"Для начала, отметим, что такое явление как «богатые люди, использующие правительство в своих интересах» уже более века является фундаментальной чертой американской политической системы. Как подробно описал Мюррей Ротбард в своей книге Прогрессивная эра, отказ от системы ограниченного государства и свободного рынка, который случился в середине XIX века вовсе не был вызван требованиями защитить рабочих и обеспечить чистоту продуктов питания, как нас учили в школе. Он произошел, потому что лидеры промышленности осознали, что могут гораздо эффективнее защищать свою долю рынка от конкурентов и даже расширять её, если начнут использовать государственную власть в своих интересах. Иными словами, ключом к доминированию перестали быть инновации — им стало лоббирование.
Это началось с железнодорожных компаний в конце 1800-х годов, но быстро распространилось на крупных фермеров, медицинских поставщиков и банкиров в начале 1900-х, а затем на оружейные компании, фирмы с Уолл-стрит и многих других во второй половине века.
Сегодня практически все крупные корпорации, доминирующие в своих отраслях, обязаны своим положением государственным политикам, разработанным в их интересах и в ущерб американскому обществу.
Современный политический истеблишмент определяется своей готовностью и способностью поддерживать и расширять эту систему. Поэтому слышать от них обвинения в адрес Маска за якобы такие же действия просто смешно.
То же самое касается предполагаемого нарушения им конституционных норм и правил. Самые яростные критики из среды истеблишмента, осуждающие Маска, очень громко аплодировали, когда администрации Джорджа Буша, Билла Клинтона, Джорджа У. Буша и Барака Обамы развязывали десятки необъявленных войн, проводили незаконную слежку без ордера, использовали пытки, осуществляли внесудебные убийства американских граждан и оказывали помощь и поддержку Аль-Каиде.
Всё это является прямым нарушением Статьи 1, Раздела 8; Статьи 3, Раздела 3; и Шестой поправки Конституции США, а также Раздела 2340A Кодекса США (Title 18).
Во время пандемии ковида политический истеблишмент использовал ровно тот же подход, за который сейчас критикует Маска. Федеральные и государственные власти в срочном порядке закрывали предприятия, школы и церкви, запрещали людям посещать публичные собрания — и всё это без малейшей попытки соблюсти конституционные нормы и правила, о которых они теперь притворно беспокоятся.
Кроме того, утверждение, что действия Маска нелегитимны, потому что он не избран, просто нелепо. Во-первых, избирателям ещё до выборов было совершенно ясно, что Маск займётся тем, чем он сейчас занимается в случае победы Трампа. Во-вторых, практически весь федеральный аппарат, который истеблишмент пытается защитить от Маска, тоже состоит из невыбранных чиновников. Миллионы чиновников, управляющих федеральным правительством, были назначены без малейшей прозрачности и публичности в отличие от назначения Трампом Илона Маска.
Говоря о прозрачности, забавно слышать, как политическая элита, засекречивающая около пятидесяти миллионов документов в год (девяносто процентов из которых, по мнению некоторых юридических экспертов из самого истеблишмента, “вероятно, не нужны”), выражает возмущение по поводу того, что команда Маска время от времени действует по своему усмотрению.
Наконец, просто поразительно слышать, как американский политический истеблишмент критикует Илона Маска за его якобы готовность навредить бедным и уязвимым ради собственной выгоды. Ведь именно этим эти люди занимались всё время, пока находились у власти. Более века правительственного вмешательства в важнейшие отрасли сделало питание, образование, жильё, медицинские услуги и лекарства менее доступными для самых бедных американцев.
Федеральные законы поощряли рискованные инвестиции в политически связанные фирмы, одновременно препятствуя разумному финансовому поведению, такому как сбережение.."
https://mises.in.ua/article/why-they-really-hate-elon-musk/

"Некоторые могут удивиться тому факту, что социальное государство возникло в Германии, то есть в Пруссии, под эгидой Бисмарка. Бисмарк не был другом свободы. Он был, в патерналистском смысле, другом простых людей и заботился об их благосостоянии. Но были и другие причины, лежавшие в основе введения социального законодательства в Германии в 1880-х годах. Как ни странно, мы можем точно определить, где началось современное социальное государство, и это произошло именно там.
Он ввел пенсии по старости, страховку от инвалидности, медицинское страхование и другие социальные меры. Причина заключалась в том, – и его консервативные советники с этим соглашались, – что люди становились слишком независимыми. Бисмарк жил в монархии, и вся его жизнь была посвящена служению королям Гогенцоллернов, а затем императорам Германии. Для Бисмарка люди становились слишком независимыми. Либералы, которых он считал своими злейшими врагами — более опасными, чем социалисты, — полагались на постепенное улучшение условий, что делало людей еще более независимыми. По мере того как люди становились независимыми, они сами заботились о таких вещах, как медицинское страхование, обеспечение старости и тому подобное. Если это произойдет, что станет с их искренней преданностью правительству?
Бисмарк говорил, что заметил на примере Наполеона III во Франции, который начал вводить некоторые социальные меры и пенсии для определенных категорий людей, что люди, ожидающие пенсию от государства, склонны быть гораздо более покладистыми, чем те, кто действует самостоятельно, полагаясь на частный сектор. Именно эта политическая необходимость — как выразился один из его советников, «привязать людей к трону цепями благодарности» — привела к введению этих мер.16"
https://mises.in.ua/article/history-struggle-liberty-10-classical-liberalism-and-welfare-warfare-state/

