Рассказ о сне Гунзона представлен в одной из версий жития аббата Гуго Клюнийского, который был канонизирован в 1120 г. Текст содержится в рукописи конца XII века из Национальной библиотеки Франции, шифр Ms Lat. 17716. На f. 43r можно увидеть миниатюры, посвященные этому сюжету (илл. 1): на первой святые показывают спящему монаху пропорции будущей церкви с помощью веревок (илл. 2), на второй – Гунзон рассказывает о своем сне аббату (илл. 3).

Почему этот рассказ был включен в житие? Считается, что этому способствовали обстоятельства, связанные с возведением новой базилики. Строительство потребовало огромных затрат, и несмотря на помощь венценосных особ вроде кастильского короля Альфонсо VI и Генриха I Плантагенета, уже в начале XII в. аббатство Клюни столкнулось с финансовым кризисом. Ему сопутствовал и кризис духовный: многие упрекали клюнийских монахов и аббатов в отходе от первоначальных идеалов аскетизма. Громче всех возвращение к аскезе и простоте проповедовал Бернар Клервоский, лидер «нового» цистерцианского монашества. Полемика развернулась в 1120-х гг. и т. о. совпадает со временем написания житий аббата Гуго и разработкой предания о «сне Гунзона».

Вероятно, предание должно было демонстрировать идею, что новая церковь угодна Богу и его святым. Последние, как пишет автор жития, даже пообещали аббату свою помощь в материальном обеспечении строительства – от него требовалось только следовать божественной воле. И это воспринималось достаточно убедительно, если учесть, какое важное место сны занимали в христианской мистике, впитавшей неоплатонические идеи. Ученые монахи и клирики зачитывались не только ветхозаветным рассказом о сне Иакова, но и цицероновским «Сном Сципиона» и в особенности позднеантичным комментарием на него Макробия. Во многих других агиографических сочинениях сны отмечают важнейшие события в жизни будущего святого, двигающие его на правильный путь. Все это сделало «сон Гунзона» важной идеологической составляющей не только образа аббата Гуго, но и всего клюнийского монашества.

#France #saints #miniatures

«Кристалл Лотаря» – небольшой (ок. 11.5 см в диаметре) диск из кварца с изображением ветхозаветного сюжета о еврейской девушке Сусанне и двух старцах. Согласно «Книге Даниила», похотливые старейшины подглядывали за Сусанной во время купания и захотели взять ее силой, а когда не добились своего, обвинили в прелюбодеянии. От казни невиновную девушку спасло вмешательство юного Даниила, который допросил старцев по отдельности и доказал их клевету. В итоге сами обвинители были побиты камнями как лжесвидетели. Диск датирован серединой IX в. и правлением франкского короля Лотаря II (855–869), чье имя фигурирует в надписи над центральной гравюрой. Позолоченная оправа из меди изготовлена в XV в. История Сусанны показана в восьми гравюрах: семь расположены по часовой стрелке, восьмая – по центру. Более детально их можно рассмотреть на сайте Джиневры Корнблут, много лет посвятившей изучению декоративно-прикладного и ювелирного искусства Средневековья.

#decorative_art #France

Изготовление «кристалла Сусанны», как его еще называют, связано с крупным международным скандалом своего времени. Его зачинщиком стал вышеупомянутый король Лотарь II. С 857 года, т.е. на протяжении почти всего своего правления, он пытался развестись с супругой Теутбергой и жениться на любовнице Вальдраде, от которой у него был сын. Первая попытка в 858 году оказалась неудачной, но в 860 году Лотарь обвинил жену в преступной связи с ее собственным братом Хукбертом, некогда своим союзником. При поддержке церковных прелатов он изгнал ее в монастырь, а спустя два года, в 862 году сделал своей королевой Вальдраду. Лотарь пытался и прибрать к рукам земельные владения Хукберта, но тот поднял восстание и стоял насмерть за себя и сестру. Теутберга же сбежала к королю Западной Франкии Карлу Лысому и решила просить о помощи папу римского Николая I. Проведя расследование, тот отменил решение о разводе и низложил архиепископов Трира и Кельна, которые активно помогали королю в этом деле. Под угрозой отлучения он заставил Лотаря пойти на мировую с супругой, что и произошло в 865 году. Примирение было лишь внешним: Вальдрада продолжала жить при дворе, Лотарь презирал Теутбергу, а после смерти папы Николая король взялся за старое. В 869 году он лично отправился в Рим к новому папе Адриану II, который пообещал ему созвать в Риме собор для обсуждения развода. Дальнейшему развитию событий помешала неожиданная смерть Лотаря на обратном пути в том же году.

