В отличие от моих предыдущих постов о метаправде, которые представляют собой многоуровневые по смыслу метатексты, этот – текст о Родине. Один из комментариев к предыдущему посту побудил меня внести ясность в тонкий, но принципиально важный вопрос: является ли понятие Родина – метаправдой?

Нет.

Потому что понятие Родина включает в себя неопровержимые факты: географию (каждый из нас родился в определенном месте), историю (как историю Родины, так и вписанную в нее личную историю каждого человека, начинающуюся в момент его рождения) и принадлежность к народу (в наших жилах течет совершенно реальная кровь, с набором измеримых физиологических, национальных, культурных параметров и ДНК). Родина – это первое, о чем мы говорим, отвечая на вопрос «кто я», это базовый маркер самоидентификации человека.

Родина – архетипическое понятие, это неотъемлемая часть человеческого опыта: его начало, условие и источник. В отличие от метаправды, которая всегда множественна и изменчива – Родина у человека одна, и она – неизменна, как мать. Родина – это мать народа.

Выдающиеся художники и творцы выражают свою любовь к Родине в своем искусстве. Однако история – как и современные реалии – знает примеры внутренних драм несогласия. Великий Рахманинов, глубоко любивший Россию, покинул ее вскоре после революции 1917 года. Он никогда не предавал свою Родину. Он был глубоко не согласен с тем, во что она превратилась, но принял это как факт. Рахманинов горевал о Родине (не мог писать новую музыку почти десять лет после эмиграции!), но будучи не согласным с советским строем, больше не вернулся в СССР. Но всегда продолжал любить свою Родину. Эта великая любовь сердца гения – в его бессмертной музыке; мощь и боль этой любви – навеки в этих нотах...

Можно сменить страну, место жительства, гражданство, даже язык, можно не соглашаться с политическим строем, но Родину – как и мать, разлюбить и поменять невозможно. Потому что Родина – не метаправда. Родина – это истина.

Праздник Пасхи особенный. Каждый год в этот день я мысленно возвращаясь к событиям, произошедшим почти две тысячи лет назад, и двум самым известным фразам, связанным с распятием Иисуса.

Во время распятия Иисуса на кресте кто-то из народа выкрикнул фразу, которая до сих пор не дает мне покоя: «Если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого» (Лк.23:37).

В доказательство силы человек (символизирующий, по Луке, глас народа) предложил Иисусу спасти себя. В этом вся суть превратного понимания власти народом: если ты обладаешь властью, делай благое… для себя. Это фундаментальное заблуждение. Если бы Иисус себя спас – он бы не спас человечество: Он должен был умереть на кресте, чтобы спасти нас. Это был Его прямой выбор – спасти себя, но не спасти человечество (в том числе кричавшего «Если Ты царь иудейский..»), или – остаться на кресте и умереть за людей (и за того кричавшего, тоже).

Выбрав спасение человечества, пожертвовав собственным спасением, Иисус обозначил разницу между мирским и божественным. Между сиюминутным и вечным. Между вульгарностью и мудростью.

Нужна великая сила, чтобы простить тех, кто не в силах простить себя сам. Для меня Пасха – праздник великой силы прощения и отчаянной надежды. Отчаянной – потому что «не ведают, что творят», и никогда не ведали. Надежду – потому что Христос Воскрес.

С праздником!

В этот светлый день предлагаю послушать ораторию И.С.Баха «Страсти по Матфею», повествующую о последних днях земной жизни Христа. Ария альта. Момент, когда апостол Петр горько раскаивается, что отрекся от Христа. Это великая музыка. Уверен, вам она понравится.

24 апреля. День памяти жертв геноцида армян. 108 лет борьбы правды с ложью. Иногда, под натиском лжи, правда отступает, иногда оступается, иногда боязливо прячется. От нее можно попытаться отречься. Ее можно постараться убить. Но она обязательно воскреснет. Потому что написана кровью.

Юзеры всех стран, соединяйтесь!

Более 100 лет назад мир начал вращаться вокруг новой идеи объединения – коммунизма.