"В понимании Рэнд «ценность» — это не субъективный процесс оценивания, а то, что мы стремимся получить или сохранить, и, безусловно, она права в том, что именно идеи сделали возможным колоссальный рост производительности со времен промышленной революции, существенно улучшив шансы на выживание человечества. Однако, на мой взгляд, здесь существует опасность ошибочного шага. «Ценность» в смысле того, что мы стремимся получить или сохранить, должна быть отделена от экономической ценности или цены чего-либо, которая определяется субъективными оценками участников рынка. Австрийская теория экономической ценности вполне совместима с представлением Рэнд о «ценности», хотя я не уверен, принимают ли её на практике объективисты. Однако ошибкой будет предполагать, что, приобретая ресурсы, люди становятся собственниками их экономической ценности, и, как следствие, предполагать, что люди могут приобретать только то, что оценивается рынком. Таким образом, если кто-то первым присваивает камни, которые никому не нужны, но которые он по собственным причинам считает ценными, он точно такой же их собственник, как и тот, кто увидел их экономический потенциал и именно поэтому стал их использовать первым.
По этой причине факт, упомянутый Моссоффом, что нефть не представляла собой ценного ресурса «до тех пор, пока люди не изобрели паровые машины и генераторы, требующие смазочного масла, и двигатели внутреннего сгорания, использующие топливо» (с. 481), несомненно, является верным, но не имеет прямого отношения к вопросу, так как это не дает оснований для присвоения физического ресурса нефти. Если был кто-то, кто первым использовал месторождение нефти, даже если нефть не имела рыночной ценности, почему бы он не мог сделать это своей собственностью?"
https://mises.in.ua/article/patents-and-progress/

"Возьмём, к примеру, Федеральную резервную систему (ФРС). Экономист Ларри Уайт опубликовал несколько лет назад статью, где показал, что около 75 процентов всех статей, публикуемых в академических экономических журналах по вопросам денежно-кредитной политики, написаны экономистами, которые так или иначе связаны с ФРС. Как однажды сказал Милтон Фридман: «Если вы хотите сделать карьеру в качестве специалиста по монетарной экономике, лучше не критиковать основного работодателя в вашей области». И они этого не делают.
Если критика и возникает, то это всегда конструктивная критика о том, как ещё лучше заниматься централизованным планированием. Большинство американцев ничего не знают о ФРС, а то немногое, что они знают, формируется преимущественно «придворными историками» ФРС, особенно теми, кто преподаёт экономику в колледжах и университетах. Экономисты австрийской школы (хотя не все) — единственные, кто оспаривает необходимость в ФРС и призывает к её упразднению.
Помимо того, что ФРС является инструментом легального фальшивомонетничества для федерального правительства, она также является придатком огромного пропагандистского аппарата государства. Экономист Эмре Куввету в The Independent Review, писал, что исследования, проводимые этой якобы «независимой» ФРС, всё больше сосредотачиваются на таких темах, как «изменение климата, гендер, раса и неравенство», то есть на повестке дня Демократической партии. Единственное правдивое заявление, которое Джо Байден сделал в качестве президента, было: «Это больше не ФРС Милтона Фридмана».
Всегда считалось, что Нью-Йоркский филиал ФРС является самым мощным и влиятельным из всех филиалов. На своей домашней странице он определяет свою миссию как «желание искоренить неприемлемые неравенства и несправедливость, укоренённые в системном расизме… оставаясь твёрдыми в нашей приверженности работе ради более справедливой экономики и общества». Трудно найти более четкое определение социализма.
Куввет выяснил, что среди сотрудников Совета управляющих ФРС 97 человек являются демократами, и только 2 — республиканцами. «Руководящие должности» в Совете занимают 45 демократов и 1 республиканец. Как я уже говорил, это всего лишь один из пропагандистских инструментов правительства в Вашингтоне."
https://mises.in.ua/article/all-states-are-empires-lies/

Текст моего доклада на чтениях Мизеса

https://medium.com/@vzolotorov/права-власності-як-основа-класично-ліберального-та-лібертаріанського-суспільного-аналізу-06007aa1a72c

