греют старых фанатов. Тур стартует 16 мая в Москве (клуб Base) и 24 мая в Петербурге (Sound). Удар по двум столицам — классика жанра.
И всё это — на фоне той самой рок-эпохи, где альтернатива снова поднимает голову. Не с телеэкранов, конечно, а с клубных сцен, в Telegram-каналах и разбитых на куски ВК-плейлистах. Сегодня Слот — это не только группа, но и культурный маркер: кто-то вырос под них, кто-то только сейчас открывает, кто-то ворчит, что «раньше было лучше». Всё как полагается в роке.
⸻
А ты уже слышал голос новой Дарьи?
Или ещё переслушиваешь “Круги на воде” с Нуки?
Пиши, спорь, но помни: в этой группе перемены — это не кризис, это стиль жизни.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Когда тебя зовут в «Квартирник у Маргулиса», это уже не просто концерт — это как посидеть с батей рок-сцены за одним столом. А если ты при этом приводишь новую вокалистку — то будь готов: будут вопросы, будут сравнения, будет ностальгия. И будет шанс показать, что ты не просто жив — ты в боевой форме.
Группа Слот, те самые альтернативщики нулевых, чьи клипы когда-то мелькали между “Сплина” и “Зверей”, возвращаются в эфир с новой фронтвумен — Дарьей Равдиной. Официальная презентация произойдёт в ночь с 26 на 27 апреля на НТВ. Игорь Кэш, бессменный мотор группы, выведет Дарью на свет рампы в самом тёплом и коварном шоу на отечественном ТВ. Ведь «Квартирник» — это не для шоу-бизнеса, это для своих.
Но давайте честно — смена вокалистки для Слот — это как пересадка сердца. От Теоны Дольниковой до Нуки — каждая меняла динамику группы, вносила новые смыслы, шум, душу. Теперь на сцене Дарья Равдина, и её голос уже звучит в трёх свежих синглах: «С.М.Г.О.», «Маяк» и недавнем «Обете молчания». Все они войдут в новый альбом, который группа готовит к осени. Ну что ж, проверим — выдержит ли новая кровь старое давление?
Пока одни медлят, Слот делают ставку на живое общение с аудиторией: концертное шоу «Все в Слот!», в котором прозвучат не только свежаки, но и полузабытые треки, которые особенно греют старых фанатов. Тур стартует 16 мая в Москве (клуб Base) и 24 мая в Петербурге (Sound). Удар по двум столицам — классика жанра.
И всё это — на фоне той самой рок-эпохи, где альтернатива снова поднимает голову. Не с телеэкранов, конечно, а с клубных сцен, в Telegram-каналах и разбитых на куски ВК-плейлистах. Сегодня Слот — это не только группа, но и культурный маркер: кто-то вырос под них, кто-то только сейчас открывает, кто-то ворчит, что «раньше было лучше». Всё как полагается в роке.
⸻
А ты уже слышал голос новой Дарьи?
Или ещё переслушиваешь “Круги на воде” с Нуки?
Пиши, спорь, но помни: в этой группе перемены — это не кризис, это стиль жизни.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
КняZz пишет историю заново: старые хиты — с новым мясом
Если вы когда-нибудь задумывались, как бы звучал «Пепел города грёз», если бы его записывали не в тёмных подвалах с духом питерской романтики, а на современном оборудовании с чётким миксом и жирным гитарным звуком — у вас появился шанс это услышать.
Группа КняZz готовит к выходу юбилейный сборник «The Best», приуроченный к 15-летию коллектива. Внимание: это не просто подборка старых хитов, а полноценная перезапись классики в новом звучании. Список песен пока держится в секрете, но уже известно, что туда войдёт «Пепел города грёз» — та самая баллада о разрушенных мечтах и бродячих душах, от которой до сих пор бегут мурашки у олдфагов.
Сейчас Андрей Князев и компания находятся в гастрольном туре «Ангел и демон». Эта концертная программа катается по стране с весны, и в ближайшее время её можно будет услышать в Барнауле, Новосибирске, Красноярске и Иркутске — городах, где по старой доброй традиции особенно любят хоровое исполнение про «ведьму сгоревшую в 1666-м».
А летом будет нечто особенное. Андрей Князев сыграет трибьют Михаилу Горшенёву и наследию «Короля и Шута» — 19 июля в Санкт-Петербурге (в Ледовом дворце) и 7-8 августа в Москве, в клубе VK Stadium. Эти концерты уже стали ежегодным культом — смесь памяти, панк-рока и громогласных фанатских рефренов.
⸻
Что же в итоге?
