Средневековые «Комиксы»

В современных комиксах и карикатурах мы слышим реплики персонажей благодаря облачкам, отходящим от их уст. Этот прием родом из Средневековья. Однако, в отличие от наших дней, тогда он встречался почти в любых изобра­жениях — от маргиналий на полях рукописей до алтарных панелей и церковных фресок. Их персонажи обращались друг к другу, а на самом деле к зрителю не только с помощью поз, жестов и мимики, но и буквально, текстом.
Чаще всего слова писали на длинных лентах, развернутых свитках. В англо­язычной литературе их как раз называют speech scrolls — буквально «свитки для речи». Они появились в западноевропейской иконографии XI века, но стали вездесущи позже — в эпоху готики.

Изначально они выглядели как настоящие свитки, написанные на полосках пергамента. Персонажи держали их в руках, они накручивались на централь­ный валик и под силой тяжести прогибались вниз. Однако со временем художники стали все чаще отходить от физического правдоподобия. Мастера рисовали ленты, которые устремлялись из рук говорящего не вниз, а вверх. Часто они отходили не от его рук, а от уст. Во время диалога или спора свитки участников перекрещивались в воздухе, а иногда их реплики записывали на разных сторонах одной ленты.

Дорогие подписчики, а админ сделал новый видеоролик! Многим из вас известно, что админ работает в полиции Польши и вот однажды, во время обслуживания ДТП мне в голову пришла мысль, а как с этим обстояло дело в средние века? Провел небольшое исследование и оказалось, что в средние века, также были дорожные аварии с участием повозок, существовали правила дорожного движения, а даже нашёл свидетельства штрафов за превышение скорости. Аварии случались и смертельные, например когда 12-летний мальчик, управлял тележкой перевозившей бочки с водой, наехал на 7-летнего Джона, который сидел на улице и справлял нужду. Если хотите узнать больше, переходите по ссылке!

https://youtu.be/qziv_l4-LH0?si=1GecoDUGYI3fd03n

Уже начиная с 1188 г. западноевропейские правители отправляются в крестоносную экспедицию, выбирая преимущественно морской путь к Святой Земле. Только Фридрих I Барбаросса, — ему немецкий астролог предсказал «смерть от воды», что император «принял близко к сердцу и ничуть не забыл» — идет по «Военной дороге» во главе самого многочисленного войска. Переход его армии через балканские провинции Византии поначалу сопровождался настоящими военными действиями против греков, а затем, заключив мир с византийским государем Исааком II Ангелом, Фридрих I быстро прошел по Анатолии. Но после успешного разгрома турок у Иконии в мае 1190 г. император утонул при переправе через мелкую реку в Киликии, тем самым оправдав пророчество.

Сцена бичевания Христа, написанная монахом-доминиканцем Мастером Франке (ок. 1428 г.). Пилат, сидя на роскошном престоле со львами, наблюдает за тем, как трое палачей хлещут тело узника плетками и розгами. На верхней панели трона изображен золотой щиток с красным юденхутом, а на голову Пилата водружен причудливый головной убор: красный тюрбан, на него надет желтый конус-колпак, а из-под него высовывается желто-золотой «язык», который частично закрывает лицо прокуратора.

Первые гербы – комбинации определенных цветов и фигур, которые помещали на щит, чтобы идентифицировать его владельца, – появились в Западной Европе в первой половине XII в. Они требовались для того, чтобы отличать рыцарей на поле битвы или на турнирной площадке. Однако их роль к этому не сводилась. В новом, все более дробном феодальном обществе, строившемся на множестве сложных и пересекающихся иерархий, был велик запрос на знаки, которые позволяли сразу распознать статус их обладателя. Гербы, которые стали передавать по наследству, помогали понять, кто перед тобой, из какого он рода и чем владеет. Они превратились в ключевой личный знак (ведь их изображали на печатях, которыми подтверждали подлинность документов), воплощение семейной чести и памяти.