Ранее считалось, что кристалл стал примирительным подарком Лотаря своей жене, в котором он проиллюстрировал свое раскаяние через ветхозаветную историю. И параллели действительно очень удачные: Теутберга «в роли» Сусанны, Николай I предстает как Даниил, а старцы – это лишенные сана епископы. Касательно идейного содержания подарка интересна версия, что представленная в гравюрах история делает акцент не столько на добродетельности Сусанны-Теутберги, сколько на идее справедливого суда, которая была и остается определяющей для любого верховного правителя. Как бы там ни было, «кристалл Лотаря» по праву считается шедевром позднего каролингского искусства.

#history #decorative_art #France

​Немного о «Книге чудес святой Фиды». Ее автор, Бернар Анжерский, был учеником епископа Фульберта, основоположника Шартрской школы. В какой-то момент до образованного схоластика дошли рассказы о чудесах, совершенных девочкой-мученицей. Поначалу он отнесся к ним довольно скептически: для образованного клирика они были не более чем простонародными баснями. Однако он заинтересовался и решил провести своего рода расследование. В 1013 году он совершил первое паломничество в Конк, а за последующее десятилетие совершил еще два, во время которых опрашивал местных жителей и свидетелей чудес святой. Результатом стала Liber miraculorum Sancte Fidis, а точнее, ее первые две книги: еще две были написаны позднее уже после смерти Бернара. Автор отправил свое произведение епископу Фульберту и сопроводил его письмом, в котором рассказал об истинности всех описанных им чудес. Из скептика Бернар стал горячим поклонником чудес святой Фиды и способствовал дальнейшему распространению ее культа.

На фото – начало письма Бернара Фульберту из Ms. Reg. lat. 467, f. 15r.

#saints #literature #France

Рассказы о чудесах помогают прочувствовать «нерв» народной жизни. Выше я упоминал, что X–XI века были трудным временем феодализации и нестабильности. В атмосфере развала центральной власти и засилья кастелянов, бывших по сути обыкновенными бандитами, крестьяне и монахи обращались к Богу и Его святым как к своей последней надежде. В «Книге чудес...» присутствует немало историй, в которых местный воин или феодал, злоупотребивший своей властью и притеснявший безоружных людей, получает по заслугам. В одной из них правитель замка Гай ослепляет Герберта, который помог бежать трем его пленникам. Благодаря святой Фиде Герберт вновь обретает зрение, а Гай умирает, источая страшное зловоние – верный знак, что его душа отправилась прямиком в ад. В другой некий Понса посягнул на земли монастыря – в него бьет молния и убивает на месте. В третьей кастелян Райнон захотел отобрать у монаха монастырских лошадей – его собственная лошадь сбросила его, так что он сломал шею. Эти истории объединяет мотив справедливого воздаяния тем, кто использовал свое могущество не для защиты, а для притеснения слабых и безоружных. Все это отголоски кризисного времени, зажатого между эпохой Каролингов и «ренессансом XII века».

#saints #literature #France

По пути в Конк Бернар Анжерский также посетил городок Орийяк. В местной церкви над алтарем он увидел золотой реликварий в виде статуи, в которой лежали мощи одного святого. Глядя на статую, Бернар с иронией спросил у своего спутника: «Брат, что ты думаешь об этом идоле? Разве Юпитер или Марс не сочли бы себя достойными такой статуи?». Скептическое отношение к подобным объектам, в которых ему виделись черты языческих идолов, проявится у Бернара и в Конке, когда он увидит статую св. Фиды.