КняZz — как хороший тёмный ром: с годами крепче, глубже и благороднее. И если раньше его слушали в подъездах с телефона, то теперь — в наушниках с hi-res-качеством. Но суть не изменилась: это всё та же музыка для тех, кто не боится заглянуть в подземелье собственной души.
Так что жмём на кнопку «реплей» — только теперь с обновлённым мастерингом.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Если вы когда-нибудь задумывались, как бы звучал «Пепел города грёз», если бы его записывали не в тёмных подвалах с духом питерской романтики, а на современном оборудовании с чётким миксом и жирным гитарным звуком — у вас появился шанс это услышать.
Группа КняZz готовит к выходу юбилейный сборник «The Best», приуроченный к 15-летию коллектива. Внимание: это не просто подборка старых хитов, а полноценная перезапись классики в новом звучании. Список песен пока держится в секрете, но уже известно, что туда войдёт «Пепел города грёз» — та самая баллада о разрушенных мечтах и бродячих душах, от которой до сих пор бегут мурашки у олдфагов.
Сейчас Андрей Князев и компания находятся в гастрольном туре «Ангел и демон». Эта концертная программа катается по стране с весны, и в ближайшее время её можно будет услышать в Барнауле, Новосибирске, Красноярске и Иркутске — городах, где по старой доброй традиции особенно любят хоровое исполнение про «ведьму сгоревшую в 1666-м».
А летом будет нечто особенное. Андрей Князев сыграет трибьют Михаилу Горшенёву и наследию «Короля и Шута» — 19 июля в Санкт-Петербурге (в Ледовом дворце) и 7-8 августа в Москве, в клубе VK Stadium. Эти концерты уже стали ежегодным культом — смесь памяти, панк-рока и громогласных фанатских рефренов.
⸻
Что же в итоге?
КняZz — как хороший тёмный ром: с годами крепче, глубже и благороднее. И если раньше его слушали в подъездах с телефона, то теперь — в наушниках с hi-res-качеством. Но суть не изменилась: это всё та же музыка для тех, кто не боится заглянуть в подземелье собственной души.
Так что жмём на кнопку «реплей» — только теперь с обновлённым мастерингом.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Русский Рок в 70-е: время первых голосов
Семидесятые — это когда всё уже было понятно, но еще не было можно. Это эпоха, когда советская система ещё не рушилась, но уже трещала по швам — и все всё чувствовали. В этом напряжённом воздухе, в тени Ленина и под звуки фанеры из телевизора, вдруг зазвучал чей-то голос. Свой. Не под запад, не «под ВИА», а по-своему.
Первые настоящие голоса русского рока были не столько громкими, сколько узнаваемыми. Появлялся акцент — не географический, а душевный. Голос Градского, например, невозможно было спутать: в нём было всё — театральность, протест, академичность, эстрада, бунт, бард, Ария, Шостакович, Высоцкий, «битлы», да хоть Бах с Гариком Сукачёвым в одном стакане. Он не просто пел — он демонстрировал, как можно говорить иначе. Не разрешённым штампом, а собственным тембром.
Собственные песни на русском языке стали почти революцией. До этого пели либо про комсомольские стройки, либо каверы на Queen с текстами вроде «Я люблю тебя, снег весёлый». А тут вдруг появились строчки, за которыми — жизнь. Не идеология, не лозунг, а боль, мечта, сомнение, вопрос.
И пошло-поехало. Словно кто-то снял заглушку — и полились мелодии, которые не умещались в формат «Песни года». Группы, названия которых теперь звучат как из старого афиша-календаря: «Високосное Лето», «Скоморохи», «Аракс», «Цветы». Все они делали шаг в сторону — от шаблона к подлинности. У кого-то это был шаг отчаяния, у кого-то — свободы, но почти всегда он делался в одиночку. Система не поддерживала тех, кто думал и пел сам.
Музыканты выкручивались как могли. Кто-то договаривался с домами культуры, кто-то подрабатывал на танцах, кто-то прятал рок в академическую обёртку джаза или фольклора. Алексей Козлов с «Арсеналом» вообще строил мост между авангардом, импровизацией и джаз-роком, балансируя между «можно» и «нельзя» так изящно, что цензоры даже не всегда понимали, что именно он играет.
Но если 60-е были временем фанатичного подражания, то 70-е — это пора первых шагов к себе. Это было как пробуждение после долгого сна. Струны начали звучать не только по нотам, но и по внутреннему отклику. Слово стало не приправой, а основным блюдом. Музыка — не развлекательной, а поисковой. А сцена — не местом славы, а фронтом личной правды.