Первыми, кто начал обзаводиться гербами, были крупные сеньоры и короли. Век спустя ими активно пользовались уже мелкие бароны и простые рыцари. Вопреки расхожему представлению, право на герб в Средние века вовсе не было зарезервировано за знатью. Со временем свои гербы появились и у многих простолюдинов: состоятельных горожан, ремесленников, а кое-где даже у крестьян. Хотя геральдика зародилась среди воинского сословия, а использовавшиеся в ней фигуры исходно не имели отношения к христианской символике, духовенство тоже, преодолев сомнения, увлеклось геральдикой.

Очень важно, что гербы присваивали не только отдельным людям или семействам, но и различным корпорациям или политическим сообществам: епархиям, городам, ремесленным цехам, религиозным братствам и т. д. К XIII–XIV вв. все европейское общество было пронизано геральдическими образами. Как писал французский медиевист Мишель Пастуро, за несколько столетий геральдика превратилась в матрицу для множества знаковых систем, связанных с обозначением идентичности, демонстрацией родственных связей и определением правил соотношения цветов.

Использование гербов ширилось не только в социальном, но и в пространственном отношении. Их стали изображать не только на щитах, знаменах или печатях, но и на стенах замков и городских ратуш, надгробиях, страницах рукописей, кроватях и множестве других предметов. Над городскими вратами или в зале суда герб повелителя символизировал его незримое присутствие и напоминал о том, кто тут власть и чьим именем вершится правосудие. Ведь сам государь не мог постоянно находиться или даже периодически бывать во всех своих владениях. Там, где отсутствует его физическое тело, его заменяют изображения (на монетах, печатях, надгробиях) и геральдические «тела» – гербы.

Тысячелетие Королевства Польского

Тысячу лет назад, 18 апреля 1025 года, состоялась, вероятно, первая в истории Польши коронация: Болеслав I, впоследствии прозванный Храбрым, стал первым королем нового польского королевства. Хотя само событие окутано исторической тенью и почти не задокументировано, именно с этим моментом принято связывать рождение Польского королевства как полноценного игрока на политической карте Европы.
Корону Болеслав Храбрый получил из рук папского легата — непосредственно перед своей смертью. Но задолго до этого он сумел создать сильное государство, влияние которого простиралось от Днепра до Лабы. Попытки получить королевский титул он предпринимал и ранее, однако этому мешали конфликты с императором Священной Римской империи Генрихом II.

Коронация стала не столько началом государственности, сколько ее кульминацией — именно при Болеславе впервые зафиксированы названия «Польша» и «поляки». Как отмечает профессор Пшемыслав Урбанчик, археолог и специалист по эпохе первых Пястов:

«Это одно из величайших достижений Болеслава Храброго — он дал нам наше национальное имя: поляки, и имя государству: Польша. Это название впервые появляется на его монетах, отчеканенных около 1005 года. Там выгравировано princeps Polonie — правитель Польши. Это осязаемое доказательство появления имени страны, которое раньше не использовалось».

Ранее, в 1000 году, на Гнезненском съезде, Болеслав уже получил символическое признание — император Оттон III возложил на его голову императорский диадем. Некоторые историки считают это актом коронации. Однако, как подчеркивает профессор Ежи Пысяк: «Это могло быть коронованием, хотя у Галла Анонима нет ни слова о помазании на царствование. Следует помнить, что многие европейские короли того времени и позднее носили титул короля без обряда помазания».

Считается, что официальная коронация Болеслава Храброго состоялась именно 18 апреля — в день Пасхи 1025 года. Однако некоторые источники указывают на 23 апреля, день памяти святого Войцеха.

О трубадурах в средние века 🎺
Ч.1

Трубадуры слагали свои песни примерно с 1100 по 1300 год, хотя можно продлить их историю еще на несколько десятилетий. «Книги песен», донесшие до нас их наследие, на 100–150 лет моложе первых трубадуров и совпадают по времени с жизнью последних из них. Существуют еще и жизнеописания трубадуров — разнородные повествования в прозе о жизни и легендарных моментах их биографии. Но эти жизнеописания — не прямые свидетельства. Они основываются во многом на песнях трубадуров и сами по себе являются литературным жанром; реальность в жизнеописаниях может искажаться, а красивые легенды нередко заслоняют в глазах читателей сами песни трубадуров.

