Чужой не свой. Господь дворов суров.
Господь дворов не терпит хвастовства.
Пружинит воздух, не пуская слов,
чернеет безразличная листва.
 
Кошачий свет, ночной дорожки нить,
идти к себе — идти сквозь гаражи.
Мудрить не мудро, мудро не мудрить.
Добра — своим, и не добра — чужим.

Осознавши себя траекторией,
перестанешь бояться окончиться.
Мы бы век на своём тараторили,
но однажды придёт переводчица.
Пусть она переводит про главное,
где каштаны и страшные пьяницы.
И столицы сотрутся, и гавани,
а посёлок Быково останется.
Был там храм, аварийный фактически,
но достойный отдельного очерка.
Я любил его, псевдоготический,
а другой, деревянный, – не очень-то.
Там, бывало, звонят по покойничку,
ну а мы, накупившие сникерсов,
проскользнули домой потихонечку
и хотим от родителей сныкаться.
Всё что хошь прекращает быть лакомым,
если это четвёртая порция.
Звёзды плотно обёрнуты вакуумом,
и поэтому долго не портятся.
 
2017

Книга «Мяв, Тяф и Чай» 😊

У нас можно купить не только разнообразный чай, сладости и посуду для чайной церемонии, но и книгу для детей ✨

Она написана специально для прививания чайной культуры малышам через стихи, картинки и персонажей. В купе с этим в наших чайных вы сможете подобрать идеальные для вашего ребенка травяные плитки 🫖

Каждый разворот подробно описывает этап подготовки к чаепитию. Чтобы ребенок не заскучал, предложите ему вместе с персонажами заваривать чай 🍃

Книгу можно купить в чайных клубах и барах Мойчай, а также на сайте

«Герои детства. Наше время» ‒ литературный конкурс детских писателей. Его миссия ‒ найти и сделать доступными широкой аудитории высокохудожественные литературные произведения, отражающие героические поступки наших современников.
Из лучших произведений в каждой номинации будут составлены три сборника (по книге на каждую возрастную группу читателей). Презентация книг и чествование победителей пройдут на одной из культурных площадок Москвы.
Для участия в конкурсе переходите на сайт ГЕРОИДЕТСТВА.РФ
Конкурс проводится при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.

Будучи родителями, мы с мужем столкнулись с тем, что нет современной литературы для детей, рассказывающей о подвигах героев нашего времени: врачах, инженерах, спасателях, военнослужащих и людей других профессий, на которых можно равняться.

📚Помните, в нашем детстве были рассказы о пионерах-героях, великих полководцах, деятелях искусства и других людях, совершивших в своей жизни важные поступки?

Уверена, в современной России есть множество реальных историй о добрых, смелых и достойных людях, которые стоит рассказать. Поэтому мой муж, Иван Купреянов, запустил проект «Герои детства. Наше время», чтобы собрать такие истории для детей и издать книги.

📚«Герои детства. Наше время» ‒ литературный конкурс детских писателей. Его миссия ‒ найти и сделать доступными широкой аудитории высокохудожественные литературные произведения, отражающие героические поступки наших современников. По итогу конкурса будет издано три сборника: для детей 7-9, 10-12 и 13-16 лет.

Для участия в конкурсе заполните заявку на сайте до 20 ноября включительно и пришлите ваши работы.

Дорогие писатели и поэты, давайте расскажем о достойных людях нашей страны вместе! Обязательно присылайте ваши работы, все они будут оценены экспертным советом конкурса, каждому будет уделено внимание.

Буду благодарна за поддержку! @msimonyan @marinaslovo @real_cultras @mediakinesis @yampolskayaea @the_yana_poplavskaya @andrafanaslive @pavelostrovski

Такая жизнь, что горькое —
ещё не значит честное,
как в электричках горьковских
про сами-мы-неместные.
 
По-утреннему сонное,
по-вечному бессвязное,
утробное, вагонное,
уютное и грязное.
 
Как в той задачке с пунктами,
им надо всем куда-то там —
в пуховики укутанным
молекулам и атомам.
 
А выйдешь — тут же схватится
мороз за переносицу.
Вагончик к-к-катится —
а, нет — у-у-уносится.
 
В снегах столбы с деревьями —
как женихи с невестами.
И новый день Творения,
и сами мы — небесные.