Именно в 70-е родился тот самый русский рок, о котором позже будут говорить с уважением, грустью и лёгким недоумением: «А как вообще такое могло появиться в Советском Союзе?» Он рождался на кухнях, в подвалах, в домах культуры, где звук ставили через телевизор «Юность». Его не было в телеэфире, но он жил в репетициях, на магнитофонных плёнках, на концертах «для своих».
Именно в это время оформилась атмосфера русского рока. Не жанр, не стиль, а состояние души. Та самая смесь грусти, размышлений, лирики, метафизики, быта и бунта, которая делает наши песни узнаваемыми с первой строчки. Это уже не просто аккорды — это культурный код.
И, конечно, даже в этом суровом андерграунде уже чувствовалась ирония. Ведь наш человек — он всегда с ухмылкой. Даже если поёт о смерти. Даже если репетирует в шкафу. Даже если вместо света — одна лампочка, зато в голове — электричество.
Русский рок в 70-е — это как школьник, который научился говорить, но ещё боится, что за это вызовут родителей. Но он уже начал. Он уже сказал своё. И потому 80-е были неизбежны.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Семидесятые — это когда всё уже было понятно, но еще не было можно. Это эпоха, когда советская система ещё не рушилась, но уже трещала по швам — и все всё чувствовали. В этом напряжённом воздухе, в тени Ленина и под звуки фанеры из телевизора, вдруг зазвучал чей-то голос. Свой. Не под запад, не «под ВИА», а по-своему.
Первые настоящие голоса русского рока были не столько громкими, сколько узнаваемыми. Появлялся акцент — не географический, а душевный. Голос Градского, например, невозможно было спутать: в нём было всё — театральность, протест, академичность, эстрада, бунт, бард, Ария, Шостакович, Высоцкий, «битлы», да хоть Бах с Гариком Сукачёвым в одном стакане. Он не просто пел — он демонстрировал, как можно говорить иначе. Не разрешённым штампом, а собственным тембром.
Собственные песни на русском языке стали почти революцией. До этого пели либо про комсомольские стройки, либо каверы на Queen с текстами вроде «Я люблю тебя, снег весёлый». А тут вдруг появились строчки, за которыми — жизнь. Не идеология, не лозунг, а боль, мечта, сомнение, вопрос.
И пошло-поехало. Словно кто-то снял заглушку — и полились мелодии, которые не умещались в формат «Песни года». Группы, названия которых теперь звучат как из старого афиша-календаря: «Високосное Лето», «Скоморохи», «Аракс», «Цветы». Все они делали шаг в сторону — от шаблона к подлинности. У кого-то это был шаг отчаяния, у кого-то — свободы, но почти всегда он делался в одиночку. Система не поддерживала тех, кто думал и пел сам.
Музыканты выкручивались как могли. Кто-то договаривался с домами культуры, кто-то подрабатывал на танцах, кто-то прятал рок в академическую обёртку джаза или фольклора. Алексей Козлов с «Арсеналом» вообще строил мост между авангардом, импровизацией и джаз-роком, балансируя между «можно» и «нельзя» так изящно, что цензоры даже не всегда понимали, что именно он играет.
Но если 60-е были временем фанатичного подражания, то 70-е — это пора первых шагов к себе. Это было как пробуждение после долгого сна. Струны начали звучать не только по нотам, но и по внутреннему отклику. Слово стало не приправой, а основным блюдом. Музыка — не развлекательной, а поисковой. А сцена — не местом славы, а фронтом личной правды.
Именно в 70-е родился тот самый русский рок, о котором позже будут говорить с уважением, грустью и лёгким недоумением: «А как вообще такое могло появиться в Советском Союзе?» Он рождался на кухнях, в подвалах, в домах культуры, где звук ставили через телевизор «Юность». Его не было в телеэфире, но он жил в репетициях, на магнитофонных плёнках, на концертах «для своих».
Именно в это время оформилась атмосфера русского рока. Не жанр, не стиль, а состояние души. Та самая смесь грусти, размышлений, лирики, метафизики, быта и бунта, которая делает наши песни узнаваемыми с первой строчки. Это уже не просто аккорды — это культурный код.
И, конечно, даже в этом суровом андерграунде уже чувствовалась ирония. Ведь наш человек — он всегда с ухмылкой. Даже если поёт о смерти. Даже если репетирует в шкафу. Даже если вместо света — одна лампочка, зато в голове — электричество.
Русский рок в 70-е — это как школьник, который научился говорить, но ещё боится, что за это вызовут родителей. Но он уже начал. Он уже сказал своё. И потому 80-е были неизбежны.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
2010-е: Русский рок как внутренний голос эпохи
Внешне всё очевидно:
— на поверхности торжествует электронная музыка,
— рэп обгоняет всех по популярности,
— YouTube, «ВКонтакте», Spotify — новые каналы, новые кумиры.
