«…Не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характеров, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве».

Н.В. Гоголь, 1844 год

А.С. Хомяков был не только одним из отцов-основателей славянофильства, но и отличным помещиком. Усадьба слыла в округе образцовой, а крестьяне души не чаяли в своём хозяине. Для написания философских трудов Хомякову требовалось вдохновение или внешний импульс; он признавался, что собраться ему часто бывало непросто. А вот работа на свежем воздухе в Богучарове - иное дело. Здесь всегда было место энтузиазму и эксперименту. И всё единственно для того, чтобы облегчить тяжёлый труд крепостных.

Одним из изобретений стала сеялка – сельскохозяйственная машина, на которую Хомяков получил официальный патент в Англии и даже послал её на одну из первых Всемирных выставок. Кстати, его истинная расположенность ко всему британскому вовсе не исключало его искреннюю и глубокую любовь к России. Как отмечал Н.А. Бердяев, «Хомяков был настоящим англофилом, любил английский торизм, английский органический историзм. Он ездил в Англию в мурмолке и зипуне, полюбил англичан, и англичане полюбили его».

С Днём Победы, дорогие читатели!

Сегодня хотим предложить вашему вниманию прекрасную книгу под названием «Философы-победители», которая посвящена подвигу преподавателей, сотрудников, студентов философского факультета МГУ в годы Великой Отечественной войны. Сборник включает в себя личные истории участников боевых действий, а также ветеранов трудового фронта. А приложении находятся избранные интервью и воспоминания.

Канадский философ Маршал Маклюэн как-то сказал: «Изобилие порождает нищету». Мы живём в мире, где коммуникация, на первый взгляд, упрощена до предела. Но это упрощение можно понимать двояко. С одной стороны, достаточно доступа к интернету и небольшого усилия, чтобы получить доступ к любой исследовательской литературе или повысить уровень своей эрудиции с помощью платформ онлайн-образования. Но, с другой стороны, вслед за упрощением средств коммуникации мы констатируем значительное качественное снижение потребляемой информации. Огромные возможности, которые дают нам интернет-технологии, часто используются попусту, для бездумного развлечения или потребления откровенного мусора.

В условиях очевидной информационной перегруженности важно выработать систему ценностных координат, которая позволит произвести ревизию читаемых источников и качественно улучшить потребляемый контент. Для этого важно пройти «дерзания духа», научиться мыслить. Но как? Ответ в своё время дал выдающийся отечественный мыслитель А.Ф. Лосев: «Хочешь мыслить — бросайся в бездонную пучину мысли. Вот и начнешь мыслить. Сначала, конечно, поближе к берегу держись, а потом и подальше заплывай».

"... Мы были в Грузии. Помножим
Нужду на нежность, ад на рай.
Теплицу льдам возьмем подножьем,
И мы получим этот край..."

Борису Пастернаку посчастливилось жить, когда между Грузией и Россией не было визового режима. Он воспользовался этим преимуществом в полной мере – много путешествовал по стране, дружил с местными литераторами и всячески способствовал развитию добрых традиций российско-грузинского культурного диалога.

После возвращения из своей первой поездки в Грузию в 1930-х годах он создал свой знаменитый цикл «Волны», устроил в Москве вечер грузинской поэзии, а чуть позже стал с таким усердием переводить грузинских поэтов на русский язык, что Осип Мандельштам даже пошутил: после Пастернака останется 10 томов переводов и томик его собственных стихов.

Говорят, что начальные главы знаменитого романа «Доктор Живаго» были написаны на бумаге, которую автору подарила вдова Тициана Табидзе – одного из лучших грузинских друзей Пастернака. Так что можно сказать, что его «духовная автобиография» в буквальном смысле вписана в историю взаимоотношений двух близких и несомненно дружеских народов.

