"Вот почему меня беспокоит назначение Илона Маска для повышения эффективности работы правительства (бюрократии). Мизес и Нисканен уже показали, почему это ошибка: единственный способ сделать бюрократию более эффективной — избавиться от неё вместе с её искажениями сигналов и позволить рыночным процессам выполнять организующую функцию.
Полезно рассмотреть пример: возьмём Министерство торговли.
На сайте министерства есть следующее описание в разделе «О нас»:
Миссия Министерства торговли заключается в создании условий для экономического роста и возможностей для всех сообществ. Через свои 13 бюро Министерство работает над укреплением конкурентоспособности экономики США, поддержкой отечественной промышленности и стимулированием роста качественных рабочих мест во всех регионах страны. Министерство выступает как голос бизнеса в федеральном правительстве и одновременно касается каждого американца каждый день.
Министерство способствует инновациям и изобретениям, которые лежат в основе сравнительных преимуществ США. Его учёные исследуют передовые технологии, такие как квантовые вычисления и искусственный интеллект (AI). Компании используют лаборатории NIST и NTIA для проведения исследований и разработок (R&D). NOAA продвигает исследования в области коммерческой космической индустрии и климатической науки. Патентное ведомство США (USPTO) обеспечивает защиту интеллектуальной собственности (IP), позволяя американским новаторам получать выгоду от своей работы.
У этих ребят есть 13 различных бюро только лишь в одном Министерстве. У них есть лаборатории и ученые, занимающиеся исследованиями. Но самая жуткая часть — это их публичное заявление о том, что Министерство «касается каждого американца каждый день».
Я никогда не просил, чтобы они меня касались. Это неконтролируемое касание, люди.
Последние четыре года всё это «касание» через 13 бюро выполнялось бюрократами в синих (демократических) латексных перчатках. Почему меня должно успокоить, если мы поменяем их на бюрократов в красных (республиканских) латексных перчатках? Меня всё ещё касаются, без моего согласия и (по-видимому) без моего ведома."
https://mises.in.ua/article/elon-musk-tigers-and-the-nature-of-bureaucracy/
Полезно рассмотреть пример: возьмём Министерство торговли.
На сайте министерства есть следующее описание в разделе «О нас»:
Миссия Министерства торговли заключается в создании условий для экономического роста и возможностей для всех сообществ. Через свои 13 бюро Министерство работает над укреплением конкурентоспособности экономики США, поддержкой отечественной промышленности и стимулированием роста качественных рабочих мест во всех регионах страны. Министерство выступает как голос бизнеса в федеральном правительстве и одновременно касается каждого американца каждый день.
Министерство способствует инновациям и изобретениям, которые лежат в основе сравнительных преимуществ США. Его учёные исследуют передовые технологии, такие как квантовые вычисления и искусственный интеллект (AI). Компании используют лаборатории NIST и NTIA для проведения исследований и разработок (R&D). NOAA продвигает исследования в области коммерческой космической индустрии и климатической науки. Патентное ведомство США (USPTO) обеспечивает защиту интеллектуальной собственности (IP), позволяя американским новаторам получать выгоду от своей работы.
У этих ребят есть 13 различных бюро только лишь в одном Министерстве. У них есть лаборатории и ученые, занимающиеся исследованиями. Но самая жуткая часть — это их публичное заявление о том, что Министерство «касается каждого американца каждый день».
Я никогда не просил, чтобы они меня касались. Это неконтролируемое касание, люди.
Последние четыре года всё это «касание» через 13 бюро выполнялось бюрократами в синих (демократических) латексных перчатках. Почему меня должно успокоить, если мы поменяем их на бюрократов в красных (республиканских) латексных перчатках? Меня всё ещё касаются, без моего согласия и (по-видимому) без моего ведома."
https://mises.in.ua/article/elon-musk-tigers-and-the-nature-of-bureaucracy/
"Контролирует ли президент всю исполнительную власть в полном смысле этого слова? Кажется, что должен. Трудно представить, как может быть иначе. Главный исполнитель — это… главный исполнитель. Именно он несёт ответственность за действия этих агентств — мы ведь критиковали администрацию Трампа в его первый срок за всё, что происходило при нём. В таком случае, если действительно вся ответственность лежит на президенте, он должен обладать хотя бы минимальной степенью контроля — чем-то большим, чем возможность назначить марионетку с лучшим парковочным местом у здания агентства.
А какова альтернатива президентскому контролю и управлению агентствами, входящими в эту ветвь власти? Что, они управляют сами собой? Такая формулировка на практике ничего не значит.
Так называемая «независимость» агентства на деле означает взаимозависимость с отраслями, которые оно регулирует, субсидирует, штрафует или иным образом затрагивает в своей работе. HUD занимается жилищным строительством, FDA — фармацевтикой, DOA — сельским хозяйством, DOL — профсоюзами, DOE — нефтью и турбинами, DOD — танками и бомбами, FAA — авиалиниями, и так далее — бесконечно.
Вот что на практике означает «независимость»: полное подчинение промышленным картелям, торговым группам и закулисным схемам взяток, шантажа и коррупции. Последствия всего этого расхлебывают безвластные группы населения. Этому мы уже научились — и разучиться не сможем.
Именно это и есть та проблема, которая требует немедленного решения. Решение в виде выборов кажется разумным, но только при условии, что избранные нами люди действительно обладают властью над тем, что они намерены реформировать."
https://mises.in.ua/article/who-controls-the-administrative-state/
А какова альтернатива президентскому контролю и управлению агентствами, входящими в эту ветвь власти? Что, они управляют сами собой? Такая формулировка на практике ничего не значит.
Так называемая «независимость» агентства на деле означает взаимозависимость с отраслями, которые оно регулирует, субсидирует, штрафует или иным образом затрагивает в своей работе. HUD занимается жилищным строительством, FDA — фармацевтикой, DOA — сельским хозяйством, DOL — профсоюзами, DOE — нефтью и турбинами, DOD — танками и бомбами, FAA — авиалиниями, и так далее — бесконечно.
Вот что на практике означает «независимость»: полное подчинение промышленным картелям, торговым группам и закулисным схемам взяток, шантажа и коррупции. Последствия всего этого расхлебывают безвластные группы населения. Этому мы уже научились — и разучиться не сможем.
Именно это и есть та проблема, которая требует немедленного решения. Решение в виде выборов кажется разумным, но только при условии, что избранные нами люди действительно обладают властью над тем, что они намерены реформировать."
https://mises.in.ua/article/who-controls-the-administrative-state/
"Промедление Керенского обрекло его страну на разрушение почти на целое столетие. И всё это из-за одной ошибки: недооценки общественного запроса на радикальные перемены. Он и его реформаторские соратники полагали, что смогут осуществить переход, оставаясь в центре, удовлетворяя критиков со всех сторон с помощью медленных, осторожных шагов и уважения к статус-кво.
Лишь в ретроспективе становится ясно, насколько этот план был нежизнеспособен.
Реформаторские правительства часто склонны переоценивать прочность своей власти. На них давят с двух сторон: со одной стороны — старая институционализированая коррупция, которая ненавидит вмешательство искренних новичков, с другой — общество, испытывающее сильное нетерпение в стремлении свергнуть зло.
Навигация в этом лабиринте влияния и давления, разумеется, непроста, но ошибка почти всегда одна и та же: слишком большое почтение к существующему порядку и недостаточное усилие для удовлетворения общественных требований.
У Трампа есть кабинет — искренне настроенный, включающий ключевых лидеров оппозиционного лагеря. У него есть DOGE и Илон Маск, которого считают влиятельным из-за его огромного состояния, хотя это может быть и не так. Вокруг Трампа — лоялисты. Он пользуется доверием своего движения и обладает аурой личного героизма, поскольку сумел преодолеть все попытки устранить его.
У политической партии Трампа — Конгресс. Но этот Конгресс не демонстрирует признаков осознания серьёзности момента. Их бюджет выглядит так, будто ничего не происходит, будто нет подлинной необходимости в решительных действиях. Даже иностранная помощь, которую Трамп пытался прекратить, полностью профинансирована, а сам бюджет добавляет триллионы к госдолгу.
Более серьёзная проблема — это механизм, который свёл на нет его прошлое президентство. Администрация Трампа, даже если она действует максимально быстро и решительно, представляет собой лишь небольшую фракцию внутри гораздо более крупного аппарата, включающего сотни агентств, миллионы сотрудников, ещё больше подрядчиков и непостижимые сети финансов и влияния, пронизывающие все сферы жизни как внутри страны, так и за её пределами."
https://mises.in.ua/article/remember-kerensky-the-failure-of-reformist-regimes/
Лишь в ретроспективе становится ясно, насколько этот план был нежизнеспособен.
Реформаторские правительства часто склонны переоценивать прочность своей власти. На них давят с двух сторон: со одной стороны — старая институционализированая коррупция, которая ненавидит вмешательство искренних новичков, с другой — общество, испытывающее сильное нетерпение в стремлении свергнуть зло.
Навигация в этом лабиринте влияния и давления, разумеется, непроста, но ошибка почти всегда одна и та же: слишком большое почтение к существующему порядку и недостаточное усилие для удовлетворения общественных требований.
У Трампа есть кабинет — искренне настроенный, включающий ключевых лидеров оппозиционного лагеря. У него есть DOGE и Илон Маск, которого считают влиятельным из-за его огромного состояния, хотя это может быть и не так. Вокруг Трампа — лоялисты. Он пользуется доверием своего движения и обладает аурой личного героизма, поскольку сумел преодолеть все попытки устранить его.
У политической партии Трампа — Конгресс. Но этот Конгресс не демонстрирует признаков осознания серьёзности момента. Их бюджет выглядит так, будто ничего не происходит, будто нет подлинной необходимости в решительных действиях. Даже иностранная помощь, которую Трамп пытался прекратить, полностью профинансирована, а сам бюджет добавляет триллионы к госдолгу.