А рок? Он как будто… исчез.
Но нет. Он просто переместился. Из массового продукта — в интимное высказывание. Из «рока как жанра» — в «рок как позицию». И это, пожалуй, одна из самых тихих и глубоких трансформаций.
Что происходит?
1. Классики продолжают жить — но уже как легенды.
Все те же «ДДТ», «Алиса», «Сплин», «Чайф», «Аквариум», «Пикник», «Машина» ездят в туры, собирают залы, выпускают альбомы. Уже не для всех — для своих. Уже не революция — ритуал. Уже не концерт — встреча с прошлым, которую каждый зритель внутри себя превращает в монолог:
“А кем я был, когда впервые услышал эти строки? А кто я теперь?”
2. Возникают новые сцены. Но не массовые — локальные, камерные.
Клубы, бары, квартирники. Музыканты, которые не лезут в хит-парады, а пишут так, будто письмо другу. Рок становится похож на исповедь, на вечернюю прогулку, на страницу из дневника. «План Ломоносова», «Аффинаж», «Союз Созидающих», «Операция Пластилин», «Анимация» — это уже совсем другие интонации. Больше боли. Меньше пафоса. Больше лирики. Меньше лозунгов. И в этом есть что-то удивительно честное.
3. Рок как культурный код начинает жить в других жанрах.
Рэп берёт на себя функцию критики власти, осмысления жизни, социального протеста. И делает это в духе Летова и Цоя — только под бит.
Моргенштерн, Хаски, Oxxxymiron (иноагент), Face, Miyagi, Скриптонит — каждый по-своему продолжает дело рока. Даже если форма другая, суть осталась:
— быть честным,
— быть собой,
— говорить о том, о чём другие молчат.
4. Возникает рефлексия.
Люди начинают думать о роке как о явлении. Снимаются фильмы, пишутся книги, выходят биографии музыкантов. Рок — как мифология. Как культурная память. Как коллективный дневник нескольких поколений.
Что это всё значит?
То, что рок не умер.
Он просто перестал быть аттракционом.
Он стал внутренним разговором о смысле.
Он ушёл из телевизора — в уши, в головы, в сердца.
Он больше не под глянцем. Он под кожей.
И если ты идёшь ночью по пустому городу, и в наушниках звучит что-то из 80-х, 90-х или новая акустика, и ты вдруг чувствуешь, что не один,
что кто-то когда-то уже чувствовал то же самое,
— значит, рок жив.
Жив не как жанр. А как способ быть человеком.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Внешне всё очевидно:
— на поверхности торжествует электронная музыка,
— рэп обгоняет всех по популярности,
— YouTube, «ВКонтакте», Spotify — новые каналы, новые кумиры.
А рок? Он как будто… исчез.
Но нет. Он просто переместился. Из массового продукта — в интимное высказывание. Из «рока как жанра» — в «рок как позицию». И это, пожалуй, одна из самых тихих и глубоких трансформаций.
Что происходит?
1. Классики продолжают жить — но уже как легенды.
Все те же «ДДТ», «Алиса», «Сплин», «Чайф», «Аквариум», «Пикник», «Машина» ездят в туры, собирают залы, выпускают альбомы. Уже не для всех — для своих. Уже не революция — ритуал. Уже не концерт — встреча с прошлым, которую каждый зритель внутри себя превращает в монолог:
“А кем я был, когда впервые услышал эти строки? А кто я теперь?”
2. Возникают новые сцены. Но не массовые — локальные, камерные.
Клубы, бары, квартирники. Музыканты, которые не лезут в хит-парады, а пишут так, будто письмо другу. Рок становится похож на исповедь, на вечернюю прогулку, на страницу из дневника. «План Ломоносова», «Аффинаж», «Союз Созидающих», «Операция Пластилин», «Анимация» — это уже совсем другие интонации. Больше боли. Меньше пафоса. Больше лирики. Меньше лозунгов. И в этом есть что-то удивительно честное.
3. Рок как культурный код начинает жить в других жанрах.
Рэп берёт на себя функцию критики власти, осмысления жизни, социального протеста. И делает это в духе Летова и Цоя — только под бит.
Моргенштерн, Хаски, Oxxxymiron (иноагент), Face, Miyagi, Скриптонит — каждый по-своему продолжает дело рока. Даже если форма другая, суть осталась:
— быть честным,
— быть собой,
— говорить о том, о чём другие молчат.
4. Возникает рефлексия.
