[ Внезапный фиксит #гтд #смиргром]
— Сколько мы ещё таких на место поставим, а, Костик? Ты же умный мальчик, про большее и меньшее зло слышал? — Хмурова наблюдает за ним, опирающимся на дверной косяк, внимательно, как бы невзначай вытаскивая пистолет, мол, я не давлю, товарищ майор, но помогаю сделать правильный выбор, пока Костя прилагает максимум усилий, чтобы просто стоять ровно(ну ему кажется, что ровно, так эта дрянь и не отпускает, приходится часто моргать, чтобы вместо головы Елены Александровны не появлялась собачья маска). Ещё когда он ворвался за ней в комнату, полную каких-то рваных подушек и перьев, понял, что собственное табельное осталось где-то на полу в коридоре, он абсолютно безоружен, остаётся только тянуть время, надеясь, что Федя услышал пальбу и уже вызвал спецов, что он успеет заговорить едва шевелящимся языком их начальницу, пока та всё ещё здесь.
— Сколько мы ещё таких на место поставим, а, Костик? Ты же умный мальчик, про большее и меньшее зло слышал? — Хмурова наблюдает за ним, опирающимся на дверной косяк, внимательно, как бы невзначай вытаскивая пистолет, мол, я не давлю, товарищ майор, но помогаю сделать правильный выбор, пока Костя прилагает максимум усилий, чтобы просто стоять ровно(ну ему кажется, что ровно, так эта дрянь и не отпускает, приходится часто моргать, чтобы вместо головы Елены Александровны не появлялась собачья маска). Ещё когда он ворвался за ней в комнату, полную каких-то рваных подушек и перьев, понял, что собственное табельное осталось где-то на полу в коридоре, он абсолютно безоружен, остаётся только тянуть время, надеясь, что Федя услышал пальбу и уже вызвал спецов, что он успеет заговорить едва шевелящимся языком их начальницу, пока та всё ещё здесь.
Как же тяжело.
Он понятия не имеет, как выглядит со стороны, и надеется, что адекватно, потому что голова гудит, а в полутемном помещении то и дело мерцают ярко-розовые звезды будто в цвет маркера Игорька. Игорёк. Он опускает взгляд на руку: немного заляпанная грязью и кровью римская цифра десять такая же яркая, как и не дающие сосредоточиться звезды. На него смотрит Анубис.
Зажмуриться крепко.
Открыть глаза.
Елена Александровна.
— Так что, Кость? Ты со мной?— Вот вроде вопрос, предполагающий выбор, но отчего-то кажется, что на него есть только один правильный, позволящий выйти отсюда живым ответ. Но он не может... Не может ответить правильно.
— Нет, — сначала он шевит губами, потом с задержкой в пару секунд слышит собственный голос, ему бы придумать что-то, обманчиво согласиться, а потом сдать её коллегам, провернуть что-нибудь эдакое, но голова совершенно не варит. Он сомневается, что действительно произнёс хоть что-то вслух, но потом понимает, что да, ещё как произнёс, потому что бывшая начальница меняется в лице, оно становится непроницаемым, точно маска, а потом на нём расцветает опасная обманчиво елейная улыбка.
— Жаль... Действительно жаль. Ну, нет так нет, — дуло пистолета поднимается, и Гром, задержав дыхание, старается не моргать, он хочет видеть свою смерть, хотя, признаться, думал, что сможет отсрочить её ещё немного. Почему-то не страшно, скорее всего это из-за наркотика запаздывает естественная реакция, так что он надеется, что свинец войдёт в его тело до того, как он испугается, а может это чувство самосохранения наконец атрофировалось окончательно, а он и не заметил.
Вот сейчас.
Выстрел.
Но не в него?
Хмурова заваливается назад на бетонный пол, а Гром в одно мгновение досматривает очень быстрый фильм о своей жизни, пролетающей перед глазами. Вот сейчас, кажется, и страх догоняет, правда смысла в нём уже нет, но онемевшие руки дрожат, а сердце заходится в бешеном ритме, начинает мутить. Реальность искажается сильнее, звуки шагов приближаются, но звучат глухо и странно, кто-то опускается рядом.
Надо сказать.
Он не сказал и мог не успеть.
Он не понимает, кто рядом, чувствует руку на плече, возможно, его спрашивают, как он себя чувствует, но он правда не знает, нога вроде болит, но не это главное.
— Я... Юра... Он... Люблю его походу. Не как он вот это вот "брат" что-то там, не коллегу как... не как коллегу. И не друга... Ну он друг, конечно, правда бесит иногда кошмар, с этими его... Я скажу потом. Сам скажу. Ты только не говори ему. Вот муть эта пройдёт когда... скажу, — он смотрит сквозь собеседника, не обратив внимания, что рука на плече дрогнула и вцепилась сильнее, но это и хорошо, заземляет чуть-чуть... Это последнее, что он помнит перед тем, как закрывает глаза.
Шокированный Смирнов укладывает его голову себе на плечо и пытается переварить всё, что он только что услышал, тяжесть привалившегося к нему тела приятная, потому что оно тёплое и живое, хоть и в отключке, вот это его вштырило, конечно, остаётся надеяться, что сказанное не укуренный бред, а правда, которую в здравом уме Костя бы просто не осмелился сказать.
Чуть не снося собой стеллажи, в комнату вбегает Федя, а за ним спецназ.
Он понятия не имеет, как выглядит со стороны, и надеется, что адекватно, потому что голова гудит, а в полутемном помещении то и дело мерцают ярко-розовые звезды будто в цвет маркера Игорька. Игорёк. Он опускает взгляд на руку: немного заляпанная грязью и кровью римская цифра десять такая же яркая, как и не дающие сосредоточиться звезды. На него смотрит Анубис.
Зажмуриться крепко.
Открыть глаза.
Елена Александровна.
— Так что, Кость? Ты со мной?— Вот вроде вопрос, предполагающий выбор, но отчего-то кажется, что на него есть только один правильный, позволящий выйти отсюда живым ответ. Но он не может... Не может ответить правильно.
