Итак, Нонна Суханова - джазовая певица. В 50-х была действительно популярна на танцплощадках, где пела джазовые стандарты - причем в оригинале, на английском, что в те годы было невероятно смело.
Модники-студенты ходили ее слушать. И как не ходить, когда джаз, да в оригинальном корректном (Суханова окончила филфак, прекрасно знала язык) исполнении?
Стихотворение Бобышева датировано 1960-м. Год спустя популярность Сухановой вышла сильно за пределы ленинградских джаз-сейшнов. На экраны вышел фильм «Человек-амфибия», моментально ставший хитом. Так же как и звучащая в кадре «Песенка о морском дьяволе», записанная Нонной Сухановой. Это, кстати, был первый киноопыт Андрея Петрова (он и посоветовал режиссерам взять Суханову). В кадр она, правда, не попала.
Киновед Александр Поздняков:
«Это буги-вуги… На экране царил свободный мир, сиял неоновой рекламой… загорелые люди в белых штанах, как в мечтах Остапа Бендера. Снимали в Баку, в каком-то маленьком кафе. Пела за кадром джазовая певица Нонна Суханова, она, кстати, живет в Питере. А играла кафешантанную певичку Нина Большакова, известная тогда манекенщица…». Посмотрите фрагмент фильма. Очень круто. Настоящий Запад.

https://www.youtube.com/watch?v=9wWmF3WzvE4

После «Человека-амфибии» Суханова продолжала петь, затем оставила музыку и зарабатывала уроками английского.
«Работаю на скорой и вчера Нонна Суханова была моей пациенткой (стало плохо в магазине). Она быстро пришла в себя и по дороге домой (от госпитализации она отказалась) исполняла в карете песню про морского дьявола, только на английском языке. Такого позитива не ожидаешь и от многих молодых и здоровых. Не удержался и на два голоса мы "сбацали" русскую версию "дьявола". Живёт Нонна Суханова на Суздальском проспекте... весьма небогато, но, вроде бы, не грустит» - из комментария, оставленного в 2013 году одним из пользователей сайта Кино-Театр.ру.
Нонна Суханова умерла в Петербурге в 2014-м. Ей было 80. Она вошла в историю как первая советская джазовая певица, как исполнительница первого советского буги и как фигурант истории Бродского - правда, опосредованный.

Читаю книжку режиссера Масленникова, а там: "Мориарти озвучивал Даль". Вот это новость (по крайней мере, для меня). Полез смотреть, прислушался. Ну да, голос Даля.

В Ленинграде жил и работал фотограф Валентин Брязгин. Для заработка трудился в «Ленинградской правде». Когда у него украли редакционный - дорогущий «Никон», Брязгин купил простую «Смену» и продолжил снимать ею. Разницы в качестве никто не заметил.
«Снимать можно и ведром. Важ­но, в чьих руках это ведро находится» - его слова.
Ничего не напоминает?

«Фотокорам раздали японские камеры, стоимостью чуть ли не пять тысяч. Жбанкову японской камеры не досталось. «Все равно пропьет», — заявил редактор. Жбанков фотографировал аппаратом «Смена» за девять рублей. Носил его в кармане, футляр был потерян. Проявитель использовал неделями. В нем плавали окурки, фотографии же выходили четкие, непринужденные, по-газетному контрастные. Видно, было у него какое-то особое дарование…».
Использовал ли Довлатов историю Брязгина? Не исключено. Брязгин работал в «Ленправде» с 1968 до начала 80-х. Довлатов же писал «Компромисс» во второй половине семидесятых (и был издан впервые в 1981-м). Правда, место действия «Компромисса» - не Ленинград, а Таллинн, но мы же знаем творческий метод C.Д.
«Наверное, (он) прототип и есть. Брязгин в «Ленинградской правде» работал. Яркая фигура шестидесятых-семидесятых». Это мнение фотографа Александра Китаева.
Валентин Брязгин в итоге уволился из газеты и уехал в деревню. Снимал там. Там и умер в 1988-м.