В реликварии покоились мощи св. Геральда Аврилакского (ок. 855–909). Он был видным аристократом своего времени, служил аквитанскому герцогу Гийому Благочестивому (хотя от вассальной присяги ему отказывался), но внутренне всегда стремился к монашескому уединению и христианскому благочестию. Даже сражаясь в бою, он использовал плоскую сторону меча или его рукоять, чтобы не проливать христианскую кровь. Согласно житию, написанному небезызвестным аббатом Одо Клюнийским, он однажды испросил у местного епископа разрешения уйти в монастырь. Тот отказал ему со словами, что куда больше пользы миру он принесет в своем нынешнем статусе. В качестве исключения Геральду было позволено тайно принять постриг, после чего он сложил свой меч, стал блюсти целомудрие, совершил несколько паломничеств в Рим и основал монастырь в Орийяке, где и был похоронен. Его житийный образ – это образ одновременно «монаха в миру» и «доброго сеньора», симбиоз идей христианской добродетели и мирской справедливости, которую любой могущественный муж обязан сохранять на земле. И Геральд был одним из этих мужей, за что удостоился канонизации и широкого почитания в Центральной и Южной Франции уже начиная с X века.

#saints #history #France

В автобиографии «О моей жизни в трех книгах» (De vita sua Monodiarium libri tres) Гвиберт Ножанский рассказывает о поездках, предпринятых монахами пикардийского города Лан в 1112–1113 годах. С собой монахи взяли шкатулку со святыми реликвиями, в которой лежали частицы Животворящего Креста и губки, которой смочили уста распятого Христа, и фрагмент одежды и волос Девы Марии. Целью поездки был сбор пожертвований с благочестивых жителей, которые бы пошли на восстановление Лана и его собора Нотр-Дам после недавнего коммунального восстания. Монахи совершили несколько поездок по северу современной Франции, а в апреле 1113 года переправились через Ла-Манш и провели полгода в Англии. Во время плавания они наткнулись на пиратов, которых смогли отпугнуть силой святых реликвий. В английских городах и деревнях мощи явили множество чудес исцеления, о которых Гвиберт не рассказывает, но зато останавливается на более назидательных историях. В одной из них двое англичан стояли напротив церкви, куда привезли ланские мощи. Им хотелось выпить в таверне, но денег не было. Один из них вошел в церковь, наклонился к мощам и буквально всосал в рот несколько монет из пожертвований. Второму такой способ не пришелся по душе, но жажда выпивки заглушила глас совести: приятели развлекались в таверне до самого заката. После этого укравший монеты сел на лошадь, поскакал в направлении ближайшего дерева и там повесился. «Так и умер ужасной смертью, заплатив штраф за кощунственные губы», заканчивает историю Гвиберт.

Традиционная роль святых как защитников «своей» коммуны, сложившаяся в раннее Средневековье и усилившаяся в период феодальной раздробленности, на рубеже XI–XII вв. начала постепенно уступать место роли святых как универсальных целителей, чья сила не распространяется исключительно на членов локального сообщества. Однако Гвиберт в своем повествовании акцентирует внимание именно на традиционных проявлениях святой силы мощей – защита от врагов и «месть» за богохульство, а чудеса исцеления оставляет в стороне.

#stories #saints #France #England

Решил немного углубиться в феномен автобиографии в Средние века. Появление наиболее ярких и интересных образцов этого жанра относится к концу XI – XII векам. Этому буму способствовал общий подъем учености и интереса к античному наследию, получившему названием «ренессанса XII века». Особняком в ряду автобиографий этого периода стоит известнейшая «История моих бедствий» Пьера Абеляра, написанная около 1132 года. Другим любопытным образцом является упомянутое выше произведение Гвиберта Ножанского. Называемое также «Монодией», оно было написано за два десятилетия до абеляровых «Бедствий» и состоит из трех книг. Собственно автобиографией считается первая из них, где речь идет о детстве Гвиберта. В ней можно обнаружить черты сходства с «Исповедью» Аврелия Августина: прежде всего это касается осмысления детских лет и периода ученичества.

Как и в жизни гиппонского епископа, в становлении юного Гвиберта особую роль сыграла мать. Его отец был рыцарем и скончался в плену, когда ребенку не было и года, и мать воспитывала его одна. Мысленно возвращаясь в те годы, Гвиберт осознает, что само его рождение отмечено печатью Божьего избранничества: он появился на свет в Пасхальное воскресенье и остался единственным ребенком в семье, пережившим младенчество. Мать еще до его рождения дала обет, что ребенок будет посвящен служению Господу, и вообще была крайне благочестивой женщиной. Это благочестие привело ее к уходу в монастырь, когда Гвиберту было двенадцать лет. Страх Божий от матери передался и ее сыну, и впоследствии он часто находил выражение в его видениях и кошмарных снах.

