Маслом вниз
586 subscribers
825 photos
41 videos
1 file
183 links
Канал об искусстве для неравнодушных. Живопись японского модернизма > всё остальное.

Автор: Елизавета Губанова, искусствовед, музейщик, куратор, мемолог, прокрастинатор.

Для связи: @lizabeth_19
Навигация по постам: https://t.me/maslomvnis/224
Download Telegram
Продолжаем балансировать в секции «Искусство или ремесло?» на прошедшей Art Week Tokyo FOCUS со скульптурными работами, в которых есть прочный стержень следования японским ремесленным традициям.

Юдзи УэдаБез названия», 2023) родился в 1975 году в регионе Сингараки, известным чаем и керамикой. Семья Юдзи занималась как раз чаем, а он и ныне живет там же, создавая авангардные произведения на стыке бытового предмета и скульптуры. Он разработал собственный метод обжига в традиционной печи анагама, таким образом и продолжая многовековое мастерство, и открывая его новые, современные грани. Трещины – его основной язык выразительности, как и шероховатая, ассиметричная неидеальность. Остальные работы завораживают богатством формы, но вот эта плачущая ваза – нечто очевидное и пронзительное одновременно за счет естественности ее разрушений, дисбаланса в оси и кажущейся неустойчивой пропорции – с падающим, будто переполненным сосудом на слишком тонкой ножке.

Исидзука Кэнта («Тактильная поверхность №32», 2023; копия работы сделана специально для AWT) тоже имеет за спиной традиционную школу – на этот раз лакового искусства уруси из Киото, древней столицы Японии. Одним из вдохновителей Исидзуки является Тацуаки Курода, который представлен на том же подиуме, хоть и в другом разделе. Как полагается мастеру, Исидзука сам делает каждый этап этого энергозатратного процесса: скетчи фигуры и миниатюрки; основа из дерева, пенопласта, камня, конопляной ткани; наконец, нанесение уруси в технике сухого лака. Форма, которую многие называют «инопланетной», была вдохновлена апельсинами в сетчатой сумке. (тот случай, когда у автора лучше не уточнять, чтобы не разрушить романтическую мечту). Но ведь концепция в данном случае не самое важное; само название «Тактильная поверхность» (Surface Tactility) может намекать на импульсивное желание дотронуться до глубокой лакированной поверхности, пройти рукой по всем плавным рельефам, понять предмет осязанием, а не головой.

К тому же, «инопланетная» форма мне и вовсе напоминает чем-то сердце 🖤
Третий раздел «Поле каллиграфии» освещает вопрос, которым задавался каждый, кто начинал знакомство с японским искусством: где проходит грань между каллиграфией и живописью тушью. Дилетанты скажут: в тексте, конечно! Но вся сотня причин, почему они неправы – разговор на следующий раз. Кэндзиро Хосака коротко поясняет: различие в использовании определенных принципов и техник, характерных только каллиграфии. Их объяснить довольно сложно, если ни разу не брал в руки тушь и не пытался написать хотя бы 日 [солнышко; первый кандзи (иероглиф), изучаемый в японском и китайском].

Хидаи Нанкоку (1912-1999), сын и ученик известного каллиграфа Хидаи Тэнраи, унаследовал его школу, но пошел своим путем в послевоенное время. «Написанное оценивается не смыслом знака, а посылом способа начертания», говорил он, сравнивая процесс с музыкой, где исполнитель не вносит изменения в произведение композитора, но от мастерства и эмоциональности его игры зависит восприятие музыки. Так что после войны Хидаи Нанкоку перестал писать текст, чем вызвав фурор. Его каллиграфия – абстрактная, но является трансформацией древних кандзи; они подсказывают ему линии и закорючки, но изображает он их, исходя из опыта тщательно изученных разных стилей каллиграфии еще с эпохи Тан (618-907 гг).

Хидаи Нанкоку. Работа №36. 1956. Оргалит, тушь.
«Путь каллиграфии» на Art Week Tokyo FOCUS, часть 2

Путь другого именитого каллиграфа Иноуэ Юити (1916-1985) случился наоборот: он начинал с изучения живописи западного стиля, европейского модернизма, но был вынужден оставить учебу ради работы. Вернулся в искусство в послевоенное время и нашел себя в каллиграфии. Иноуэ был современником Хидаи, но если тот изображал абстракцию традиционными методами, будучи наследником именитой школы, то Иноуэ — писал вполне себе узнаваемые и читаемые кандзи, но у него традиционные техники и символы воплощались в смелых формах и композициях. Правда, на AWT все равно попала работа без текста, так что это будет поводом как-нибудь вернуться к нему. А вторая изображает кандзи 愛 [аи] — любовь 🖤

№36. 1952. Японская бумага, тушь.
. 1973. Японская бумага, китайская тушь.