Люди начинают думать о роке как о явлении. Снимаются фильмы, пишутся книги, выходят биографии музыкантов. Рок — как мифология. Как культурная память. Как коллективный дневник нескольких поколений.
Что это всё значит?
То, что рок не умер.
Он просто перестал быть аттракционом.
Он стал внутренним разговором о смысле.
Он ушёл из телевизора — в уши, в головы, в сердца.
Он больше не под глянцем. Он под кожей.
И если ты идёшь ночью по пустому городу, и в наушниках звучит что-то из 80-х, 90-х или новая акустика, и ты вдруг чувствуешь, что не один,
что кто-то когда-то уже чувствовал то же самое,
— значит, рок жив.
Жив не как жанр. А как способ быть человеком.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
По Виктору Цою снова нанесен удар. На этот раз не поклонниками Паши-Техника, а группой Мрачные Щи. Они обвинили Цоя в плагиате западной музыки и требуют развенчать культ личности Цоя.
А ведь давно было понятно: как только в стране наступает эпоха концептуальной растерянности, сразу появляется кто-то, кто с флагом разоблачения лезет на алтарь и начинает счищать позолоту с кумиров. Вот и Мрачные Щи (название-то какое символическое) решили, что пора спустить Цоя с пьедестала и напомнить публике, что он, мол, не святой, а просто парень, слушавший The Cure и Ultravox.
Ну так и что?
Пожалуй, главный парадокс этой истории в том, что именно упрёк в «плагиате» — это такой наивный культурный рентген, который забывает: русский рок вообще родился как переводной жанр.
Бардовская интонация плюс англоязычные аккорды — вот и весь рецепт.
Но гениальность Цоя не в том, что он «сам всё придумал». А в том, что он сделал чужие рифмы нашими.
Его стихи — это не плагиат, а трансляция эпохи, которая и не стремилась быть оригинальной, а хотела быть честной.
Так что ребятам из Мрачных Щей хочется сказать: разоблачение кумира — это не подвиг, когда ты сам не написал ни одной строчки, которую будут петь на баррикадах.
А культ Цоя не требует защиты. Он просто стоит во дворе, курит и молчит — как всегда.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
А ведь давно было понятно: как только в стране наступает эпоха концептуальной растерянности, сразу появляется кто-то, кто с флагом разоблачения лезет на алтарь и начинает счищать позолоту с кумиров. Вот и Мрачные Щи (название-то какое символическое) решили, что пора спустить Цоя с пьедестала и напомнить публике, что он, мол, не святой, а просто парень, слушавший The Cure и Ultravox.
Ну так и что?
Пожалуй, главный парадокс этой истории в том, что именно упрёк в «плагиате» — это такой наивный культурный рентген, который забывает: русский рок вообще родился как переводной жанр.
Бардовская интонация плюс англоязычные аккорды — вот и весь рецепт.
Но гениальность Цоя не в том, что он «сам всё придумал». А в том, что он сделал чужие рифмы нашими.
Его стихи — это не плагиат, а трансляция эпохи, которая и не стремилась быть оригинальной, а хотела быть честной.
Так что ребятам из Мрачных Щей хочется сказать: разоблачение кумира — это не подвиг, когда ты сам не написал ни одной строчки, которую будут петь на баррикадах.
А культ Цоя не требует защиты. Он просто стоит во дворе, курит и молчит — как всегда.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Черный Обелиск «Стена» магнитоальбом 1991 год.
Благодаря гимну «Стена» модная и озорная «Ламбада» в трактовке духового оркестра неожиданно стала в далеком 1991-м визитной карточкой возрожденного «Черного обелиска».
Медь наивного пожарного оркестрика, захлебнувшись однажды в железном потоке, басово-рифовом, стремительно стальном, стала сакрально-жертвенной!.. «Сколько потерянных лет за спиной?.. Стена!..»
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Благодаря гимну «Стена» модная и озорная «Ламбада» в трактовке духового оркестра неожиданно стала в далеком 1991-м визитной карточкой возрожденного «Черного обелиска».
Медь наивного пожарного оркестрика, захлебнувшись однажды в железном потоке, басово-рифовом, стремительно стальном, стала сакрально-жертвенной!.. «Сколько потерянных лет за спиной?.. Стена!..»
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Александр Ильин:
Если ты панк, то ты должен как-то определенно выглядеть и что-то определенное делать. А фишка-то в том, что ты никому ничего не должен.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈
Если ты панк, то ты должен как-то определенно выглядеть и что-то определенное делать. А фишка-то в том, что ты никому ничего не должен.
👉 Подписаться на «Наш Рок» 👈