"Одной из выдающихся характеристик австрийской школы экономики является то внимание, которое теория уделяет капиталу и предпринимательству. Этот акцент также ясно отличает экономику австрийской школы от того, что сегодня обычно преподают в университетах под названием «экономика». Например, в дисциплине, называемой «макроэкономика», учебники представляют экономику, которая обходится без капитала и предпринимателей. Это похоже на попытку объяснить что такое автомобиль, игнорируя роль двигателя и водителя. Даже в теории роста предпринимательство отсутствует, а роль капитала выглядит мистически, как нечто, что расширяется и сокращается автоматически в зависимости от объёма чистых инвестиций, который, в свою очередь, моделируется как функция, зависящая от национального дохода.
Ещё одним важным отличием австрийской экономики от так называемой мейнстримной является то, что объяснительная модель австрийской школы начинается с индивида. Причинной силой выступает не статистически сконструированные агрегаты (например, объём сбережений и инвестиций), а отдельный экономический актор. Так называемый «методологический индивидуализм» утверждает, что социальные явления должны объясняться через действия и решения индивидов, а не через абстрактные холистические категории, такие как «общество» или «государство». Другими словами, австрийская школа подчеркивает, что именно индивид — человек со всеми своими уникальными предпочтениями, ограничениями и информацией — движет экономической деятельностью.
Для последователей австрийской школы экономический анализ основывается на предположении, что люди действуют целенаправленно. Этот подход известен как праксеология — наука о человеческой деятельности. Праксеология предполагает, что люди являются принимающими решения субъектами, а не пассивными объектами или автоматами, которые лишь реагируют на стимулы. Человеческие действия ориентированы на цель, и актор выбирает те средства, которые, по его мнению, лучше всего помогут достичь этой цели. Выбор цели и средств — это ядро каждого человеческого действия, а не стимул и реакция, как утверждает бихевиоризм."
https://mises.in.ua/article/what-makes-austrian-economics-unique/

Надруковано і продаються дві книжки Макклоскі з трилогії «Буржуазні цінності». Макклоскі зробила спробу пояснити лівому читачеві (який, на її думку, є типовим споживачем таких товстих книжок), чому відбулася промислова революція, які позитивні зміни у світ вона принесла, і чому «буржуазія» - це добре і морально. Хоча Макклоскі з симпатією ставиться до австрійської школи, вона не використовує методологію школи у своєму аналізі. Вона використовує власну методологію, яку вона описала в книжці «Гуманоміка». З її підходами можна і треба сперечатися, особисто я сприймаю її праці радше як літературу, як роздуми, а не як сувору науку. Щоправда, порівняно з тим, що сьогодні нам продають під виглядом економіки, Макклоскі просто справжній суворий учений. Її трилогія рясніє ідеями і фактами, які можуть стати корисними всім прихильникам свободи.
https://www.wellbooks.com.ua/product/burzhuazni-chesnoty
https://www.wellbooks.com.ua/product/burzhuazna-gidnist

Соціалізм Мізеса у продажу
https://www.wellbooks.com.ua/product/soczializm

Бьом-Баверк
https://www.wellbooks.com.ua/product/karl-marks-i-nespromozhnist-jogo-systemy

"Трамп заявил, что «тариф» — это самое красивое слово в английском языке, даже более красивое, чем «любовь». Возможно, так бы и было, если бы это был инструмент, позволяющий без затрат извлекать средства из иностранных источников. Но способно ли тарифное регулирование сделать что-то подобное?
Стандартный микроэкономический анализ говорит нам, что экономическое «бремя» налога (то есть, кто на самом деле платит его и в каком объеме) не всегда совпадает с тем, кто его формально собирает. Иными словами, тот факт, что налог с продаж взимается продавцом, который затем передает его налоговым органам, не означает, что именно продавец оплачивает весь налог. На самом деле налоговое бремя распределяется в зависимости от относительной эластичности спроса и предложения. Чем менее эластичен спрос (или предложение) одной из сторон, тем большую долю налога она берет на себя, как показано на следующей схеме. <...>
Подытожим: существует только два (маловероятных, если не невозможных) условия, при которых все налоговое бремя тарифа ложится на иностранцев:
1 Кривая предложения иностранного экспортера является вертикальной (абсолютно неэластична).
2 Кривая спроса американских потребителей на экспорт конкретной страны является горизонтальной (абсолютно эластична).
Гораздо более правдоподобный сценарий в международной торговле — это относительно эластичная кривая предложения. В самом деле, модель, часто представленная в учебниках по международной торговле, рассматривает эффект тарифа в «маленькой» стране, которая считается недостаточно влиятельной, чтобы своими решениями о покупке или отказе от покупки повлиять на мировые рынки, и поэтому сталкивается с горизонтальной мировой кривой предложения."
https://mises.in.ua/article/external-revenue-or-protectionism-tariff-cant-be-both/