Сибирь – очень атмосферное слово, которое мало кого оставляет равнодушным. У одних оно ассоциируется с природной мощью, бескрайними просторами и захватывающей дух красотой; у других – с неволей, ссылкой и различного рода опасностями. Одно несомненно: Сибирь абсолютно уникальный регион, который закрепляет присутствие России в Азии, позволяет нашей стране быть настоящей евроазиатской державой как в ментальном, так и в географическом смысле.

Как закрепить это уникальное положение и при этом сохранить культурную идентичность Сибири? Ответ на этот вопрос в своё время дал В.И. Вернадский, размышляя о России как о «государстве-континенте»:

«Мне кажется, что русская Азия должна быть возможно быстро покрыта государственной сетью высших школ и научных учреждений и что это явится самым могучим и прочным средством выявления скрытой силы нашей государственной организации и уже с одной этой точки зрения должно сильно отразиться на нашем мировом положении. В основе наших азиатских научных учреждений должно лежать всестороннее изучение прошлого и настоящего Азии в самых разнообразных их проявлениях в области языкознания и истории, археологии, быта, фольклора, литературы, религии, искусства, музыки, экономических и материальных ресурсов».

Необъятные пространства, которые со всех сторон окружают и теснят русского человека, – не внешний, материальный, а внутренний, духовный фактор его жизни. Эти необъятные русские пространства находятся и внутри русской души и имеют над ней огромную власть. Русский человек, человек земли, чувствует себя беспомощным овладеть этими пространствами и организовать их. Он слишком привык возлагать эту организацию на центральную власть, как бы трансцендентную для него. И в собственной душе чувствует он необъятность, с которой трудно ему справиться. Широк русский человек, широк как русская земля, как русские поля. Славянский хаос бушует в нем.

Огромность русских пространств не способствовала выработке в русском человеке самодисциплины и самодеятельности, он расплывался в пространстве. И это было не внешней, а внутренней судьбой русского народа, ибо все внешнее есть лишь символ внутреннего. С внешней, позитивно-научной точки зрения огромные русские пространства представляются географическим фактором русской истории. Но с более глубокой, внутренней точки зрения сами эти пространства можно рассматривать как внутренний, духовный факт в русской судьбе. Это – география русской души.

Н.А. Бердяев, "Судьба России", 1917 год.

Размышляя над ходом выборов в Турции, невольно вспоминаются слова из работы «О социальном морализме» С.Н. Булгакова: «не опровергнуто и не может быть опровергнуто положение о том, что, по крайней мере, великие (а на самом деле и все люди) являются не только пассивным продуктом, но и творцами истории, и для хода её далеко не безразлично, что за личность стоит на том или другом историческом повороте или перекрестке».

Очевидно, что наше время – это не просто «исторический поворот», а самое настоящее потрясение основ привычного миропорядка. А значит, роль личности в истории, о котором так много и часто говорили представители отечественной философии, значительно возрастает.

Можно даже сказать, что одним из ключевых факторов при определении контуров нового мира станет проявление воли со стороны находящихся у власти людей, а также их желание проводить по-настоящему независимую политику в интересах своего государства и своего народа. Пришло время возвращаться в реальность из матрицы – мира симулякров, миражей и политических фантомов!

«По рождению я грузин, а по национальности русский», - говорил о себе В.В. Маяковский. Образ Родины, места, где прошло счастливое и беззаботное детство поэт навсегда сохранил в своём сердце и неоднократно выражал в своих стихах. Грузия отвечала ему взаимностью: в 1940 году в десятую годовщину со дня смерти поэта его родной город Багдати был переименован в Маяковский. Ровно полвека он носил это название, и до сих пор в городе работает Дом-музей поэта.

Находясь в зените славы, Маяковский неоднократно выступал в Тифлисе, часто переходил на грузинский и тем приводил слушателей в восторг. С грузинским языком у Маяковского вообще были особые отношения. Например, при поступлении в Кутаисскую гимназию он чуть было не провалил экзамен по церковнославянскому языку, ответив, что «око» - это грузинская мера веса в три фунта. В гимназию, впрочем, Маяковского всё же зачислили; позже он поэтически воспевал годы обучения и особенно мальчишеские шалости, когда «в руках превращается ранец в лассо».