С шести лет Гвиберт начал обучаться грамоте и наукам, и этому периоду он также посвящает страницы «Монодиии». Учитель держал Гвиберта в постоянной умственной работе и бил за недостаточное прилежание. Пользы от таких методов было мало: учителю самому недоставало знаний, и «так как он выражался с трудом, то часто и сам не понимал того, что силился объяснить». На примере своего учителя ножанский аббат рассуждает о несовершенстве традиционных для Средневековья методов обучения. Но Гвиберт все равно отдает учителю должное: недостаток педагогического таланта тот компенсировал высокими нравственными качествами, которые передались и его подопечному: «по части скромности, стыдливости, хороших манер он употребил весь труд, всю нежность, чтобы я проникся этими добродетелями». Кроме того, он всячески ограждал его от опасностей и вообще во многом заменил ему отца.

Для подробного ознакомления с «Монодией» прикреплю к посту сокращенный текст ее первой книги из издания «История субъективности: Средневековая Европа» (сост. Ю.П. Зарецкий. М., 2009).

#literature #culture #France

​Помните, я писал про развод лотарингского короля Лотаря II с женой Теутбергой? В том событии не последнюю роль сыграл римский папа Николай I. Но оказывается, он участвовал и в другом матримониальном кризисе, который случился практически в то же время в семье уже западнофранкских Каролингов.

В 861/862 году Юдифь (ок. 843–870), дочь короля Карла Лысого, вышла замуж за тогда еще малоизвестного феодала Бодуэна. Несмотря на юный возраст – на тот момент ей было около 18 лет, – за ее плечами уже было два брака. Ее предыдущими мужьями были короли Уэссекса Этельвульф и его сын Этельбальд, который женился на своей «мачехе» после смерти отца. Моральную сторону этого поступка оставлю за скобками: в те времена подобное хоть редко, но случалось. Оба брака были политическими, бездетными и довольно краткими, так что после смерти своего второго мужа в 860 году Юдифь вернулась к отцу во Франкию и некоторое время жила в монастыре в городе Санлис. Однажды его посетил Бодуэн, встретил там Юдифь и влюбился в нее. Любовь оказалась взаимной, так что принцесса оказалась готова сбежать с ним и стать его женой без санкции отца.

Разумеется, это вызвало гнев Карла, который приказал найти беглецов. Всерьез стоял вопрос об отлучении Бодуэна от церкви. Иронично, что возлюбленные нашли временное убежище у короля Лотаря II – да-да, того самого. Ну а разрешать конфликт вновь пришлось папе Николаю I, к которому отправились Юдифь и Бодуэн. Через своих легатов понтифик сумел убедить Карла и его епископов признать брак законным. С позволения короля влюбленные обвенчались, а Бодуэн даже получил от него титул графа Фландрии. Благодаря этому он стал союзником Карла в борьбе с викингами и родоначальником династии фландрских графов. Для Юдифи же этот брак оказался куда более продолжительным, а главное – счастливым. Кстати,один из ее двух сыновей, граф Бодуэн II, впоследствии женился на Эльфтрите, дочери знаменитого уэссекского короля Альфреда Великого. Вот такая преемственность семейным традициям.

#history #France

​Поддержку коллегу с канала Cantantibus organis. В праздник Международного женского дня я бы хотел вспомнить графиню Беатрис из Дйо – одну из тех, кого в землях Лангедока называли trobairitz. Этим окситанским словом обозначали женщину, посвятившей себя, подобно мужчине-трубадуру, высокому искусству сложения песен. Расцвет их деятельности пришелся на середину XII – середину XIII веков. Беатрис в этом ряду стоит первой: ее жизнь датируется ок. 1140–1212 годами. История донесла до нашего времени не более двух десятков имен трубариц, от некоторых дошли тексты их стихотворений – но текст с мелодией остался только от графини Дйо благодаря «Песеннику короля» (о нем здесь). Композиция называется A chantar m’er de so qu’ieu non volria – «Я должна петь, о чем мне не хотелось бы». В своей кансоне Беатрис обращается к неизвестному возлюбленному. Он стал холоден к ней и теперь предпочитает дарить ласки своей любви другой. Графиню ранит такое пренебрежение, но она по-прежнему хранит верность в сердце только ему и желает понять причину: что не так? чем другая лучше нее? Очень чувственное стихотворение, и А.Г. Найман сделал его не менее прекрасный перевод.