Более серьёзная проблема — это механизм, который свёл на нет его прошлое президентство. Администрация Трампа, даже если она действует максимально быстро и решительно, представляет собой лишь небольшую фракцию внутри гораздо более крупного аппарата, включающего сотни агентств, миллионы сотрудников, ещё больше подрядчиков и непостижимые сети финансов и влияния, пронизывающие все сферы жизни как внутри страны, так и за её пределами."
https://mises.in.ua/article/remember-kerensky-the-failure-of-reformist-regimes/
"Подумайте об этом с точки зрения планирующего аппарата технократического государства. Каков самый жизнеспособный путь к всеобъемлющему и устойчивому контролю над населением? В идеале вы хотели бы, чтобы все политические задачи поднимались "вверх по цепочке производства": от глубинного государства — через срединное — и, наконец, реализовывались поверхностным государством, доходя прямо до потребителя в рамках рыночно ориентированной экономической структуры. Это помогает замаскировать принуждение и позволяет преподносить каждую вопиющую картелизированную меру как результат человеческого выбора — и, значит, как нечто полностью добровольное.
Обратите также внимание на неспособность традиционных идеологических систем даже просто понять масштаб коррупции — не говоря уже о том, чтобы разобраться, как устроен сам механизм.
Левые полагают, что государство и общественные институты служат народу, а не богатым и влиятельным. Но всё обстоит наоборот: они в конечном счёте обслуживают самые состоятельные корпорации и зависят от них.
Правые считают, что частный сектор — это дерзкий и независимый игрок, но реальность такова, что огромная часть бизнеса зависит от государственного контроля, приветствует его и сама же помогает его осуществлять.
Либертарианцы продолжают мыслить в рамках бинарной оппозиции «рынок против государства» — конструкции, существующей лишь в теории, но не в реальности.
Если мы действительно хотим реформировать систему и положить ей конец, нам необходимо более трезвое понимание того, как она работает. Начать стоит с осознания: большинство секторов, которые мы привыкли считать служащими обществу, на самом деле обслуживают узкий круг интересов — в ущерб всем остальным. Глубинный, срединный и поверхностный уровни — такова структура системы, находящейся в состоянии войны со свободой. Это система изначально задумана как непроницаемая, вечная и всё более навязчивая."
https://mises.in.ua/article/anatomy-of-the-shallow-state/
Обратите также внимание на неспособность традиционных идеологических систем даже просто понять масштаб коррупции — не говоря уже о том, чтобы разобраться, как устроен сам механизм.
Левые полагают, что государство и общественные институты служат народу, а не богатым и влиятельным. Но всё обстоит наоборот: они в конечном счёте обслуживают самые состоятельные корпорации и зависят от них.
Правые считают, что частный сектор — это дерзкий и независимый игрок, но реальность такова, что огромная часть бизнеса зависит от государственного контроля, приветствует его и сама же помогает его осуществлять.
Либертарианцы продолжают мыслить в рамках бинарной оппозиции «рынок против государства» — конструкции, существующей лишь в теории, но не в реальности.
Если мы действительно хотим реформировать систему и положить ей конец, нам необходимо более трезвое понимание того, как она работает. Начать стоит с осознания: большинство секторов, которые мы привыкли считать служащими обществу, на самом деле обслуживают узкий круг интересов — в ущерб всем остальным. Глубинный, срединный и поверхностный уровни — такова структура системы, находящейся в состоянии войны со свободой. Это система изначально задумана как непроницаемая, вечная и всё более навязчивая."
https://mises.in.ua/article/anatomy-of-the-shallow-state/
"Этот взгляд соответствовал общей философии Локка, поскольку, как отмечает Найтс, Локк «не ссылался на естественные права при обсуждении представительства». То есть Локк, который считал право собственности неотъемлемым естественным правом, не считал политические механизмы, такие как голосование и парламентское представительство, вопросом естественного права.
Аналогичное разделение между политическими «правами» и правами собственности можно увидеть у Монтескье. Для Монтескье существует различие между политическим законом общества и гражданским законом частной собственности. Один из исследователей обобщил подход Монтескье: «политические законы ни в коем случае не должны посягать на частную собственность, поскольку ни одно общественное благо не превосходит сохранение частной собственности». 1
Монтескье также стремился ограничить избирательное право владельцами собственности, и, по словам Кшиштофа Тржциньского, «доступ к [голосованию] по-прежнему зависел от состояния собственности».
Для Локка и Монтескье частная собственность была более фундаментальной, чем любое политическое «право», и это требовало разумных ограничений на политическое участие, направленных на сохранение частной собственности.
Для этих либертарианцев первичность частной собственности означала невозможность безграничного избирательного права, так как оно создавало условия для злоупотреблений и подрыва частной собственности, а не для ее защиты."
https://mises.in.ua/article/why-early-libertarians-opposed-universal-suffrage/
Аналогичное разделение между политическими «правами» и правами собственности можно увидеть у Монтескье. Для Монтескье существует различие между политическим законом общества и гражданским законом частной собственности. Один из исследователей обобщил подход Монтескье: «политические законы ни в коем случае не должны посягать на частную собственность, поскольку ни одно общественное благо не превосходит сохранение частной собственности». 1
Монтескье также стремился ограничить избирательное право владельцами собственности, и, по словам Кшиштофа Тржциньского, «доступ к [голосованию] по-прежнему зависел от состояния собственности».
Для Локка и Монтескье частная собственность была более фундаментальной, чем любое политическое «право», и это требовало разумных ограничений на политическое участие, направленных на сохранение частной собственности.
Для этих либертарианцев первичность частной собственности означала невозможность безграничного избирательного права, так как оно создавало условия для злоупотреблений и подрыва частной собственности, а не для ее защиты."
https://mises.in.ua/article/why-early-libertarians-opposed-universal-suffrage/
"Когда большинство американцев думают о деньгах, они представляют себе наличные, переходящие из рук в руки. Но это представление давно устарело: 92% всех долларов США существуют только в виде цифровых записей в базах данных, не имея физической формы. Федеральная резервная система, центральный банк США, создает большую часть новых денег не печатая банкноты, а просто добавляя числа в базу данных Oracle.
Процесс начинается с того, что правительство продает долговые обязательства (облигации) Федеральному резерву. А где ФРС берет деньги на их покупку? Просто добавляет цифры в свою базу — создает деньги из ничего. Далее правительство оплачивает свои счета через счет в ФРС, перечисляя цифровые доллары поставщикам, сотрудникам и получателям пособий.
Цифровая инфраструктура ФРС ежедневно обрабатывает транзакции на сумму более $4 трлн — при этом ни один физический доллар не участвует. Это происходит не в рамках эксперимента, это является опорной системой всей экономики."
"Те, кто боится, что будущая CBDC сможет ограничивать и контролировать использование денег, упускают важную истину: нынешние цифровые доллары уже обладают этими функциями.
Вот реальные примеры:
• Счета Health Savings Accounts (HSA): такие счета ограничивают траты только на одобренные медицинские услуги и товары, используя коды категорий торговых точек (MCC), встроенные в платёжную систему. Попробуйте купить что-то не относящееся к медицине — и платёж будет автоматически отклонён.
• Карта Doconomy Mastercard: кредитная карта, спонсируемая ООН в рамках программы действий по климату (SDG), отслеживает углеродный след пользователя по покупкам и может заблокировать доступ к средствам, когда достигнут установленный лимит по выбросам.
• Карта EBT (Electronic Benefit Transfer): программы социальной помощи уже используют программируемые ограничения, контролируя, что именно могут покупать получатели. Покупка неразрешённого товара — транзакция будет автоматически отклонена.
Это не теоретические возможности — они уже работают сегодня, используя инфраструктуру цифрового доллара, которая у нас уже есть."
"Когда политики и представители центральных банков утверждают, что у нас нет цифровой валюты центрального банка (CBDC), они играют в игру с определениями. Все сущностные элементы, которые определяют CBDC — цифровая эмиссия, выпуск через центральный банк, программируемость, возможность слежки и цензуры — уже присутствуют в нашей текущей системе.
Споры о введении «новой» CBDC — это в значительной степени отвлекающий манёвр. Речь идёт не о том, создавать ли цифровой доллар — а о том, признать ли, что он уже существует, и как модифицировать его архитектуру, чтобы ещё сильнее усилить контроль и слежку.
Осознание этой реальности — первый шаг к пониманию, что битва за финансовую приватность и автономию идёт не за то, чтобы остановить какое-то будущее нововведение, а за то, чтобы противостоять системе, которая уже прочно установлена."
https://mises.in.ua/article/the-stablecoin-trap-the-backdoor-to-total-financial-control/
Процесс начинается с того, что правительство продает долговые обязательства (облигации) Федеральному резерву. А где ФРС берет деньги на их покупку? Просто добавляет цифры в свою базу — создает деньги из ничего. Далее правительство оплачивает свои счета через счет в ФРС, перечисляя цифровые доллары поставщикам, сотрудникам и получателям пособий.
Цифровая инфраструктура ФРС ежедневно обрабатывает транзакции на сумму более $4 трлн — при этом ни один физический доллар не участвует. Это происходит не в рамках эксперимента, это является опорной системой всей экономики."
"Те, кто боится, что будущая CBDC сможет ограничивать и контролировать использование денег, упускают важную истину: нынешние цифровые доллары уже обладают этими функциями.
Вот реальные примеры:
• Счета Health Savings Accounts (HSA): такие счета ограничивают траты только на одобренные медицинские услуги и товары, используя коды категорий торговых точек (MCC), встроенные в платёжную систему. Попробуйте купить что-то не относящееся к медицине — и платёж будет автоматически отклонён.