Чаще всего слагали на староокситанском (он же окский, старопровансальский, язык «ок» — то есть язык, на котором так звучит слово «да»), это язык коренного населения юга Франции. Входит в романскую группу языков.

Слово «трубадур» по наиболее распространенной этимологии возводят к слову tropatorem, которое означает «сочинитель тропов», то есть рифмованных латинских стихов о праздниках и святых, певшихся во время богослужений и постепенно вышедших за стены храмов. Предполагается, что, наряду с латинскими песня­ми, с IX века стали сочинять песни на романских языках — и это корень лирики трубадуров.

Трубадур — сочинитель песен (а не стихов) на народном языке (а не на латы­ни). Эти песни он фиксирует письменно, а затем либо доверяет их исполнять жонглеру (певцу, нередко странствующему), либо исполняет сам.

Владения первого из известных нам трубадуров, Гильома IX Аквитанского (1071–1127), были обширнее владений французского короля; его внучка — покровительница трубадуров Алиенора Аквитанская, будущая французская, а затем и английская королева, жена Генриха Плантагенета и мать Ричарда Львиное Сердце. Однако не все трубадуры были так же знатны. Например, жизнеописание Маркабрюна представляет его безвестным подкидышем, а Бернарта де Вентадорна — сыном истопника (впрочем, возможно этим текстам нельзя доверять полностью). Благородное рождение само по себе не гарантирует благородства и куртуазности — а скромное происхождение не мешает слагать куртуазные песни, спорить о словесности, судить о благородстве, воспевать утонченную и чистую любовь.

Первые поколения трубадуров происходят из Лимузена и Аквитании; затем их культура распространяется на весь окситанский ареал. При этом песни по-окситански слагали и в изначально иноязычных культурах — каталонской, ломбардской, венецианской. В XII столетии значительную роль в развитии культуры трубадуров начал играть Прованс, номинально входивший в Священ­ную Римскую империю германской нации. Лангедок будет дольше всего хранить традиции трубадурского искусства. В период наивысшего расцвета окситанской поэзии земли ее языкового ареала оказываются ареной непрерыв­ной борьбы за власть и территорию. В этой борьбе постепенно взяла верх французская корона.

Трубадуры могли участвовать в Крестовых походах; чем больше расстояние до дома и дамы, тем проще воспевать «любовь издалека». В  эстетике трубадуров часто ищут влияние «ереси катаров»: в отличие от канонического христианства она учит, что зло — самостоятельное начало, противопоставленное Богу. Соответственно, все материальное, плотское было для катаров злом, а все духовное — благом. Феномен куртуазной поэзии, в которой любовь и влечение к даме в пределе должны переродиться в духов­ное очищение, может в какой-то мере объясняться двойственностью катар­ского взгляда на мир. Впрочем, большинство трубадуров были не катарами, а правоверными католиками. Тем не менее именно борьба папского престола против катаров положила конец миру, вскормившему трубадуров: в 1209 году был объявлен Крестовый поход против альбигойской (или катарской) ереси, средоточием которой считался Лангедок и город Альби; в этой резне и массо­вых кострах и погибла постепенно культура, породившая окситанскую поэзию.

На изображении: состязание мусульманского и христианского музыкантов. Миниатюра из сборника кантиг короля Альфонса X. XIII век

О трубадурах в средние века 🎺
Ч.2

Средневековый замок из оборонительного сооружения превращается в отдель­ный мир, живущий по своим духовным и материальным законам. Жизнь в нем становится богаче и эстетичнее: сеньор и другие обитатели открывают понятие досуга, который должен заполняться не только аристократическими развлече­ниями вроде охоты, но и, например, музыкой с танцами.

Фигура дамы в этих условиях приобретает самостоятельную ценность; в замке появляется женская половина для хозяйки, ее гостей и служанок, куда допуска­ются лишь немногие из мужчин — священник, жонглер и кое-кто из слуг. Жизне­описания трубадуров потом будут рассказывать о певце, тайно подгля­ды­вающем за дамой в спальном покое.