Продолжаю воспевать дом-утюг. «Уличные фонари», фото Александра Китаева, 1995 год.

"В Элисте случилось с ним еще одно приключение... Его поселили в гостиничный номер, где лежал покойник — тихий покойник, под простыней. Правда, на
отдельной кровати.
— Это что такое?! — сказал Довлатов администратору.
— Человек умер, — спокойно сказал администратор. — Должны за ним приехать, забрать.
— Ладно, — сказал Довлатов.
Покойник не приванивал, и он стал жить с ним по соседству.
Довлатов уверял, что в его жизни это было самое спокойное, а потому и самое приятное соседство". Эссе Игоря Смирнова-Охтина, посвященное С.Д.

В автобиографии особенно доставляет вот это: «Дружинник народной милиции».

Первым литературную дуэль с сердечным оппонентом начал все-таки Довлатов. Вот его фельетон, опубликованный в 1971 году в «Крокодиле».
«— Нет, — сказала Зиночка из параллельной группы, — мы останемся друзьями.
Студент Федя Чирсков печально вздохнул, опустил глаза, повернулся и пошел прочь.
«Теперь все ясно, — думал он, — пойду и утоплюсь».
То есть идеально было бы сначала утопиться, а потом прийти к той же Зиночке и сказать:
— Полюбуйся, что ты натворила, жестокая!
Но Федя знал: хотя подобная идея с незапамятных времен владела умами всех отвергнутых влюбленных, в полной мере осуществить ее никому почему-то не удавалось.
Федя направился к реке твердым, решительным шагом.
«Где бы тут как следует утопиться?» — думал он, проходя вдоль пожелтевших кустов орешника.
Выбрав место по душе, он скинул брюки, джемпер, носки и берет, еще раз помянул Зиночку укоризненным словом и ступил в ледяную воду.
— Бр-р, какой холод! — воскликнул он, потом пренебрег метеорологическим фактором и двинулся на середину реки.
Он шел и вспоминал те слова, которые произнесла Зиночка во время их последней встречи:
«Вы, Федя, человек неплохой, но какой-то обыкновенный. А я смогу полюбить лишь героя, совершившего подвиг».
«Нет, — подумал студент, — совершать подвиги не мой удел».
И он шагнул вперед.
Вода уже доходила Феде до подбородка, и юноша хотел было погрузиться навек в темные глубины, как вдруг услышал шум на берегу.
Он оглянулся.
Из кустов вышел незнакомец и медленно, воровски озираясь, направился к Фединой одежде. Вот он схватил Федины брюки и так же медленно повернул обратно.
— Мои единственные брюки! — возмущенно крикнул Федя. — Положи назад, негодяй!
Вор сорвался с места и побежал. Федя, поднимая фонтаны брызг, кинулся за ним.
Вор бежал с огромной скоростью. Брюки развевались по ветру. Но ледяная ванна придавала Феде силы. Он настигал.
Вдруг из-за поворота выехал на мотоцикле старшина милиции Севостьянов, который давно уже следил за вором. Он поставил машину поперек дороги, расстегнул кобуру и громовым голосом воскликнул:
— Брюки вверх!
И в этот миг Федя Чирсков схватил прохвоста за шиворот.
А еще через минуту они мчались на мотоцикле в районное отделение милиции. Вор сидел в коляске, плакал и божился:
— Я ведь их только почистить хотел, отутюжить и вернуть.
На следующий день в газете появилась заметка под рубрикой «Так поступают студенты газотопливного техникума». В ней было сказано, что Федя Чирсков, «направлявшийся к реке по личному делу, задержал матерого жулика и рецидивиста».
В тот же день Федя встретил в буфете Зиночку. Она подошла к нему и смущенно сказала:
— Как вам не стыдно, Федя, вы не звонили мне целую вечность!».
Довлатов проявил благородство, завершив рассказ счастливым воссоединением Зиночки с несчастным Чирсковым.