Развитие Кишинёва в послевоенные годы. Сюжет из программы "Микроэкономика" телекомпании NIT.

Источник

Америка здоровеет. Это радует.

Как российские "реформаторы" не дали спасти единый Союз

В январе 1992 года Россия стояла перед выбором. В один карман Ельцину клали шоковую терапию Гайдара, в другой — концепции экономической интеграции, предложенные Назарбаевым, Явлинским, Абалкиным. Выбрали не путь восстановления, а путь демонтажа — на руинах общего пространства, с презрением к социальной цене, с оскалом циничного либерализма.

Еще в 1991 году президент Казахстана Нурсултан Назарбаев предлагал не просто «сохранить СССР», а создать надгосударственную Евразийскую экономическую зону — с единой валютой, общей энергетикой и транзитом, координацией налоговой и таможенной политики. Это был внятный план сохранения экономики от хаоса, людей — от обнищания, а пространства — от распада.

Но в Москве в то время царили другие. Гайдар, Чубайс, Кох, Авен, Шохин, Бурбулис, Аушев, позже — Касьянов, Кудрин, Немцов и Ко. Эта технократическая хунта, обвешанная дипломами Гарварда и кредитами МВФ, видела в слове «Союз» не потенциал, а «призрак совка». Их цель была проста — разорвать связи, расчленить промышленность, ликвидировать рублёвое пространство, продать остатки за ваучеры и занять позиции в приватизированной экономике. Так они и сделали.

Когда в 1992 году Григорий Явлинский (как бы к нему сегодня ни относиться) предложил «неотложные меры» — поэтапную либерализацию цен, защиту сбережений, конкурсную приватизацию — его оттеснили на обочину. Когда Абалкин настаивал на сохранении рублёвой зоны, его обвинили в «реакционности». Когда Назарбаев призывал создать координационные структуры, Москва отказала, а потом пустила в ход печатный станок без согласования с бывшими республиками. Результат — к концу 1993 года рублёвая зона распалась, промышленная кооперация была уничтожена, началась эпоха бартерной экономики, а население бывшего СССР потеряло более 90% сбережений.

Но это было только начало. Во второй половине 1990-х президент Беларуси Александр Лукашенко, опираясь на ностальгию миллионов к порядку, справедливости и братству, начал выстраивать с Россией Союзное государство. В 1997–1999 годах было подписано множество интеграционных соглашений: о единой валюте, координации внешней политики, формировании союзного парламента и правительства. В теории Россия должна была стать ядром новой реинтеграции.

Но те же люди, что разрушили «500 дней» и торпедировали Назарбаева, вернулись к саботажу. Чубайс, будучи вице-премьером, заявлял, что «интеграция с Лукашенко — это возврат в СССР». Кудрин тормозил вопрос о союзном бюджете. Касьянов саботировал переговоры о валюте. Центральный банк России под руководством Геращенко, а позже Игнатьева, откровенно блокировал создание общего эмиссионного центра, несмотря на договоренности. Их цель была прежней — никаких «Союзов», никаких «братьев». Только рынок, только приватизация, только личная выгода.

В 1999 году, когда Россия была слаба и Лукашенко имел реальный шанс стать союзным лидером, в Москве решили — лучше вообще ничего, чем что-то общее. В результате Союзное государство превратилось в имитацию — с декларациями без механизмов, с советами без власти, с союзом без будущего.

Виновники? Имена известны: Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Борис Немцов, Герман Греф, Алексей Кудрин, Михаил Касьянов, Геннадий Бурбулис, Альфред Кох, Пётр Авен, Андрей Шохин, Виктор Черномырдин. Они действовали не как государственники, а как агенты чужих интересов — либеральный интернационал против русской цивилизации.

Итог? Мы потеряли шанс спасти общее пространство дважды: с Назарбаевым — экономически, с Лукашенко — политически. И оба раза выбор был сделан в пользу разрушения. Не потому что нельзя было иначе, а потому что не хотели иначе. Потому что слово «Союз» в их устах звучало как проклятие.