"На самом деле, в США более десяти миллионов рабочих мест финансируются за счет федеральных налогов, включая штатных федеральных сотрудников, подрядчиков и получателей грантов. Эти рабочие места оплачиваются примерно 131 миллионом работников частного сектора. Это означает, что на одного федерального работника приходится 13 частных. Учитывая, что налоги на доход являются основным источником федеральных поступлений, каждый федеральный работник почти полностью зависит от этих 13 работников, которые обеспечивают его зарплату.
Кроме того, федеральные служащие, как правило, получают зарплаты, значительно превышающие национальный средний уровень, что означает, что люди, оплачивающие их счета, часто сами зарабатывают меньше и имеют меньше льгот, чем госслужащие.
Федеральные работники и их сторонники всегда готовы ответить на такую критику. Они утверждают, что все федеральные должности абсолютно необходимы и что налогоплательщики получают прекрасную выгоду за деньги, которые их вынуждают платить в виде зарплат бюрократам.
Согласны ли с этим сами налогоплательщики? Самый простой способ это выяснить — дать налогоплательщикам возможность оставить у себя деньги, которые они вносят в фонд зарплат федеральных служащих. Если они действительно считают, что получают от этого хорошую сделку, можно быть уверенными, что они добровольно продолжат платить.
Например, можно спросить мать троих детей, работающую на кассе в Burger King, хочет ли она продолжать оплачивать зарплату в 120 000 долларов менеджеру по грантам USAID, который работает удаленно. Конечно, ей стоит объяснить, что без этого сотрудника USAID в следующем году в Колумбии может не появиться ни одной новой трансгендерной оперы.
Чтобы упростить задачу, можно даже добавить в налоговую декларацию пункт для галочки: “Да, я согласен платить налоги, чтобы финансировать агентов ФБР, которые будут преследовать меня за критику местного школьного совета”.
https://mises.in.ua/article/class-warfare-exploitation-taxpayers-federal-workers/

"В США насчитывается около трех миллионов федеральных гражданских служащих, включая сотрудников почтовой службы. (Кроме того, в армии находится более миллиона действующих военнослужащих, являющихся федеральными сотрудниками.)
С другой стороны, существует более пяти миллионов контрактных работников и еще от 1,8 до двух миллионов работников, занятых в рамках государственных грантов. (Эти данные относятся к 2020 году.) Согласно более свежему отчету, в 2023 году за счет федеральных контрактов и грантов финансировалось более 7,5 миллиона работников. Другими словами, численность контрактных и грантовых сотрудников значительно превышает количество «обычных» федеральных служащих.
Как было показано в отчете Project on Government Oversight за 2017 год, «подрядчики уже давно являются крупнейшим сегментом так называемой “смешанной рабочей силы” дяди Сэма, составляя от 30 до 42 процентов от всей этой рабочей силы с 1980-х годов».С точки зрения общих расходов сумма, выделяемая на государственные гранты и контракты, явно больше, чем 800 миллиардов долларов, которые тратятся на Medicare. В частности, согласно данным Government Accountability Office (GAO), в 2023 году федеральное правительство потратило 759 миллиардов долларов на контракты. Помимо этих контрактов, некоммерческие организации получают около 300 миллиардов долларов в виде государственных грантов. Значительная часть этих средств поступает напрямую из федеральных грантов, но значительная доля поступает косвенно – через более чем 750 миллиардов долларов федеральных субсидий (grants-in-aid), которые сначала направляются правительствам штатов и местных органов власти. Существенная часть этих средств затем передается неправительственным организациям (НПО).
Как ни посмотри, результат один: миллионы людей, которые официально не числятся в федеральном штате, фактически работают на федеральное правительство.<...>
he Post также отмечает, что потери рабочих мест среди подрядчиков и получателей грантов могут повлиять на официальные показатели занятости. Это, скорее всего, верно и напоминает о том, что данные BLS (Бюро статистики труда США) о занятости в частном секторе долгое время искусственно завышались за счет фиктивной «частной» занятости, которая на самом деле финансируется федеральным правительством.
Если мы правильно классифицируем 7,5 миллиона федеральных подрядчиков и получателей грантов как государственных служащих — и прибавим их к официально признанным трем миллионам гражданских федеральных работников — то картина занятости в частном секторе в официальных отчетах выглядела бы совсем иначе. В этом случае общее число занятых в частном секторе, согласно данным BLS (135 миллионов рабочих мест), пришлось бы сократить более чем на десять миллионов.
Такой более точный — и более верный — взгляд на рынок труда служит важным напоминанием о том, что так называемый «устойчивый» экономический рост последних лет был в значительной степени обеспечен федеральными расходами и огромными бюджетными дефицитами."
https://mises.in.ua/article/trump-must-cut-millions-tax-funded-private-jobs/

