Кстати там флафф фест подготовил списочек.... Я конечно все не сделаю, ноо....
Т!Сережа #сероволк
NSFW
Пальцы вниз. Плавно по животу, под резинку домашних штанов. Надавить туда, где горячее всего, надавить и простонать сладко, прикусив губу. Громким быть нельзя: за тонкой, словно картон, стеной, соседи, которые опять будут жаловаться утром и с осуждением смотреть на Серёжу.
Два пальца давят, потирают, проходятся кончиками ногтей по ткани, давая необходимую стимуляцию. Перед глазами фотография, сделанная наскоро на откровенно хуевую камеру старого телефона в общей душевой, пока никого не было. Волков потом написал, что его едва не спалили. Сережа в ответ только скобочку кинул. Руки были уже заняты.
Сильнее. Вверх-вниз. Дрожь прошибает бедра, заставляя сильнее их сжать, так, что становится тяжело водить рукой. Олег красивый. Невероятно красивый в этой задранной футболке и приспущенных армейских штанах. У него четко вырисовываются кубики пресса на оливковой коже — Серёжа никогда не думал, что будет так пошло, порнографично даже, дёшево выражаться, но вот он: с рукой в штанах, восхищается оливковой кожей Олега, — у него член, ровный, красивый до того, что слюна во рту скапливается, стоит и с головки капля преэякулята стекает вниз, чёрная дорожка волос ведёт к паху, сильные руки, на которых едва заметно проступают вены.
Сережа рассматривает фотографию жадно, цепляясь взглядом за каждую деталь, и даже слабенький свет армейской ванной не был помехой.
Пальцы проникают под белье, плавно двигаются по клитору, чтобы потом проникнуть кончиками во влагалище. Сережа стонет тихо. Смазка сочится, пачкая руки, от одного взгляда на Олега. Он осторожно толкает пальцы глубже, давит на верхнюю стенку, чтобы потом вернуться к стимуляции клитора. Ему нужен Олег. Нужен его член. Он устал дрочить в одиночестве, утыкаясь носом в подушку, чтобы заглушить всхлипы. Серёжа давит до боли на нужную точку, ноги сводит, сжимается и кончает, издавая тихий стон. Всё не то без Олега.
NSFW
Пальцы вниз. Плавно по животу, под резинку домашних штанов. Надавить туда, где горячее всего, надавить и простонать сладко, прикусив губу. Громким быть нельзя: за тонкой, словно картон, стеной, соседи, которые опять будут жаловаться утром и с осуждением смотреть на Серёжу.
Два пальца давят, потирают, проходятся кончиками ногтей по ткани, давая необходимую стимуляцию. Перед глазами фотография, сделанная наскоро на откровенно хуевую камеру старого телефона в общей душевой, пока никого не было. Волков потом написал, что его едва не спалили. Сережа в ответ только скобочку кинул. Руки были уже заняты.
Сильнее. Вверх-вниз. Дрожь прошибает бедра, заставляя сильнее их сжать, так, что становится тяжело водить рукой. Олег красивый. Невероятно красивый в этой задранной футболке и приспущенных армейских штанах. У него четко вырисовываются кубики пресса на оливковой коже — Серёжа никогда не думал, что будет так пошло, порнографично даже, дёшево выражаться, но вот он: с рукой в штанах, восхищается оливковой кожей Олега, — у него член, ровный, красивый до того, что слюна во рту скапливается, стоит и с головки капля преэякулята стекает вниз, чёрная дорожка волос ведёт к паху, сильные руки, на которых едва заметно проступают вены.
Сережа рассматривает фотографию жадно, цепляясь взглядом за каждую деталь, и даже слабенький свет армейской ванной не был помехой.