Коммунизм разжег воображение масс не философией Руссо и его поисками равенства и новых социальных ценностей, но мечтой о союзе равных, основополагающий принцип которого – труд – обобщен в легендарном лозунге рабочего класса «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».

Очередную годовщину этого мы празднуем сегодня.

Спустя более века коммунизм почти забыт. Государства, принявшие его идеологию, повержены, преобразованы или вовсе исчезли. Между тем, спустя почти 200 лет после публикации Манифеста Коммунистической партии, мир все еще безумно хочет объединиться, провозглашая «Юзеры всего мира, соединяйтесь!», а властители умов (а также мечтаний, времени и внимания) наших поколений Гейтс, Джобс, Цукерберг и Маск заняли место философов и мыслителей, выкинув с пьедестала Маркса, Ленина, Троцкого и Грамши.

Если равенство и труд были знаменем коммунистов, то однотипность и потребление стали идеологией 21 века.

2000-е годы – действительно, эпоха объединения: информационные технологии позволяют каждому быстро найти единомышленников. Как изобретение первого печатного станка Гутенбергом в 15 веке обозначило похороны феодализма и положило начало капитализму, так и вялотекущая четвертая индустриальная революция, которую мы переживаем сегодня – от Интернета до социальных сетей и за его пределами – радикально меняет жизнь, ценности, экономику, политику и даже международные отношения.

Сегодняшние политико-технологические элиты имеют в своем распоряжении беспрецедентные в истории человечества средства коммуникации. Для них - современных технократов - нет границ, религий, государств, суверенитета, национального и международного права, универсальной социально-культурной системы и – что особенно примечательно – нет правды.

Маркс и его последователи боролись за то, чтобы сделать собственную интерпретацию истории доминирующей точкой зрения – провозгласить идеологию диктатуры пролетариата конечной правдой. У каждого была своя правда, каждый усердно трудился над тем, чтобы сделать ее уникальной и монополизирующей. С другой стороны, «объединители» 21-го века борются за то, что мы могли бы назвать метаправдой – постоянно меняющейся истиной, для которой ее суть является второстепенной по отношению к каналу ее распространения.

Объединённые метаправдой, юзеры не несут ответственности: они не стремятся защитить цивилизацию и ее ценности, они тотально отделены от концепций истории, географии и других фундаментальных столпов реальности. Значение имеют лишь цифры. «Логика» правды стала эмоционально-количественной, породив новый трехзвенную логическую цепочку: чем больше людям что-то нравится – тем больше людей увлечены этим – тем больше в этом правды (сильнее эмоции – больше количество – выше «качество»).

Счастливого Первомая вам, юзеры, с головой капиталиста, сердцем коммуниста и метаправдой на тысячах лайков!


*Вольный перевод моей статьи для The Huffington Post

Войны, которые не заканчиваются миром

Войны, начавшиеся в последние десятилетия, не заканчиваются. Все это знают, но никто не задается вопросом «почему?». Между тем, ответ на него, на мой взгляд, логичен и прост.

За последние десятилетия человечество стало свидетелем конфликтов всех возможных видов (этнических, религиозных, политических, гражданских), разгоравшихся в результате вмешательства той или иной мировой державы в отношения конфликтующих сторон. Так, мы видели восстания граждан внутри своих стран и прямое вмешательство супердержав (или региональных держав) в гражданские противостояния, превращая их в войны – вплоть до возникновения и исчезновения самопровозглашенного Исламского государства, например. Разумеется, я говорю о Сирии, где конфликт постепенно ушел на второй план, потеряв свой накал и международную значимость, однако так и остался неразрешенным без официального мирного договора.

Обратите внимание, ни один конфликт, начавшийся с последнее двадцатилетие XX века, не завершился мирным соглашением. Эти конфликты даже нельзя называть «замороженными», ведь время от времени, когда люди этого меньше всего ждут, они возвращаются к активной фазе. Это похоже на новый тип военного конфликта – «хроническая война», как неизлечимая болезнь, переживающая стадии ремиссии или внезапного обострения. Возьмем, к примеру, арабо-израильский или корейский конфликт – ни один из них до сиз пор не завершен.

Почему так происходит?