"Его преемник, как рассказывает Барбер, был совершенно другим человеком — пожилым джентльменом, не имеющим особых амбиций. Он мало заботился о налогоплательщиках, его целью было выполнять только самую необходимую работу и обеспечивать довольство как себя, так и всех сотрудников. В отличие от предшественника, который проводил в офисе по двенадцать часов в день, этот человек работал только полчаса по утрам. Остаток дня он гулял по офису, болтал и шутил с сотрудниками, а поздним вечером играл в гольф.
К концу первой недели, как рассказывает Барбер, «он уволил около пятидесяти из двухсот человек, причем, по-видимому, случайным образом». В результате «объем работы для оставшихся значительно сократился». Естественно, этот поступок вызвал много разговоров, и «в целом решили, что он уволил тех, в чьей неприязни был уверен». «Не самый научный способ избавиться от лишних сотрудников, — добавляет Барбер, — но это действительно уменьшило объем работы».
На следующей неделе новый начальник уволил еще пятьдесят человек, на этот раз, по-видимому, тех, “кто ему не нравился». В результате «нагрузка для оставшихся сотрудников значительно уменьшилась, хотя некоторая часть необходимой работы уволенных была молча перераспределена среди тех, кто остался». Несколько дней спустя он уволил еще пятьдесят человек — тех, в чьей симпатии он «не был уверен». Барбер отмечает: «С устранением трех четвертей штата практически не осталось ничего, кроме ‘необходимой работы’, какой бы она ни была».
Эта работа выполнялась эффективно примерно за половину рабочего дня оставшимися пятидесятью сотрудниками, «намного продуктивнее, чем это делали первоначальные двести». Оставшиеся сотрудники справлялись со своими задачами, а оставшееся время — примерно половину рабочего дня — посвящали своим личным делам.
Барбер заключает, что «старый джентльмен, теперь окруженный только теми, кто ему явно нравился, почувствовал, что сделал достаточно». Он появлялся в офисе примерно на час в день, а затем исчезал. «Работа выполнялась намного лучше, чем раньше, у людей появилось время для размышлений, и они не мешали друг другу». Барбер добавляет, что работа, вероятно, могла бы выполняться и половиной оставшихся сотрудников, но тогда им пришлось бы работать так же усердно, как изначальные двести, и от этого не было бы никакой выгоды ни для кого, кроме налогоплательщиков.9"
https://mises.in.ua/article/why-bureaucracy-keeps-getting-bigger/

"Какими стандартами руководствуется доктор Гэлбрейт, заключая, что частный сектор раздувается, а государственный — истощен, и что правительство должно прибегнуть к дополнительному принуждению, чтобы исправить свое собственное «недоедание»? Его стандарт, разумеется, не исторический. Например, в 1902 году чистый национальный продукт США составлял 22,1 миллиарда долларов; государственные расходы (федеральные, штатные и местные) составляли 1,66 миллиарда долларов, или 7,1 процента от общего продукта. В 1957 году чистый национальный продукт составлял 402,6 миллиарда долларов, а государственные расходы достигли 125,5 миллиарда долларов, или 31,2 процента от общего продукта. Таким образом, фискальные притязания государства на частный продукт за этот век увеличились в четыре-пять раз. Это едва ли можно назвать «голоданием» государственного сектора. Тем не менее Гэлбрейт утверждает, что государственный сектор становится все более «истощенным» по сравнению со своим положением в небогатом XIX веке!
Какие же стандарты предлагает нам Гэлбрейт, чтобы определить, когда государственный сектор наконец достигнет своего оптимального размера? Ответ — ничего, кроме личного произвола:
Возникнет вопрос о том, какой тест можно применить для оценки баланса — в какой момент мы можем заключить, что баланс между удовлетворением частных и общественных потребностей достигнут. Ответ заключается в том, что никакой тест не может быть применен, потому что его не существует… Текущий дисбаланс очевиден… А раз так, то направление, в котором мы должны двигаться, чтобы исправить ситуацию, совершенно ясно.3
Для Гэлбрейта дисбаланс сегодняшнего дня «очевиден». Очевиден почему? Потому что он оглядывается вокруг и видит плачевное состояние во всех сферах, где действует государство. Школы переполнены, городские улицы перегружены транспортом и завалены мусором, реки загрязнены; он мог бы добавить, что преступность растет, а суды перегружены делами. Все эти проблемы относятся к сфере деятельности государства. Единственное предполагаемое решение этих очевидных недостатков — это переливать еще больше денег в государственную казну.
Но почему только государственные учреждения постоянно требуют больше денег и обвиняют граждан в нежелании их предоставлять? Почему у нас никогда не бывает аналогов пробок в сфере частного бизнеса, плохо управляемых частных школ, дефицита воды и тому подобного? Причина в том, что частные компании получают деньги, которых они заслуживают, из двух источников: добровольной оплаты за услуги со стороны потребителей и добровольных инвестиций со стороны инвесторов, которые предполагают наличие спроса со стороны потребителей. Если спрос на частное благо увеличивается, потребители платят за него больше, а инвесторы вкладывают больше в его производство, таким образом «очищая рынок» ко всеобщему удовлетворению. Если же увеличивается спрос на общественное благо (воду, дороги, метро и так далее), мы слышим лишь раздраженные упреки в адрес потребителей за расточительное использование ценных ресурсов, а также недовольство налогоплательщиками, отказывающимися принять более высокие налоги.
Частный бизнес удовлетворяя самые насущные потребности потребителей, заинтересован в том, чтобы их было как можно больше; государственные агентства, напротив, обвиняют потребителей в том, что они создают им проблемы. Только государство, например, может рассматривать запрет на частные автомобили как «решение» проблемы загруженности улиц. Более того, многочисленные «бесплатные» государственные услуги создают постоянный избыток спроса над предложением и, следовательно, перманентные «дефициты» товаров и услуг.
Государство, получающее свои доходы путем принудительного изъятия, а не посредством добровольных инвестиций и добровольного потребления, не может и не будет работать как бизнес. Его врожденная неэффективность и неспособность уравновешивать рынок гарантируют, что оно останется источником бесконечных экономических проблем.4