• Карта Doconomy Mastercard: кредитная карта, спонсируемая ООН в рамках программы действий по климату (SDG), отслеживает углеродный след пользователя по покупкам и может заблокировать доступ к средствам, когда достигнут установленный лимит по выбросам.
• Карта EBT (Electronic Benefit Transfer): программы социальной помощи уже используют программируемые ограничения, контролируя, что именно могут покупать получатели. Покупка неразрешённого товара — транзакция будет автоматически отклонена.
Это не теоретические возможности — они уже работают сегодня, используя инфраструктуру цифрового доллара, которая у нас уже есть."
"Когда политики и представители центральных банков утверждают, что у нас нет цифровой валюты центрального банка (CBDC), они играют в игру с определениями. Все сущностные элементы, которые определяют CBDC — цифровая эмиссия, выпуск через центральный банк, программируемость, возможность слежки и цензуры — уже присутствуют в нашей текущей системе.
Споры о введении «новой» CBDC — это в значительной степени отвлекающий манёвр. Речь идёт не о том, создавать ли цифровой доллар — а о том, признать ли, что он уже существует, и как модифицировать его архитектуру, чтобы ещё сильнее усилить контроль и слежку.
Осознание этой реальности — первый шаг к пониманию, что битва за финансовую приватность и автономию идёт не за то, чтобы остановить какое-то будущее нововведение, а за то, чтобы противостоять системе, которая уже прочно установлена."
https://mises.in.ua/article/the-stablecoin-trap-the-backdoor-to-total-financial-control/
"Либертарианство Ротбарда отстаивает свободу как этический и моральный стандарт, и по этой причине его часто критикуют за идеализм и утопизм. Отвечая на эту критику, Дункан Уитмор утверждает, что сам факт того, что мы живем в этатистском обществе, где все наши свободы находятся под угрозой, не означает, что борьба за свободу — это проигранное дело. Его мысль заключается в том, что «кажущееся сегодня отдаленным достижение победы не означает, что победа никогда не наступит». Несмотря на растущую власть государства, дело свободы по-прежнему стоит того, чтобы за него бороться. Уитмор цитирует Т. С. Элиота, чтобы подкрепить аргумент, суть которого в том, что достойное дело может никогда не быть полностью выиграно, но его необходимо поддерживать:
Если мы воспринимаем дело в самом широком смысле, не бывает проигранных дел, потому что не бывает и окончательно выигранных. Мы боремся за проигранные дела, потому что знаем, что наше поражение и разочарование могут стать предисловием к победе наших преемников, хотя и эта победа окажется временной; мы сражаемся скорее за то, чтобы не дать делу угаснуть, а не в ожидании триумфа.
Аналогично, в своей книге Философия верности (1908) Джозайя Ройс утверждает:
Верность проигранным делам не только имеет право на жизнь. Это одна из самых мощных движущих сил человеческой истории. В таких случаях дело идеализируется именно из-за своей неспособности добиться временного и видимого успеха.
Тот факт, что дело проиграно, не означает, что оно будет или должно быть оставлено — напротив, его сторонники могут продолжать мобилизовывать свои силы для его защиты. То же самое касается защиты свободы, включая войны, ведущиеся с целью защиты жизни, собственности, очага и дома."
https://mises.in.ua/article/just-war-and-lost-cause-mythology/
Если мы воспринимаем дело в самом широком смысле, не бывает проигранных дел, потому что не бывает и окончательно выигранных. Мы боремся за проигранные дела, потому что знаем, что наше поражение и разочарование могут стать предисловием к победе наших преемников, хотя и эта победа окажется временной; мы сражаемся скорее за то, чтобы не дать делу угаснуть, а не в ожидании триумфа.
Аналогично, в своей книге Философия верности (1908) Джозайя Ройс утверждает:
Верность проигранным делам не только имеет право на жизнь. Это одна из самых мощных движущих сил человеческой истории. В таких случаях дело идеализируется именно из-за своей неспособности добиться временного и видимого успеха.
Тот факт, что дело проиграно, не означает, что оно будет или должно быть оставлено — напротив, его сторонники могут продолжать мобилизовывать свои силы для его защиты. То же самое касается защиты свободы, включая войны, ведущиеся с целью защиты жизни, собственности, очага и дома."
https://mises.in.ua/article/just-war-and-lost-cause-mythology/
"Когда-то огромное количество работников управляло не горизонтальными, а вертикальными поездами, — лифтами. Когда пассажир входил в лифт (многие читатели этой заметки не могут помнить этого времени, так что поверьте мне на слово), там стоял или сидел на специальном сидении специальный человек. Это был не какой-то странный тип, ожидающий людей в лифте, чтобы раздражать их своим поведением. Это был оператор лифта. Он спрашивал, на какой этаж вам нужно, и вы вместе отправлялись туда. Когда вы прибывали, он говорил: «Шаг вперед» или «Шаг назад» или «Подождите, я могу лучше подогнать лифт», после чего пытался приблизить кабину лифта к нужному уровню (в те времена лифты не были такими точными, как сейчас). Десятки тысяч людей были заняты этой работой. Однако благодаря техническому прогрессу они были освобождены для других занятий, без какого-либо ущерба для наших “вертикальных” путешествий.
Как знает каждый, кто летал на самолете за последние десятилетия, аэропорты буквально кишат сотрудниками Управления транспортной безопасности (TSA). Они усердно проверяют наш багаж, обыскивают нас, конфискуют зубную пасту, изымают кусачки для ногтей как опасные инструменты (да, однажды они отобрали их у меня) и не позволяют проносить бутылки с водой (их нужно сначала опустошить, а затем наполнить снова после прохождения контроля). Мы обязаны их существованием террористам, которые любят взрывать самолеты. Если бы террористы не угрожали взрывами наших воздушных судов, в этих сотрудниках TSA не было бы необходимости. До того, как террористы начали свои смертоносные атаки, люди просто проходили прямо на самолет без какого-либо вмешательства.
Стоит ли нам благодарить террористов за то, что они снизили уровень безработицы? Ничуть. Если бы террористов не существовало (о, счастливый день), если бы никто даже не задумывался (ужас!) о взрыве самолета, эти сотрудники TSA не понадобились бы. Они могли бы производить самые разные товары и услуги, точный список которых мы, конечно, не знаем. Единственное, что можно утверждать наверняка, это то, что мы были бы намного богаче, чем сейчас."
https://mises.in.ua/article/why-we-shouldnt-be-concerned-about-ai-replacing-jobs/
Как знает каждый, кто летал на самолете за последние десятилетия, аэропорты буквально кишат сотрудниками Управления транспортной безопасности (TSA). Они усердно проверяют наш багаж, обыскивают нас, конфискуют зубную пасту, изымают кусачки для ногтей как опасные инструменты (да, однажды они отобрали их у меня) и не позволяют проносить бутылки с водой (их нужно сначала опустошить, а затем наполнить снова после прохождения контроля). Мы обязаны их существованием террористам, которые любят взрывать самолеты. Если бы террористы не угрожали взрывами наших воздушных судов, в этих сотрудниках TSA не было бы необходимости. До того, как террористы начали свои смертоносные атаки, люди просто проходили прямо на самолет без какого-либо вмешательства.
Стоит ли нам благодарить террористов за то, что они снизили уровень безработицы? Ничуть. Если бы террористов не существовало (о, счастливый день), если бы никто даже не задумывался (ужас!) о взрыве самолета, эти сотрудники TSA не понадобились бы. Они могли бы производить самые разные товары и услуги, точный список которых мы, конечно, не знаем. Единственное, что можно утверждать наверняка, это то, что мы были бы намного богаче, чем сейчас."
https://mises.in.ua/article/why-we-shouldnt-be-concerned-about-ai-replacing-jobs/
"Слово “бюрократический” сегодня стало синонимом неэффективности. Вступление Мизеса прекрасно описывает это отношение: “Никто не называет себя бюрократом или свои методы управления бюрократическими. Эти слова всегда используются с уничижительным оттенком. Они всегда подразумевают критику людей, учреждений или процедур” (Mises 1944, 1). Рыночное управление не страдает специфической неэффективностью, ассоциируемой с “бюрократией”. Мизес описывает управление в условиях системы прибылей и издержек как средство усиления разделения труда внутри фирм (с. 26). По мере роста фирмы возрастает необходимость в контроле прибыльности. С помощью бухгалтерского учёта владелец может оценивать работу отдельных подразделений бизнеса в контексте всей фирмы. Таким образом, можно оценивать и эффективность управления. Эффективность приводит к снижению издержек и максимизации дохода. Неэффективность, напротив, ведёт к убыткам и смене руководства или процедур. Рыночная система прибыли вряд ли может быть названа «бюрократической».
«Неэффективное агентство не может возникнуть из рыночной системы прибыли. Так откуда же оно берётся?» Бюрократия — не фантом, отсутствующий в реальности. Это результат деятельности государства, а не рынков. Мизес описывает её как стандарт государственного управления. Для него нет различий между функциями государства: все они бюрократичны (с. 43). Мизес определяет бюрократическое управление как «метод ведения административных дел, результат которого не имеет денежной оценки на рынке» (с. 39).
Аргумент Мизеса против социализма основывается на его неспособности формировать цены и координировать экономическую деятельность. Рыночные цены формируются благодаря предпочтениям индивидов на рынке; покупатели и продавцы договариваются, создавая рыночные цены. Цены передают жизненно важную для экономической деятельности информацию. Потребители получают информацию о редкости и могут сравнить цены товаров или услуг с затратами. Предприниматели могут делать оценки вложения капитала. Рыночные цены предоставляют информацию о том, являются ли предприятия, менеджмент или процедуры выгодными инвестициями. Бюрократическое управление не имеет таких сигналов. Бюрократы полагаются на приказы, определяющие порядок их действий.
