снимки с конкурса Fine Art Photography Awards 2025 в категории «Дикая природа/животные», номинация для профессионалов
Самая красивая новость дня, - сотни индийских программистов восемь лет выдавали себя за нейросеть Natasha AI, создававшую приложения по запросам клиентов, - и смогли заработать на этом полмиллиарда долларов. Пишут, что они мастерски имитировали работу искусственного интеллекта — приложения почти никогда не работали как следует.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Моська и медведи
Уже десять лет астрономы безрезультатно ищут на задворках Солнечной системы огромную и таинственную Планету Х. На днях поиск дал первый результат: вместо планеты-гиганта нашли карликовую планету, - но это не такое уж маленькое открытие.
Где-то на дальних окраинах Солнечной системы, почти в тысячу раз дальше от Солнца, чем Земля, во тьме скрывается планета, - заявили десять лет назад астрономы Константин Батыгин и Майкл Браун. Проблема в том, что ее никто не видел – она слишком далеко. О ее существовании Браун догадался по гравитационному влиянию. В облаке Оорта – то есть среди комет, вращающихся по очень сильно вытянутым орбитам - было обнаружено несколько объектов, орбиты которых странным образом были ориентированы одинаково и имели очень схожие параметры, - вероятность такого совпадения ничтожна.
Прежде чем делать громкие заявления, Браун и Батыгин проверили все возможные причины возникновения аномалии. Ее пытались объяснить несколько научных групп, но единственной жизнеспособной оказалась гипотеза существования объекта, массой в десять раз превосходящего Землю и летящего по очень вытянутой орбите.
Но за десятилетие, прошедшее со времени этого знаменитого исследования, Девятую планету найти так и не удалось. А на днях трио исследователей из США, участвующих в охоте за Планетой Х, вместо нее наткнулось на новую карликовую планету во внешней тьме Солнечной системы.
Согласно предварительному исследованию, объект, получивший название 2017 OF201, имеет диаметр около 700 км - в три раза меньше Плутона, но все еще достаточно крупный, чтобы считаться карликовой планетой. Ее чрезвычайно вытянутая орбита простирается более чем на 1600 расстояний между Землей и Солнцем, попадая в облако Оорта - огромнейшую периферию Солнечную системы, по которой летают ледяные глыбы комет. Астрономам повезло – карликовая планета облетает Солнце за 25 000 лет, и за это время она лишь около столетия находится достаточно близко, чтобы ее можно было заметить.
«Ее орбита так далека, что в прошлом она могла принадлежать другой звезде», — сообщил агентству AFP ведущий автор исследования Сихао Чен из Института перспективных исследований в Нью-Джерси.
Исследователи просят направить телескопы, такие как Уэбб и Хаббл, на свое открытие (ему уже есть независимые подтверждения от других астрономов, наблюдавших мини-планетку). В настоящее время официально признаны еще четыре карликовые планеты, - если все подтвердится, скоро их станет пять. Но, по словам Чена, открытие свидетельствует о том, что в поясе Койпера (это очень широкий пояс дальних астероидов за Нептуном) «существуют сотни подобных объектов на схожих орбитах».
А что же Девятая планета?
У нее прибавилось проблем - когда смоделировали орбиту новооткрытого карликового мира, обнаружили, что она не синхронизирована с орбитами других тел из облака Оорта. То есть влияния Девятой планеты не видно. Аргументы сторонников существования Девятой планеты теперь выглядят существенно слабее.
Но что тогда заставляет космические айсберги в облаке Орта двигаться синхронно? Было даже забавное предположение, что там по вытянутой орбите летает черная дыра – маленькая, но с солидной массой. В одной из работ подсчитали, что чёрная дыра такой массы будет размером с теннисный мяч. Разве увидишь абсолютно чёрный теннисный мяч на расстоянии сто миллиардов километров от Земли?
На самом деле, можно было бы увидеть: Солнце постоянно выбрасывает потоки плазмы — солнечный ветер, который, удаляясь, встречается с межзвёздной плазмой. Если бы там путешествовала чёрная дыра, она питалась бы этой смесью плазм, а мы бы увидели её как источник рентгеновского или гамма-излучения. Но мы этого не видим.
Может все-таки Девятая планета существует? Ответить должна обсерватория Веры Рубин (на фото), запуск которой запланирован в Чили в этом году. Первые кадры с этого зеркального телескопа со сверхшироким углом обзора должны появиться уже в июне, - и вообще, астрономы многого ждут от него, его открытие станет одним из главных научных событий года.