А в известном стихотворении «Владикавказ – Тифлис» поэт и вовсе раскрыл причины, по котором его «как магнитом» тянуло в Грузию:

Только
нога
ступила в Кавказ,
я вспомнил,
что я – грузин.

Эльбрус,
Казбек.
И еще – как вас?!
На гору
горы грузи!

Читатели аккуратно намекают нам на то, что мы излишне увлекаемся поэзией. Ну а как иначе?! По меткому замечанию С.С. Аверинцева, именно поэзия конкурировала с философией за умы интеллектуальной элиты древнегреческого общества. В Новое время о «скрытом родстве» поэзии и философии и вовсе были написаны тома – взять хотя бы работы немецких романтиков. Что касается России, то здесь сама стихия языка – выразительного, метафоричного, образного – благоволила к литературному творчеству – как прозаическому, так и поэтическому. Отсюда множество поистине философских произведений, содержащих глубокий смысл, было написано не в форме традиционного для Западной Европы трактата, а в виде романа, повести, поэмы. В этом смысле Достоевский или Толстой – не только великие русские писатели, но и великие русские мыслители.

Что говорить, если даже признанный родоначальником русской философии В.С. Соловьёв сам себя считал в первую очередь поэтом. А его последователи и вдумчивые читатели и вовсе рассматривали его собственно философское творчество как нечто вторичное. Ярче всего это выразил С.Н. Булгаков: «…всё определеннее напрашивается мысль, что в многоэтажном, искусственном и сложном творчестве Соловьева только поэзии принадлежит безусловная подлинность, так что и философию его можно и даже должно поверять поэзией… Быть может, внутренняя справедливость по отношению к Соловьеву требовала бы излагать его мировоззрение, имея основой именно стихотворения, а «сочинения» рассматривать как философский к ним комментарий, но не наоборот, как делается это теперь. Недаром так скуп был Соловьев на стихотворения и в то же время так легко писал статьи на разные темы. Быть может, критика времени сама собой произведет эту переоценку и сохранит для потомства в Соловьеве философского поэта более, нежели поэтизирующего философа».

М.В. Ломоносов действительно принимал Дон за рубеж России, но всегда смело заглядывал за этот рубеж и призывал не останавливаться в страхе перед бескрайней Азией. Если во времена Вернадского речь шла о ментальном закреплении Сибири в том числе и с помощью системы образования, то при жизни Ломоносова задача заключалась в том, чтобы просто физически зафиксировать за Россией те огромные пространства, которые достались ей благодаря походам Ермака и его последователей.

Активно действовать на море и на суше, давать сибирякам «отменные привилегии и вольности», поощрять искателей приключений и «напрасно шатающийся люд» находить себя и закалять характер в суровых климатических условиях, строить новую жизнь для себя и своего окружения. Ломоносов был убеждён: если сделать это частью последовательной государственной политики, то с неизбежностью «…российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и в Америке».

Если бы уроженцу города Бахмут П.И. Новгородцеву сказали бы, что он родился в украинском городе, то удивлению его не было бы предела. Он не просто считал себя русским философом. Слово «русский» было органично его личности и сопровождало его всю жизнь. Он считается одним из основателей русской философии права, был учредителем Лиги русской культуры и активным участником Русской академической группы. Уже в эмиграции он основал и возглавил Русский юридический факультет в Праге.

Ещё на заре своей карьеры после возвращения из зарубежной научной командировки он высказывал серьёзный скепсис по поводу привычного, к сожалению, для нашей интеллигенции восхищения западной академической средой: «Многие здешние крупные имена… кажутся мне не стоящими пальца наших Муромцева и Ковалевского». Немцы, считал Новгородцев, больше берут дисциплиной, чем умом. Франция и вовсе показалась молодому исследователю страной с излишне вольными нравами.