Лирика трубадуров принадлежит замку и двору. Отсюда их ключевое поня­тие — куртуазность, то есть кодекс поведения аристократа раннего Средневе­ковья. Куртуазности трудно дать единое определение: это и модель рыцарской учтивости, и утонченная игра, и система ценностей, регулирующая жизнь благородного сословия. Куртуазный кодекс требует умения держать себя в обществе, владеть словом так же хорошо, как и оружием, не грешить против своей чести, но еще менее — против чести дам, быть щедрым, хранить вер­ность слову… Самое же главное — уметь ценить утонченный досуг, который порождает любовь, и уметь воспеть ее.

Трубадур говорит от имени феодального клана, который противопоставляет себя миру городской культуры, поэтому нередка тема падения нравов в обществе, поданная дидактично или даже резко. Отсюда же и злободнев­ность, чисто политическая направленность целого ряда их сочинений.

Но несмотря на это, трубадуры в глазах последующих поколений остались лишь певцами любви. В их лирике заложено зерно идеи, которая через столетия найдет свое высшее отражение в культуре Ренессанса: благородство сердца может стать наравне с благородством по рождению и даже выше или ценнее его. Если трубадур слагает куртуазные песни и испытывает истинную любовь, то его называют куртуазным.

Лирические сочинения трубадуров рождаются как песни в полном смысле этого слова. В отличие от латинских текстов песни на народном языке изна­чально предназначены для исполнения перед слушателями, а еще и для танца. Исполнять их, разумеется, должны люди, специально для этого приглашенные или допущенные, которых называют жонглерами, — это далеко не самые привилегированные слои общества. Тем не менее первый из извест­ных нам трубадуров, герцог Аквитанский Гильом IX, как уверяет его жизнеописание, умел сам и хорошо сочинять, и петь.

Самые знаменитые песни трубадура — любовные — адресованы избранной им даме, которую он называет «донна» (от латинского «госпожа») или даже «мой господин», подчеркивая свое парадоксальное вассальное служение ей (в реальном мире женщина, наоборот, обязана хранить вассальную верность отцу, мужу, брату — словом, мужчине-покровителю). Даму и трубадура разде­ляют непреодолимые препятствия: это может быть замужний статус дамы, ее высокое положение в сословной иерархии, большое расстояние между ними и другие препоны, которые часто комбинируются. Любовное желание застав­ляет трубадура непрерывно страдать и надеяться — в этом он находит радость. Даже если дама откликается на его чувство, встречам влюбленных будут постоянно мешать «ревнивец» (законный муж, отец или брат) и «жесто­кие лжецы» (завистники, не выносящие совершенной любви). Постоянное напря­же­ние душевных и физических сил рождает песню, поэтому любить и петь для трубадура — одно и то же. Утоленное желание умрет, и песня смолк­нет, поэтому куртуазная лирика тяготеет к незавершенности любовного порыва, балансированию между взаимоисключающими чувствами: трубадур постоянно колеблется меж отрадой и грустью, надеждой и страхом отказа. Чувственные порывы должны в идеале привести к духовному подъему и очище­нию. Так руководит поэтом fin’amor — утонченная, изысканная любовь, которую уже в XIX веке назовут куртуазной любовью. В этой любви есть место свободному выбору и разумному началу — так куртуазная любовь противопоставляется неправиль­ной, вызывающей помут­нение мыслей и чувств.

Воин «снузник» второй половины XIV — начала XV вв. Внешний облик реконструирован по материалам раскопок в крепости Орешек, находкам в Городце на Волге, миниатюрам Симоно-Хлудовской Псалтири 1270 гг., Киевской Псалтири 1397 г., Радзивиловской летописи конца XV в.

В середине и второй половине XIV в. на территории Руси складывается обстановка, благоприятствовавшая политической консолидации удельных княжеств. Золотая Орда, препятствуя черезмерному усилению тех или иных земель, неосознанно создала предпосылки для выхода на политическую арену новой силы, способной собрать разрозненные княжества воедино.

