Пара мыслей об иконоборчестве

Знаете, иногда в голову такие инсайты приходят, которые поначалу кажутся абсурдными, но по мере размышлений ты всё больше удивляешься их обоснованности. Так было у меня, когда я на втором курсе университета изучал материал по иконоборчеству. И чем больше изучал, тем сильнее становилось мое убеждение, что иконоборчество в Византии VIII-IX вв. чем-то напоминает религиозную реформу Эхнатона в Древнем Египте XIV в. до н.э.

И там и там это была религиозная реформа, инициированная «сверху» и направленная на подрыв положения могущественной прослойки общества, связанной с культом: в Египте – фиванского жречества, в Византии – монашества. И в Египте, и в Византии реформы сопровождались нетерпимостью, радикальным отказом от старых догм и традиций. В том числе и в искусстве: эстетика амарнского периода в Египте и искусство периода иконоборчества в Византии резко выделялись на фоне старых образцов благодаря своему реализму, вниманию к жанровым сценам и изображениям животных и природы. И в обеих державах реформы в итоге потерпели поражение, их вожди были преданы забвению, а все упоминания и источники об этих реформах были уничтожены, либо имеют тенденциозный характер и принадлежат перу победителей.

Конечно, это были разные культуры, разные периоды и разные религиозные традиции. И подобные аналогии являются ни чем иным, как маленькой забавой для любителя истории.

#history #thoughts

Еще немного о Петрарке

В творческом наследии «светоча Тосканы» особняком стоит его текст, озаглавленный как «Моя тайна, или Книга бесед о презрении к миру». Это своеобразная исповедь в форме диалога, в которой Петрарка в лице двух участников, Августина и Франциска, пытается разрешить противоречие между традиционными христианскими ценностями, устремленным к небесам (которые олицетворяет Августин), и привязанностью к земным вещам и земной любви (это выражает Франциск). Он сомневается в прежних ценностях и переживает духовный раздрай и внутреннюю борьбу. Это становится предметом его пристального внимания и изучения.

«Моя тайна» — одно из первых произведений европейской литературы, где внутренние противоречия и неуверенность не только не осуждаются, но и признаются неотъемлемой частью всякой личности. Важно, что Петрарка не порывал с Августином, в чьем творчестве он видел источник духовного наставления. Диалог наследует его «Исповеди», как и практически любое «автобиографическое» произведение Средневековья. Но с другой стороны, «Моя тайна» гораздо глубже раскрывает именно эволюцию духа, рожденную в противоречиях. Для Августина весь его духовный опыт, изложенный в «Исповеди», не имеет значения. Для него это лишь бесплодный поиск, подобно блужданию в потемках неведения. И оно продлилось до тех пор, пока Господь не «озарил» его. «Обращение» Августина, как он сам мыслил его — не результат духовной работы, а милость Божья, своего рода чудо. Для Петрарки мучения и противоречия духа были сладостны, он упивался ими и видел в них объект для изучения и источник своей творческой исключительности. В этом смысле поэт наследовал и средневековому мистицизму XIII века, для которого эволюция духа, т.е. постепенный и непрерывный процесс трансформации составляет объект внимания во всех деталях. Посему П. М. Бицилли называл св. Франциска Ассизского, великого мистика XIII века и тезку Петрарки, чью духовную эволюцию так тонко передал его агиограф св. Бонавентура, «первым человеком Ренессанса». Ибо Ренессанс — это не только про мирские радости и красоту земных вещей, но и про утверждение Души со всеми ее противоречиями и сомнениями как того, что присуще Человеку.

#culture #literature #thoughts

Заметной новинкой этого года в ряду исследований о Средних веках стала книга Питера Хизера Christendom: The Triumph of a Religion, AD 300–1300. В ней автор, следуя интеллектуальной традиции Питера Брауна, анализирует процесс христианизации Средиземноморского мира от обращения Константина до эпохи наивысшего могущества римских пап. Саму книгу я пока не прочитал, но зато послушал посвященный ей выпуск подкаста Byzantium & Friends. В разговоре Хизер поднял вопрос трактовки христианизации в эпоху раннего Средневековья, а именно – существования в Европе «нескольких христианств».

Как я понял, эта идея сейчас достаточно популярна в западной историографии: о ней я также читал в другой книжной новинке этого года The Bright Ages. A New History of Medieval Europe Мэттью Гэбриэля и Дэвида М. Перри. Суть в том, что традиционный взгляд на распространение христианской религии недалеко ушел от взглядов церковных авторов прошлого. Они объясняли триумф христианства действием Промысла Божьего, который обеспечил его победу над различными «ересями». Мне лично это напоминает «вульгарный» взгляд на эволюцию человека: линейное развитие от австралопитеков до Хомо сапиенса, в котором существование других видов признается неким отклонением от нормы или тупиковым путем. Очевидно, что дело обстояло иначе.

Хизер подчеркивает, что и с христианством все было не так однозначно, и приводит простой пример: к моменту крещения франкского короля Хлодвига (496 г.) почти все «варварские короли» и их подданные, осевшие на западных территориях Римской империи, исповедовали арианство и не признавали Никейский символ веры. Сделай Хлодвиг выбор в пользу доминировавшей тогда на Западе «версии» христианства – например, если бы его жена Клотильда была арианкой, а не приверженкой ортодоксии – и история могла бы пойти совершенно иначе. Т.е. вместо того, чтобы вслед за церковными авторами говорить о ересях и неизбежности победы доктринального (никейского) христианства, лучше сосредоточиться на конкретных событиях и факторах, которые позволили тому же арианству сначала господствовать на Западе, а затем, после Хлодвига и победных походов Юстиниана – потерять это господство.

В пользу идеи «нескольких христианств» говорит и адаптивность религии, которая позволяла ей приспособиться к местным условиям ценой зачастую довольно сильного отклонения от своей же доктрины. Да что там, даже на одной и той же территории религиозные практики в раннюю эпоху и в эпоху Высокого Средневековья могли кардинально отличаться. В Англии X века, говорит Хизер, была одна церковь на 10 миль: кто станет тратить столько времени на дорогу туда-обратно, чтобы принять участие в богослужении? Это совершенно другая ситуация по сравнению с XII–XIII вв., когда здесь стало куда больше церквей и образованных священников.

В общем, есть над чем подумать. А книгу Хизера я прикреплю к посту, кому интересно почитать.

#books #thoughts