Пальцы проникают под белье, плавно двигаются по клитору, чтобы потом проникнуть кончиками во влагалище. Сережа стонет тихо. Смазка сочится, пачкая руки, от одного взгляда на Олега. Он осторожно толкает пальцы глубже, давит на верхнюю стенку, чтобы потом вернуться к стимуляции клитора. Ему нужен Олег. Нужен его член. Он устал дрочить в одиночестве, утыкаясь носом в подушку, чтобы заглушить всхлипы. Серёжа давит до боли на нужную точку, ноги сводит, сжимается и кончает, издавая тихий стон. Всё не то без Олега.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Мы буквально на финишной прямой ")
Осталось чуть чуть и вы сможете посмотреть на nsfw картинку ☺️☺️☺️
Осталось чуть чуть и вы сможете посмотреть на nsfw картинку ☺️☺️☺️
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Ура ура, с завтрашнего дня стартует #fluffember
#сероволк #fluffest
1. Первый снег
Холодный воздух забирается под одеяло, заставляя поежиться. Окно надо бы закрыть, вот только старшие будут против. И Сережа лежит смирно.
Где-то на соседней кровати Олег, который наверняка такой тёплый, что с ним и открытое окно не страшно. Но им уже по четырнадцать, и если их опять обнаружат вместе в одной кровати, у них будут проблемы. И Сережа лежит смирно.
Осторожное касание. Разумовский дёрганно поворачивается, смотрит широкими от испуга глазами. И видит улыбающегося Олега. Не то чтобы Сережа ожидал увидеть кого-то другого.
— Не спишь? — Голос чуть хрипловатый, Олег шепчет практически на ухо, и у Серёжи мурашки по коже. Разумовский качает головой. — Я тоже не могу уснуть… Пойдём, может?
И Сережа не спрашивает куда, ведь прекрасно знает и сам. Он заматывается в одеяло и встаёт с кровати. Олег берет его за руку. Вдвоём они покидают комнату и идут по коридору, залитому светом фонарей, что пробивается сквозь окна. Маршрут старый, привычный, они обходят скрипящие половицы, чтобы не разбудить воспитателей, и стараются даже дышать потише.
Чердак для них двоих стал особенным местом. Ключи отсюда были только у них да у техника, который сюда не заходил, кажется, лет пять. Слой пыли покрывал все вокруг, она кружилась в воздухе, на свету. Тут были разложены пледы, прямо у окна, рядом лежали Сережины книги с цветастыми обложками, а ещё термос, забытый в прошлый раз, и коробка печенья, тайком унесенная с кухни. Разумовский садится и вздыхает. На чердаке было даже холоднее, чем в комнате, и он немного жалел, что пошёл сюда с Олегом. Волков же выглядел довольным, сидя рядом и открывая жестяную банку.
— Скоро зима… — Сережа на секунду задумался, что денег на подарок на Новый Год для Олега у него почти и нет. Все отложенное с летних подработок давно было растрачено на что угодно, кроме того самого подарка, а возможности сейчас устроится куда-нибудь не было.
— Ага. Уже ноябрь. — Волков кивает с довольной улыбкой, откусывая от печенья кусок и оставляя на пледе крошки. Разумовский думает, что их обязательно раскроют, когда на чердаке поселятся тараканы. — Как думаешь, Серый, а мы и следующей зимой вместе будем?
— Конечно. — Говорит, не задумываясь. В конце концов, это простая истина. Факт. Небо голубое, трава зеленая, Сергей Разумовский и Олег Волков всегда будут вместе. — И в следующую. И потом ещё. И когда школу закончим. Мы же хотели в один институт поступать, помнишь?
Олег в ответ кивает.
— Просто… Мне приснилось, что тебя рядом нет. Вокруг шум, взрывы, я лежу на песке, форма на мне военная, и в руках автомат. А тебя рядом нет. И мне так тошно без тебя. Ещё думаю: «Надо Серому позвонить», а потом мысль пришла, что ты мой номер удалил давно… — От подзатыльника голова чуть подается вперёд. Олег смотрит на Разумовского скорее с непонимаем, чем с обидой. — За что?
— Дурак. Не будет такого. Я твой номер наизусть знаю. — Он фыркает недовольно и замолкает.