— Нет, — сначала он шевит губами, потом с задержкой в пару секунд слышит собственный голос, ему бы придумать что-то, обманчиво согласиться, а потом сдать её коллегам, провернуть что-нибудь эдакое, но голова совершенно не варит. Он сомневается, что действительно произнёс хоть что-то вслух, но потом понимает, что да, ещё как произнёс, потому что бывшая начальница меняется в лице, оно становится непроницаемым, точно маска, а потом на нём расцветает опасная обманчиво елейная улыбка.
— Жаль... Действительно жаль. Ну, нет так нет, — дуло пистолета поднимается, и Гром, задержав дыхание, старается не моргать, он хочет видеть свою смерть, хотя, признаться, думал, что сможет отсрочить её ещё немного. Почему-то не страшно, скорее всего это из-за наркотика запаздывает естественная реакция, так что он надеется, что свинец войдёт в его тело до того, как он испугается, а может это чувство самосохранения наконец атрофировалось окончательно, а он и не заметил.
Вот сейчас.
Выстрел.
Но не в него?
Хмурова заваливается назад на бетонный пол, а Гром в одно мгновение досматривает очень быстрый фильм о своей жизни, пролетающей перед глазами. Вот сейчас, кажется, и страх догоняет, правда смысла в нём уже нет, но онемевшие руки дрожат, а сердце заходится в бешеном ритме, начинает мутить. Реальность искажается сильнее, звуки шагов приближаются, но звучат глухо и странно, кто-то опускается рядом.
Надо сказать.
Он не сказал и мог не успеть.
Он не понимает, кто рядом, чувствует руку на плече, возможно, его спрашивают, как он себя чувствует, но он правда не знает, нога вроде болит, но не это главное.
— Я... Юра... Он... Люблю его походу. Не как он вот это вот "брат" что-то там, не коллегу как... не как коллегу. И не друга... Ну он друг, конечно, правда бесит иногда кошмар, с этими его... Я скажу потом. Сам скажу. Ты только не говори ему. Вот муть эта пройдёт когда... скажу, — он смотрит сквозь собеседника, не обратив внимания, что рука на плече дрогнула и вцепилась сильнее, но это и хорошо, заземляет чуть-чуть... Это последнее, что он помнит перед тем, как закрывает глаза.
Шокированный Смирнов укладывает его голову себе на плечо и пытается переварить всё, что он только что услышал, тяжесть привалившегося к нему тела приятная, потому что оно тёплое и живое, хоть и в отключке, вот это его вштырило, конечно, остаётся надеяться, что сказанное не укуренный бред, а правда, которую в здравом уме Костя бы просто не осмелился сказать.
Чуть не снося собой стеллажи, в комнату вбегает Федя, а за ним спецназ.
#золотаячешуя кв:нсфв
— Вскоре после восхождения братьев и сестер на престол советники Птолемея выступили против Клеопатры, которая была вынуждена бежать из Египта в Сирию в 49 г. до н.э., — голос Вадима бархатный, акцентный в нужных местах, чарующий и успокаивающий. Алтан заслушивается, как и всегда, улыбается лишь уголками губ, пока опрыскивает растения из пульверизатора. Рабочие мысли уходят на второй план, зудящее в районе солнечного сплетения раздражение совсем стихает, — Между тем, позволив убить римского полководца Помпея, Птолемей XIII приветствовал прибытие в Александрию соперника Помпея, Юлия Цезаря . Чтобы помочь своему делу, Клеопатра обратилась за поддержкой к Цезарю, как сообщается, тайно проникла в королевский дворец, чтобы умолять его.
— Вскоре после восхождения братьев и сестер на престол советники Птолемея выступили против Клеопатры, которая была вынуждена бежать из Египта в Сирию в 49 г. до н.э., — голос Вадима бархатный, акцентный в нужных местах, чарующий и успокаивающий. Алтан заслушивается, как и всегда, улыбается лишь уголками губ, пока опрыскивает растения из пульверизатора. Рабочие мысли уходят на второй план, зудящее в районе солнечного сплетения раздражение совсем стихает, — Между тем, позволив убить римского полководца Помпея, Птолемей XIII приветствовал прибытие в Александрию соперника Помпея, Юлия Цезаря . Чтобы помочь своему делу, Клеопатра обратилась за поддержкой к Цезарю, как сообщается, тайно проникла в королевский дворец, чтобы умолять его.
Удивительно, как менялся Дракон в такие моменты, как испарялась его дурашливость и громкость, умиротворенное лицо украшали очки в оправе из тёмного дуба и едва заметная морщинка между светлых бровей. Дагбаев любил его такого, признаться, он его любого любил, не переставая удивляться такой многогранности.
— После четырех месяцев войны между превосходящими силами Цезаря и Птолемея XIII прибыло римское подкрепление; Птолемей был вынужден бежать из Александрии и, как полагают, утонул в реке Нил... Золотко? — наёмник отрывается от страниц и переводит взгляд на присевшего перед его креслом Алтана.
— Нет, ничего... Читай, — почти шепчет он, не разрывая зрительного контакта, позволяя тонуть в красном море, и тот кивает, возвращаясь к истории. Чужие ладони тем временем скользят от икр к коленям, по расписному шёлку халата к поясу.... и обратно к коленям, пробираются под ткань и чувствуют едва заметную дрожь, что переходит в почти неуловимую хрипотцу в голосе. Дагбаев улыбается, одной рукой продолжая поглаживать внутреннюю сторону бедра, а второй сверху через ткань очерчивает полувставший член, Вадим сбивается, но тут же продолжает с того же места.
—... чтобы навестить Цезаря, вернувшегося ранее. После его убийства в марте 44 г. до н.э. Клеопатра верну... Ах, — Дракон жмурится, прерывисто выдыхая, когда наманикюренный палец в который раз обводит головку, ткань там уже насквозь влажная от предэякулята, — Алтан...