Вообще, так получилось, что Хидаи больше популярен в Японии, а Иноуэ известнее зарубежом. Но оба одновременно с этим побуждают начать разговоры о том, как тенденции авангардной каллиграфии схожи с автоматическим письмом сюрреалистов и одновременно – с экспрессивными техниками Джексона Поллока и Франца Клайна. И здесь ответ снова: техника и традиции. Разные источники; разная борьба. Экспрессионистам требовалось легитимизировать принципиально новую визуальность; японским каллиграфам требовалось разрушить вековые стены традиций, к которым они по-прежнему сохраняли глубокое уважение, и переосмыслить суть древнего философского искусства.

(последнее фото — Иноуэ и Хидаи на одной стене на AWT)
Галерея Марины Гисич. Ян Гинзбург. ATELIER PARADIS.
Посвящена Эдуарду Лимонову.

Поговорим немного о наших событиях?
Знаете, я достаточно старая и достаточно внимательная, чтобы помнить, как из телевизора или из уст взрослых имя Эдуарда Лимонова слышалось только с презрением, так кисло, будто в самом деле лимон проглотили. Или возмущенно, как будто там должна была быть сладкая мандаринка. Почему-то почти никто не говорил, что он писатель. Потом информационный взрыв, открытие новых сторон многогранного человека после его смерти (классика). А теперь наблюдаю, как Лимонов становится актуальным – со своим писательским талантом, радикализмом, скандальностью, абсурдизмом, и – безопасностью, ведь ничего нового больше не выкинет и не скажет. Архив расходится за миллионы денег, а Ян Гинзбург делает из них выставку.

Ян Гинзбург - новое модное имя в совриске, и я без иронии - относится к «архивным» художникам, но все-таки он слишком креативный для историка или, тем более, архивариуса. Даже с куратором в процессе у них разошлись концепции, и как итог – текст куратора есть, а самого его на открытии – нет. Зато есть взгляд молодого и увлекающегося художника, который романтизирует эпоху – яркими цветами, коллажами, отсылками. Они даже не для нас, искусствоведов, не для «диалога» или демонстрации эрудированности. Они для собственного удовольствия автора – вы с таким же бросаетесь покупать открытку с редкой, только вам известной и горячо любимой картиной. Гинзбург кайфует знать и применять – скульптурные формы Игоря Макаревича и Эрнста Неизвестного, сохранившиеся брючные мерки со всего неофициального культурного поля Москвы 1970-х, архивы и документы Эдуарда Лимонова, и стоит прийти хотя бы ради них – редких, из хранения музея «Гараж» и других коллекций. Частично работы Гинзбурга – это переосмысление того, что вряд ли когда-то будет культовым: поэты вроде Кропивницкого и Губанова (мой однофамилец, хаха), которых Лимонов ценил, скульптуры его близких – тоже всех из искусства, истории из его жизни, подсвеченные словами из неона. За это, кстати, отдельный плюс: считаю, что вместо классики самостоятельных слов на стене сочетать их с рисунками гораздо интересней и сюжетней.

В целом, как точно заметила одна посетительница, это почти что поп-арт. Но она скорее говорила про цвета, а мне подумалось, что возрастание роли Лимонова в нынешних реалиях, «обеление» его имиджа и наше сильно искаженное восприятие прошлого этих ярких, самобытных, сильных, сражающихся за свободу нонконформистов (если вы почуяли сарказм, вы, возможно, не ошиблись) органично и превращается в поп-арте, где личность – это больше персонаж. Все так, как мы хотели бы видеть и знать, без обратной стороны той жести, что упомянутые на выставке «персонажи» прошли. И в данном случае, как сказал сам художник – правда, в контексте своих коллажей, где репродукции совмещены с оригиналами из архива Лимонова – уже не важно, где подлинник, а где необходимая для общей картины копия.

Короче, содержательная и очень актуальная для нынешнего арт-мира выставка.
Грибная запутанность.
AIR ITMO (арт-центр университета ИТМО)
до 17 декабря

Перерыв в вещании связан с напряженным монтажом выставки, где я выступаю сокуратором и координатором. Но даже тут есть события, ради которых стоит отложить молоток на стремянку и закрыть ворд с недописанными экспликациями.