В прежние времена врожденная неэффективность управления государством обычно считалась веским аргументом в пользу того, чтобы по возможности не передавать государству управление какими-либо сферами. Ведь если кто-то уже вложился в заведомо убыточное дело, логично не выбрасывать туда еще больше хороших денег. Однако доктор Гэлбрейт, напротив, призывает нас удвоить усилия по выкачиванию с трудом заработанных налогоплательщиками денег в бездонную пропасть «государственного сектора», используя при этом именно недостатки государственного управления в качестве своего главного аргумента!"
https://mises.in.ua/article/fallacy-public-sector/

"Стиглиц начинает свою критику Хайека прямо в предисловии, где он пишет:
Хайек и Фридман были самыми известными защитниками неограниченного капитализма в середине XX века. «Неограниченные рынки» — то есть рынки без правил и регулирования — это оксюморон, потому что без законов и норм, обеспечиваемых государством, торговля была бы практически невозможна. Обман был бы повсеместным, доверие низким. Мир без каких-либо ограничений был бы джунглями, где решающим фактором стала бы только сила, определяющая, кто что получает и кто чем занимается. Это не был бы рынок вовсе. Контракты, предусматривающие получение товара сегодня в обмен на оплату в будущем, не могли бы существовать, поскольку не было бы механизма их исполнения. Однако есть большая разница между утверждением, что хорошо функционирующему обществу необходима система принудительного исполнения контрактов, и утверждением, что абсолютно любой контракт должен быть исполнен. (с. 13)
Если бы кто-то задался целью выяснить, какая школа мысли глубже всех осознает необходимость правил для существования рынков, то это была бы Австрийская школа. Как отмечает Питер Бёттке, теория цен, особенно в изложении Мизеса и Хайека, имела институциональный характер, подчеркивая важность той структуры, в которой функционирует экономика.
Говоря о Хайеке, невозможно игнорировать его работы «Право, законодательство и свобода», его Каирские лекции и «Конституцию свободы» — все они сосредоточены именно на роли правил и верховенства права в свободном обществе. Критиковать Хайека за поддержку беззаконного общества — все равно что обвинять Милтона Фридмана в том, что он пренебрег значением денег, или Фрэнка Найта в том, что он игнорировал проблему неопределенности."
https://mises.in.ua/article/mr-stiglitz-hayek-room-us/

"Как перейти от обсуждения индивидуальных чувств, которые нельзя измерить, к рынку товаров и услуг, которые покупаются и продаются с использованием денег?
Именно здесь аксиома действия Мизеса предлагает гениальное решение.

Аксиома действия решает эту проблему, поскольку человеческое действие неизбежно направляет энергию вовне: действия используют то, что предоставляет природа, и создают объективные изменения в окружающем мире. В конце концов, действие определяется как то, что мы делаем, чтобы достичь цели, которую считаем достижимой в физическом мире.
Человеческое действие — это использование объективных средств для воплощения ожидаемого или воображаемого состояния, в котором мы удовлетворяем свои желания, создавая тем самым субъективное благополучие. Если нам холодно, мы можем действовать, чтобы уменьшить страдания, создавая одежду или строя убежище.
Ценность того, что мы создали, существует только в нашем сознании. Конкретная ценность, к которой мы стремимся, основана на субъективном ранжировании различных возможностей, существующем исключительно в нашем разуме. Само же действие, направленное на достижение субъективной ценности, проявляется в объективном мире.
То, что происходит только в воображении, не является действием человека — это всего лишь мечты. Мечты отделены от реальности. Однако это не отменяет тот факт, что мы можем мечтать о лучшем будущем, а затем действовать, чтобы воплотить его в жизнь.
Ничто не гарантирует, что действия приведут к желаемым результатам. Наоборот, часто возникают непредвиденные последствия. Промахи случаются чаще, чем успехи, и это зависит от множества факторов — от неправильного понимания ситуации до неудачного выбора средств или даже неправильно поставленной цели.
Тем не менее, именно в действии мы обнаруживаем и изучаем способы достижения желаемых целей или получения полезных неожиданных результатов. Через действие мы также учимся избегать ошибок."
https://mises.in.ua/article/genius-misess-action-axiom/