Это, впрочем, не отвадило его от изучения европейской философии: докторская диссертация Новгородцева была посвящена сопоставлению взглядов Канта и Гегеля на государство. Присматриваться и прислушиваться к западной мысли, но создавать свою, оригинальную и самобытную – такой виделась Новгородцеву задача университетского образования.

Надо признать, что в этом деле он достигал успехов: среди его учеников была целая плеяда выдающихся русских философов, в том числе И.А. Ильин, который вспоминал: «Мы, начинающие студенты, слушали его по-особенному, многого не понимая, напряженно ловя каждое слово, напряженно внимая: он говорил о главном; не о фактах и не о средствах, отвлеченно, но о живом; он говорил о целях жизни и, прежде всего, о праве ученого исследовать и обосновывать эти цели… Я помню ту бурю приветствия, которою мы встретили его, вернувшегося из Петербурга после защиты докторской диссертации, его взволнованное, побледневшее лицо, его дрогнувший в словах благодарности голос…»

Представляем нашу новую рубрику «Русская философия в лицах». Ее первый герой — Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965)

«МИР РУССКОЙ МЫСЛИ» — специально для «Факультета»

Для большинства людей философ – это человек не от мира сего. Неприспособленный к обычной жизни, замкнутый на себе и на своих мыслях, немного чудаковатый и специфический. Жизнь его протекает однообразно и монотонно, среди книг, а обыватели немного посмеиваются над ним, ну или сверяют по нему часы, как по Иммануилу Канту в свое время.

Так бывает, но бывает и иначе. Например, жизнь Н.О. Лосского изобиловала любопытными эпизодами. Исключение из гимназии «с волчьим билетом», нелегальное пересечение границы при помощи контрабандистов, жизнь в Швейцарии по фальшивому паспорту, участие в театральных постановках и даже намерение (нереализованное) выкопать череп Бакунина. А между этими событиями служба во французском иностранном легионе на севере Африки, имитация сумасшествия и бегство оттуда со всех ног.

Впрочем, Лосский сумел не только наломать дров, но и неплохо устроить свою жизнь. Он создал крепкую семью, воспитал трех сыновей, каждый из которых пошел по стопам отца и стал ученым. Причем старший (Владимир) по праву считается одним из наиболее выдающихся богословов XX века.

Н.О. Лосский — автор уникальной мировоззренческой системы, которая включает в себя практически все отрасли философского знания. Особенно он проявил себя в области теоретической философии, живо интересовался проблемами онтологии и гносеологии. Перу Лосского также принадлежит одно из наиболее значительных исследований по истории русской философии. В ней он подробно и крайне доброжелательно описывает своих коллег по цеху и даже пишет о себе, причем от третьего лица.

После окончания Второй мировой войны Лосскому почти 80 лет, но он в отличной интеллектуальной форме. Поэтому решение переехать в США к младшему сыну Андрею — это не желание уйти на пенсию, а новый карьерный вызов. Лосский с энтузиазмом принимается за профессорскую работу в Свято-Владимирской духовной академии, продолжает публиковаться и размышлять.

Н.О. Лосский умер окруженный любимыми людьми в неполные 95 лет, успев подробно описать свою долгую и богатую событиями жизнь в своей автобиографии.

Любите философию? Спрашивайте, о ком бы хотели услышать в следующий раз.

Мы не являемся футурологами и по этой причине воздержимся от точных прогнозов и не будем решительно и однозначно заявлять о том, какая профессия станет самой востребованной в будущем. Но одно можно сказать уже сейчас: регулярные занятия философией позволяют хорошенько прокачать способность к системному и абстрактному мышлению, формируют саму культуру мысли, учат пристально всматриваться в мир, чтобы снова и снова удивляться богатству и многообразию его форм (философия начинается с удивления, говорил Аристотель).