Ответ не должен нас особенно удивлять: из-за интернета и, прежде всего, из-за социальных сетей. Мы слишком хорошо знаем, как социальные сети предоставляют широким общественным массам доступную возможность создавать собственные эмоциональные «правды», я бы сказал – метаправды – в соответствии со своими предпочтениями и вкусами (и, что немаловажно, уровнем образования). Новорожденная во всемирной сети правда, не успев толком окрепнуть, подвергается постоянным изменениям и, не будучи окончательной или постоянной, ограничивает возможности и действия тех, кто ответственен за достижение мирного договора. С одной стороны, мировые лидеры должны учитывать реалии жизни, с другой – они не могут игнорировать мнения избирателей. Даже если эти два фактора в корне противоречат друг другу.

Таким образом, из-за технологий (их вина ли это, или заслуга – еще вопрос), а также в силу невежества (природного или преднамеренного) современных лидеров, предпочитающих заполнить умы своих избирателей подробной информацией о международных кризисах вместо того, чтобы решать региональные и внутренние проблемы страны, международная дипломатия превратилась в повседневные (псевдо)интеллектуальные упражнения, доступные каждому обладателю смартфона. Мы видели это несколько месяцев назад во Франции: столкнувшись с волной протестов против повышения пенсионного возраста, французский президент старательно (и небезуспешно) отвлекал внимание французов международными вопросами – от Украины до Китая, от европейских вопросов до Кавказа.

Как же достичь мирного договора в таких условиях?

В контексте Realpolitik соглашение о мире всегда предполагает уступки каждого из участников конфликта, потому что, когда мы говорим о заключении мира, это исключает противопоставление победителя и побежденного – есть лишь стороны, пришедшие к согласию (в противном случае речь идет уже о капитуляции одной из сторон). Однако сегодня лидер может пойти на необходимые для соглашения уступки, только если он не кричал своим избирателям о своей полной и безоговорочной правоте, иначе компромисс превратится в предательство нравственности и ценностей в глазах миллионов поверивших в очередную метаправду граждан.

Сможет ли лидер отступить, когда он уже назначил «виновных», которых нужно наказать, и обозначил «невинных мучеников», автоматически возведенных в ранг «святых»? Сможет ли он, после такого социального медиа шума вернуть мир на землю в соответствии с правилами Realpolitik? Cможет ли он сделать это?

Как можно заключить мирный договор в Сирии, если Асад по-прежнему руководит этой страной, а с самого начала конфликта было публично заявлено, что с Асадом вести переговоры недопустимо? Как можно говорить о мирном договоре для прекращения кризиса в Украине в условиях, когда избиратели уже сформировали мнение, что Россия «уже проиграла» и что уступки Путину были бы «катастрофой для Запада»? С другой стороны – другая страна, другие избиратели, другой медиа шум: подавляющее большинство россиян уже давно глубоко убеждены, что существование Украины «является угрозой для самого существования Российской Федерации...»

Таким образом, эмоциональные правды не оставляют места для здравомыслия Realpolitik. Мы живем в беспорядочную эпоху, в которой эмоциональные тренды-мнения (метаправды) спускаются «сверху» и, благодаря тотальному невежеству, слабому образованию (и как следствие, отсутствию критического мышления) концентрируются и прорастают «внизу», восходя в еще более радикальной форме, сдобренной массовыми манипуляциями на чувствах страха, гнева, вины и стыда. И вот, консенсус достигнут: мы – пленники этих первородных инстинктов и базовых эмоций, более не способные оставить их, чтобы вернуться к реальной жизни и достичь мира. Остается – либо продолжать войну, либо приостановить и «забыть» ее, сделав своеобразный удобный и молчаливый «stand-by».

Что вы думаете о конференции в Тегеране 1943 года, которая положила основы для долговременного мира в послевоенный период? Была бы она столь эффективной, если бы Черчилль, Рузвельт и Сталин, вместо того, чтобы сосредоточиться на Realpolitik, подсчитывали бы твиты, количество лайков, мониторили профили социальных сетей корреспондентов или тренды Google?