Холодно. Слышится чих, и Сережа вздыхает, поворачиваясь к Олегу, а тот лишь нос рукой утирает. Он тоже замерз. Вот только, в отличии от Серёжи, одеяло взять не додумался. Усталый вздох. Разумовский
накидывает ткань на плечи Олега и жмется к нему ближе. Сердце на секунду замирает, чтобы потом начать биться сильнее, в момент, когда кожа соприкасается с кожей. От Олега пахнет мылом, дешёвым шампунем и домом. Запах родной и знакомый, но в последнее время именно он вызывает в сердце Серёжи волнение и трепет. Именно от него голову кружит. Не от Машкиных духов, не от Катькиного дезодоранта такого нет.
— Смотри, снег пошёл. — Олег кивает на окно, и Разумовский смотрит. И правда. Белые снежинки в жёлтом свете уличного фонаря падают вниз, покрывая землю, оседая на окне и подоконнике. — Первый снег в году…
Они сидят, прижавшись друг к другу, оба смотрят в окно и думают о своём. Их тела укрывает старое зеленое одеяло, вокруг валяются вещи, а они сидят в этой полутьме и жмутся друг к другу. Первый снег.
1. Первый снег
Холодный воздух забирается под одеяло, заставляя поежиться. Окно надо бы закрыть, вот только старшие будут против. И Сережа лежит смирно.
Где-то на соседней кровати Олег, который наверняка такой тёплый, что с ним и открытое окно не страшно. Но им уже по четырнадцать, и если их опять обнаружат вместе в одной кровати, у них будут проблемы. И Сережа лежит смирно.
Осторожное касание. Разумовский дёрганно поворачивается, смотрит широкими от испуга глазами. И видит улыбающегося Олега. Не то чтобы Сережа ожидал увидеть кого-то другого.
— Не спишь? — Голос чуть хрипловатый, Олег шепчет практически на ухо, и у Серёжи мурашки по коже. Разумовский качает головой. — Я тоже не могу уснуть… Пойдём, может?
И Сережа не спрашивает куда, ведь прекрасно знает и сам. Он заматывается в одеяло и встаёт с кровати. Олег берет его за руку. Вдвоём они покидают комнату и идут по коридору, залитому светом фонарей, что пробивается сквозь окна. Маршрут старый, привычный, они обходят скрипящие половицы, чтобы не разбудить воспитателей, и стараются даже дышать потише.
Чердак для них двоих стал особенным местом. Ключи отсюда были только у них да у техника, который сюда не заходил, кажется, лет пять. Слой пыли покрывал все вокруг, она кружилась в воздухе, на свету. Тут были разложены пледы, прямо у окна, рядом лежали Сережины книги с цветастыми обложками, а ещё термос, забытый в прошлый раз, и коробка печенья, тайком унесенная с кухни. Разумовский садится и вздыхает. На чердаке было даже холоднее, чем в комнате, и он немного жалел, что пошёл сюда с Олегом. Волков же выглядел довольным, сидя рядом и открывая жестяную банку.
— Скоро зима… — Сережа на секунду задумался, что денег на подарок на Новый Год для Олега у него почти и нет. Все отложенное с летних подработок давно было растрачено на что угодно, кроме того самого подарка, а возможности сейчас устроится куда-нибудь не было.
— Ага. Уже ноябрь. — Волков кивает с довольной улыбкой, откусывая от печенья кусок и оставляя на пледе крошки. Разумовский думает, что их обязательно раскроют, когда на чердаке поселятся тараканы. — Как думаешь, Серый, а мы и следующей зимой вместе будем?
— Конечно. — Говорит, не задумываясь. В конце концов, это простая истина. Факт. Небо голубое, трава зеленая, Сергей Разумовский и Олег Волков всегда будут вместе. — И в следующую. И потом ещё. И когда школу закончим. Мы же хотели в один институт поступать, помнишь?
Олег в ответ кивает.
— Просто… Мне приснилось, что тебя рядом нет. Вокруг шум, взрывы, я лежу на песке, форма на мне военная, и в руках автомат. А тебя рядом нет. И мне так тошно без тебя. Ещё думаю: «Надо Серому позвонить», а потом мысль пришла, что ты мой номер удалил давно… — От подзатыльника голова чуть подается вперёд. Олег смотрит на Разумовского скорее с непонимаем, чем с обидой. — За что?