Используя философские навыки и компетенции в области практической жизни, пытаясь получше и поуютнее устроиться в этом мире, важно помнить о призвании философии апеллировать к тому, что стоит за пределами практической жизни. Философия генерирует поле ценностей и смыслов, позволяет нам лучше понимать причины и следствия происходящих процессов, а значит, способствуют созданию более устойчивой системы координат в условиях перманентного информационного шума, являющегося неизбежным спутником нашего стремительно меняющегося мира.

Наконец, философия задаётся вопросом о смысле жизни вообще. Для некоторых русских философов эта тема и вовсе была ключевой, наиважнейшей. Например, для Е.Н. Трубецкого, который именно в работе под названием «Смысл жизни» сумел в полной мере высказать всего себя.

Говорят, у нашего замечательного полководца А.В. Суворова были шведские корни. Но это не точно 😊 Зато точно, что в новейшей истории шведские политики, стремившиеся к благополучию своей страны, всегда понимали важность культурных связей со своими соседями и стремились к выстраиванию добрососедских отношений с Россией.

Ярким примером может служить фигура Улофа Пальме - знаменитого шведского премьер-министра, неоднократно посещавшего СССР. Пальме пытался проводить независимую политику и считал необходимым снижение конфронтации с нашей страной для обеспечения безопасности в Европе. По воспоминаниям наших дипломатов, он цитировал Пушкина по памяти и с большим уважением относился у русской культуре. А ещё понимал, что дружба и взаимовыгодное сотрудничество лучше, чем стратегическое противостояние, проявление русофобии и война.

Есть ли понимание этого у современных шведских политиков? Хотелось бы верить, но судя по последним событиям надежды не так много.

Мы как-то упоминали про опасность «внутренней» русофобии и про эффект «насмешки эха», который она создаёт. Эксперт Философского клуба «Цивилизационное будущее России», научный сотрудник сектора истории русской философии ИФ РАН Александра Вакулинская специально для @mir_russkoi_mysli раскрывает тему более подробно:

В конце XIX столетия, находясь на смертном одре, император Александр III в письме-завещании своему сыну Николаю II упомянул: «…у России нет друзей. Нашей огромности боятся» – наверное, это одна из наиболее ценных цитат, завершающая век рассуждений о путях развития русской цивилизации. За два века открытости Европе стало понятно, что есть ряд факторов, заставляющих «цивилизованный мир» держаться от России на расстоянии. Спор, получивший название «спора славянофилов и западников», в начале XIX столетия, когда прошла стадия «ученичества» и настал момент саморефлексии, был хорошим примером, демонстрирующим раскол в сознании русской интеллигенции. Боязнь самостоятельных шагов России, отход от намеченного ей пути «цивилизации», наверное, и можно назвать «русофобией», которая может проявляться как у иностранцев, так и у наших соотечественников.

Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя», отыскивая специфические национальные черты характера, обращался именно к простым людям, народу (с которым имел возможность соприкоснуться во время пребывания на каторге), т.к. русская интеллигенция в большинстве своем, стремясь быть европейцами, их утратила, отвергла. Такое интеллигентское отношение можно было проследить даже в Церкви, когда «просвещенные» боялись стать похожими в своей вере на «простых мужиков», в результате чего и вовсе от веры отказались. В Серебряном веке церковное, «мужицкое» Православие, по мнению богоискателей (Д.И. Мережковский, З. Гиппиус, др.), должно было и вовсе сойти на нет.

Разрыв между высшим сословием и простым народом привел к появлению таких течений как народники, созданию различных революционных группировок, увлекавшихся социализмом, анархизмом (идейные течение также пришедшие с Запада). Во многом, революция 1917 года стала последним шагом к разрыву с «русскостью», который совершили не только «просвещенные», но и увлеченный их идеями народ. Начальные этапы построения Советской России сопровождались беспощадным уничтожением связи с прошлым. Всё напоминавшее о былой русской культуре: Церковь, история, костюмы, хозяйственный уклад деревень – должно было исчезнуть. Претензии Ивана Ильина к большевикам были по большей части связаны с указанием на их ненависть ко всему русскому, нескрываемую русофобию.