— Так куда она вернулась после убийства Цезаря? — он делает вид, что ему действительно интересно, наматывает на палец второй руки ленту халата, но не тянет, ждёт, когда Дракон продолжит.
—... вернулась в Египет. Вскоре после этого Птолемей XIV был убит (возможно, агентами Клеопатры), а трехлетний Цезарион был назначен соправителем своей матери как Птолемей XV, — вот теперь бантик пояса развязан, полы медленно стекают в стороны, и ладонь наконец обхватывает сочащийся смазкой член, проводит вверх-вниз... И наёмник вновь сбивается, когда головку обводят языком, щекоча уретру. Грудная клетка вздымается теперь тяжело, приходится чаще моргать, чтобы строчки не расплывались, как же ему плевать уже на древний Египет, когда у него здесь своя Клеопатра в сто раз прекраснее. Дагбаев пропускает за щеку, ведет кончиком языка по уздечке, насаживается глубже, помогая себе рукой.
— ... отождествила себя с богиней Исидой, сестрой-женой Осириса и матерью Гора. Это... это согласовывалось с древнеегипетской тра-традицией связывать... королевскую власть с..с божеством, чтобы укрепить положе...ние королей и королев, — он шевелит языком уже на автомате и точно не вспомнит ничего из прочитанного, потому что все органы восприятия сосредоточились на одном конкретном месте. Алтан бесстыдно наслаждается дрожащим голосом, тем, как его обладатель постепенно теряет контроль, какой отзывчивый он на его ласки. Пропускает в горло, утыкаясь носом в короткие светлые волоски в паху, и стонет протяжно, не одного тут Вадима мажет, вибрация переходит на член, выбивая последние мысли, теперь в голове отчётливо слышен только бешеный стук собственного сердца. Дагбаев насаживается снова и снова, смаргивая непрошенные слезинки, и сглатывает, заставляя Дракона наконец задрожать, кончая с низким стоном и до побелевших костяшек вцепляясь в подлокотник кресла.
— Люблю, когда ты читаешь, — произносит Алтан чуть хрипловато, облизывая губы, и уже встаёт на ноги, как его утягивают в драконьи объятия.
— После четырех месяцев войны между превосходящими силами Цезаря и Птолемея XIII прибыло римское подкрепление; Птолемей был вынужден бежать из Александрии и, как полагают, утонул в реке Нил... Золотко? — наёмник отрывается от страниц и переводит взгляд на присевшего перед его креслом Алтана.
— Нет, ничего... Читай, — почти шепчет он, не разрывая зрительного контакта, позволяя тонуть в красном море, и тот кивает, возвращаясь к истории. Чужие ладони тем временем скользят от икр к коленям, по расписному шёлку халата к поясу.... и обратно к коленям, пробираются под ткань и чувствуют едва заметную дрожь, что переходит в почти неуловимую хрипотцу в голосе. Дагбаев улыбается, одной рукой продолжая поглаживать внутреннюю сторону бедра, а второй сверху через ткань очерчивает полувставший член, Вадим сбивается, но тут же продолжает с того же места.
—... чтобы навестить Цезаря, вернувшегося ранее. После его убийства в марте 44 г. до н.э. Клеопатра верну... Ах, — Дракон жмурится, прерывисто выдыхая, когда наманикюренный палец в который раз обводит головку, ткань там уже насквозь влажная от предэякулята, — Алтан...
— Так куда она вернулась после убийства Цезаря? — он делает вид, что ему действительно интересно, наматывает на палец второй руки ленту халата, но не тянет, ждёт, когда Дракон продолжит.
—... вернулась в Египет. Вскоре после этого Птолемей XIV был убит (возможно, агентами Клеопатры), а трехлетний Цезарион был назначен соправителем своей матери как Птолемей XV, — вот теперь бантик пояса развязан, полы медленно стекают в стороны, и ладонь наконец обхватывает сочащийся смазкой член, проводит вверх-вниз... И наёмник вновь сбивается, когда головку обводят языком, щекоча уретру. Грудная клетка вздымается теперь тяжело, приходится чаще моргать, чтобы строчки не расплывались, как же ему плевать уже на древний Египет, когда у него здесь своя Клеопатра в сто раз прекраснее. Дагбаев пропускает за щеку, ведет кончиком языка по уздечке, насаживается глубже, помогая себе рукой.
— ... отождествила себя с богиней Исидой, сестрой-женой Осириса и матерью Гора. Это... это согласовывалось с древнеегипетской тра-традицией связывать... королевскую власть с..с божеством, чтобы укрепить положе...ние королей и королев, — он шевелит языком уже на автомате и точно не вспомнит ничего из прочитанного, потому что все органы восприятия сосредоточились на одном конкретном месте. Алтан бесстыдно наслаждается дрожащим голосом, тем, как его обладатель постепенно теряет контроль, какой отзывчивый он на его ласки. Пропускает в горло, утыкаясь носом в короткие светлые волоски в паху, и стонет протяжно, не одного тут Вадима мажет, вибрация переходит на член, выбивая последние мысли, теперь в голове отчётливо слышен только бешеный стук собственного сердца. Дагбаев насаживается снова и снова, смаргивая непрошенные слезинки, и сглатывает, заставляя Дракона наконец задрожать, кончая с низким стоном и до побелевших костяшек вцепляясь в подлокотник кресла.
— Люблю, когда ты читаешь, — произносит Алтан чуть хрипловато, облизывая губы, и уже встаёт на ноги, как его утягивают в драконьи объятия.