— Дурак. Не будет такого. Я твой номер наизусть знаю. — Он фыркает недовольно и замолкает.
Холодно. Слышится чих, и Сережа вздыхает, поворачиваясь к Олегу, а тот лишь нос рукой утирает. Он тоже замерз. Вот только, в отличии от Серёжи, одеяло взять не додумался. Усталый вздох. Разумовский
накидывает ткань на плечи Олега и жмется к нему ближе. Сердце на секунду замирает, чтобы потом начать биться сильнее, в момент, когда кожа соприкасается с кожей. От Олега пахнет мылом, дешёвым шампунем и домом. Запах родной и знакомый, но в последнее время именно он вызывает в сердце Серёжи волнение и трепет. Именно от него голову кружит. Не от Машкиных духов, не от Катькиного дезодоранта такого нет.
— Смотри, снег пошёл. — Олег кивает на окно, и Разумовский смотрит. И правда. Белые снежинки в жёлтом свете уличного фонаря падают вниз, покрывая землю, оседая на окне и подоконнике. — Первый снег в году…
Они сидят, прижавшись друг к другу, оба смотрят в окно и думают о своём. Их тела укрывает старое зеленое одеяло, вокруг валяются вещи, а они сидят в этой полутьме и жмутся друг к другу. Первый снег.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
#флафффест #птицетряпки
20. Птица
Текст: Мишь
В зиме нет чудес. Кому как ни ему это знать. Он провел так много времени в этой вечной зиме на задворках чужого сознания. И даже сейчас, будучи наконец-то свободным, Птица зиму не любил. Она навсегда была связана в его создании с теми годами, когда он был беспомощен.
Пакеты с продуктами падают на пол, дверь он захлопывает. Тряпка встречает его робким приветствием. Птица в ответ лишь устало вздыхает.
— Помоги разобрать. — Он не говорит, почти каркает. С горлом проблемы, но, хэй, уже чудо, что он может говорить после того, как ему, фактически, голову откусили.
Сумки оказываются на столе, и Тряпка суетливо раскладывает продукты по местам, пока Птица снимает куртку.
— Я тут кое-что нашёл в доме... — Тряпка выглядывает из-за плеча, чтобы потом продолжить заниматься делом.
— И? Что-то важное? — Когтистая рука подхватывает банку с фасолью. Денег им должно хватить ещё на два месяца.
20. Птица
Текст: Мишь
В зиме нет чудес. Кому как ни ему это знать. Он провел так много времени в этой вечной зиме на задворках чужого сознания. И даже сейчас, будучи наконец-то свободным, Птица зиму не любил. Она навсегда была связана в его создании с теми годами, когда он был беспомощен.
Пакеты с продуктами падают на пол, дверь он захлопывает. Тряпка встречает его робким приветствием. Птица в ответ лишь устало вздыхает.
— Помоги разобрать. — Он не говорит, почти каркает. С горлом проблемы, но, хэй, уже чудо, что он может говорить после того, как ему, фактически, голову откусили.
Сумки оказываются на столе, и Тряпка суетливо раскладывает продукты по местам, пока Птица снимает куртку.
— Я тут кое-что нашёл в доме... — Тряпка выглядывает из-за плеча, чтобы потом продолжить заниматься делом.
— И? Что-то важное? — Когтистая рука подхватывает банку с фасолью. Денег им должно хватить ещё на два месяца.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
— Да не особо... Там коробка с игрушками елочными и бингальскими огнями. Я просто подумал, может... Мы подожжем им вместе? — Тряпка говорит все тише с каждым словом, словно сам начинает осознавать, что затея глупая, но договорить надо, раз уж начал.
Птица вздыхает тяжело. Смотрит на этого великовозростного ребёнка и думает. Думает, что зиму он ненавидит, да. Новый год он недолюбливает. Но Тряпку он любит. В конце концов, тот был рядом всегда и, как бы он ни презирал его, в начале Тряпка был единственным, кто всегда оставался рядом. Кто не уходил. Олег ушёл. Сережа ушел. Тряпка нет. И один раз можно его и порадовать.
— Первый и последний раз. Тащи их сюда. — Птица касается руками шеи, потирает и ждёт.