Мизес описывает два вида бюрократии. Некоторые агентства теоретически могли бы производить товары или услуги для населения, если бы управлялись системой прибылей и издержек. Этот вид бюрократии можно назвать “монопольной бюрократией”. Возьмем, к примеру, государственную почтовую службу, которая предоставляет неэффективные услуги. В условиях управления прибылью и издержками ее деятельность может быть экономически выгодной. Другую категорию бюрократии, которая не предоставляет никаких товаров или услуг, лучше всего назвать “регулирующей бюрократией”. Эти агентства издают указы и препятствуют развитию рынков. У них нет цены на предоставляемые ими “услуги”, а значит, нет и средств для определения эффективности. Критика Мизеса справедлива для обеих форм, но для того, чтобы понять различия между ними, необходимо проанализировать каждую из них."
https://mises.in.ua/article/tale-two-bureaucracies/
«Неэффективное агентство не может возникнуть из рыночной системы прибыли. Так откуда же оно берётся?» Бюрократия — не фантом, отсутствующий в реальности. Это результат деятельности государства, а не рынков. Мизес описывает её как стандарт государственного управления. Для него нет различий между функциями государства: все они бюрократичны (с. 43). Мизес определяет бюрократическое управление как «метод ведения административных дел, результат которого не имеет денежной оценки на рынке» (с. 39).
Аргумент Мизеса против социализма основывается на его неспособности формировать цены и координировать экономическую деятельность. Рыночные цены формируются благодаря предпочтениям индивидов на рынке; покупатели и продавцы договариваются, создавая рыночные цены. Цены передают жизненно важную для экономической деятельности информацию. Потребители получают информацию о редкости и могут сравнить цены товаров или услуг с затратами. Предприниматели могут делать оценки вложения капитала. Рыночные цены предоставляют информацию о том, являются ли предприятия, менеджмент или процедуры выгодными инвестициями. Бюрократическое управление не имеет таких сигналов. Бюрократы полагаются на приказы, определяющие порядок их действий.
Мизес описывает два вида бюрократии. Некоторые агентства теоретически могли бы производить товары или услуги для населения, если бы управлялись системой прибылей и издержек. Этот вид бюрократии можно назвать “монопольной бюрократией”. Возьмем, к примеру, государственную почтовую службу, которая предоставляет неэффективные услуги. В условиях управления прибылью и издержками ее деятельность может быть экономически выгодной. Другую категорию бюрократии, которая не предоставляет никаких товаров или услуг, лучше всего назвать “регулирующей бюрократией”. Эти агентства издают указы и препятствуют развитию рынков. У них нет цены на предоставляемые ими “услуги”, а значит, нет и средств для определения эффективности. Критика Мизеса справедлива для обеих форм, но для того, чтобы понять различия между ними, необходимо проанализировать каждую из них."
https://mises.in.ua/article/tale-two-bureaucracies/
"Критику взглядов Мирана стоит начать с его главного тезиса, к которой сводятся все его рассуждения: глубокое недовольство существующим экономическим порядком обусловлено хронической переоценённостью доллара и асимметричными условиями торговли. Переоценённый доллар, по мнению автора, ослабляет промышленность, что ведёт к сокращению рабочих мест и закрытию фабрик.
Если бы это было так, США должны были бы испытывать более быструю, чем другие страны, деиндустриализацию и более резкое снижение занятости в промышленном секторе. Однако данные этого не подтверждают — тенденция сокращения занятости в промышленности в США не отличается существенно от других развитых стран, в том числе тех, которые не выпускают резервную валюту. Поэтому трудно обосновать тезис о том, что именно особый статус доллара, а не иные факторы, играет здесь главную роль. Тем более, как уже упоминалось выше, исторически доллар не всегда был «королём» среди сильных валют и уступал марке, франку или иене.
Более того, сосредоточение исключительно на количестве рабочих мест, как это делает Миран, вводит в заблуждение. Ключевым — особенно с точки зрения национальной безопасности, на которую так часто ссылается администрация Трампа — является вопрос о реальном объёме промышленного производства.
А оно, несмотря на десятилетия снижения занятости, продолжает расти. И в производственном секторе, и в более широком промышленном секторе, включающем также добычу полезных ископаемых и энергетику. США остаются вторым по величине промышленным производителем в мире, обеспечивая более 15 % глобального выпуска — это более чем в два раза больше, чем у Японии, занимающей третье место.
Промышленное производство США как раз достигло рекордного уровня за всю историю. И хотя в последние годы наблюдается скорее боковая динамика, никакого устойчивого нисходящего тренда не прослеживается. Таким образом, деиндустриализация — это попросту миф.
С большой долей вероятности можно утверждать, что изменения, происходящие сегодня в промышленности, напоминают трансформацию, которую прошёл аграрный сектор за последние два столетия: резкое сокращение занятости сопровождалось мощным ростом производительности, объёмов производства и реальной заработной платы в масштабах всей экономики.
Сегодня ни один здравомыслящий человек не призывает к «реаграризации». И всё же идея «реиндустриализации» пользуется популярностью. Почему? Скорее всего, из-за особого места промышленности в воображаемой истории и идентичности американцев, а не по объективным экономическим причинам."
https://mises.in.ua/article/pisarski-porozumienie-z-mar-a-lago-ekonomia-stephena-mirana-przewodniczacego-rady-doradcow-ekonomicznych-trumpa/
Если бы это было так, США должны были бы испытывать более быструю, чем другие страны, деиндустриализацию и более резкое снижение занятости в промышленном секторе. Однако данные этого не подтверждают — тенденция сокращения занятости в промышленности в США не отличается существенно от других развитых стран, в том числе тех, которые не выпускают резервную валюту. Поэтому трудно обосновать тезис о том, что именно особый статус доллара, а не иные факторы, играет здесь главную роль. Тем более, как уже упоминалось выше, исторически доллар не всегда был «королём» среди сильных валют и уступал марке, франку или иене.
Более того, сосредоточение исключительно на количестве рабочих мест, как это делает Миран, вводит в заблуждение. Ключевым — особенно с точки зрения национальной безопасности, на которую так часто ссылается администрация Трампа — является вопрос о реальном объёме промышленного производства.
А оно, несмотря на десятилетия снижения занятости, продолжает расти. И в производственном секторе, и в более широком промышленном секторе, включающем также добычу полезных ископаемых и энергетику. США остаются вторым по величине промышленным производителем в мире, обеспечивая более 15 % глобального выпуска — это более чем в два раза больше, чем у Японии, занимающей третье место.
Промышленное производство США как раз достигло рекордного уровня за всю историю. И хотя в последние годы наблюдается скорее боковая динамика, никакого устойчивого нисходящего тренда не прослеживается. Таким образом, деиндустриализация — это попросту миф.
С большой долей вероятности можно утверждать, что изменения, происходящие сегодня в промышленности, напоминают трансформацию, которую прошёл аграрный сектор за последние два столетия: резкое сокращение занятости сопровождалось мощным ростом производительности, объёмов производства и реальной заработной платы в масштабах всей экономики.
Сегодня ни один здравомыслящий человек не призывает к «реаграризации». И всё же идея «реиндустриализации» пользуется популярностью. Почему? Скорее всего, из-за особого места промышленности в воображаемой истории и идентичности американцев, а не по объективным экономическим причинам."
https://mises.in.ua/article/pisarski-porozumienie-z-mar-a-lago-ekonomia-stephena-mirana-przewodniczacego-rady-doradcow-ekonomicznych-trumpa/
"Великолепие инновации в том, что она должна произойти всего один раз. Эта болезненная, изнуряющая, подобная родам творческая вспышка или момент прозрения рождается из воображения, упорного труда и смелости. Если результат действительно ценен для мира, он остаётся навсегда и становится ступенью для ещё более великих новшеств.
Колесо было изобретено один раз. Больше его не нужно переизобретать. Его способность улучшать мир — постоянна и необратима.
Любая мнимая победа внутри политической структуры по определению и по замыслу — мимолётна. Ты годами выстраиваешь альянсы, умасливаешь элиты и интересантов, сидишь на изнурительных собраниях, слушаешь напыщенные речи от людей, с которыми и пива бы не выпил, но теперь должен им льстить и уговаривать. У тебя появляется мандат или электорат, или какое-нибудь другое серьёзно звучащее название для набора интересов, борющихся за победу по правилам казино. Ты добиваешься своего. Ура!
До следующего месяца, года или электорального цикла, когда новая группа интересов перехитрит тебя, и всё вмиг перевернётся. Всё, что ты построил со своей коалицией, исчезает, вместе с деньгами, которые ты убедил людей вложить. И этот крошечный клочок прогресса придётся завоёвывать заново, каждый раз будто впервые. Лишь тогда приходит понимание, что более широкие социальные сдвиги, создаваемые теми, кто снаружи ускоряет человечество, — это не слуги, а хозяева всех этих устаревших политических институтов, что тщетно жмут на ржавые тормоза."
https://mises.in.ua/article/how-not-to-change-the-world/
Колесо было изобретено один раз. Больше его не нужно переизобретать. Его способность улучшать мир — постоянна и необратима.
Любая мнимая победа внутри политической структуры по определению и по замыслу — мимолётна. Ты годами выстраиваешь альянсы, умасливаешь элиты и интересантов, сидишь на изнурительных собраниях, слушаешь напыщенные речи от людей, с которыми и пива бы не выпил, но теперь должен им льстить и уговаривать. У тебя появляется мандат или электорат, или какое-нибудь другое серьёзно звучащее название для набора интересов, борющихся за победу по правилам казино. Ты добиваешься своего. Ура!