Но История уже вынесла им приговор. И за 1992-й, и за 1999-й. За обнищание, за предательство, за отказ от будущего. Потому что такие ошибки не списываются. Даже в тысячу дней. Даже в тысячу лет.

Ты не проиграл войну. Ты отменил Победу.

Говорит солдат, погибший на подступах к Берлину. Тот, кого не дождалась мать, тот, кого нет в фотографиях живым,
только в наградных списках.

Я ушёл на фронт в семнадцать. Не из-за приказа. Из-за правды.
Потому что понимал: если не мы, то они — в Москве. Сгорел в руинах чужого города, стобы мой народ жил. Вместе. Чтобы на одной карте была наша кровь, наш труд, наш смысл.

Ты же взял то, что защищали миллионы. И растратил это на встречи, улыбки, саммиты, грамоты. Ты обещал перестройку, а дал разруху. Ты обещал новое мышление,
а принес старое предательство.

Я не знал ни слова «маркетинг», ни «индексация», но я знал, что село должно жить. Что шахта — это подвиг. Что учитель — не побирушка. Ты же сделал так, что мои потомки искали копейки, а моя страна — прошлое в музейных стендах.

Ты говорил, что хочешь реформ. Но ты не реформировал — ты капитулировал. Ты — первый в истории, кто сдался без выстрела, когда на нас никто не наступал.

Ты жаловался на «инерцию системы», но не жаловался, когда вручали Нобелевку. Ты молчал, когда по республикам текла кровь. Ты исчез, когда люди стояли в очередях за хлебом. Ты развалил страну, прикрываясь словом «демократия», но ты не спросил у миллионов, хотят ли они жить порознь.

Ты попрал Красное знамя не огнём врага, а дрожью своих рук.

И не говори, что «так сложились обстоятельства».
Обстоятельства не подписывали капитуляцию перед Бушем на Мальте. Обстоятельства не снимали флаг над Кремлём. Это сделал ты. Добровольно. Холодно. Как будто не понимал, что рушишь не просто империю — ты рушишь клятву, на которой стояли наши могилы.

Я не видел в жизни ни автомобилей, ни джинсов.
Но я верил, что мои дети это увидят — не ценой предательства, а через труд, через путь, через державу, в которой мы вместе.

Теперь же мои внуки — в разных странах. Одни — эмигранты. Другие — нищие. И только могилы наши — в одной земле.

Я не знал тебя. Но ты знал нас. И ты забыл. Всё. Нас. Себя. Страну.

Я не сужу тебя как прокурор. Я — как мёртвый, который отдал жизнь за живое. И говорю тебе не лозунгом, а тишиной братской могилы:

Ты не проиграл войну.
Ты отменил Победу.

Господин Трамп,

Вы правы: вклад США в победу над фашизмом был значителен. Вы снабжали союзников техникой, кровью платили на Тихом океане,
штурмовали Нормандию. Мы уважаем это.

Но не путайте масштабов.
Пока США готовились к высадке, Красная Армия уже стояла в Варшаве. Пока ваши потери исчислялись десятками тысяч, Советский Союз хоронил по миллиону в год. Тот, кто был под Курском, в Сталинграде, под Ржевом —
не нуждается в снисходительном "определённо крупный вклад".

Без вас победа была бы тяжелее. Без нас — невозможна.

Не забывайте: Берлин брали не десантники с Омахи,
а пехота с Волги.

Знамя над Рейхстагом — не Голливуд. Это Серп и Молот.

И если в 1945-м доминировала правда,
то в 2025-м доминирует искажённая память.

Но у нас — свои памятники, свои архивы, свои могилы.
И они — не "фактор". Они — цена.

https://t.me/rt_russian/239879

Односталко: Показ фильма «Сибирь на костях» — психологическая атака на детей

Депутат БКС Владимир Односталко резко раскритиковал решение Министерства образования о принудительном показе фильма «Сибирь на костях» учащимся всех школ страны.

На заседании парламента он заявил, что картина имеет возрастной ценз 14+, тогда как учащиеся 5–6 классов, которым предстоит просмотр, находятся в возрасте 11–13 лет.