Потому что выставки в ИТМО я вообще стараюсь не пропускать. С первого взгляда в их выставках ничего не меняется: то же неизменное пространство, почти та же организация внутри. Неизменное отсутствие света на текстах – я, как бывалая, ходила с фонариком на телефоне и получала комплименты своей смекалочке. Но настоящие фундаментальные изменения происходят не совсем на поверхности глаза – они в тенденциях, в технологиях, в проблематике. Science art – и этому отдельный пост надо посвятить, но держите по-быстрому тезис на коленке – это про исследования, а не про эстетику технологий. Нет науки, свершающейся перед нашими глазами, или представления открытия – значит это в лучшем случае новые медиа. И с каждой выставкой ИТМО я вижу, как у них наука опережает искусство, а не наоборот. Если раньше этикетки пугали технарей своей философией, то теперь я фотографирую научные понятия, чтобы хотя бы попытаться разобрать их в Гугле. И это здорово, потому что быстрота развития показывает – у нас есть надежда на хорошее место в истории science art, мы его понимаем и можем воплотить.

Вообще искусство и наука друг другу тождественны и противоположны одновременно; этот парадокс все еще не ужился у меня в голове, и я всегда ищу его решение в этих экспозициях. Концепция художественная в этот раз в некоторых работах сильно проваливалась, притягивалась за уши как попытка в последний момент найти в откровенном любопытстве какой-то высокий смысл. А по мне, так научное любопытство прекрасно само по себе. Если вы хотите сделать целую ванную розовой воды, в которой образуется бактериальная целлюлоза и ферментируется чайный гриб – не столь важно делать романтическое заявление про «уплывающие мечты» (хотя это было мило). Если вы хотите метапространство с совмещением всех этапов жизненного цикла гриба с учетом его подземной и наземной среды, можно и не связывать это с «художественой рефлексией о депрессии» (хотя это было мило [2]).

Стикеры «Ленин – гриб», почти тайно занимающие некоторые незаметные углы и стены, были необходимым завершающим штрихом, хотя бы напоминающим, что авторы этих научных чудес – такие же люди, и у вас каким-то удивительным образом все еще один культурный код. В общем, именно поэтому я крайне рекомендую такие выставки, какими бы маленькими, короткими и студенческими они ни были: чтобы посмотреть, как зарождается искусство будущего; учиться смелости столкнуться с тем, что мы не знаем и не понимаем, а оно уже есть (я про науку) и наступает тебе на пятки. «Порвать синий абажур цветных ограничений», как писал когда-то Малевич.

Успейте до 17 декабря. А я пойду подберу молоток и возьму мечты о будущем в свою монтажную реальность.
Кураж-монтаж

Однажды я решила начать бегать, и аж два года бегала по системе спринтера. Забег на 2 минуты – так быстро, как только можешь! – отдых минуту. Бежишь, как от зомби, 2.5 минуты – минуту отдыхаешь.

Бежишь кураторский спринт с языком на плече, когда горят сроки выставки – сломя голову, сломя режим сна, планы на жизнь, сломя мозги; а потом вспоминаешь, как отдыхать.

Именно поэтому я не писала ничего о будущем проекте. Это абсолютно беспрецедентный случай, как говорится в меме: «я прошла афганскую войну, я желаю каждому мужчине пройти ее». Мои условия: концепция вслепую, потому что книга защищена соглашением о неразглашении и даже одним глазком в нее было не заглянуть до официального релиза; материалы для оформления выставки печатаются в день открытия, потому что раньше их не выдали по той же причине; монтаж за неделю с 3-5 сотрудниками и 2-3 помощниками, у каждого при этом свой график, так что утром нас могло быть 5, а вечером 2, а работы меньше не становится. Освоила макетирование в InDesign, новые технические фичи, новый опыт организации, цена которому – несколько седых прядок в волосах.

Но главное — у нас все получилось. Пусть теперь, вместо жалоб в любые подставленные уши, за меня говорит дело – выставка, которой остались довольны посетители, сотрудники, и сам художник. Оценить «Михаил Шемякин. Взгляд сквозь время» можно в Центре Михаила Шемякина, каждый день кроме пнд, с 11 до 19. Рекомендую сразу на экскурсию; мой график можно уточнить у меня в личке, но мои коллеги ведут рассказы не менее увлекательно и профессионально.

***
Но кураж-монтаж у нас не только про выставку. Грядет Новый год – так что мы все начнем монтажить заново свою жизнь 1 января, а мы начинаем чуть-чуть раньше. Я немного меняю Навигацию, внедряю новые теги, а еще планирую развивать ютуб-канал, так что самое время подписаться! Вскоре мы закончим эпопею с Tokyo Art Week (да, она шла пару дней, а я расписываю ее пару месяцев… но иначе как в ней разобраться?) и начнем рассматривать другие малоизвестные темы азиатского искусства.