Прислали ссылку на конкурс чтецов. Девушка читает мое стихотворение «Бессмертный Полк».

https://youtu.be/0MjNn360hCA?si=Y0Zm324AqijaMB6V

Друзья! Подходит к концу 20-е ноября - официальный день окончания приема заявок на конкурс "Герои детства. Наше время".
Мы получили множество работ от авторов со всех концов России, и даже некоторое количество - от соотечественников за рубежом.
Совсем скоро работы будут переданы на рассмотрение экспертам конкурса!
Спасибо за участие!

Играет мир в свою игру,
то бьётся полночью, то полднем.
Подросток бродит по двору,
туманным сумраком наполнен.
 
Идёт глобальный передел,
переустройство, пересменок.
Никто за нас не порадел,
исправить нам не дал оценок.
 
Одни ещё не рождены,
другие только ходят в садик.
За их-то будущие сны
дерутся люди на ночь глядя.
 
К закономерной тишине
приходит самый громкий грохот.
Собрать сокровище вполне
возможно разве что по крохам.
 
Не верят божии рабы
в круговорот добра в природе.
Но будет праздник, вроде бы,
и даже сказка будет, вроде.

На спутники смотрит астролог,
минутный строит прогноз.
Он будущее потрогал —
ему ли грустить всерьёз?
Нырнув под необратимым
по мнению большинства,
он видел, как белым дымом,
становится белым дымом
прошедшей весны листва.
Размашисто, безвозвратно
меняется суть вещей.
И птицы летят обратно —
не с юга, а вообще.

Унылых душ смешное бегство,
натужных воплей череда.
Но русский снег идёт на экспорт —
как ни крути, а как всегда.

Горячий, горький, смачный, страшный,
не постижимый головой.
Разнузданный и бесшабашный,
бессмысленный, всесмысловой.

Фрезою солнца снег распилен,
завален стружкой зимний лес.
Кипящей кровью окропили
многокилометровый срез.

Брикеты снов, брикеты слова,
брикеты былей и былин —
как ни крути, а снова, снова
сожрёт Париж, сожрёт Берлин.

Огонь и снег пойдут, буяня,
любиться весело и зло.
У нас любовь — она как баня,
что под охлупень замело.

В снегах за жизнь бороться надо,
но это — наши холода.
Они — суровая награда
за день вселенского труда.

Декабр вечер — вот и славно.
Луну шлифуют облака.
И в этом чувствуется явно
большого мастера рука.

Не просто вздор, любовь — высокий вздор,
простой сюжет и все его ремейки.
Пятнистый летний тополиный двор,
шершавая ладонь пивной скамейки.
 
Любовь сплошна, небрежна, неточна,
покрыта пылью, шёпотом, загаром.
Счастливая гитара из окна,
открытого по случаю гитары.
 
Чешуйки краски, драный до-мажор,
солёный пот и сладкая помада.
Ультимативный ути-пути-вздор.
И надо всё, и ничего не надо.

Фейерверки и хлопушки,
Новый год — вот-вот, вот-вот.
По селениям Дед Пушкин
русских слов мешок несёт.

Наряжает ёлки речью,
украшает фонари.
Запятыми тают свечи
на Кавказе и в Твери.

Пляшут зайцы, пляшут волки,
пляшет цапля с медведём,
ну а мы на книжной полке
уж подарочек найдём!

Сквозь метель скользит на лыжах
по Руси гранитный дед.
Тот стрелял, а этот — выжил,
даром — двести с гаком лет.

Между Омском и Самарой
пролегает книжный шкап.
Новый — год, а Пушкин — старый,
от снегов седой арап.

В душу Пушкин крепко ввинчен,
Пушкин непреодолим,
ведь любой поэт и нынче
нарядиться хочет им.

Дед светил — и мы посветим.
Вот такой он классик, да.
А его подарки детям
остаются навсегда.

Бесформенность салата оливье,
шампанские блестяшки и пайетки.
Морозные узоры на стекле,
на ощупь — как линолеум советский.
Благодаря январским холодам
почти поймёт январский лежебока,
что родом он не из чего-то там,
а прямо из прекрасного далёка.
Нехитрый быт, дубак очередей,
а в мире духа марку-то держала
растившая полуденных людей
мечтательная, резкая держава.
Любой доступен человеку шаг —
Разумному и стиснувшему зубы.
А из Луны торчащий красный флаг
на ощупь как снегурочкина шуба.
От Солнца невозбранно род ведёт
японский император Нарухито.
А мы нет-нет — да чувствуем вот-вот.
Хватай, чё есть, пока ещё открыто!