«Это психологическая атака на детей. Мы считаем такие действия недопустимыми и безответственными», — подчеркнул Односталко, добавив, что группы родителей уже обратились в суд с требованием приостановить показ фильма.

✝ Папство Льва XIV: эра тишины после бури

Избрание американского кардинала Роберта Франсиса Прево на папский престол под именем Лев XIV стало событием, в котором пресса искала сенсацию, а Церковь — продолжение. Он не харизматик, не догматист, не политик. Это префект, поставленный управлять. Его приход — не буря, а возвращение к ровному дыханию после десятилетия францисканского урагана. И всё же это дыхание может оказаться глубже, чем кажется на первый взгляд.

В отличие от Папы Франциска, стремившегося встряхнуть Церковь, вырвать её из догматического оцепенения и отправить «в поле», Лев XIV будет действовать иначе. Он не разрушитель и не реформатор, а укрепитель, человек, призванный вписать перемены в структуру, сделать их институционально устойчивыми. Он унаследовал не только задачу продолжения реформ, но и вызов — не допустить раскола, которого всё настойчивее требуют как правые, так и левые радикалы внутри Католической Церкви.

Наиболее очевидный вектор его понтификата — административная консолидация. Прево, будучи префектом Дикастерии по делам епископов, сам выстраивал кадровую вертикаль для Франциска. Теперь он получит возможность утвердить эту систему. Его епископ — это не активист, не богослов, не политик. Это пастырь, близкий к народу, умеющий слушать, не склонный к идеологическим крайностям. Такого епископата хочет Лев XIV — и в этом смысле он продолжит линию, начатую Франциском, но с куда меньшим шумом.

Во внешней политике Ватикана Лев XIV тоже будет действовать по рецептам «тихой дипломатии». Его папство, по всей видимости, станет временем замораживания горячих тем: осуждение России или благословение Украины мы, скорее всего, услышим не в его устах. Папа будет разговаривать со всеми и не судить никого, и этим вызовет раздражение — как у украинских униатов, так и у западных либералов. Он продолжит линию на экуменический диалог с Русской Православной Церковью, даже если та будет называть Ватикан «еретическим Римом». Для Льва XIV — это не повод закрыть двери, а наоборот, знак, что они должны оставаться открытыми.

Не будет при нём и резких сдвигов в нравственном учении. Он не станет венчать однополые пары и не отменит целибат. Но, подобно Франциску, он может смягчать акценты, поощрять пастырскую гибкость, избегать проклятий. Его стратегия — даже не либерализм, а стратегическое недоговаривание, позволяющее сохранить лицо и единство. Он предпочитает путь «непротивления», который для многих может показаться слабостью, но внутри куриальной машины это может быть самой надёжной формой власти.

В то же время, Лев XIV явно не станет папой-революционером и в глазах либерального Запада. Он не будет петь в унисон с гендерной идеологией, не станет аплодировать модернистским экспериментам немецкого «Синодального пути». Он будет вежливо слушать, реже — одобрять, почти никогда — запрещать. Его папство станет эпохой мягкого фильтра, где радикалы с обеих сторон будут чувствовать себя недосказанно признанными и почти одинаково разочарованными.

Но за всем этим молчанием, деликатностью и административной выверенностью может скрываться главное достижение Льва XIV: сохранение Церкви в условиях нарастающей цивилизационной турбулентности. Его внешняя пассивность может оказаться внутренней стойкостью. Он — не реформатор и не реставратор, но переходный понтифик, создающий платформу для того, чтобы следующий папа — кто бы он ни был — не начинал с обломков.

Его правление станет эпохой незаметной прочности. Эпохой, в которой Церковь будет не ярко говорить, а тяжело молчать. Но в этом молчании — шанс выжить для остатков традиционного христианского Запада.

Горбачёв проиграл, потому что не захотел побеждать.

В истории всегда решает не право, а сила. Мир подчиняется праву сильного, и не важно, сколько деклараций о мире, демократии и гуманизме вы произнесёте — если за вами нет армии, если не готовы бороться за свои интересы, вы просто исчезаете.