Коробка оказывается не маленькой. Игрушек там достаточно, чтобы нарядить небольшую елку. Тряпка лезет на самое дно, чтобы достать голубую пачку. Двенадцать бингальских огней. Тряпка достает два, и Птица лезет в карман за зажигалкой. Секунда, и в руках у них загораются сотни искр. Слышится довольный смех Тряпки.
В зиме нет чудес. Кому как ни ему это знать. И все же этот момент он, пожалуй, сохранит в своем собственном сознании.
Птица вздыхает тяжело. Смотрит на этого великовозростного ребёнка и думает. Думает, что зиму он ненавидит, да. Новый год он недолюбливает. Но Тряпку он любит. В конце концов, тот был рядом всегда и, как бы он ни презирал его, в начале Тряпка был единственным, кто всегда оставался рядом. Кто не уходил. Олег ушёл. Сережа ушел. Тряпка нет. И один раз можно его и порадовать.
— Первый и последний раз. Тащи их сюда. — Птица касается руками шеи, потирает и ждёт.
Коробка оказывается не маленькой. Игрушек там достаточно, чтобы нарядить небольшую елку. Тряпка лезет на самое дно, чтобы достать голубую пачку. Двенадцать бингальских огней. Тряпка достает два, и Птица лезет в карман за зажигалкой. Секунда, и в руках у них загораются сотни искр. Слышится довольный смех Тряпки.
В зиме нет чудес. Кому как ни ему это знать. И все же этот момент он, пожалуй, сохранит в своем собственном сознании.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
#дракиолус
31. Новый год
Текст: Мишь
Оливье на тарелке не внушал никакого доверия. Куски колбасы слишком крупные, майонеза больше, чем самого салата и вообще Алтан бы в жизни не стал есть что-то, что приготовил Дракон. Но вот тут. Сидит за одним столом с Вадимом, который этот самый салат за обе щеки уплетает так, вперемешку с котлетой по киевский. Алтан вздыхает тяжело, делает глоток шампанского, пожалуй самого дорогого, что стоит на новогоднем столе и переводит взгляд на телевизор, где уже в третий раз показывают «Иронию судьбы». Зачем он вообще согласился праздновать новый год с Вадиком? Хотя даже в этой подзаброшенной квартирке находится было приятнее, чем на светских вечерах, где Дагбаев обычно проводил все свои праздники.
— Ваше Золотейшество, у вас аппетита нет? — Вадик ухмыляется ехидно, накалывает кусок котлеты и пихает его себе в рот.
— Пропал, когда на твою рожу посмотрел. — Дагбаев шипит, словно настоящая змея, руки сложил на груди и смотрит хмуро. Ему тут до одури скучно.
31. Новый год
Текст: Мишь
Оливье на тарелке не внушал никакого доверия. Куски колбасы слишком крупные, майонеза больше, чем самого салата и вообще Алтан бы в жизни не стал есть что-то, что приготовил Дракон. Но вот тут. Сидит за одним столом с Вадимом, который этот самый салат за обе щеки уплетает так, вперемешку с котлетой по киевский. Алтан вздыхает тяжело, делает глоток шампанского, пожалуй самого дорогого, что стоит на новогоднем столе и переводит взгляд на телевизор, где уже в третий раз показывают «Иронию судьбы». Зачем он вообще согласился праздновать новый год с Вадиком? Хотя даже в этой подзаброшенной квартирке находится было приятнее, чем на светских вечерах, где Дагбаев обычно проводил все свои праздники.
— Ваше Золотейшество, у вас аппетита нет? — Вадик ухмыляется ехидно, накалывает кусок котлеты и пихает его себе в рот.
— Пропал, когда на твою рожу посмотрел. — Дагбаев шипит, словно настоящая змея, руки сложил на груди и смотрит хмуро. Ему тут до одури скучно.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
— Ну, уже куранты скоро. Может прогуляться изволите? Тогда и аппетит появится. — Вадик дожевывает быстро котлету и встаёт со своего места, словно Алтан уже согласился. Дагбаев лишь глаза закатывает, но все же встаёт.