#золотаячешуя
Сколько бы мне не попадалась эта реклама, я каждый раз думаю: Алтан
Ну и заодно можно представить Вадима, которому приходит смс с вот этой фотографией, и он, сильнее вжимая в пол педаль газа, думает о том, как запустит ладони под тёмную ткань
Сколько бы мне не попадалась эта реклама, я каждый раз думаю: Алтан
Ну и заодно можно представить Вадима, которому приходит смс с вот этой фотографией, и он, сильнее вжимая в пол педаль газа, думает о том, как запустит ладони под тёмную ткань
[ тин!#сероволк , вдохновлённый опросом из твиттера ]
Юный постпубертатный Олег, который офигивает от количества волос на своём теле, ибо у сверстников куда меньше, а это он ещё Серёжу в расчёт не берёт с его светло-рыжими волосками на ногах(и полным отсутствием таковых на груди). А летом на солнце выгорят, так вообще, будто и нету(шпана пару раз приставала с "че, ноги бреешь что ли? И так от бабы не отличить", но Волков, так сказать, на пальцах( на кулаках) прояснил, что так с его... другом говорить не следует.
Однако проблема оставалась, а слова про бритьё теперь не шли из головы. Ладно ноги, черт с ними, но он же в е з д е такой.
Юный постпубертатный Олег, который офигивает от количества волос на своём теле, ибо у сверстников куда меньше, а это он ещё Серёжу в расчёт не берёт с его светло-рыжими волосками на ногах(и полным отсутствием таковых на груди). А летом на солнце выгорят, так вообще, будто и нету(шпана пару раз приставала с "че, ноги бреешь что ли? И так от бабы не отличить", но Волков, так сказать, на пальцах( на кулаках) прояснил, что так с его... другом говорить не следует.
Однако проблема оставалась, а слова про бритьё теперь не шли из головы. Ладно ноги, черт с ними, но он же в е з д е такой.
Как-то Разумовский во время поцелуев, когда ещё страшно, но очень хочется большего, весь краснющий от смущения пытается засунуть руку за пояс чужих джинс, поднимает взгляд и встречает глаза полные ужаса, в которых за секунду от былого возбуждения не остаётся и следа.
На все вопросы в духе "Ты не хочешь? ", " Я поторопился? ", " Тебе не нравится? " Волков мотает головой, а потом кивает, потом снова мотает головой, запутывая ещё сильнее.
А когда идет в душ вообще после всех и потом торчит там по времени будто утопился или покрылся мхом и корни пустил, Серёжа уже не на шутку пугается, решая все-таки выяснить, что происходит, вот так исподтишка не хочется, но объяснять ему словами явно никто не собирается.
Так что он кродется тёмными коридорами к душевым, тихонько толкает дверь и бесшумно ступает по холодному кафелю к последней кабинке, той, где щеколда и так на вере рабочего держалась, а теперь все-таки отлетела.
Он уже собирается развернуться: совесть гложет, да и глупо всë это, но, услышав отразившееся от стен звонкое "ай!" и тихое шипение, всё-таки делает оставшиеся пару шагов.
Последнее, что он готов увидеть, так это Волкова, вымазанного пеной для бритья ниже пояса, извернувшегося , кажется, до хруста позвонков и пытающегося побрить собственный зад. В некоторых местах белая пена приобрела розоватый оттенок, что свидетельствовало о таких себе успехах.
Он не успевает ничего сказать, Олег его замечает, дёргается, чуть не поскальзывается и пытается прикрыться.
— Ты... Ты что здесь делаешь? — лицо начинает гореть, в животе наоборот: холодеет, его застукали, это единственное,что он может сказать, позор не смыть, отнекиваться поздно, лучше бы он все-таки поскользнулся, ударился головой, получил кровоизлияние в мозг...
— Дай, — Разумовский тянет ладонь к зажатой в руке бритве, — дай, Олеж, ты опять сейчас порежешься, неудобно ведь, я помогу, — добавляет он уже куда мягче, понятия не имея, что творится в чужой голове, но раз уж они здесь, он может хотя бы помочь не травмироваться снова, а разберутся они после.
Олег думает, что стыднее ему уже никогда не будет, но "никогда" наступает уже через несколько минут, когда ему приходится придерживать собственные ягодицы руками, ибо Серому неудобно и держать, и брить, и бритву под душем промывать, благо с передом он успел закончить до того, как оказался обнаружен. А Разумовский невозмутимый такой, будто каждый день подобным занимается, не гори Волков сейчас от стыда, точно бы возбудился от ласковых тёплых рук на таких местах, что он и мечтать не мог(ВОТ ТОЛЬКО НЕ В ТАКОЙ СИТУАЦИИ).
Лосьон после бритья ощущается просто ужасно, щиплет, но Сережа дует заботливо, и становится куда лучше. Только когда щёлкает крышечка, Олег обретает способность говорить и выдавливает хриплое "спасибо". До спальни идут молча, за что он невероятно благодарен, но в том, что завтра его ждёт серьёзный разговор, не сомневается.
* * *
Когда Серёжа узнаёт о чужих загонах, хочет постучаться головой об стену, но потом терпеливо объясняет, что уж кого-кого, а его олегова "волосатость" не смущает вовсе, но если самому Волкову так нравится больше, то он готов помогать сколько угодно.
* * *
Позже Разумовский дарит ему тример, чтобы без щетины и раздражения, а просто коротко.
На все вопросы в духе "Ты не хочешь? ", " Я поторопился? ", " Тебе не нравится? " Волков мотает головой, а потом кивает, потом снова мотает головой, запутывая ещё сильнее.
А когда идет в душ вообще после всех и потом торчит там по времени будто утопился или покрылся мхом и корни пустил, Серёжа уже не на шутку пугается, решая все-таки выяснить, что происходит, вот так исподтишка не хочется, но объяснять ему словами явно никто не собирается.
Так что он кродется тёмными коридорами к душевым, тихонько толкает дверь и бесшумно ступает по холодному кафелю к последней кабинке, той, где щеколда и так на вере рабочего держалась, а теперь все-таки отлетела.
Он уже собирается развернуться: совесть гложет, да и глупо всë это, но, услышав отразившееся от стен звонкое "ай!" и тихое шипение, всё-таки делает оставшиеся пару шагов.
Последнее, что он готов увидеть, так это Волкова, вымазанного пеной для бритья ниже пояса, извернувшегося , кажется, до хруста позвонков и пытающегося побрить собственный зад. В некоторых местах белая пена приобрела розоватый оттенок, что свидетельствовало о таких себе успехах.