И вязкий Ленин падает туманом
На ручки всех кают над океаном,

И ржавый Маркс — заводоуправления
Прогрыз железо: ребра и крепления

И черный Ницше — из провала — крабом
И толстый Будда, вздутый баобабом

И острый я, как шип цветов колючих
На Украине призраков летучих,
На Украине снов, где Гоголь с вязами
Где буки и дубы и рощи базами…

Такие мы. А Вы — какие?
Мы — неземные. Вы — земные.

Эдуард Лимонов

Всю ночь не спать, копаться в белом шуме,
потом весь день кататься в белом гаме.
Любовь могла в кровать ложиться в шубе,
а тень её влезает в текст с ногами.
Осколком старой мысли не порежься.
Осколкам старых чувств не доорёшься.
Приёма нет, и метода, и средства
назад вернуть до пустоты доросших.
Подчас луну не отличить от нимба —
не каждый день, и даже год не каждый…
Пока цветёт, оно необъяснимо,
а отцвело — оно уже неважно.

Горькие губы кофеен,
дружеских слов костыли.
К ним изолентой приклеен
запах апрельской земли.
 
Рыбка нашла знак вопроса —
слопала — спряталась в ил.
Кто-то призвание бросил,
кто-то — нашёл и отмыл.
 
Ткани грядущей волокна,
будущая семья,
смотрят в голодные окна
свежих объектов жилья.
 
Перезагрузка, загвоздка,
русский безбашенный путь.
Ветер такой, что берёзка
бросилась дубу на грудь.
 
Ангелы учат сегодня
песенку про дурачка.
Льётся премудрость Господня
в тёмный колодец зрачка.

Здание тучи стоит на колоннах дождя,
здание щётки стоит на колоннах ворсинок.
Пахнет весной и любовью каштан, перейдя
из состояния «сух» в состояние «вымок».
Пять или шесть, ощущение, жизней назад
девушка пела, и голос казался бездонным.
Строили рай, а построили город-де Сад,
где пустыри зарастают стеклом и бетоном.
Как бы то ни было, что уж дано, то дано.
Всё-таки, больше хорошего может остаться.
Знаешь, стареет всего благородней вино,
что из картонных стаканчиков выпито в двадцать.

2040
В обители роботов, царстве стерильных картин,
где всякая линза соринке противится всякой,
курить понемногу, цедить горьковатый гунтин,
гулять буржуазную дамочку, можно с собакой.
Когда-то гудело, потом навсегда улеглось.
За правила жизни пылали духовные войны.
В прозрачной реальности больше не принята злость:
герои мертвы, безразличные боги спокойны.
В родимое варварство трудно отсюда попасть.
Отсюда туда неприлично стремиться, вестимо.
Здесь жил Маяковский, и в стены впечатана страсть,
и это примерно как тени людей Хиросимы.
Лужайка зелёная, бледные дроны над ней.
Не слишком заслуженный отдых потомков приматов.
И это намного, намного, намного страшней,
чем те же враждебные вихри обоих двадцатых.
Здоровенький робот жуёт цифровой пластилин.
Души не получится, миленький, сколько ни жмакай.
И что остаётся в обители роботов, блин?
Гулять буржуазную дамочку, лучше с собакой.

Спокойствие — словно из шерсти кофта:
за нитку дёрнешь — пойдёт-поедет.
Не надо трогать — всего делов-то,
момент не тот, чтобы ныть и бредить.
 
 
Когда идёшь не своей дорогой,
не видишь смысла ловить попутку.
Опять себе говорю, не трогай.
Опять смешно и немного жутко.
 
 
Тоска явилась своей персоной,
и шепчет, шепчет… Мели, Емеля.
Окурки, плесень, тоннель бетонный —
но вроде фары в конце тоннеля.
 
 
Машину ловишь, и просишь брата
подбросить. Да, заплачу двукратно.
Не то что чтобы попасть куда-то,
а возвратиться к себе, обратно.
 
Вперёд угрюмо везёт водила,
назад угрюмо ползут кварталы.
Опять печальное накатило,
и, в общем, снова не укатало.