До следующего месяца, года или электорального цикла, когда новая группа интересов перехитрит тебя, и всё вмиг перевернётся. Всё, что ты построил со своей коалицией, исчезает, вместе с деньгами, которые ты убедил людей вложить. И этот крошечный клочок прогресса придётся завоёвывать заново, каждый раз будто впервые. Лишь тогда приходит понимание, что более широкие социальные сдвиги, создаваемые теми, кто снаружи ускоряет человечество, — это не слуги, а хозяева всех этих устаревших политических институтов, что тщетно жмут на ржавые тормоза."
https://mises.in.ua/article/how-not-to-change-the-world/
"Это явление прекрасно сформулировал Альфред Норт Уайтхед:
Глубоко ошибочный трюизм, повторяемый всеми учебниками и выдающимися людьми при произнесении речей, заключается в том, что мы должны воспитывать в себе привычку думать о том, что мы делаем. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Цивилизация развивается за счет увеличения числа важных операций, которые мы можем выполнять, не задумываясь о них.
Мне кажется, что, возможно, впервые в истории под угрозой оказывается само критическое мышление — по крайней мере, в массовом масштабе (в то время как калькулятор делает нечто подобное, но в куда меньших масштабах).
Если я прав в том, что искусственный интеллект нарушит само критическое мышление, то перед нами возникает новая потенциальная угроза свободному обществу.
Быть свободным и ответственным подразумевает необходимость в гражданах, способных мыслить самостоятельно. Но если я прав, и ИИ действительно идёт к тому, чтобы подорвать само критическое мышление, то новые поколения людей, возможно, так и не научатся мыслить критически. А если свободное общество требует граждан, мыслящих свободно и независимо, то перед будущим свободы встаёт новая проблема.
Или же, возможно, это опасение слишком пессимистично. На мой взгляд, вероятно, произойдёт комбинация по меньшей мере двух вещей. На первый взгляд, они могут показаться противоречащими друг другу, но вполне возможно, что в каком-то смысле верна одна, а в другом — одновременно верна и другая.
1 Критическое мышление ослабевает из-за чрезмерной зависимости от ИИ. В долгосрочной перспективе ИИ здесь выступает в роли костыля. (Это основная проблема, на которую я указываю в этой статье).
2 Критическое мышление достигает новых высот при поддержке ИИ.
То, что останется от чисто человеческого критического мышления (без помощи ИИ), вероятно, должно будет направиться в сторону здорового скепсиса по отношению к предвзятости ИИ-ботов и их разработчиков, а также в сторону понимания стимулов, под влиянием которых действуют сами разработчики (и те, кто их финансирует)."
https://mises.in.ua/article/ai-critical-thinking-and-the-future-of-freedom/
Глубоко ошибочный трюизм, повторяемый всеми учебниками и выдающимися людьми при произнесении речей, заключается в том, что мы должны воспитывать в себе привычку думать о том, что мы делаем. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Цивилизация развивается за счет увеличения числа важных операций, которые мы можем выполнять, не задумываясь о них.
Мне кажется, что, возможно, впервые в истории под угрозой оказывается само критическое мышление — по крайней мере, в массовом масштабе (в то время как калькулятор делает нечто подобное, но в куда меньших масштабах).
Если я прав в том, что искусственный интеллект нарушит само критическое мышление, то перед нами возникает новая потенциальная угроза свободному обществу.
Быть свободным и ответственным подразумевает необходимость в гражданах, способных мыслить самостоятельно. Но если я прав, и ИИ действительно идёт к тому, чтобы подорвать само критическое мышление, то новые поколения людей, возможно, так и не научатся мыслить критически. А если свободное общество требует граждан, мыслящих свободно и независимо, то перед будущим свободы встаёт новая проблема.
Или же, возможно, это опасение слишком пессимистично. На мой взгляд, вероятно, произойдёт комбинация по меньшей мере двух вещей. На первый взгляд, они могут показаться противоречащими друг другу, но вполне возможно, что в каком-то смысле верна одна, а в другом — одновременно верна и другая.
1 Критическое мышление ослабевает из-за чрезмерной зависимости от ИИ. В долгосрочной перспективе ИИ здесь выступает в роли костыля. (Это основная проблема, на которую я указываю в этой статье).
2 Критическое мышление достигает новых высот при поддержке ИИ.
То, что останется от чисто человеческого критического мышления (без помощи ИИ), вероятно, должно будет направиться в сторону здорового скепсиса по отношению к предвзятости ИИ-ботов и их разработчиков, а также в сторону понимания стимулов, под влиянием которых действуют сами разработчики (и те, кто их финансирует)."
https://mises.in.ua/article/ai-critical-thinking-and-the-future-of-freedom/
"К счастью, золотой век левых американских академиков в Японии оказался недолгим. Изменение настроений в Вашингтоне — от политики наказания к политике роста — открыло путь к снижению налогов. Цитируя снова Алана Рейнольдса:
В конце 1950-го года, вслед за аналогичной налоговой реформой в Германии, в Японии была снижена максимальная ставка индивидуального подоходного налога с 86% до 55%. С 1950 по 1974 год Япония снижала налоги каждый год (за исключением 1960 года), часто значительно увеличивая порог дохода, с которого применялись более высокие ставки, или расширяя списки вычетов и освобождений. Например, к 1953 году для попадания в 60-процентную налоговую категорию требовался доход в 3 миллиона иен против 300 тысяч иен в 1949 году. Налог на чистую стоимость активов, предложенный комиссией Шупа, также был отменён в 1953 году. Жёсткость высоких налоговых ставок дополнительно смягчалась за счёт освобождения от налогообложения процентов и прироста капитала, вычетов налогов с дивидендов, вычетов доходов и множества других лазеек в налоговой базе, как законных, так и спорных.
Некоторые вычеты были далеко не нейтральными и, следовательно, были менее желательны, чем простое снижение ставок. Тем не менее, постоянное снижение налогов с 1950 по 1974 годы дало два результата. Во-первых, оно значительно снизило фактические предельные налоговые ставки. Во-вторых, оно приблизило налоговую систему к так называемому «налогу на потреблённый доход» или «налогу на расходы», то есть к системе, при которой доход облагается налогом только один раз, независимо от того, сберегается он или расходуется сразу.
После окончания американской оккупации в 1952 году снижение налогов ускорилось. Особенно стимулирующим было снижение налогов на сбережения и инвестиции. С уменьшением пагубного влияния левых американских академиков государственная политика сосредоточилась на стимулировании производства, а не на уравнивании доходов. Успех на рынке стал восприниматься как добродетель, а не как порок. Надо отдать должное Карлу Шупу из Колумбийского университета, который внёс огромный вклад в упрощение налогового кодекса, сделав его более справедливым и понятным для японцев.
Япония также последовательно снижала тарифы (налоги на покупку иностранных товаров). Например: к 1975 году, как отмечает Рейнольдс, «эффективный тариф на автомобили снизился с 40% до 10%, а на телевизоры — с 30% до 5%».
https://mises.in.ua/article/what-caused-japan-s-post-war-economic-miracle/
В конце 1950-го года, вслед за аналогичной налоговой реформой в Германии, в Японии была снижена максимальная ставка индивидуального подоходного налога с 86% до 55%. С 1950 по 1974 год Япония снижала налоги каждый год (за исключением 1960 года), часто значительно увеличивая порог дохода, с которого применялись более высокие ставки, или расширяя списки вычетов и освобождений. Например, к 1953 году для попадания в 60-процентную налоговую категорию требовался доход в 3 миллиона иен против 300 тысяч иен в 1949 году. Налог на чистую стоимость активов, предложенный комиссией Шупа, также был отменён в 1953 году. Жёсткость высоких налоговых ставок дополнительно смягчалась за счёт освобождения от налогообложения процентов и прироста капитала, вычетов налогов с дивидендов, вычетов доходов и множества других лазеек в налоговой базе, как законных, так и спорных.
Некоторые вычеты были далеко не нейтральными и, следовательно, были менее желательны, чем простое снижение ставок. Тем не менее, постоянное снижение налогов с 1950 по 1974 годы дало два результата. Во-первых, оно значительно снизило фактические предельные налоговые ставки. Во-вторых, оно приблизило налоговую систему к так называемому «налогу на потреблённый доход» или «налогу на расходы», то есть к системе, при которой доход облагается налогом только один раз, независимо от того, сберегается он или расходуется сразу.
После окончания американской оккупации в 1952 году снижение налогов ускорилось. Особенно стимулирующим было снижение налогов на сбережения и инвестиции. С уменьшением пагубного влияния левых американских академиков государственная политика сосредоточилась на стимулировании производства, а не на уравнивании доходов. Успех на рынке стал восприниматься как добродетель, а не как порок. Надо отдать должное Карлу Шупу из Колумбийского университета, который внёс огромный вклад в упрощение налогового кодекса, сделав его более справедливым и понятным для японцев.
Япония также последовательно снижала тарифы (налоги на покупку иностранных товаров). Например: к 1975 году, как отмечает Рейнольдс, «эффективный тариф на автомобили снизился с 40% до 10%, а на телевизоры — с 30% до 5%».
https://mises.in.ua/article/what-caused-japan-s-post-war-economic-miracle/
"Вот мой прогноз в свете испанской катастрофы: «Зелёную волну» — или зловещий энергетический переход, который устанавливает солнечные панели на каждой крыше и покрывает ландшафт ветряными турбинами, — постигнет аналогичная участь.
Почему? Помимо использования в политическом и социальном дискурсе и разрушения энергосетей, «зелёный переход» на самом деле почти ничего не меняет. За более чем 30 лет, в течение которых он владел умами интеллектуалов и политиков, он не достиг практически ничего. Не верите мне? Откройте график мирового потребления первичной энергии по источникам и посмотрите сами.