Он не успевает ничего сказать, Олег его замечает, дёргается, чуть не поскальзывается и пытается прикрыться.
— Ты... Ты что здесь делаешь? — лицо начинает гореть, в животе наоборот: холодеет, его застукали, это единственное,что он может сказать, позор не смыть, отнекиваться поздно, лучше бы он все-таки поскользнулся, ударился головой, получил кровоизлияние в мозг...
— Дай, — Разумовский тянет ладонь к зажатой в руке бритве, — дай, Олеж, ты опять сейчас порежешься, неудобно ведь, я помогу, — добавляет он уже куда мягче, понятия не имея, что творится в чужой голове, но раз уж они здесь, он может хотя бы помочь не травмироваться снова, а разберутся они после.
Олег думает, что стыднее ему уже никогда не будет, но "никогда" наступает уже через несколько минут, когда ему приходится придерживать собственные ягодицы руками, ибо Серому неудобно и держать, и брить, и бритву под душем промывать, благо с передом он успел закончить до того, как оказался обнаружен. А Разумовский невозмутимый такой, будто каждый день подобным занимается, не гори Волков сейчас от стыда, точно бы возбудился от ласковых тёплых рук на таких местах, что он и мечтать не мог(ВОТ ТОЛЬКО НЕ В ТАКОЙ СИТУАЦИИ).
Лосьон после бритья ощущается просто ужасно, щиплет, но Сережа дует заботливо, и становится куда лучше. Только когда щёлкает крышечка, Олег обретает способность говорить и выдавливает хриплое "спасибо". До спальни идут молча, за что он невероятно благодарен, но в том, что завтра его ждёт серьёзный разговор, не сомневается.
* * *
Когда Серёжа узнаёт о чужих загонах, хочет постучаться головой об стену, но потом терпеливо объясняет, что уж кого-кого, а его олегова "волосатость" не смущает вовсе, но если самому Волкову так нравится больше, то он готов помогать сколько угодно.
* * *
Позже Разумовский дарит ему тример, чтобы без щетины и раздражения, а просто коротко.
Forwarded from Маг на горе
#золотаячешуя
Идея этой иллюстрации возникла ещё при первом прочтении "Заботы" чудесной Тиши, но закончить получилось только сейчас, поэтому вот🖤
Ссыль на фик: https://archiveofourown.org/works/43922422/chapters/110436244
Идея этой иллюстрации возникла ещё при первом прочтении "Заботы" чудесной Тиши, но закончить получилось только сейчас, поэтому вот🖤
Ссыль на фик: https://archiveofourown.org/works/43922422/chapters/110436244
#княшок
Уставшие княшки, у которых едва хватило сил на душ после выступления, лежат на узкой кровати Князя в двухместном номере гостиницы.
Тусклый свет торшера делает момент невероятно интимным, разговаривать совсем не хочется даже Горшку, а если придётся, то только шёпотом, чтобы не поломать, не нарушить.
Андрей ведёт кончиками пальцев по руке Миши, очерчивая выступающие вены, массирует костяшки, поглаживая каждую выступающую косточку на пальцах, переворачивает вверх ладонью и ведет указательным по спирали к центру, как в детском "сорока-ворона кашу варила", обводит линии судьбы, массирует огрубевшие от игры на гитаре подушечки пальцев, притягивает к себе за запястье и целует каждый по очереди, а потом и в саму середину ладони, пока Горшок млеет от нежности.
Уставшие княшки, у которых едва хватило сил на душ после выступления, лежат на узкой кровати Князя в двухместном номере гостиницы.
Тусклый свет торшера делает момент невероятно интимным, разговаривать совсем не хочется даже Горшку, а если придётся, то только шёпотом, чтобы не поломать, не нарушить.
Андрей ведёт кончиками пальцев по руке Миши, очерчивая выступающие вены, массирует костяшки, поглаживая каждую выступающую косточку на пальцах, переворачивает вверх ладонью и ведет указательным по спирали к центру, как в детском "сорока-ворона кашу варила", обводит линии судьбы, массирует огрубевшие от игры на гитаре подушечки пальцев, притягивает к себе за запястье и целует каждый по очереди, а потом и в саму середину ладони, пока Горшок млеет от нежности.
#золотаячешуя
Алтан вот в таких вот кожаных штанах едет в клуб, и не проходит и часа, как он оказывается прижат спиной к стене в одной из тёмных ниш.
— Думал, сдашься быстрее, — шепчет он, откидывая голову для чужих поцелуев, пока Дракон скользит пальцами от талии в соблазнительные разрезы, заставляя кожу покрыться мурашками.
— Ждал, пока допьете свою пинаколаду, вам же нравится, — что именно нравится? Коктейль? Сидеть неподвижно за барной стойкой и наслаждаться восхищёнными взглядами? Выделять из них тот самый, прожигающий насквозь? Дагбаев сказал бы, что последнее.
Позже нежной кожи в разрезах штанов коснуться губы, а Алтану придётся справляться с дрожью в коленях и закусывать ребро ладони, когда Вадим будет вылизывать его сзади в самой дальней и тёмной кабинке туалета.
Алтан вот в таких вот кожаных штанах едет в клуб, и не проходит и часа, как он оказывается прижат спиной к стене в одной из тёмных ниш.
— Думал, сдашься быстрее, — шепчет он, откидывая голову для чужих поцелуев, пока Дракон скользит пальцами от талии в соблазнительные разрезы, заставляя кожу покрыться мурашками.
— Ждал, пока допьете свою пинаколаду, вам же нравится, — что именно нравится? Коктейль? Сидеть неподвижно за барной стойкой и наслаждаться восхищёнными взглядами? Выделять из них тот самый, прожигающий насквозь? Дагбаев сказал бы, что последнее.
Позже нежной кожи в разрезах штанов коснуться губы, а Алтану придётся справляться с дрожью в коленях и закусывать ребро ладони, когда Вадим будет вылизывать его сзади в самой дальней и тёмной кабинке туалета.