В плане вооружения и военного дела Русь периода монгольского нашествия наследовала домонгольской Руси. Тем не менее происходили и заметные изменения, продиктованные новыми историческими условиями. Невозможность противостоять монголам силами одних только княжеских дружин привела к увеличению численности армий за счет широкого привлечения «черных» людей. Результатом явилась значительная демократизация вооружения по сравнению с предыдущими веками. Этот процесс отразился в примитивизации или отказе от декора защитного вооружения, отказе от полных доспехов и переходе на облегченные полудоспехи, более дешевые и удобные в употреблении. Вспомогательные боевые средства и аксессуары снаряжения воина-профессионала также значительно упростились. Например, наборный пояс — знак воинского достоинства, краса и гордость дружинника домонгольской Руси — практически выходит из употребления после монгольского нашествия, по крайней мере, в археологических слоях XIV в. находки поясных гарнитуров становятся редкостью.

Важным фактором, влиявшим на развитие военного дела Руси, была ситуация войны на два фронта. Ведь, помимо военных контактов с кочевниками на Востоке, на Западе постоянными были военные столкновения с различными европейскими государствами — Швецией, Венгрией, Тевтонским орденом и т. д.

Противостояние столь разным военным системам не могло не сказаться на общем состоянии военного дела Руси, что особенно ярко проявилось с XIV в. Главной фигурой на поле боя оставался тяжеловооруженный конник «снузник», вооруженный копьем, мечом и щитом, в седле с высокими луками и низко отпущенными стременами. Потенциальная возможность столкновения как со степным кочевником, так и с европейским рыцарем заставляла использовать снаряжение достаточно тяжелое и надежное, для фронтальной сшибки с последним, и достаточно удобное и под вижное для маневренного боя с первым. Кроме того, множество бойцов, с утратой аристократического характера воинской среды не могли позволить содержание многочисленного штата прислуги, обеспечивавшей их в бою и в походе. В силу описанной совокупности исто рических условий происходит универсализация воина и его снаряжения. Различия между тяжелой и легкой конницей в начительной мере нивелируются, хотя специальные контингенты легких стрельцов, видимо, не исчезают. Тем не менее в этот период даже представители воинской элиты —княжеские и боярские дружинники — включают в состав своего вооружения лук и стрелы наряду с копьем и мечом. Стирание географических различий в боевом снаряжении конницы (решающей военной силы той эпохи) и его универсализация подтверждаются данными археологии. Например, в Новгороде наряду с рыцарскими звездчатыми шпорами XIV-XV вв. находят множество деталей плетей — традиционного атрибута легкой восточной конницы; из Твери, Торжка, Торопца, Смоленска происходят панцирные пластины, идентичные пластинам из Новгорода или Пскова с их тяжеловооруженными «коваными ратями».

В сети появились уникальные кадры, раскрывающие секреты нашей планеты...

76 регионов страны хранят свои тайны — старинные здания, заброшенные места и архитектурные загадки..

Канал «Собирая Камни» покажет вам удивительные места, от России до Джайпур!

5 минут — за которые автор проведёт вас по самым необычным локациям мира

Подписывайтесь, чтобы исследовать вместе 👇

В легендах о короле Артуре медведь — это символ величия. Он мощен и силен, тяжел и в то же время ловок. Мишель Пастуро упоминает тексты XII века, превозносящие образ медведя: внешняя тяжеловесность этого зверя сочетается с ловкостью, стремительностью движений, способностью обходить препятствия. Медведь всеяден, как и человек; он способен стоять прямо, на двух лапах; у него множество положительных качеств: он ловкий и мощный, быстрый и массивный. У него образцовая тяжесть, можно сказать — королевская. В легенде о «короле-медведе» рассказывается о ребенке из высокопоставленной семьи, который, прежде чем сделаться королем, волею тяжелых обстоятельств оказался вскормлен молоком медведицы, «покрылся шерстью и стал сильным, как зверь».

В Германии периода позднего Средневековья слово Ketzer («еретик») часто использовали в значении «содомит», и «совершить друг с другом ересь» было эвфемизмом для мужского однополого соития, как в одном регенсбуржском деле, где мужчину обвинили в «ереси с несколькими мужчинами и мальчиками». Распространенность этого слова может отражать тот факт, что содомия рассматривалась не просто как светское преступление, но была глубоко связана с грехом и считалась – по крайней мере властями – преступлением против Бога.