Они выходят молча и так же молча идут по шумным улицам. Кричат дети, лают собаки, взрываются фейерверки и хлопушки раньше времени, и ночной Питер утопает в звуках не хуже, чем в гирляндах и алкоголика, валяющихся почти на каждой скамейке. Алтану от этого всего так тошно. У него ужасно мёрзнут уши, лицо, шея. Да он весь мёрзнет! Надел пальто, думая, что пробует все это время в тёплой квартире. Дагбаев ежится, озирается по сторонам, в поисках места, где можно погреться. Но Дракон живёт в районе, где из общественных мест только пивнушка. Снег падает прямо за ворот.
Шапка согревает голову. Вадик ее надевает так на Алтана, что тут только слово «нахлобучивает» подходит. Дагбаев смотрит чуть удивлённо, пока на его шею повязывают шарф.
— Теплее? — Вадик хмыкает, из его рта тёплый пар выходит клубами. Алтан кивает лишь в ответ, думая как красиво Дракон смотрится в этом белом мареве. — Может тебе ещё варежки отдать?
— Нет. — Алтан качает головой и тянется к Вадику. Взгляд у него завороженный.
Где-то на фоне хлопки, где-то на фоне взрывы, и небо окрашивают сотни цветов. А Алтан может думать лишь о сухих искусанных губах, которые он целует
Они выходят молча и так же молча идут по шумным улицам. Кричат дети, лают собаки, взрываются фейерверки и хлопушки раньше времени, и ночной Питер утопает в звуках не хуже, чем в гирляндах и алкоголика, валяющихся почти на каждой скамейке. Алтану от этого всего так тошно. У него ужасно мёрзнут уши, лицо, шея. Да он весь мёрзнет! Надел пальто, думая, что пробует все это время в тёплой квартире. Дагбаев ежится, озирается по сторонам, в поисках места, где можно погреться. Но Дракон живёт в районе, где из общественных мест только пивнушка. Снег падает прямо за ворот.
Шапка согревает голову. Вадик ее надевает так на Алтана, что тут только слово «нахлобучивает» подходит. Дагбаев смотрит чуть удивлённо, пока на его шею повязывают шарф.
— Теплее? — Вадик хмыкает, из его рта тёплый пар выходит клубами. Алтан кивает лишь в ответ, думая как красиво Дракон смотрится в этом белом мареве. — Может тебе ещё варежки отдать?
— Нет. — Алтан качает головой и тянется к Вадику. Взгляд у него завороженный.
Где-то на фоне хлопки, где-то на фоне взрывы, и небо окрашивают сотни цветов. А Алтан может думать лишь о сухих искусанных губах, которые он целует
Год прошёл, число сменилось, боже чета изменилось.
Я пишу редко, но каждый раз стараюсь вкладывать душу. И в этом году, мышатки, я постараюсь продолжать вас радовать! С новым годом!
Я пишу редко, но каждый раз стараюсь вкладывать душу. И в этом году, мышатки, я постараюсь продолжать вас радовать! С новым годом!
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Текст: Мишь
Вадик в магию не верил. Да, бывали в его жизни странности, тот же Волков с ненормально удачей, тот же его сумасшедший дворянин, говорящий о каких-то богах —хотя, если честно, Вадик это на больную его головушку смахивал больше, — но все же до конца жизни он был уверен, что магии нет и быть не может. Правда сейчас, когда этот самый конец жизни был так близок, ему очень хотелось поверить.
Кровь струилась медленно, уносимая речной водой. Боль жгла грудь, но реагировать на неё даже стонами не было сил. Все меркло, но отчего-то жизнь перед глазами не проносилась. Хотя Вадиму всегда казалось, что ему будет что вспомнить. А вот сейчас в голове как-то пусто. Послышался совиный вскрик. Тяжолой поступью кто-то подошёл к реке. Чёрные одежды да багряные узоры. Вот последнее, что видит Вадим перед смертью. А ещё лицо. С холодным взглядом тёплых карих глаз, со смуглой кожей, точеными скулами. Такое лицо, что Вадик ради него мог бы жить, если бы не умирал. Солнце, словно нимб, освещает его.