"Зміна характеру американської держави супроводжувалася змінами в ідеології. Думаю, що причинно-наслідковий зв'язок саме такий - номенклатура шукає ідеології, що виправдовують її владу. Крім того, СРСР (а потім Росія) і Китай докладали великих зусиль для впровадження в американську систему агентів для підтримки різних деструктивних рухів. Ці сили впроваджували ту саму ідеологію, яка відповідала інтересам номенклатури.

З іншого боку, марксизм за цей час трансформувався в неомарксизм, який прямо проголосив своєю метою поступове захоплення інститутів буржуазної держави. Неомарксизм з боку виглядає менш людожерським, ніж класичний марксизм, і тому легше проникає в тканини «буржуазного» суспільства. Обставини для лівих склалися дуже вдало. Їм сприяла власна номенклатура і сильні зовнішні гравці. У підсумку, на момент приходу Трампа, «захоплення інститутів» було фактично завершено. Ліві контролюють основні ЗМІ та соціальні мережі, університети і школи, систему соціальної підтримки та медицини, а також розважальну індустрію. Вони домінують у державних агенціях і через ідеологізовані стандарти, такі як ESG, намагаються зруйнувати американську індустрію.
Безумовно, «ліві» не є якоюсь єдиною організацією чи навіть рухом. Це набір різних груп різного ступеня впливу, які часто ворогують між собою. Їх об'єднує спільне бачення держави. Це бачення радикально відрізняється від «ультраправого» бачення батьків-засновників. Ліва держава не дотримується принципу верховенства права, для неї є привілейовані групи (тепер це не пролетаріат, а різного роду меншини), чиї права більші за права решти. Ліва держава може і повинна «забезпечувати» все, до чого може дотягнутися і контролювати всі аспекти життя людини. Ні про яку «рівність перед законом» і, ні про які «рівні можливості для всіх» більше не йдеться.
На практиці ліва держава являє собою відірвану від контролю не тільки виборців, а й політиків номенклатуру, паразитичний клас, який не тільки живе коштом продуктивного класу, а й вказує йому, як йому жити, принижує його та піддає газлайтингу, примушуючи вірити в те, що біле - це чорне (DEI, cancel culture, зелений перехід тощо). Це держава расизму і расових привілеїв, держава, що навіює більшості почуття провини за речі, яких вона ніколи не робила, держава, що постійно плодить і нацьковує одна на одну все нові й нові групи. Це держава, яка тісно зрослася з деякими великими компаніями, які монополізують ринки на шкоду споживачам в обмін на політичні послуги.
З огляду на цензуру, придушення інакомислення (культура скасування), наявність обов'язкової для кар'єри в більшості галузей ідеології та фактично однопартійну систему, в якій Демократична партія є «політичним авангардом» адміністративної держави, можна назвати таку державу фашистською. Нагадаємо, що фашизм, якщо відкинути його емоційне використання у якості лайки, є просто різновидом лівої ідеології."
https://www.ilibertyinstitute.org/articles/shho-vidbuvayetsya-u-s-sh-a-i-chomu-cze-vazhlivo-dlya-ukrayincziv?fbclid=IwY2xjawJHmHlleHRuA2FlbQIxMQABHec6VqPU6xGS7i1D8Y-9ju4_P_lvdBvZq8XQwfK0e6HdDkqpUPAHFC9Ozw_aem_g5oO900Nm2myncLZSQ7jiw