Подождите секунду, сейчас загуглю и пойму…

*Вольный перевод моей статьи для The Huffington Post

Анализируя, как нации попадают в плен своих предрассудков и в ловушку пропаганды, в своей книге «Век толп» французский психолог и автор теории социальных представлений Серж Московичи писал: «Токсический позитивизм подразумевает игнорирование реальных проблем вплоть до того, что из-за этого эти проблемы становится катастрофами. В контексте катастроф, такой подход может привести к неадекватной реакции на угрозы или риски, а также к недостаточной подготовке к возможным негативным событиям».

Действительно, когда люди подходят к важным решениям с гипертрофированно позитивным настроем, они неадекватно реагируют на угрозы и на реальность, которая эти угрозы несёт. Чем больше люди игнорируют угрозы - тем быстрее те разрастаются; чем больше опасность повседневности - тем более слепы к ней становятся массы. Создаётся порочный круг, неизбежно ведущий к социальной катастрофе.

Это справедливо и для индивида. Момент, когда человек подходит к делу с абсолютной уверенностью позитивного исхода, утрированным позитивным настроем и в отсутствии критического мышления - создаёт «вилку» событий безысходности: реальность начинает хлестать его по щекам, и чем ему больнее - тем выше его сопротивление. Он перестает принимать реальность, создавая свою метаправду (убежище). Нашему поколению суждено усваивать колоссальные объемы информации, и столкновение с огромным потоком негативной реальности масштабирует формирование и распространение метаправд.

Метаправда - это субъективная «реальность», защитный буфер между реальностью и позитивными ожиданиями человека. Драма такого «бегства» от реальности - в неизбежности трагических последствий. Об этом предупреждал ещё Лев Толстой: «Человек может избежать несчастий, ниспосылаемых судьбой; но от тех несчастий, которые он навлекает на себя сам, нет спасения». В своём эссе «Неизбежный переворот» писатель вывел эту мысль в эпиграф, предупредительно назвав ее «восточной пословицей»…

Прошлый год был, мягко говоря, драматичным, абсолютно предсказуемым и поэтому омерзительным. В привязку к датам, в том числе и в «Новый» год, я не верю, потому что не верю в новое начало и не разделяю инфантильное по своей сути верование «как встретишь Новый год – так его и проведёшь». Безответственная человеческая натура пытается отмести прошлое, чтобы начать «новую» жизнь, забывая, что наши лень, пороки (которые во многом и делают нас нами) исчезнут сами собой с новым листком календаря. Глупо и наивно полагать, что имитируя новизну без анализа пройденного пути, можно создать что-то с нуля.

Однако, новое начало можно заложить, проанализировав и осознав, почему прошедший год был таким, каким он был, и после – выйти на новый виток личностного перерождения и действия. В этом нам помогает христианское Рождество. Оно не обнуляет прошлой грязи человеческой жизни, нет. Но оно прощает человека, если он осознал свою греховность, принял ошибки и раскаялся. То есть – изменился.

Читать далее...

Народ оценивает свою роль в истории либо как непричастного (читай - невиновного), либо как жертвы. Любая иная интерпретация порождает немеренное количество неудобных вопросов и неполиткорректных выводов. Неудивительно, что этот тезис - “Народ всегда прав” - поддерживается, распространяется и насаждается политическими манипуляторами во всем мире. Продолжая эту мысль, современные потребители политических смыслов и приходят к важному выводу: если коллективные, народные действия привели к катастрофе, то виноваты кто угодно, но не мы. Мы - жертвы. Мы - невиновны. Поиск и назначение виновных - единственно возможный способ все исправить.

За примерами далеко ходить не будем: именно над этим сейчас рефлексирует народ Украины - один из многих вставший на путь перманентной революции. Настало время, когда игнорировать реальность стало невозможно: люди - вне зависимости от убеждений - понимают, что в их стране что-то не так. Аналитики называют всевозможные причины, не беря в расчет главного актора - украинский народ и его желания. Он вскользь упоминается лишь в качестве носителя абстрактных идей: приверженности к свободе, примирения/вражды с Россией, стремления в НАТО.
Читать далее...