Вадик в магию не верил. Да, бывали в его жизни странности, тот же Волков с ненормально удачей, тот же его сумасшедший дворянин, говорящий о каких-то богах —хотя, если честно, Вадик это на больную его головушку смахивал больше, — но все же до конца жизни он был уверен, что магии нет и быть не может. Правда сейчас, когда этот самый конец жизни был так близок, ему очень хотелось поверить.
Кровь струилась медленно, уносимая речной водой. Боль жгла грудь, но реагировать на неё даже стонами не было сил. Все меркло, но отчего-то жизнь перед глазами не проносилась. Хотя Вадиму всегда казалось, что ему будет что вспомнить. А вот сейчас в голове как-то пусто. Послышался совиный вскрик. Тяжолой поступью кто-то подошёл к реке. Чёрные одежды да багряные узоры. Вот последнее, что видит Вадим перед смертью. А ещё лицо. С холодным взглядом тёплых карих глаз, со смуглой кожей, точеными скулами. Такое лицо, что Вадик ради него мог бы жить, если бы не умирал. Солнце, словно нимб, освещает его.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Вот чего Вадим не ожидал, так это после «смерти» проснуться в хижине. Деревянная кровать жалобно скрипит под его весом, шкуры грубым мехом царапают кожу.
— Проснулся? — Юноша смотрит на него так же холодно, как на берегу реки. Теми же тёплыми глазами.
Вадим в магию не верил. Но это было в прошлой жизни. Дракон же служил шаману, что подарил ему новую жизнь.
— Проснулся? — Юноша смотрит на него так же холодно, как на берегу реки. Теми же тёплыми глазами.
Вадим в магию не верил. Но это было в прошлой жизни. Дракон же служил шаману, что подарил ему новую жизнь.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Nsfw
Текст: Мишь
Острые скулы, смуглая кожа да глаза ястребиные. Всем-то его молодец был хорош. Честный, трудолюбивый, добрый. И Сереже порою совестно становилось, что вот так он с ним обходится. Но до того приятно было, что и совесть замолкала, пока рука под дорогими одеждами медленно гладила член.
Заговоренное блюдце. Как же долго Сережа над ним старался! Как же долго пытался добить того результата, что видел теперь. Его возлюбленный. Все его черты перед Серёжей! Рука ускоряет движения, сбивается дыхание. Его. Только его Олег. Ясный сокол, что сердце Серёжино покорил! И чем же он занят? Лежит, разметавшись на кровати, в одной рубахе, и его крепкие руки точно так же себя глядят, как глядит себя сейчас Сережа. И зрелище это будоражит, заставляет кровь горячую по венам бежать, заставляет хотеть быть с ним сейчас, помочь ему. С губ срывается стон, и не понятно, с чьих. Голоса сливаются, и так хорошо, что в глазах темно, сердце стучит в ушах.
Текст: Мишь
Острые скулы, смуглая кожа да глаза ястребиные. Всем-то его молодец был хорош. Честный, трудолюбивый, добрый. И Сереже порою совестно становилось, что вот так он с ним обходится. Но до того приятно было, что и совесть замолкала, пока рука под дорогими одеждами медленно гладила член.
Заговоренное блюдце. Как же долго Сережа над ним старался! Как же долго пытался добить того результата, что видел теперь. Его возлюбленный. Все его черты перед Серёжей! Рука ускоряет движения, сбивается дыхание. Его. Только его Олег. Ясный сокол, что сердце Серёжино покорил! И чем же он занят? Лежит, разметавшись на кровати, в одной рубахе, и его крепкие руки точно так же себя глядят, как глядит себя сейчас Сережа. И зрелище это будоражит, заставляет кровь горячую по венам бежать, заставляет хотеть быть с ним сейчас, помочь ему. С губ срывается стон, и не понятно, с чьих. Голоса сливаются, и так хорошо, что в глазах темно, сердце стучит в ушах.
Forwarded from ВЕРмишель с сыром
Ещё и ещё, пока жемчужные капли не окрапляют золотое одение. Ещё и ещё, пока с губ любимого не срывается его имя.