Христианские тексты особенно часто обращаются к обвинениям в содомии при обсуждении ислама, чтобы подчеркнуть инаковость мусульман. В европейском христианстве существует долгая традиция приписывания мусульманам содомистских практик; один из наиболее ранних таких текстов – это «Пелагий» Хросвиты Гандерсгеймской о христианском юноше, который предпочитает умереть мучеником, нежели поддаться на сексуальные домогательства эмира Кордовы. В письме, которое якобы было отправлено византийским императором Алексеем I Комнином не позднее 1098 года, в котором жителей Западной Европы призывают отправиться в крестовый поход против мусульман в Святую Землю, среди всех прочих преступлений неверных указано:

Они содомизировали и тем самым осквернили мужчин всех возрастов и статусов – мальчиков, подростков, молодых мужчин, стариков, аристократов, слуг и – наихудшее преступление, вопиющее злодейство! – клириков и монахов, и даже епископов! Стыд и позор! С начала времен неслыханное дело! Они уже уничтожили одного епископа этим гнусным грехом.

По словам Алексея, это было не единственное сексуальное преступление мусульман: изнасилование матерей и дочерей предваряет в этом списке содомию, и все это скорее попытка приписать врагу все самые ужасные преступления, которые только можно придумать, нежели точное описание их порядков. В свете того, что однополые сексуальные отношения часто использовались как средство критики мусульманских обществ и что в восточноазиатских культурах раннего Нового времени содомия сурово преследовалась, пожалуй, несколько удивительно, что средневековые повествования путешественников о Монголии, Китае, Бирме, Индии и Юго-Восточной Азии не ссылаются на нее постоянно. Среди западноевропейских христиан больше всего контактировали с мусульманами испанцы, а они – по крайней мере в более ранний период – не выделяли содомию как присущий мусульманам грех. Многие мусульманские авторы порицали однополые отношения во многом так же, как и христиане. Некоторые авторы мусульманской Испании детально обсуждали однополые отношения, но всегда как преступление. Ахмад ат-Тифаши, североафриканский мусульманский автор, живший в XIII веке, начинает свою главу об однополых отношениях с такого замечания:

«Следует помнить о том, что многие интеллектуалы, равно как и большая часть членов высшего общества, вступают в гомосексуальные отношения. Как следствие, мы сочли за мудрость не указывать здесь их имен, чтобы не запятнать их популярность.»

Такое поведение широко распространено, но не вполне допустимо. Ахмад ат-Тифаши постоянно напоминает нам о том, что секс с женами и рабынями допустим, но с мужчинами – нет

Хотя гомосексуальное поведение в исламе официально не допускалось точно так же, как в христианстве, якобы написанное Алексеем письмо следует традиции выставления мусульман содомитами, которая сохранялась в течение всего Средневековья. Гийом Адам в XIV веке критиковал христиан, которые продавали мальчиков в рабство мусульманам для сексуальных целей

📜 Княжество Феодоро и его время: Забытая история Крыма
 
- Борьба Византии за выживание;

- Взлёт и падение Золотой Орды;

- Генуэзская колонизация Крыма;

- Османская экспансия в Чёрном море.
 
☦️ 👑 На фоне этих грандиозных процессов на полуострове возникло и некоторое время процветало маленькое христианское государство, оставившее после себя яркий след.
 
👉 Подпишитесь на канал «Княжество Феодоро», чтобы совершить путешествие в прошлое с вашим персональным гидом по истории Крыма: https://t.me/+PvcUt37EyMcyYzYy?erid=2W5zFGuY2Fz  

В средние века герб воплощал не только власть, но и честь владельца. Потому покушение на герб означало вызов тому, кому он принадлежал. Например, мятежники сбивали со стен гербы тех господ, которых хотели низвергнуть или уже сбросили с трона. В 1412 г. герцог Лотарингский был осужден Парижским парламентом за оскорбление величества (lèse-majesté). Ведь он вторгся в город Нёфшато (который оспаривал у французского государя), привязал к хвосту своего коня королевский герб с лилиями и протащил его по городу – это был всем понятный ритуал унижения. Войны за территории сопровождались войнами знаков или войнами с чужими знаками. После возвращения Бургундского герцогства под власть французских монархов в 1477 г. на его территории начали централизованно сбивать геральдические эмблемы, напоминавшие о временах независимости