Forwarded from Маг на горе
#сероволк
Так родилось это
На самом деле, я очень долго не могла определиться: Олег или Вадим, в итоге решила, что они оба должны быть отскетчены с этого рефа, так что пока Олег, Вадик будет завтра
Так родилось это
На самом деле, я очень долго не могла определиться: Олег или Вадим, в итоге решила, что они оба должны быть отскетчены с этого рефа, так что пока Олег, Вадик будет завтра
#сероволк
Юные сероволчики, которые только-только признались друг другу, настрессовались, что может быть невзаимно, успокоились, и теперь просто не могут насытиться друг другом. Серёжа под партой не отпускает Олеговой руки, то поглаживая тыльную сторону, то переплетая свои пальцы с чужими, то щекоча середину ладони под совсем тихий теплый смех.
Юные сероволчики, которые только-только признались друг другу, настрессовались, что может быть невзаимно, успокоились, и теперь просто не могут насытиться друг другом. Серёжа под партой не отпускает Олеговой руки, то поглаживая тыльную сторону, то переплетая свои пальцы с чужими, то щекоча середину ладони под совсем тихий теплый смех.
А Волков пока читает вслух параграф, сидя на скрипучей кровати, перебирает рыжие волосы, ведёт подушечкой пальца по краю ушной раковины, делает паузы, чтобы зарыться носом в огненные волны и просто посидеть так в тишине, вдыхая самый лучший запах.
Но самое, конечно, приятное — это пробраться за стеллажи в библиотеке далеко-далеко, где даже сама библиотекарша не всегда бывает, чтобы осторожно касаться губами, изучать чужие медленно, с наслаждением, думать, что будет, если обнять покрепче, а если поцеловать не прямо в губы, а в самый уголок, а если руку в тёмные вихры запустить, а если ладонь на щеку положить и огладить скулу...
Потом они отчаянно пытаются привести в порядок свою растрепанность, пригладить торчащие во все стороны волосы и унять смущенную румяность, чтобы отсидеть ещё пару долгих уроков.
Но самое, конечно, приятное — это пробраться за стеллажи в библиотеке далеко-далеко, где даже сама библиотекарша не всегда бывает, чтобы осторожно касаться губами, изучать чужие медленно, с наслаждением, думать, что будет, если обнять покрепче, а если поцеловать не прямо в губы, а в самый уголок, а если руку в тёмные вихры запустить, а если ладонь на щеку положить и огладить скулу...
Потом они отчаянно пытаются привести в порядок свою растрепанность, пригладить торчащие во все стороны волосы и унять смущенную румяность, чтобы отсидеть ещё пару долгих уроков.
#золотаячешуя
С подругой искали ей купальник, и я наткнулась на это
Так что ау, где дракиолусы едут на отдых, и Алтан ожидает увидеть Вадима в секси красных плавках, а он выходит из раздевалки в этом
И самое ужасное, что выглядит он в этом, мягко сказать, странном плавательном костюме действительно горячо. Полосатая ткань обтягивает мускулистую грудь и крепкие бёдра столь соблазнительно, что Дагбаев готов вернуться в отель прямо сейчас
С подругой искали ей купальник, и я наткнулась на это
Так что ау, где дракиолусы едут на отдых, и Алтан ожидает увидеть Вадима в секси красных плавках, а он выходит из раздевалки в этом
И самое ужасное, что выглядит он в этом, мягко сказать, странном плавательном костюме действительно горячо. Полосатая ткань обтягивает мускулистую грудь и крепкие бёдра столь соблазнительно, что Дагбаев готов вернуться в отель прямо сейчас
тин! #сероволк
Итак, ау, где юные сероволчики уже признались друг другу в своих "взрослых чувствах", и у Олега уже на тот момент была "бывшая" Света(они целых две недели встречались и даже целовались), а Серёжа не целовался. Вот захочет Волков его поцеловать, а он не умеет. Подумает тогда "Эх, вот со Светкой лучше было". А такого допустить ни в коем случае нельзя, поэтому Разумовский решает срочно что-то придумать и где-то слышит, что можно научиться целоваться на помидорах. Свежих нет, март на дворе, поэтому он пробирается в каморку
Итак, ау, где юные сероволчики уже признались друг другу в своих "взрослых чувствах", и у Олега уже на тот момент была "бывшая" Света(они целых две недели встречались и даже целовались), а Серёжа не целовался. Вот захочет Волков его поцеловать, а он не умеет. Подумает тогда "Эх, вот со Светкой лучше было". А такого допустить ни в коем случае нельзя, поэтому Разумовский решает срочно что-то придумать и где-то слышит, что можно научиться целоваться на помидорах. Свежих нет, март на дворе, поэтому он пробирается в каморку
вахтерши, ей на той неделе знакомая целый трехлитровый баллон консервированных передала.
Складным ножиком, в котором по совместительству находились погнутая открывачка, гаечный ключ и штопор ему удаётся отворотить поржавевшую крышку.
Так в его жизни появляется новый ритуал: как только Волков уходит на тренировку, из-под кровати достаётся банка и начинается "обучение". Кислые помидоры совсем не похожи на Олега, но что имеем, как говорится.
Спустя неделю Разумовского уже буквально тошнит от вида красных подопытных, так ещё и губа верхняя с утра чешется, бесит. Сегодня он возьмёт для себя выходной: помидоров осталось на дне баллона всего два, а он так и не понял: научился ли.
Чесаться начинает ещё и подбородок.
Олег заходит в комнату и уже привычно наклоняется, чтобы обнять сидящего на столом Серёжу, но, как только тот поворачивает голову, в изумлении отшатывается.
— Серый, че это с тобой? — он хмурится, всматриваясь чужое лицо в полумраке комнаты: горит только настольная лампа. Разумовский в панике откапывает в выдвижном ящичке зеркало и, наскоро протерев краем футболки, вглядывается, придвинувшись к свету.