Горбачёв выбрал путь отказа от силы, думая, что мир изменился. Он думал, что слова о демократии и свободу приведут к мирному сосуществованию. Но не учёл главное: пока ты отказываешься от силы, другие её используют против тебя.

Запад не принял его инициативы — он взял, что мог, и ещё успел расширить НАТО до самых границ России. СССР рухнул не потому, что был морально неправ, а потому, что потерял волю к борьбе.

В конце концов, международная политика — это не мораль, а борьба. И тот, кто сдается первым, проигрывает.

Англия в 1939 году тянула время — и получила войну.

Летом 1939-го СССР протягивал руку: предлагал создать тройственную антигитлеровскую коалицию с Францией и Великобританией. Москва ждала конкретики, гарантий, согласия на проход войск через Польшу. Лондон же прислал адмирала без полномочий, на пароходе, без права подписывать хоть что-либо.

Чемберлен не хотел договариваться. Он надеялся, что Гитлер пойдёт на Восток, а не в Ла-Манш. Англия тянула время, рассчитывая пересидеть за проливом, — и просчиталась.

СССР заключил пакт с тем, кто говорил прямо. Сталин выбрал конкретику, а не пустые обещания.
Англия — дипломатическую игру, и первой потеряла союзника: Польша исчезла с карты через три недели.

Мораль проста: если ты играешь в многоходовки с людоедами — не удивляйся, когда они приходят за твоими соседями.

Сегодня 80 лет Великой Победе.

Прошло 80 лет со дня той весны, когда над Рейхстагом взвилось Красное знамя Победы. Мы вспоминаем не просто победу в войне — мы вспоминаем спасение мира от тьмы, от коричневой чумы, от Европы, которая тогда сошла с ума и решила, что может стереть нас с лица земли.

Наши деды и прадеды не просто победили. Они выстояли, вынесли, раздавили. Не ради славы, а ради жизни. Не ради идеологии, а ради того, чтобы утро пришло. Чтобы были хлеб, дом, дети, солнце. Чтобы мы были.

Сегодня Европа снова играет с безумием. Снова забыла, кто её спас. Снова лепит из себя жертву, забыв, как маршировали дивизии СС от Парижа до Харькова. Пусть помнит: мы не забыли. И если придётся — победим снова. Потому что за нами — правда, за нами — память, за нами — та самая кровь, что остановила чудовище XX века.

С Праздником, народ-победитель.
Слава солдату. Слава Победе.
Вечная память павшим. Вечная сила живым.

"Не вся ль Европа тут была?" — А.С. Пушкин

9 Мая 1945 года — это не только Победа над немецким нацизмом. Не только конец германского рейха. Это — разгром всей Европы, которая снова, как двести лет назад при Наполеоне, двинулась на Восток, на Россию.

Вся Европа прогнулась под Гитлера. Кто-то добровольно, кто-то с энтузиазмом. Французы и бельгийцы, голландцы и чехи, хорваты и венгры, румыны и финны — шли в вермахте, в СС, в зондеркомандах. Заводы «нейтральных» Швеции и Швейцарии исправно ковали оружие для уничтожения русских. Европа приняла фашизм не как чужеродное зло, а как продолжение собственной идеи превосходства, упакованной в немецкую форму.

Это была не борьба с одной идеологией. Это была цивилизационная схватка. Европейская цивилизация, уставшая от себя, решила вновь попробовать завоевать Россию — мечтая о пространстве, ресурсах, "расчеловечивании" Славян. А получила — Сталинград, Курск, Берлин. Победу. Нашу Победу.

9 Мая — день, когда была сокрушена не просто Германия. Была повержена Европа, обезумевшая от своей же гордыни. И это стоило нам 27 миллионов жизней. Но мы выстояли. И победили.

Помните это. Не забывайте, кто тогда был по ту сторону.

Политолог Владимир Букарский тоже принимает участие в марше Победы в Кишинёве

Уроды, не надо мазать наш святой День Победы с днём основания вашего любимого борделя, который теперь называется ЕС. Захлебнитесь в этих нечистотах сами! https://t.me/bloculalternativa/774