Отношение народов к понятию “Бог” претерпело множество трансформаций. Бога убивали, ему слепо поклонялись, убивали его именем. Во времена Французской Революции, в порыве борьбы с христианством, Бога решили заменить и придумали культ Верховного Существа. Ницше объявил о смерти Бога, а деятели постмодерна, развивая этот тезис, построили на нем целую философскую школу. Над Богом глумились в изданиях наподобие Шарли Эбдо и на открытии Олимпиады, на нем самоутверждались, но самое важное - его предпочли забыть. Осознанно, добровольно, и, выражаясь корявым языком ментовского протокола, из корыстных побуждений.

Все дело в том, что пока есть Бог - есть память. О содеянном, и несделанном, о словах, о намеках, о намерениях. Память о потерях святынь, память об ушедших, память о невинных жертвах, память о мучениках.

Революция научила современного армянина очень эффективно забывать неудобное. Не замечать больное. Игнорировать моральные принципы. Перестать сочувствовать.

Вдумайтесь, в азербайджанских тюрьмах сейчас удерживаются десятки армян. Их судят по надуманным обвинениям. Их пытают. Над ними глумятся. Их преступление в том, что каждый из них, в меру своих сил и ума, пытался сделать что-то для нашего общества - от рядового солдата до политического руководства Арцаха.

Армянской власти до них нет дела. Оно не определяет их статуса, оно не говорит об этих людях в международных организациях, оно не инициирует процессов в международных судебных инстанциях, оно предпочло об этих людях забыть. То ли потому, что это выгодно, то ли потому, что это удобно, а то ли потому, что это более не актуально - иными словами не востребовано.

Намеренное забвение - самый эффективный инструмент институционализированного лицемерия. Насаждаемого оруэлловского двоемыслия - “здесь забудьте, а здесь - не смейте” - любимого инструмента диктатора.

В этот светлый праздник (а сегодня день Успения Богородицы) я буду молиться о забытых. Я буду просить Богородицу о наших пленных, буду просить покоя невинным жертвам. Буду просить вернуть людям память - единственное, что превращает стадо в общество.

Каждый день, задумываясь о Бако, Рубене, Леве, о наших пленных, я задыхаюсь от бессилия. И всегда возвращаюсь в мыслях к Бако. Наверное потому, что с ним я был знаком ближе.

В моей памяти он сидит за полночь во дворе своего дома, скармливая дрова жестяной печке, на которой запекается картошка, лук и хлеб. Зажмурившись от табачного дыма, он поправляет свой старый бушлат и прихлебывает крепкий чай.

Мы нередко встречались - один раз в Риме, довольно часто - в Ереване, но чаще всего - в Степанакерте. И запомнился он мне именно там - во дворе его дома, сидевшим на тахте и рассказывающим байки, шутившим и задумчиво молчащим. Органичным. Естественным. Сильным. Не представляющим своей жизни вдали от этого сада, дома, Степанакерта и Арцаха.

Я не представляю, знает ли он обо всем том, в чем мы живем. Я не знаю, как он оценивает ту информацию, которая доступна ему в тюрьме. И, осознавая это, не удерживаюсь от заочного, воображаемого разговора.

Допускает ли он, что власть отмалчивается о нем и о пленных вообще? Что послы Армении не работают ради их освобождения, что международные гуманитарные НГО не пишут требований об освобождении наших пленных, что МИД не упоминает о них в своих заявлениях, что первые лица государства не хотят (а то и не смеют) о них говорить - их как будто нет. Их и не было.

Знает ли он, что в диаспоре - от Бурдж-Хаммуда до Лос Анджелеса - не организуется значимых мероприятий в защиту пленных?

Что он чувствует, осознавая, что на его пути - пути воина и хранителя Арцаха - оказалась веха, где ему пришлось пожертвовать своей свободой ради безопасного исхода арцахского армянства?

Знает ли он, что пленение патриотической элиты Арцаха - это результат предательской договоренности?

Догадывается ли он, что с мэрами арцахских городов армянские власти поступают так же, как с ним - азербайджанские?