Также предлагаю послушать на выбор две версии кансоны: в исполнении ансамбля Céladon (весь текст под аккомпанемент виелы) и ансамбля Jordi Savall & Hesperion XXI (более сложная инструментальная аранжировка, но текст сокращен примерно наполовину). Так и не смог выбрать, какая из них лучше.

На фото: изображение Беатрисы из Окситанского Песенника I (BnF, Ms 854).

#music #culture #France

​В сентябре 827 года послы византийского императора Михаила II Травла преподнесли «королю франков и лангобардов» Людовику I Благочестивому особенный подарок. Это была рукопись в двести шестнадцать листов пергамена, содержавшая корпус произведений Псевдо-Дионисия Ареопагита: «О небесных именах», «О церковной иерархии», «О мистической теологии» и, конечно же, «О небесной иерархии». Надо отметить, что в те годы греческие рукописи на Западе были вымирающим, если уже не вымершим видом, поэтому подарок с Востока франки с великими почестями поместили в аббатство Сен-Дени и почитали как реликвию. Несколько лет этим и ограничивались, пока ок. 832–835 годов аббат Хилдуин не решил организовать в Сен-Дени перевод «Ареопагитик» на латынь. Техника перевода при этом была довольно любопытной, но в то же время распространенной в Средние века. Над текстом работали три человека, двое из которых были греческими монахами. Один читал греческий текст вслух слово за словом, второй переводил греческие слова на латынь, третий записывал услышанное. Это такой «пословный» способ перевода, при котором ошибки были неизбежны, особенно с учетом того, что греческий язык на Западе уже стал такой же редкостью, как и греческие рукописи. Чтец мог перепутать буквы или неверно разделить предложение на слова, устный переводчик мог плохо расслышать или не понять сразу греческое слово, а переписчик мог написать одно и то же слово дважды. Тем не менее, Хилдуин и его переводчики положили начало знакомства Запада с выдающимся творением восточнохристианского богословия, оказавшим влияние на развитие схоластики и университетского образования. А греческая рукопись сейчас хранится в Национальной библиотеке Парижа, шифр ms. gr. 437. На фото как раз страничка из нее.

#history #manuscripts #France #Byzantium

По мере «исхода» греческого языка из бывших западных провинций Римской империи происходила трансформация его восприятия на этих территориях. Пример с парижской рукописью «Ареопагитик» здесь очень показателен. Очевидно, что подавляющему большинству франков содержание манускрипта было совершенно непонятно. Тем не менее, они видели, что перед ними именно греческий текст, и его буквы, лишь отдаленно напоминавшие латиницу, были для них символом сакрального. Ощущение сакральности подпитывалось, с одной стороны, памятью о раннем христианстве и статусе самого языка, на котором были написаны первые христианские Евангелия, а с другой стороны – таинственной непонятностью этого самого языка. А как известно, все таинственное и непонятное притягивает.

Торжественное перенесение манускрипта в Сен-Дени также имело особый смысл. Оно было совершено 8 октября 827 года, в канун праздника первого епископа Парижа св. Дионисия. Уже упоминавшийся аббат Хилдуин стоял у истоков западного предания, что Дионисий Ареопагит, ученик апостола Павла и епископ Афин, и Дионисий Парижский – одно лицо. Отсюда такой пиетет по отношению к манускрипту, который помимо сакральности языка нес в себе святость и своего «автора». По сообщению того же Хилдуина, в первую же ночь рукопись «совершила» девятнадцать чудесных исцелений. Книга стала прежде всего объектом поклонения и средоточием чудотворной силы – вне зависимости от понимания ее содержания теми, кто ей поклонялся и кого она исцеляла.