"Мизес выдвигает два аргумента против утверждения, что бизнесмены не будут расширять производство, если они ожидают, что цены будут снижаться. Первый аргумент заключается в том, что если бы правительство не продолжало увеличивать предложение денег, рост производительности привёл бы к увеличению покупательной способности денег (то есть к снижению цен). Бизнесмены адаптировались бы к этому и ожидали бы снижения цен. Если бы они это сделали, факт того, что цены не растут, не привёл бы к прекращению инвестиций. Как говорит Мизес:
Живя и действуя в среде, где медленное, но постоянное снижение покупательной способности денежной единицы считается нормальным, необходимым и полезным, он [средний бизнесмен] просто не может представить себе иное положение вещей. Он связывает представления о росте цен и прибыли с одной стороны и о снижении цен и убытках — с другой. Тот факт, что существуют и «медвежьи» операции, и что великие состояния были сделаны «медведями», не поколеблет его догматизм. Это, говорит он, всего лишь спекулятивные сделки людей, стремящихся извлечь прибыль из снижения цен на уже произведённые и доступные товары. Творческие инновации, новые инвестиции и применение усовершенствованных технологических методов требуют стимула, вызванного ожиданием роста цен. Экономический прогресс возможен только в мире растущих цен. Это мнение несостоятельно. В мире растущей покупательной способности денежной единицы образ мышления каждого человека адаптировался бы к этому состоянию дел, так же как в нашем реальном мире он адаптировался к падающей покупательной способности денежной единицы. Сегодня все готовы рассматривать рост номинального или денежного дохода как улучшение своего материального благосостояния. Внимание людей больше направлено на рост номинальных ставок заработной платы и денежный эквивалент богатства, чем на увеличение предложения товаров. В мире растущей покупательной способности денежной единицы их больше бы заботило снижение стоимости жизни. Это яснее подчеркнуло бы тот факт, что экономический прогресс заключается прежде всего в том, чтобы сделать удобства жизни более доступными.
Но, и это второй аргумент Мизеса, бизнесменов не интересует долгосрочная тенденция цен, будь то рост или падение. Их заботит, могут ли они обнаружить различия в ценовых спредах на конкретных рынках, которые позволят им получить прибыль. Как говорит Мизес:
В ведении бизнеса размышления о долгосрочной тенденции цен не играют никакой роли. Предприниматели и инвесторы не беспокоятся о долгосрочных трендах. Их действия направляются их мнением о движении цен в ближайшие недели, месяцы или, в крайнем случае, годы. Они не обращают внимания на общее движение всех цен. Для них важно наличие расхождений между ценами на взаимодополняющие факторы производства и ожидаемыми ценами на продукцию. Ни один бизнесмен не начинает производственный проект просто потому, что он считает, что цены, то есть цены на все товары и услуги, будут расти. Он действует, если считает, что может извлечь прибыль из разницы между ценами на блага разных порядков. В мире с долгосрочной тенденцией к снижению цен такие возможности для получения прибыли будут появляться точно так же, как и в мире с долгосрочной тенденцией к росту цен."
https://mises.in.ua/article/inflationist-view-history/

"Корректное понятие «класса» лучше определять через анализ каст. Эксплуатация происходит, когда одно лицо или группа присваивает продукцию другого лица или группы с помощью принуждения. Эксплуатация может иметь место между отдельными людьми, но каста создается через государственную юридическую власть. Каста возникает, когда класс оказывается «привилегированным или обремененным государством». Ротбард писал: «Когда же вмешивается государство, возникает конфликт каст, поскольку один человек выигрывает за счет другого»
Маркс пытался (и потерпел неудачу) продемонстрировать экспроприацию в отношениях между капиталистом и рабочим через предполагаемое изъятие «прибавочной стоимости» капиталистом у рабочего. Это объясняется его неспособностью понять временное предпочтение и межвременной характер обмена между владельцем фабрики (капиталистом) и рабочим. Рабочий заключает контракт на гарантированную, авансом выплаченную заработную плату в настоящем времени и получает оплату в соответствии со своей дисконтированной предельной ценностью продукта (DMVP), в отличие от оплаты после того, как товар будет продан на рынке. Напротив, капиталист-предприниматель организует ресурсы в настоящем, оплачивает факторы производства в настоящем (включая заработную плату рабочим) и получает большую прибыль в будущем, если конечные потребительские товары продаются с прибылью (когда доход превышает издержки).
Понимая всеобщее неудовольствие от труда и независимо от того, как наемный рабочий оценивает свои альтернативы (например, «свобода голодать»), этот обмен между капиталистом и рабочим не является принудительной эксплуатацией в каком-либо значимом смысле. Такой обмен просто представляет собой ситуацию, когда индивиды занимаются хозяйственной деятельностью, производят, заключают контракты и обмениваются на добровольной основе. Утверждение обратного делает понятие эксплуатации абсурдным. Таким образом, по словам Мизеса:
…нелепо классифицировать членов капиталистического общества в соответствии с их положением в системе общественного разделения труда, а затем отождествлять эти классы с кастами статусного общества.
Неоправданные конфликты между различными плохо определёнными «классами» людей выгодны государству. Бастиа называл государство «великой фикцией», с помощью которой каждый пытается использовать его для грабежа всех остальных. Это одновременно обогащает и усиливает политическую касту и её бенефициаров, отвлекая людей на конфликты друг с другом вместо борьбы с политической кастой."
https://mises.in.ua/article/class-analysis-marxs-shell-game/