Мог ли он представить, что армянские полицейские будут выламывать ворота представительства Арцаха - последнего символа арцахской государственности - в Армении, с тем же рвением, с которым спецназ “Яшма” осквернял святыни Арцаха?
Допускает ли он, что потеря Арцаха стала обыденностью, а разговоры об этом в приличном обществе считаются моветоном?
Я уверен, что у Бако есть свои ответы на эти вопросы. Уверен, что он не согласен с жесткими формулировками, которые я озвучил. И корень его несогласия в том, что он романтик. Он всегда верил в хеппи-энд. Не удивлюсь, если и сейчас он в этом уверен.

И если бы я сказал ему: ведь говорят, что Вы не в бакинской тюрьме, а то ли где-то в России, то ли в комфортной квартире в центре Баку, он бы хмыкнул и не поверил.

В нашем воображаемом разговоре я бы рассказал ему о том, что за его свободу нет даже занюханной интернет-петиции, а он бы ответил, что его нация живет в реальном мире, а не в виртуальном, фейсбуческом.

На мой саркастический вопрос, а о чем сейчас думает и говорит Араик, он, вернув ухмылку, ответил бы, что после всего того, что произошло - совершенно неважно, что именно он думает, а тем более говорит…

Я бы очень хотел задать эти вопросы с тахты во дворе степанакертского дома, ему - курящему перед печкой.
Сегодня Бако Саакяну исполнилось 64 года.

Во вражеской тюрьме удерживаются люди, воевавшие за свой народ и Родину, служившие им и объяснившие нам, своими поступками, смысл слова самопожертвование.

И мне больно от того, что мой народ - я очень надеюсь, что не весь - предал их забвению.

Рождественская звезда

В холодную пору, в местности, привычной скорей к жаре,
чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе,
младенец родился в пещере, чтоб мир спасти:
мело, как только в пустыне может зимой мести.

Ему все казалось огромным: грудь матери, желтый пар
из воловьих ноздрей, волхвы — Балтазар, Гаспар,
Мельхиор; их подарки, втащенные сюда.
Он был всего лишь точкой. И точкой была звезда.

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.

И. Бродский, 1987

Администрация Трампа, наивно ожидавшая провести встречу с Зеленским в общепринятом формате официальной встречи лидеров государств, увидела в Белом Доме эдакого Че Гевару времен постмодерна, романтического революционного лидера, презирающего формальности и традиции. До встречи Зеленского просили соблюсти дресс-код. Из утечек о подготовке встречи мы знаем, что от Зеленского ожидали конструктивного поведения. Условием этой встречи была готовность Зеленского к мирным переговорам. Случившийся скандал - а все его акторы знали, что он транслируется в прямом эфире - это признание бессилия администрации Трампа. Бессилия принудить Зеленского к конструктивному поведению. Бессилия повлиять на его позицию. Бессилия заставить соблюдать даже такую мелочь как дресс-код. И накричать на украинского Че Гевару оказалось единственным возможным противодействием.

Бессилию Трампа противостояло бессилие Зеленского. Президент страны, каждый день, теряющей жизни, территории, население и экономику. За 3 года войны Зеленский растерял рациональную аргументацию, оперируя единственным, оставшимися в его арсенале, инструментом - революционной экстравагантностью перетекающей в хамство. Он, ясно осознавая сложное отношение к нему администрации Трампа (не зря на встрече было упомянуто его участие в предвыборной гонке на стороне Камалы Харрис), не смог привести ни одного рационального довода в защиту своей позиции, предпочтя гопнический нахрап дипломатическому протоколу.

Бессильна Европа, инвестировавшая в украинский конфликт будущее своей экономики и дипломатический авторитет: урегулировать конфликт, принуждая Зеленского к миру для нее невозможно, т.к. практически все европейские лидеры сожгли мосты отношений с Россией, продолжать этот конфликт без деятельной вовлеченности в него администрации Трампа - невозможно, по причине дефицита вооружений. Публичный конфликт Трампа и Зеленского сократил пространство европейского маневра до банального оказания финансовой помощи - шага, за который европейские же избиратели будут спрашивать с европейских же лидеров все строже и строже. Европе казалось, а то и хотелось, использовать Зеленского как инструмент повышения ставок в экзистенциальной игре - как ледокол, который то ли скандально, то ли эпатажно, но обязательно вернет администрацию Трампа (не будем забывать, что и Зеленский и Трамп в европейском понимании принадлежат к одной породе - популистов) на рельсы всеобщего левацкого-либерального пути. Неудача в Вашингтоне вынудила Европу расписаться в собственном бессилии.