#culture #manuscripts #France #Byzantium

Любопытно, что в 761 году, за несколько десятилетий до византийских посланников, папа римский Павел I тоже преподнес греческую рукопись трактата «О небесной иерархии» тогдашнему франкскому королю Пипину Короткому. Однако в тот момент, по выражению историка И.Н. Голенищева-Кутузова, «дебри философской премудрости мало занимали франкских государей, … и при королевском дворе не нашлось никого, кто бы мог прочесть и понять это произведение». Но при этом за период с 830 по 880 год было сделано аж три перевода «Ареопагитик» на латынь.

Первый, как уже упоминалось, был плодом усилий аббата Хилдуина и его греческих монахов-переводчиков (вызванных, скорее всего, из Рима). Второй перевод три десятилетия спустя предпринял выдающийся интеллектуал ирландского происхождения Иоанн Скот Эриугена. Он посвятил свой труд императору Карлу Лысому, при дворе которого тогда пребывал в качестве ученого. Наконец, третий автор перевода «Ареопагитик» – римский книжник и историк Анастасий Библиотекарь. Он критиковал перевод ирландского автора за буквализм и неточность в передаче греческой терминологии на латинский язык, при этом восхищался масштабом проделанной им работы. По сути, он не сделал новый перевод с нуля, а взял перевод Эриугены, дополнил и отредактировал его на основе имевшихся в его распоряжении константинопольских и римских рукописей. Сделанный в 875 году перевод Анастасий тоже преподнес Карлу Лысому, подчеркнув и поддержав, в отличие от Эриугены, уже общепринятую при императорском дворе идеологему тождества двух святых Дионисиев. Возможно, причина этого в различиях между двумя личностями. Эриугена был интеллектуалом до мозга костей, далеким от идеологической конъюнктуры, а Анастасий на протяжении жизни был вовлечен в политическую борьбу и понимал, куда дует ветер. Именно в отредактированном им виде перевод «Ареопагитик» распространился в Западной Европе в последующие века.

#culture #France

​(к репосту выше)
Вообще когда речь заходит о христианизации раннесредневековых государств, о роли женщин задумываешься не в первую очередь. Однако помимо вышеупомянутой св. Людмилы Чешской, воспитавшей крестителя Чехии, подобные примеры можно найти и в других местах. Согласно «Истории франков» Григория Турского, короля Хлодвига долго убеждала креститься его жена, бургундская христианка Клотильда, но тот долго отказывался. Смерть их первенца Ингомера практически сразу после крещения лишь усилила неприятие Хлодвигом веры жены. Однако в момент опасности во время битвы с алеманнами при Толбиаке (496 г.) франкский король все-таки призвал Христа, «которого Клотильда исповедует Сыном Бога Живого», и дал обет креститься в случае победы (II. 30). Описание битвы и последующих событий под пером турского епископа сильно напоминает обращение императора Константина после триумфальной победы у Мульвийского моста (312 г.), да и сам Хлодвиг прямо назван «новым Константином». Но думается, жена-христианка все же сыграла свою роль в крещении Хлодвига, который, в свою очередь, обратил в новую веру и свой народ.

На фото – картина французского живописца XIX в. Ари Шеффера, изображающая Хлодвига в битве при Толбиаке.

#history #France

Ангел будит трех волхвов, указывая на Вифлеемскую звезду. Капитель собора Сен-Лазар в Отëне, Франция. Ок. 1120–1130 гг.

#sculpture #France

Тонарии составлялись для лучшей организации и запоминания богослужебных песнопений. Основой расположения певческого материала в таких сборниках была система восьми певческих ладов, воспринятая из византийской традиции осмогласия (октоиха). Внутри каждого лада распевы также классифицировались по алфавиту, уровню сложности, начальной ноте и т. д. Все это способствовало лучшему запоминанию того объемного певческого материала, который должен был знать каждый монах.

Возникновение такого типа музыкального сборника тесно связано с каролингской реформой богослужения, возникновением григорианского пения и невменной нотации, которую можно увидеть на представленных выше миниатюрах. Монастырь св. Марциала в Лиможе был одним из ключевых музыкальных центров Аквитании и всей Франкии в IX–XII веках. Именно там впервые начали расставлять невмы строго по вертикали, так что высота и общее движение мелодии становились более понятными. Также из Сен-Марсьяля происходят одни из первых образцов европейской полифонической музыки. В качестве примера – органум Stirps iesse florigeram в исполнении Ensemble Venance Fortunat и Anne-Marie Deschamps.

#music #France