Венеция в дни кинофестиваля.
Здесь слишком много карикатурно расфуфыренных людей, которые в сорокаградусную жару изображают, что жизнь прекрасна, и мало хороших фильмов. Но я всем доволен — хотя бы потому, что посмотрел гениальный Desert Suite Фабрицио Ферраро.
Герои, разочарованные наркоманы, лежат в роттердамском небоскребе и смотрят в компьютере сюжет о войне в Украине. А там солдатский голос повторяет: «Пидоры слева и справа! Пидоры слева и справа!».
В принципе для понимания сути бытия больше ничего и не нужно.
Здесь слишком много карикатурно расфуфыренных людей, которые в сорокаградусную жару изображают, что жизнь прекрасна, и мало хороших фильмов. Но я всем доволен — хотя бы потому, что посмотрел гениальный Desert Suite Фабрицио Ферраро.
Герои, разочарованные наркоманы, лежат в роттердамском небоскребе и смотрят в компьютере сюжет о войне в Украине. А там солдатский голос повторяет: «Пидоры слева и справа! Пидоры слева и справа!».
В принципе для понимания сути бытия больше ничего и не нужно.
Награды Венецианского фестиваля получили фильмы, которые я не видел, потому что разочаровался в современности. Зато программа Venice Classics сногсшибательная.
— Blood and Sand (1941) с Ритой Хейворт, шедевр техниколора, восстановленный по новейшей технологии. Я сделал спонтанное открытие: догадался, что сцены секс-корриды в «Розовом нарциссе» вдохновлены этим фильмом.
— Оцифрованный фондом Нагисы Ошимы «Человек, оставивший завещание на пленке» (1970) — сценарий словно написал Роб-Грийе, ставший марксистом.
— Flocons d’or — кемп-драма на оперные сюжеты, которая разорила Вернера Шретера в 1976 году. С одурманенной Магдаленой Монтесумой, юным Удо Киром и Бюль Ожье. Восторг!
— Ну и курьез — попытка реконструировать комедию Джерри Льюиса «День, когда заплакал клоун» (1972). Легендарный фильм о концлагере оказался чудовищной вампукой. При этом Льюис хотел снять шедевр столетия и советовался с Бергманом.
Так что история кино творится в красной коробке Sala Corinto, но об этом знают только избранные.
— Blood and Sand (1941) с Ритой Хейворт, шедевр техниколора, восстановленный по новейшей технологии. Я сделал спонтанное открытие: догадался, что сцены секс-корриды в «Розовом нарциссе» вдохновлены этим фильмом.
— Оцифрованный фондом Нагисы Ошимы «Человек, оставивший завещание на пленке» (1970) — сценарий словно написал Роб-Грийе, ставший марксистом.
— Flocons d’or — кемп-драма на оперные сюжеты, которая разорила Вернера Шретера в 1976 году. С одурманенной Магдаленой Монтесумой, юным Удо Киром и Бюль Ожье. Восторг!
— Ну и курьез — попытка реконструировать комедию Джерри Льюиса «День, когда заплакал клоун» (1972). Легендарный фильм о концлагере оказался чудовищной вампукой. При этом Льюис хотел снять шедевр столетия и советовался с Бергманом.
Так что история кино творится в красной коробке Sala Corinto, но об этом знают только избранные.
Я попал в тюрьму, и эта тюрьма (выдающийся образец паноптической архитектуры) — одна из главных площадок открывшейся сегодня в Барселоне супервыставки Manifesta 15.
Тюрьму, больше столетия служившую разным режимам, Эва Фабрегас заполнила скульптурами, свисающими из разнообразных щелей, дыр и проемов. Скульптуры эти напоминают то ли инопланетный кишечник, то ли несусветную колбасу, то ли эротическое приспособление для самых выносливых.
Видели бы узники, что сотворили с тюрьмой, в которой они (порой невинно) страдали! Реакцию охранников я даже вообразить не могу.
Тюрьму, больше столетия служившую разным режимам, Эва Фабрегас заполнила скульптурами, свисающими из разнообразных щелей, дыр и проемов. Скульптуры эти напоминают то ли инопланетный кишечник, то ли несусветную колбасу, то ли эротическое приспособление для самых выносливых.
Видели бы узники, что сотворили с тюрьмой, в которой они (порой невинно) страдали! Реакцию охранников я даже вообразить не могу.
Меня давно завораживали эти три гигантские тубы на побережье возле Барселоны, но туда никого не пускали. Останки электростанции, закрытой в 2011 году, хотели вообще снести, но опомнились, и теперь Tres Xemeneies стали главной площадкой выставки Manifesta 15.
Исполинское бетонное здание распотрошили, и морской ветер раздувает на верхнем этаже белые полотнища, которые призваны символизировать дрожь сознания. Есть здесь и желтые коконы, и лес мертвых деревьев, и порождающий аллергию ковер из дерна.
В машинном зале показывают литовский фильм об Игналинской АЭС, по которой ползает упитанный питон, а в одном из отсеков — фильм Дзиги Вертова «Одиннадцатый год». Но всего этого могло бы и не быть, потому что «Три трубы», которые даже сравнивают с несчастным собором Гауди — сами по себе гениальный арт-объект и никаких дополнений не требуют.
Исполинское бетонное здание распотрошили, и морской ветер раздувает на верхнем этаже белые полотнища, которые призваны символизировать дрожь сознания. Есть здесь и желтые коконы, и лес мертвых деревьев, и порождающий аллергию ковер из дерна.
В машинном зале показывают литовский фильм об Игналинской АЭС, по которой ползает упитанный питон, а в одном из отсеков — фильм Дзиги Вертова «Одиннадцатый год». Но всего этого могло бы и не быть, потому что «Три трубы», которые даже сравнивают с несчастным собором Гауди — сами по себе гениальный арт-объект и никаких дополнений не требуют.
Эту прекрасную виллу (Casa Gomis) фотографировали известные мастера, да и сам владелец был фотографом, так что не судите строго мои опыты. Видит Аллах, я старался!
Дом, к сожалению, под угрозой сноса — если будет утвержден варварский план расширения барселонского аэропорта.
Но пока здесь проходит Manifesta, и две работы я запечатлел: «Русская ракета» киевлянки Иры Лупу и «Диалект» Фелипе Бельтрана.
Дом, к сожалению, под угрозой сноса — если будет утвержден варварский план расширения барселонского аэропорта.
Но пока здесь проходит Manifesta, и две работы я запечатлел: «Русская ракета» киевлянки Иры Лупу и «Диалект» Фелипе Бельтрана.