В 1991 году, когда я родился — выберем случайный год из 1990-х, когда климатическое движение набрало обороты, — 77,5% энергопотребления приходилось на нефть, газ и уголь. В 2023 году, после триллионов, потраченных на электрификацию сетей, строительство солнечных станций и субсидирование тех или иных зелёных инициатив, после безумных социальных и политических усилий летать меньше, есть «устойчивую» пищу, перерабатывать пластик и так далее, этот же показатель составляет 76,55%. Три десятилетия давления, денег и пропаганды — и стрелка даже не сдвинулась.
Оказалось, что людям нужна энергия, машины, вещи, путешествия — и, вообще говоря, выживание. Всё, что вы делаете сверху, чтобы этому воспрепятствовать, имеет лишь незначительные последствия.
Единственное, что вы действительно сделали — это дестабилизировали множество энергосетей по всему миру. Солнце и ветер вытеснили немного биомассы и немного ядерной энергии — на единичные проценты — и вот уже сети разваливаются. Пример — Испания. И нельзя сказать, что мы (в кавычках «мы») не знали об этом. В многочисленных отчётах — от Федеральной комиссии по регулированию энергетики США до Оксфордского института энергетических исследований — чётко указано: больше ненадёжных источников — меньше инерции в сети — выше риск частотного коллапса и полного отключения.
Масштабные изменения в энергосистемах, исторически говоря, когда биотопливо заменили углём, а затем уголь — природным газом, в основном завершились к концу 1970-х. Урок, который мы получаем из исторического опыта человечества и его взаимодействия с природой: мы получаем больше энергии и лучшего качества — дешевле, быстрее, безопаснее, стабильнее. А не хуже, дороже и менее надёжно. «Каждый энергетический переход в истории, — писал я в прошлом году, — был аддитивным». Мы не заменяем и не отказываемся от источников энергии — мы просто добавляем новые, лучшие. И, как показывает испанская энергетическая катастрофа, ненадёжные источники вроде ветра и солнца лучшими не являются.
Как ESG незаметно исчезла из центра внимания, так и всеобщее помешательство на всём «зелёном», будем надеяться, просто исчезнет.
Закон климатической политики, которому Роджер Пилке-младший дал своё имя, гласит: «всякий раз, когда экологические и экономические цели сталкиваются, побеждает экономика».
https://mises.in.ua/article/spanish-blackout-shows-why-green-dream-unsustainable/
Почему? Помимо использования в политическом и социальном дискурсе и разрушения энергосетей, «зелёный переход» на самом деле почти ничего не меняет. За более чем 30 лет, в течение которых он владел умами интеллектуалов и политиков, он не достиг практически ничего. Не верите мне? Откройте график мирового потребления первичной энергии по источникам и посмотрите сами.
В 1991 году, когда я родился — выберем случайный год из 1990-х, когда климатическое движение набрало обороты, — 77,5% энергопотребления приходилось на нефть, газ и уголь. В 2023 году, после триллионов, потраченных на электрификацию сетей, строительство солнечных станций и субсидирование тех или иных зелёных инициатив, после безумных социальных и политических усилий летать меньше, есть «устойчивую» пищу, перерабатывать пластик и так далее, этот же показатель составляет 76,55%. Три десятилетия давления, денег и пропаганды — и стрелка даже не сдвинулась.
Оказалось, что людям нужна энергия, машины, вещи, путешествия — и, вообще говоря, выживание. Всё, что вы делаете сверху, чтобы этому воспрепятствовать, имеет лишь незначительные последствия.
Единственное, что вы действительно сделали — это дестабилизировали множество энергосетей по всему миру. Солнце и ветер вытеснили немного биомассы и немного ядерной энергии — на единичные проценты — и вот уже сети разваливаются. Пример — Испания. И нельзя сказать, что мы (в кавычках «мы») не знали об этом. В многочисленных отчётах — от Федеральной комиссии по регулированию энергетики США до Оксфордского института энергетических исследований — чётко указано: больше ненадёжных источников — меньше инерции в сети — выше риск частотного коллапса и полного отключения.
Масштабные изменения в энергосистемах, исторически говоря, когда биотопливо заменили углём, а затем уголь — природным газом, в основном завершились к концу 1970-х. Урок, который мы получаем из исторического опыта человечества и его взаимодействия с природой: мы получаем больше энергии и лучшего качества — дешевле, быстрее, безопаснее, стабильнее. А не хуже, дороже и менее надёжно. «Каждый энергетический переход в истории, — писал я в прошлом году, — был аддитивным». Мы не заменяем и не отказываемся от источников энергии — мы просто добавляем новые, лучшие. И, как показывает испанская энергетическая катастрофа, ненадёжные источники вроде ветра и солнца лучшими не являются.
Как ESG незаметно исчезла из центра внимания, так и всеобщее помешательство на всём «зелёном», будем надеяться, просто исчезнет.
Закон климатической политики, которому Роджер Пилке-младший дал своё имя, гласит: «всякий раз, когда экологические и экономические цели сталкиваются, побеждает экономика».
https://mises.in.ua/article/spanish-blackout-shows-why-green-dream-unsustainable/
"Многие защитники человеческой свободы (как правые, так и левые) нередко испытывают неловкость по поводу духа этой ответной волны и задаются вопросом, есть ли в истории прочные прецеденты для возвращения суверенитета во имя свободы — и насколько они значимы.
Я хочу сказать: такой прецедент есть, и речь пойдёт об историческом эпизоде, который почти полностью забыт.
Хорошо известно, что Бреттон-Вудское соглашение 1944 года включало положения, касающиеся международных расчётов (золотовалютный стандарт), а также финансов и банковского дела (Международный валютный фонд и Всемирный банк). Многие также знают о Генеральном соглашении по тарифам и торговле (ГАТТ, 1948 год).
Но мало кто знает, что ГАТТ был запасным вариантом. Первоначальный проект Бреттон-Вудского соглашения включал создание Международной торговой организации (МТО), которая получила бы полномочия по управлению всей мировой торговлей. Проект был составлен в 1944 году и закреплён в Гаванской хартии 1948 года. В то время правительства ведущих стран и крупные корпорации прилагали огромные усилия, чтобы ратифицировать это соглашение как международный договор.
МТО должна была править миром — с олигархами во главе, прикрывающимися лозунгами глобализации.
И всё же этот проект потерпел поражение. Почему? Не из-за противодействия протекционистов и меркантилистов. Основными противниками МТО были, напротив, сторонники свободной торговли и экономические либертарианцы. Кампанию против ратификации возглавил франко-американский экономист Филип Кортни и его провокационная книга «Экономический Мюнхен» (1949).
Хартия МТО — это памятник благим намерениям, — писал он, — бюрократическая мечта, игнорирующая суровую реальность национальных экономик. Она обещает свободную торговлю, а приносит лишь оковы, связывая страны правилами, которые не способны реагировать на бури инфляции или дефицита.
Он и другие из его круга видели в этой хартии не руку свободы, а руку централизованного планирования, корпоратизма, инфляционизма, бюджетного регулирования, промышленной политики и управляемой торговли — короче говоря, того, что сегодня называют глобализмом. Он решительно выступал против этого, именно потому что считал: такой подход нанесёт удар по подлинному делу свободной торговли и утопит национальный суверенитет в бюрократическом болоте.
У него было множество возражений, но среди них особенно выделялись вопросы, связанные с валютными расчётами. По его мнению, государства оказались бы заперты в тарифном режиме без возможности гибко менять валютные курсы в зависимости от внешнеторгового баланса. Он искренне считал, что под эгидой МТО странам будет затруднительно адаптироваться к изменениям обменных курсов и другим обстоятельствам времени и места. Несмотря на провозглашенное в хартии стремление к свободной торговле, Кортни полагал, что в конечном итоге она её подорвёт.
Он также считал, что если страны и должны открывать свои экономики для международной конкуренции со всего мира, то делать это следует в соответствии с принципами демократического управления и национальных референдумов. Жёсткое глобальное правительство, навязывающее подобный режим, противоречило бы всей истории борьбы с меркантилизмом — и, вероятно, было бы использовано крупнейшими корпорациями в промышленности и финансах, чтобы подстроить систему под собственные интересы.
Поразительно, что эта критика исходила из либеральных/либертарианских позиций, поддерживающих традиционные пути к свободной торговле и одновременно решительно не принимающих того, что сегодня называют «глобалистским» способом достижения этой цели"
https://mises.in.ua/article/the-trouble-with-compulsory-globalism/
Я хочу сказать: такой прецедент есть, и речь пойдёт об историческом эпизоде, который почти полностью забыт.
Хорошо известно, что Бреттон-Вудское соглашение 1944 года включало положения, касающиеся международных расчётов (золотовалютный стандарт), а также финансов и банковского дела (Международный валютный фонд и Всемирный банк). Многие также знают о Генеральном соглашении по тарифам и торговле (ГАТТ, 1948 год).
Но мало кто знает, что ГАТТ был запасным вариантом. Первоначальный проект Бреттон-Вудского соглашения включал создание Международной торговой организации (МТО), которая получила бы полномочия по управлению всей мировой торговлей. Проект был составлен в 1944 году и закреплён в Гаванской хартии 1948 года. В то время правительства ведущих стран и крупные корпорации прилагали огромные усилия, чтобы ратифицировать это соглашение как международный договор.
МТО должна была править миром — с олигархами во главе, прикрывающимися лозунгами глобализации.
И всё же этот проект потерпел поражение. Почему? Не из-за противодействия протекционистов и меркантилистов. Основными противниками МТО были, напротив, сторонники свободной торговли и экономические либертарианцы. Кампанию против ратификации возглавил франко-американский экономист Филип Кортни и его провокационная книга «Экономический Мюнхен» (1949).