Вокруг рта и припухших губ болезненная краснота, выглядящая жутко, так что он сам борется с желанием отвернуться. Такое уже было, но в самом детстве из-за селёдки, это определено аллергия. Но из-за помидоров такого не было, хотя он не помнит, чтобы ему хоть раз приходилось съедать такое количество за несколько дней.
Теперь Олег в ближайшее время точно его не поцелует.
И вот, стараясь незаметно утереть выступившие от обиды слезинки в уголках глаз, Сережа рассказывает всю историю от начала до конца. О том, что он просто не хотел облажаться перед таким "опытным" Волковым, вот и придумал этот надёжный план. Глаза поднять страшно, поэтому он так и сидит, уставившись в уравнения на клетчатой странице. Только когда Олег присаживается перед его стулом на корточки и берёт подрагивающие пальцы в свои, он решается заглянуть в любимые карие.
И в них не находится усмешки или упрёка, только теплота и усталость.
— Ну ты придумал, конечно, Серый. Сам же говорил, что ничего кроме реальной практики не поможет чему-нибудь научиться. Я же знаю, что ты ни с кем не... не целовался, надеялся стать первым, но меня опередил реально овощ, — Сережа фыркает, наконец потихоньку расслабляясь.
В медпункт теперь тащиться, благо вчера селёдку давали, можно будет свалить всё на неё. Ну а как сойдёт аллергия, можно будет заняться практикой.
Складным ножиком, в котором по совместительству находились погнутая открывачка, гаечный ключ и штопор ему удаётся отворотить поржавевшую крышку.
Так в его жизни появляется новый ритуал: как только Волков уходит на тренировку, из-под кровати достаётся банка и начинается "обучение". Кислые помидоры совсем не похожи на Олега, но что имеем, как говорится.
Спустя неделю Разумовского уже буквально тошнит от вида красных подопытных, так ещё и губа верхняя с утра чешется, бесит. Сегодня он возьмёт для себя выходной: помидоров осталось на дне баллона всего два, а он так и не понял: научился ли.
Чесаться начинает ещё и подбородок.
Олег заходит в комнату и уже привычно наклоняется, чтобы обнять сидящего на столом Серёжу, но, как только тот поворачивает голову, в изумлении отшатывается.
— Серый, че это с тобой? — он хмурится, всматриваясь чужое лицо в полумраке комнаты: горит только настольная лампа. Разумовский в панике откапывает в выдвижном ящичке зеркало и, наскоро протерев краем футболки, вглядывается, придвинувшись к свету.
Вокруг рта и припухших губ болезненная краснота, выглядящая жутко, так что он сам борется с желанием отвернуться. Такое уже было, но в самом детстве из-за селёдки, это определено аллергия. Но из-за помидоров такого не было, хотя он не помнит, чтобы ему хоть раз приходилось съедать такое количество за несколько дней.
Теперь Олег в ближайшее время точно его не поцелует.
И вот, стараясь незаметно утереть выступившие от обиды слезинки в уголках глаз, Сережа рассказывает всю историю от начала до конца. О том, что он просто не хотел облажаться перед таким "опытным" Волковым, вот и придумал этот надёжный план. Глаза поднять страшно, поэтому он так и сидит, уставившись в уравнения на клетчатой странице. Только когда Олег присаживается перед его стулом на корточки и берёт подрагивающие пальцы в свои, он решается заглянуть в любимые карие.
И в них не находится усмешки или упрёка, только теплота и усталость.
— Ну ты придумал, конечно, Серый. Сам же говорил, что ничего кроме реальной практики не поможет чему-нибудь научиться. Я же знаю, что ты ни с кем не... не целовался, надеялся стать первым, но меня опередил реально овощ, — Сережа фыркает, наконец потихоньку расслабляясь.
В медпункт теперь тащиться, благо вчера селёдку давали, можно будет свалить всё на неё. Ну а как сойдёт аллергия, можно будет заняться практикой.
Фиксит по чд28, потому что не могу я это так оставить
#борилий
... к тому же сейчас он находится под действием стимулятора и видит... не совсем ту же картину, что мы. И реагирует прежде всего на мой голос.
Борис не помнит, когда за последнее время ему было так же легко и спокойно. Словно марионетка в руках кукловода, если не дёргаться, то совсем не больно, просто повинуешься, позволяя руководить чему-то более сильному, так какой смысл...
"Беги!" — раздаётся где-то далеко, что-то знакомое, старое, совсем забытое. Оно вторгается резко, рушит спокойствие, от него веет тревогой, реальность идёт рябью. Зудит в районе солнечного сплетения беспокойство, будто мелодия, которую знаешь, а вспомнить не можешь. Что это?
"Верховный?"
#борилий
... к тому же сейчас он находится под действием стимулятора и видит... не совсем ту же картину, что мы. И реагирует прежде всего на мой голос.
Борис не помнит, когда за последнее время ему было так же легко и спокойно. Словно марионетка в руках кукловода, если не дёргаться, то совсем не больно, просто повинуешься, позволяя руководить чему-то более сильному, так какой смысл...
"Беги!" — раздаётся где-то далеко, что-то знакомое, старое, совсем забытое. Оно вторгается резко, рушит спокойствие, от него веет тревогой, реальность идёт рябью. Зудит в районе солнечного сплетения беспокойство, будто мелодия, которую знаешь, а вспомнить не можешь. Что это?
"Верховный?"
Лицо противника на мгновения приобретает знакомые черты, но вот снова перед ним чужой человек, или нет? Он пытается проморгаться, в голове нарастает гул, а в только что умиротворяющем гипнотическом голосе слышатся очевидно враждебные ноты: "Борис, успокойтесь. Всё в порядке."
Что-то не так, что-то....
Шум в голове становится всё громче, темнота помещения сменяется ярким солнцем, под крышей, на которой он стоит, виден город, но не успевает он сделать и шага, всё сменяется другой темнотой, холодной и бесконечной, сквозь которую слышны обрывки фраз "... вы здесь оказались? ", "... оставить "ОКО" или умерли", "Мне пришлось... "
Говори, говори, говори. Он вспомнит, сейчас вспомнит.