Бессилен украинский народ, безвозвратно теряющий в этой войне своих детей, инфраструктуру и страну. Народ, поверивший в сериал “Слуга Народа” и хотевший как лучше, а получающий не привычное “как всегда”, на которое можно было бы и согласиться, а катастрофу. Развитие украинской политики после второго Майдана - закономерно. Люди, воевавшие за европейские ценности, получили диктатуру и беспросветное (в буквальном прочтении этого слова) будущее. Они с бессилием наблюдают, как жизнь их сыновей оказывается менее значимой для Зеленского, чем сохранение власти. И то же бессилие сопровождает осознание того, что революция - единственная ценность Майдана - оказалась живучее Украины.

Бессильна Россия, привыкшая ценить ситуацию “на земле” больше, чем настроения людей. Выигрывая войну на Украине, Россия проигрывает сердца и не в состоянии синтезировать положительные эмоции - самый ценный актив в установившемся мире метаправды.

Это парад бессилия. От участия в котором не смог удержаться никто.

Я родился в СССР. В общественном восприятии он закончился, его следы - потускнели, его достижения - девальвировались. Его не принято поминать добрым словом, а принято акцентировать только плохое. Да и вспоминаем мы СССР только тогда, когда он, как призрак, всплывет в праздном разговоре.

Любая попытка объективной оценки Советской Армении сталкивается с дежурным набором доводов: сталинскими репрессиями, операцией “Кольцо” и утерянной независимостью. В армянском обществе эта дискуссия задевает за живое потому, что Советский Союз сделал несомненное - спас нас от Геноцида, дав нам то, что у нашего этноса отобрали: заслуженное право называться великим народом. Мы живем на обломках СССР, пользуемся его достижениями и разделяем гордость за его Победу.

В основе СССР стояла победа идеологии. Победа же, стоявшая в основе Советской Армении - была победой над смертью. После десятилетий непрекращающихся катастроф Советская Армения пережила экзистенциальный кризис. Советские армяне ощущали себя (и были!) нацией победителей. И Войну Армянский народ встретил победившим и гордым. Преодолевшим Геноцид, победившим смерть.

Мы воевали за плоды 20-и лет мирной жизни. Советская Армения заплатила за победу в Великой Отечественной жизнями своих сыновей и обессмертила имена своих военных - от рядовых до маршалов.

Победа над нацизмом переформатировала СССР. В том или ином виде отменила идеологию Октябрьской Революции, объединив людей Победой. В общественном сознании ценности революции были замещены взятием Берлина. Белый конь Маршала Победы, на фоне поверженных нацистских знамен, обозначил новую страну - победителя в конфликте, экзистенциальном для всего человечества. Национальная эйфория начала передаваться во все уголки мира, породив самую большую за историю СССР организованную иммиграцию: десятки тысяч армян переезжали в свою страну - в Советскую Армению.

Между тем, началась другая, очень необычная, война - великая битва за души и умы. Страна победителей эту войну проиграла. Ее наследство поделили, разграбили или забыли, но за самый ценный актив СССР - за Победу - война ещё идёт. Каждый геополитический актор (даже побежденные!) находит способ урвать себе свой кусочек гордости.

Но Победа осталась. Страны не стало, но остались люди - дети родившиеся у поколения победителей - наши родители. Люди, знавшие цену и вкус Победы, люди видевшие победителей - своих отцов, наших дедов.

На обломках великой страны и великой Победы наследники Советской Армении смогли выковать свою победу, построив на ней Государство. Советские армяне понимали это генетически (как странно бы это ни звучало) - в основе государства, которого не было долгие века должна, просто обязана быть, победа.