Хартия МТО — это памятник благим намерениям, — писал он, — бюрократическая мечта, игнорирующая суровую реальность национальных экономик. Она обещает свободную торговлю, а приносит лишь оковы, связывая страны правилами, которые не способны реагировать на бури инфляции или дефицита.
Он и другие из его круга видели в этой хартии не руку свободы, а руку централизованного планирования, корпоратизма, инфляционизма, бюджетного регулирования, промышленной политики и управляемой торговли — короче говоря, того, что сегодня называют глобализмом. Он решительно выступал против этого, именно потому что считал: такой подход нанесёт удар по подлинному делу свободной торговли и утопит национальный суверенитет в бюрократическом болоте.
У него было множество возражений, но среди них особенно выделялись вопросы, связанные с валютными расчётами. По его мнению, государства оказались бы заперты в тарифном режиме без возможности гибко менять валютные курсы в зависимости от внешнеторгового баланса. Он искренне считал, что под эгидой МТО странам будет затруднительно адаптироваться к изменениям обменных курсов и другим обстоятельствам времени и места. Несмотря на провозглашенное в хартии стремление к свободной торговле, Кортни полагал, что в конечном итоге она её подорвёт.
Он также считал, что если страны и должны открывать свои экономики для международной конкуренции со всего мира, то делать это следует в соответствии с принципами демократического управления и национальных референдумов. Жёсткое глобальное правительство, навязывающее подобный режим, противоречило бы всей истории борьбы с меркантилизмом — и, вероятно, было бы использовано крупнейшими корпорациями в промышленности и финансах, чтобы подстроить систему под собственные интересы.
Поразительно, что эта критика исходила из либеральных/либертарианских позиций, поддерживающих традиционные пути к свободной торговле и одновременно решительно не принимающих того, что сегодня называют «глобалистским» способом достижения этой цели"
https://mises.in.ua/article/the-trouble-with-compulsory-globalism/
"Ниже я рассмотрю аргументационную схему, которую Шельски использует в нескольких главах книги, поскольку она представляет интерес и важность с философской точки зрения. Он различает простые системы, для моделирования которых нужно определить лишь несколько переменных, и сложные системы, требующие учёта множества факторов. Сложные системы, такие как искусственный интеллект (AI) и климат Земли, он называет «неэргодичными» — то есть такими, в которых отсутствуют повторяющиеся закономерности, позволяющие делать надёжные предсказания. Большинство хайпов, связанных со страхами и надеждами, касаются именно таких неэргодичных систем, однако мы не можем построить их синоптические модели, то есть «модели, пригодные для инженерного воссоздания или воспроизведения поведения естественной системы».
Должен признаться, что у меня возникла трудность в оценке аргументов Шельски — полностью по моей собственной вине. Почти в каждой главе он приводит технически сложные рассуждения в поддержку своей критики моделей, но мои знания в соответствующих научных дисциплинах недостаточны, чтобы оценить их обоснованность. Однако в одной области, где затрагивается философская проблема, я считаю его правым — и, более того, это вопрос, по которому он полностью совпадает с Людвигом фон Мизесом. Шельски пишет:
Человеческий разум — это неотделимый компонент континуума «разум–тело». Его невозможно понять в изоляции… Мозг человека — это орган, в котором происходят процессы, вызывающие наши ментальные переживания. Это самая сложная биологическая система из всех нам известных. Процессы происходят в системах. Понять процесс — значит уметь описать, как взаимодействуют элементы системы, вызывающие этот процесс… Но мы совсем не понимаем, как континуум «разум–тело» порождает наши переживания: сознание, эмоции, намерения или когнитивные способности. Мы лишь можем их ощущать, наблюдать их через интроспекцию — внутреннее наблюдение за собственным субъективным опытом — а затем сравнивать свои выводы с наблюдениями других людей.
Ключевой момент, позволяющий мне избежать необходимости оценивать технические детали, состоит в следующем: физика не располагает понятиями, обозначающими внутренние качества опыта, и поэтому не может их объяснить. Учёные, например, могут выявить корреляции между выражением чувств, таких как боль, и определёнными зонами мозга, но это не объясняет, как говорил Томас Нагель, «что значит» испытывать эти переживания — и вообще, почему существует какой-либо внутренний опыт. Следует, впрочем, отметить, что немногие философские аргументы обладают универсальной убедительностью — и в литературе можно найти ответы на это утверждение. Но это выходит за рамки данной статьи."
https://mises.in.ua/article/hip-hype-hurrah/
Должен признаться, что у меня возникла трудность в оценке аргументов Шельски — полностью по моей собственной вине. Почти в каждой главе он приводит технически сложные рассуждения в поддержку своей критики моделей, но мои знания в соответствующих научных дисциплинах недостаточны, чтобы оценить их обоснованность. Однако в одной области, где затрагивается философская проблема, я считаю его правым — и, более того, это вопрос, по которому он полностью совпадает с Людвигом фон Мизесом. Шельски пишет:
Человеческий разум — это неотделимый компонент континуума «разум–тело». Его невозможно понять в изоляции… Мозг человека — это орган, в котором происходят процессы, вызывающие наши ментальные переживания. Это самая сложная биологическая система из всех нам известных. Процессы происходят в системах. Понять процесс — значит уметь описать, как взаимодействуют элементы системы, вызывающие этот процесс… Но мы совсем не понимаем, как континуум «разум–тело» порождает наши переживания: сознание, эмоции, намерения или когнитивные способности. Мы лишь можем их ощущать, наблюдать их через интроспекцию — внутреннее наблюдение за собственным субъективным опытом — а затем сравнивать свои выводы с наблюдениями других людей.
Ключевой момент, позволяющий мне избежать необходимости оценивать технические детали, состоит в следующем: физика не располагает понятиями, обозначающими внутренние качества опыта, и поэтому не может их объяснить. Учёные, например, могут выявить корреляции между выражением чувств, таких как боль, и определёнными зонами мозга, но это не объясняет, как говорил Томас Нагель, «что значит» испытывать эти переживания — и вообще, почему существует какой-либо внутренний опыт. Следует, впрочем, отметить, что немногие философские аргументы обладают универсальной убедительностью — и в литературе можно найти ответы на это утверждение. Но это выходит за рамки данной статьи."
https://mises.in.ua/article/hip-hype-hurrah/
"Рукопись, озаглавленная “Весна 1933 года”, пролежала забытой в архивах Гуверовского института более полувека, пока ее случайно не обнаружил профессор экономики Брюс Колдуэлл. Опубликованная в качестве приложения к изданию 2007 года “Дороги к рабству” (RtS), она доказывает, что Хайек давно понял неразрывную связь между антилиберализмом и антирационализмом международного коммунизма и фашистского национал-социализма.
Обе идеологии выросли на основе ярко выраженной антикапиталистической и антисемитской ненависти Карла Маркса к свободе личности и самому понятию истины. Как писал Хайек в 1933 году, тем, что разрушило веру в универсальность и единство человеческого разума, было учение Маркса о классово обусловленной природе нашего мышления, о различии между буржуазной и пролетарской логикой, которое нужно было лишь применить к другим социальным группам, таким как нации или расы, чтобы создать оружие, используемое против рационализма как такового.
Ровно девяносто лет спустя это оружие вновь используют сторонники критической расовой теории, для которых истина “контекстуальна” и предназначена лишь для оправдания власти.
Поразительная актуальность слов Хайека, возможно, удивила бы его самого. «Если старые истины должны сохранить свою власть над умами людей, — писал он во введении к изданию 1960 года другой своей классической работы, “Конституция свободы”, — их необходимо пересказывать на языке и в понятиях каждого следующего поколения». Но в его случае это оказалось ненужным. Экономист Чикагского университета Милтон Фридман, который в своём предисловии 1971 года к немецкому изданию «Дороги к рабству» заявил, что «идеи этой книги сегодня не менее необходимы, чем в год её первого выхода», повторил ту же оценку в предисловии к американскому юбилейному изданию 1995 года. Он даже полагал, что «интеллектуальное мнение [в момент первой публикации] было гораздо более враждебным к теме книги, чем сейчас». Правда, практика всё ещё заметно отставала. Возможно, она догонит, думал Фридман, будучи неисправимым рационалистом.
Но этого не произошло. Предупреждения Хайека о пагубности социалистической практики были беззаботно проигнорированы, несмотря на многочисленные подтверждения её разрушительных, а порой и ужасающих последствий. Теория вскоре с яростью обрушилась на старые истины. После капитуляции перед релятивизмом сама истина всё чаще безнаказанно отвергалась в пользу «пропаганды». Но главная забота Хайека была не столько практической, сколько — прежде всего — моральной.
Эффекты пропаганды, писал Хайек в «Дороге к рабству», «разрушительны для всякой морали, потому что подрывают одну из её основ — чувство истины и уважение к ней». То, что дорога к рабству часто вымощена благими намерениями, лишь затушёвывает подсознательный нарциссизм, лежащий в их основе. Ревностный пропагандист, охваченный иллюзией собственной добродетели, «может руководствоваться всего лишь инстинктивным отвращением к существующему положению дел и желанием создать новый иерархический строй». Тем временем мастера манипуляции готовы помочь ему породить «теории, которые, по-видимому, дают рациональное обоснование предрассудкам, которые он разделяет со многими своими собратьями».
https://mises.in.ua/article/hayek-and-the-end-of-truth/
Обе идеологии выросли на основе ярко выраженной антикапиталистической и антисемитской ненависти Карла Маркса к свободе личности и самому понятию истины. Как писал Хайек в 1933 году, тем, что разрушило веру в универсальность и единство человеческого разума, было учение Маркса о классово обусловленной природе нашего мышления, о различии между буржуазной и пролетарской логикой, которое нужно было лишь применить к другим социальным группам, таким как нации или расы, чтобы создать оружие, используемое против рационализма как такового.