"Борь, это я. Ты помнишь меня?" — совсем отчётливо, по-настоящему.
Обеспокоенное лицо Василия собирается из тумана тяжело, идёт трещинами, пытается склеиться вновь...
" ДОСТАВЬТЕ ЕГО КО МНЕ " — слишком громко, приходится закрыть уши руками, но это не помогает, слова звучат внутри черепной коробки. Нет, он не хочет, нет, Вась, если ты и правда здесь, сделай, что-нибудь, сделай, что угодно...
Он ничего не видит, зато... Чувствует, как чьи-то руки обхватывают щеки, но это не страшно, не хочется отпрянуть или занести кулак для удара, хочется податься навстречу, здесь не причинят вреда. Он судорожно вдыхает, когда губ касаются чужие, но вот мгновение, ещё одно, он их помнит. Тело отчего-то становится всё тяжелее, в нос ударяет запах крови, а вакуум в ушах сменяется звуками драки.
Разгневанный приказывающий голос стихает в самом начале фразы, свинцовые веки открываются с большим трудом.
— Вась? — единственное, на что хватает сил, прежде чем он чуть ли не рушится на него из-за подгибающихся коленей.
— Да, да, надо уходить, давай, — Василий позволяет опереться на своё плечо, кажется швы расходятся, ну и черт с ними, только бы убраться отсюда побыстрее.
Перед машиной он уже чуть не спотыкается.
— Это ещё кто? Да это же... — Тома отшатывается в сторону.
— Тихо, тихо, он не опасен... уже, правда, нет времени, поехали, — как только захлопывается дверь, Кризалис вжимает педаль газа в пол.
Что-то не так, что-то....
Шум в голове становится всё громче, темнота помещения сменяется ярким солнцем, под крышей, на которой он стоит, виден город, но не успевает он сделать и шага, всё сменяется другой темнотой, холодной и бесконечной, сквозь которую слышны обрывки фраз "... вы здесь оказались? ", "... оставить "ОКО" или умерли", "Мне пришлось... "
Говори, говори, говори. Он вспомнит, сейчас вспомнит.
"Борь, это я. Ты помнишь меня?" — совсем отчётливо, по-настоящему.
Обеспокоенное лицо Василия собирается из тумана тяжело, идёт трещинами, пытается склеиться вновь...
" ДОСТАВЬТЕ ЕГО КО МНЕ " — слишком громко, приходится закрыть уши руками, но это не помогает, слова звучат внутри черепной коробки. Нет, он не хочет, нет, Вась, если ты и правда здесь, сделай, что-нибудь, сделай, что угодно...
Он ничего не видит, зато... Чувствует, как чьи-то руки обхватывают щеки, но это не страшно, не хочется отпрянуть или занести кулак для удара, хочется податься навстречу, здесь не причинят вреда. Он судорожно вдыхает, когда губ касаются чужие, но вот мгновение, ещё одно, он их помнит. Тело отчего-то становится всё тяжелее, в нос ударяет запах крови, а вакуум в ушах сменяется звуками драки.
Разгневанный приказывающий голос стихает в самом начале фразы, свинцовые веки открываются с большим трудом.
— Вась? — единственное, на что хватает сил, прежде чем он чуть ли не рушится на него из-за подгибающихся коленей.
— Да, да, надо уходить, давай, — Василий позволяет опереться на своё плечо, кажется швы расходятся, ну и черт с ними, только бы убраться отсюда побыстрее.
Перед машиной он уже чуть не спотыкается.
— Это ещё кто? Да это же... — Тома отшатывается в сторону.
— Тихо, тихо, он не опасен... уже, правда, нет времени, поехали, — как только захлопывается дверь, Кризалис вжимает педаль газа в пол.
#княшок
Вдохновлено твитом vivalavaginas
Ау, в котором у Миши запястья — самое чувствительное + ещё и эрогенная зона
Князь неоднократно наблюдал, что когда кто-то хватал его за руку, Горшок морщился, стараясь избегать подобных касаний, а потом, когда был уверен, что никто не видит, осторожно потирал запястья, будто стирая чужие прикосновения. На контрасте с широкими ладонями, они смотрелись обманчиво хрупко и так трогательно, что Андрей не раз ловил себя на том, что засматривается.
Даже когда они начали встречаться, Князь старался не тревожить чувствительное место, но во время первой близости даже не замечает, как от переплетённых пальцев скользит ладонью вниз, поглаживая нежную кожу, и уже собирается отдернуть руку, как ловит чужой тихий стон и смущенное "можешь ещё.."
Теперь Андрей при любом удобном случае тянется к тонким запястьям: осторожно обхватывает, поглаживает пальцами, прижимается губами трепетно, осторожно, а внутри тепло разливается от того, что ему это позволено, что ему настолько доверяют
Вдохновлено твитом vivalavaginas
Ау, в котором у Миши запястья — самое чувствительное + ещё и эрогенная зона
Князь неоднократно наблюдал, что когда кто-то хватал его за руку, Горшок морщился, стараясь избегать подобных касаний, а потом, когда был уверен, что никто не видит, осторожно потирал запястья, будто стирая чужие прикосновения. На контрасте с широкими ладонями, они смотрелись обманчиво хрупко и так трогательно, что Андрей не раз ловил себя на том, что засматривается.
Даже когда они начали встречаться, Князь старался не тревожить чувствительное место, но во время первой близости даже не замечает, как от переплетённых пальцев скользит ладонью вниз, поглаживая нежную кожу, и уже собирается отдернуть руку, как ловит чужой тихий стон и смущенное "можешь ещё.."
Теперь Андрей при любом удобном случае тянется к тонким запястьям: осторожно обхватывает, поглаживает пальцами, прижимается губами трепетно, осторожно, а внутри тепло разливается от того, что ему это позволено, что ему настолько доверяют