Советская страна закончилась, истрепалась и объединившая страну Победа. Осколки великой страны стали праздновать свои - локальные - победы. Праздновали победу и над совком, и над Россией, разбодяживая это то ли шовинизмом, то ли русофобией - и в Средней Азии и вна Украине. Советским армянам повезло - мы не участвовали в этом параде беспамятства, поскольку 9-го мая - праздновали свою победу - освобождение Шуши и Арцаха. Не на обломках Советского Союза и не на ненависти: впервые за сотни лет у Армении была своя, государствообраующая победа. В компании больных - мы оказались здоровыми, наша победа была реальной, и не нуждалась в плясках на костях.

Не то, чтобы советские армяне хотели развала СССР. Не то, чтобы не хотели. По сути нас никто и не спрашивал - беловежские соглашения вынудили наших родителей решать все самим. Но, по странному совпадению, с поражением в Холодной Войне и Победа померкла и потеряла свою сакральность. С поражением в 44-дневной войне и победа в Арцахской войне перестала быть для потомков советских армян ценностью.

Сыновья, внуки и правнуки победителей оказались у разбитого корыта - обреченные на изгнание и боль. Но память о победах - сладкая и, одновременно горькая, не даст нам остаться жалкой записью в учебниках истории.

За Победу!

Современные народы ненавидят свое прошлое, презирают настоящее, а к будущему относятся с безразличием. Вряд ли такой настрой приведет к чему-то хорошему.

Почему же прошлое - то есть история - вызывает такую злобу? Потому что история - не учительница, а надзирательница. Она ничему не учит, но жестоко наказывает за невыученные уроки.

А что делают народы, когда уже невозможно отмахнуться от последствий, но не осталось сил для изменения реальности? Тогда включается защитный механизм коллективного вымысла. Придумывается “новая” история, искажаются факты, общество сознательно отказывается от собственной субъектности в пользу виктимизма*: “мы - жертвы обстоятельств”. Оно перестаёт быть деятелем и превращается в объект - в вечную жертву. Ведь это же так удобно.

Начиная с 2016-го (а особенно ярко с 2018-го), в Армении не произошло ничего, о чем не предупреждали, не писали и не говорили. Все происшедшее (и происходящее) совершалось публично, регистрировалось в режиме реального времени и поддерживалось большинством. Все происходящее - это результат процессов в котором активно участвовало все общество. И тут главное не совершить ошибку - общество не прекратило свое участие: молчанием, отрицанием причастности ко всему произошедшему и происходящему, вот этим всем эскапизмом, оно все еще участвует во всех этих процессах.

Есть ли выход? Уверен, что да. Определенно - да!

*виктимизм - мировоззрение или поведенческая установка, при которой человек рассматривает себя исключительно как жертву обстоятельств, часто избегая ответственности

PS Спасибо Честертону, Ключевскому и Ремарку, чьи случайно попавшиеся мысли выстроились в этот пост.

За моей спиной зловеще‑красивый мавзолей, идеальная гранитная пирамида, словно перенесенная из далеких пустынь на Красную площадь. Стоя вчера вечером перед ним, я, лишний раз, убедился: большевики создали свою религию - с литургией, мучениками и нетленным “святым телом” в стеклянной раке.

Это можно было бы счесть не самой смешной шуткой, но вдумайтесь:
- Пирамида‑гробница - знакомый каждому символ вечности, только вместо тела фараона - вождь революции.
- Саркофаг - как рака святого, где, по идее, должно лежать тело преподобного. Разница лишь в том, что вместо креста — красная звезда.
- Новые апостолы и святые - чей прах захоронен в Кремлевской Стене - самые известные борцы за дело Ленина.
- Большевики адаптировали и Троицу: Маркс - “отец”, Ленин - “сын”, а “дух” - призрак коммунизма из Манифеста Коммунистической Партии.

Неудивительно, что у революций и революционеров всегда сложные отношения с религией и Церковью. Именно поэтому они вынуждены создавать симулякры: как Культ Верховного Существа времен Великой Французской Революции, как Мавзолей и большевистская Троица, как иконы с изображением Никола в 2018-ом. Смешно, наверное, упоминать Никола в этом списке, но для меня в этом перечислении важен не калибр персон и событий, а технология ими используемая.

Защитить Веру - значит отвергнуть революцию. Потому что революция зиждется на вере масс. И никакой иной веры она терпеть не будет.