Ровно девяносто лет спустя это оружие вновь используют сторонники критической расовой теории, для которых истина “контекстуальна” и предназначена лишь для оправдания власти.
Поразительная актуальность слов Хайека, возможно, удивила бы его самого. «Если старые истины должны сохранить свою власть над умами людей, — писал он во введении к изданию 1960 года другой своей классической работы, “Конституция свободы”, — их необходимо пересказывать на языке и в понятиях каждого следующего поколения». Но в его случае это оказалось ненужным. Экономист Чикагского университета Милтон Фридман, который в своём предисловии 1971 года к немецкому изданию «Дороги к рабству» заявил, что «идеи этой книги сегодня не менее необходимы, чем в год её первого выхода», повторил ту же оценку в предисловии к американскому юбилейному изданию 1995 года. Он даже полагал, что «интеллектуальное мнение [в момент первой публикации] было гораздо более враждебным к теме книги, чем сейчас». Правда, практика всё ещё заметно отставала. Возможно, она догонит, думал Фридман, будучи неисправимым рационалистом.
Но этого не произошло. Предупреждения Хайека о пагубности социалистической практики были беззаботно проигнорированы, несмотря на многочисленные подтверждения её разрушительных, а порой и ужасающих последствий. Теория вскоре с яростью обрушилась на старые истины. После капитуляции перед релятивизмом сама истина всё чаще безнаказанно отвергалась в пользу «пропаганды». Но главная забота Хайека была не столько практической, сколько — прежде всего — моральной.
Эффекты пропаганды, писал Хайек в «Дороге к рабству», «разрушительны для всякой морали, потому что подрывают одну из её основ — чувство истины и уважение к ней». То, что дорога к рабству часто вымощена благими намерениями, лишь затушёвывает подсознательный нарциссизм, лежащий в их основе. Ревностный пропагандист, охваченный иллюзией собственной добродетели, «может руководствоваться всего лишь инстинктивным отвращением к существующему положению дел и желанием создать новый иерархический строй». Тем временем мастера манипуляции готовы помочь ему породить «теории, которые, по-видимому, дают рациональное обоснование предрассудкам, которые он разделяет со многими своими собратьями».
https://mises.in.ua/article/hayek-and-the-end-of-truth/
"Обязательство Великобритании достичь «нулевых выбросов к 2050 году» было подписано в последние дни премьерства Терезы Мэй как попытка оставить после себя хоть какое-то «наследие» после трёх мучительных лет на посту главы правительства. Это «наследие», вероятно, будет забыто, как и творения Озимандиаса, когда мир снова столкнется с экономической реальностью.
Обсуждение нулевых выбросов происходило во время борьбы за лидерство в Консервативной партии после отставки Мэй, и всё внимание было сосредоточено на этой проблеме, а не на, как оказалось, самом значимом экономическом решении года. Дебаты по этому вопросу длились всего 90 минут.
Результаты оказались абсолютно разрушительными для экономики Британии по целому ряду направлений. Спустя 169 лет после того, как Генри Бессемер разработал способ массового производства стали в Шеффилде, Великобритания практически утратила способность производить сталь на своей территории. Глобальные факторы, такие как демпинг со стороны Китая, играют свою роль, но масштаб экологического регулирования британской промышленности делает невозможным поддержание какого-либо тяжёлого производства. В результате British Steel вновь оказалась национализированной, что переложило убытки и обязательства на налогоплательщиков, но не устранило ни одной из коренных причин кризиса.
Но вмешательство государства на этом не заканчивается. В сельском хозяйстве жестокая идейно мотивированная атака на фермеров (по вопросу о налогообложении наследуемых ферм) приведёт к тому, что ещё больше плодородных сельхозугодий будет превращено в поля с солнечными панелями — в стране, где солнце светит нечасто."
https://mises.in.ua/article/net-zero-chance-of-eliminating-emissions/
Обсуждение нулевых выбросов происходило во время борьбы за лидерство в Консервативной партии после отставки Мэй, и всё внимание было сосредоточено на этой проблеме, а не на, как оказалось, самом значимом экономическом решении года. Дебаты по этому вопросу длились всего 90 минут.
Результаты оказались абсолютно разрушительными для экономики Британии по целому ряду направлений. Спустя 169 лет после того, как Генри Бессемер разработал способ массового производства стали в Шеффилде, Великобритания практически утратила способность производить сталь на своей территории. Глобальные факторы, такие как демпинг со стороны Китая, играют свою роль, но масштаб экологического регулирования британской промышленности делает невозможным поддержание какого-либо тяжёлого производства. В результате British Steel вновь оказалась национализированной, что переложило убытки и обязательства на налогоплательщиков, но не устранило ни одной из коренных причин кризиса.
Но вмешательство государства на этом не заканчивается. В сельском хозяйстве жестокая идейно мотивированная атака на фермеров (по вопросу о налогообложении наследуемых ферм) приведёт к тому, что ещё больше плодородных сельхозугодий будет превращено в поля с солнечными панелями — в стране, где солнце светит нечасто."
https://mises.in.ua/article/net-zero-chance-of-eliminating-emissions/
"Под влиянием кейнсианского консенсуса в 1945 году комитет под руководством сенатора от Нью-Йорка Джеймса Мида опубликовал доклад. В нём утверждалось, что с приближением окончания войны «Соединённые Штаты окажутся в значительной степени неготовыми справиться с массовой безработицей». Даже президент Гарри Трумэн в сентябре того года заявил в интервью The New York Times, что «очевидно», что сокращение федеральной занятости и расходов приведёт к «значительному неизбежному росту безработицы». Действительно, между июнем 1945 и июнем 1946 года более десяти миллионов человек были исключены из федеральных ведомостей (в основном военные), и миллионы вернулись с войны на внутренний рынок труда США. Кейнсианцы затаили дыхание, ожидая худшего.
Одной из лучших оценок того, что на самом деле произошло (и что явно отличалось от кейнсианских прогнозов, которые позже повторяли будущие нобелевские лауреаты Пол Самуэльсон и Гуннар Мюрдаль), является работа экономиста Дэвида Хендерсона. В ноябре 2010 года в исследовании для Центра Меркатус под названием «Послевоенное экономическое чудо США» Хендерсон отметил:
В течение четырёх лет — с момента пиковых военных расходов в 1944 году до 1948 года — правительство США сократило расходы на 72 миллиарда долларов, что составляет 75 процентов расходов. Федеральные расходы упали с пика в 44 процента валового национального продукта (ВНП) в 1944 году до всего лишь 8,9 процентов в 1948 году, что означает падение более чем на 35 процентных пунктов ВНП.
Во время стремительного падения расходов федеральные налоговые поступления сократились лишь незначительно: с пика в 44,4 миллиарда долларов в 1945 году до 39,7 миллиарда в 1947 году и 41,4 миллиарда в 1948 году. Иными словами, от максимума до минимума налоговые поступления снизились всего на 4,7 миллиарда долларов, или на 10,6 процента. Экономика процветала. Уровень безработицы, который был искусственно занижен в конце войны из-за того, что миллионы рабочих были призваны в вооружённые силы США, действительно вырос. Но в период с 1945 по 1948 годы он достиг максимума лишь в 3,9 процента в 1946 году, а за месяцы с сентября 1945 по декабрь 1948 года средний уровень безработицы составлял всего 3,5 процента.
Вдумайтесь: федеральные расходы сократились на 75 процентов. Миллионы людей вернулись на рынок труда в частный сектор. И всё же уровень безработицы остался ниже, чем сегодня, а экономика начала бурный рост. Кейнсианцы со всей своей расхваленной «новой экономикой» и сложными уравнениями оказались абсолютно неправы. Обычный здравый смысл послужил бы им куда лучше."
https://mises.in.ua/article/how-the-post-wwii-boom-proved-keynesians-wrong/
Одной из лучших оценок того, что на самом деле произошло (и что явно отличалось от кейнсианских прогнозов, которые позже повторяли будущие нобелевские лауреаты Пол Самуэльсон и Гуннар Мюрдаль), является работа экономиста Дэвида Хендерсона. В ноябре 2010 года в исследовании для Центра Меркатус под названием «Послевоенное экономическое чудо США» Хендерсон отметил:
В течение четырёх лет — с момента пиковых военных расходов в 1944 году до 1948 года — правительство США сократило расходы на 72 миллиарда долларов, что составляет 75 процентов расходов. Федеральные расходы упали с пика в 44 процента валового национального продукта (ВНП) в 1944 году до всего лишь 8,9 процентов в 1948 году, что означает падение более чем на 35 процентных пунктов ВНП.
Во время стремительного падения расходов федеральные налоговые поступления сократились лишь незначительно: с пика в 44,4 миллиарда долларов в 1945 году до 39,7 миллиарда в 1947 году и 41,4 миллиарда в 1948 году. Иными словами, от максимума до минимума налоговые поступления снизились всего на 4,7 миллиарда долларов, или на 10,6 процента. Экономика процветала. Уровень безработицы, который был искусственно занижен в конце войны из-за того, что миллионы рабочих были призваны в вооружённые силы США, действительно вырос. Но в период с 1945 по 1948 годы он достиг максимума лишь в 3,9 процента в 1946 году, а за месяцы с сентября 1945 по декабрь 1948 года средний уровень безработицы составлял всего 3,5 процента.
Вдумайтесь: федеральные расходы сократились на 75 процентов. Миллионы людей вернулись на рынок труда в частный сектор. И всё же уровень безработицы остался ниже, чем сегодня, а экономика начала бурный рост. Кейнсианцы со всей своей расхваленной «новой экономикой» и сложными уравнениями оказались абсолютно неправы. Обычный здравый смысл послужил бы им куда лучше."
https://mises.in.ua/article/how-the-post-wwii-boom-proved-keynesians-wrong/