Где-то на дальних окраинах Солнечной системы, почти в тысячу раз дальше от Солнца, чем Земля, во тьме скрывается планета, - заявили десять лет назад астрономы Константин Батыгин и Майкл Браун. Проблема в том, что ее никто не видел – она слишком далеко. О ее существовании Браун догадался по гравитационному влиянию. В облаке Оорта – то есть среди комет, вращающихся по очень сильно вытянутым орбитам - было обнаружено несколько объектов, орбиты которых странным образом были ориентированы одинаково и имели очень схожие параметры, - вероятность такого совпадения ничтожна.
Прежде чем делать громкие заявления, Браун и Батыгин проверили все возможные причины возникновения аномалии. Ее пытались объяснить несколько научных групп, но единственной жизнеспособной оказалась гипотеза существования объекта, массой в десять раз превосходящего Землю и летящего по очень вытянутой орбите.
Но за десятилетие, прошедшее со времени этого знаменитого исследования, Девятую планету найти так и не удалось. А на днях трио исследователей из США, участвующих в охоте за Планетой Х, вместо нее наткнулось на новую карликовую планету во внешней тьме Солнечной системы.
Согласно предварительному исследованию, объект, получивший название 2017 OF201, имеет диаметр около 700 км - в три раза меньше Плутона, но все еще достаточно крупный, чтобы считаться карликовой планетой. Ее чрезвычайно вытянутая орбита простирается более чем на 1600 расстояний между Землей и Солнцем, попадая в облако Оорта - огромнейшую периферию Солнечную системы, по которой летают ледяные глыбы комет. Астрономам повезло – карликовая планета облетает Солнце за 25 000 лет, и за это время она лишь около столетия находится достаточно близко, чтобы ее можно было заметить.
«Ее орбита так далека, что в прошлом она могла принадлежать другой звезде», — сообщил агентству AFP ведущий автор исследования Сихао Чен из Института перспективных исследований в Нью-Джерси.
Исследователи просят направить телескопы, такие как Уэбб и Хаббл, на свое открытие (ему уже есть независимые подтверждения от других астрономов, наблюдавших мини-планетку). В настоящее время официально признаны еще четыре карликовые планеты, - если все подтвердится, скоро их станет пять. Но, по словам Чена, открытие свидетельствует о том, что в поясе Койпера (это очень широкий пояс дальних астероидов за Нептуном) «существуют сотни подобных объектов на схожих орбитах».
А что же Девятая планета?
У нее прибавилось проблем - когда смоделировали орбиту новооткрытого карликового мира, обнаружили, что она не синхронизирована с орбитами других тел из облака Оорта. То есть влияния Девятой планеты не видно. Аргументы сторонников существования Девятой планеты теперь выглядят существенно слабее.
Но что тогда заставляет космические айсберги в облаке Орта двигаться синхронно? Было даже забавное предположение, что там по вытянутой орбите летает черная дыра – маленькая, но с солидной массой. В одной из работ подсчитали, что чёрная дыра такой массы будет размером с теннисный мяч. Разве увидишь абсолютно чёрный теннисный мяч на расстоянии сто миллиардов километров от Земли?
На самом деле, можно было бы увидеть: Солнце постоянно выбрасывает потоки плазмы — солнечный ветер, который, удаляясь, встречается с межзвёздной плазмой. Если бы там путешествовала чёрная дыра, она питалась бы этой смесью плазм, а мы бы увидели её как источник рентгеновского или гамма-излучения. Но мы этого не видим.
Может все-таки Девятая планета существует? Ответить должна обсерватория Веры Рубин (на фото), запуск которой запланирован в Чили в этом году. Первые кадры с этого зеркального телескопа со сверхшироким углом обзора должны появиться уже в июне, - и вообще, астрономы многого ждут от него, его открытие станет одним из главных научных событий года.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
а вы говорили, что от роботов один вред
На всех главных сайтах мира падает посещаемость, и только ChatGPT переживает взрывной рост трафика, постепенно забирая все большую часть функционала у других сайтов, например у поисковиков или Википедии, - как смартфон в свое время поглотил массу устройств, от фотоаппарата до навигатора. Попались на глаза данные за апрель, отсюда.
Уже писал, что в 2020-х нейросети выступили примерно в той же роли, которую сыграли смартфоны в 2010-х - стали необходимой каждому штукой, меняющей способы, которыми мы делаем повседневные дела. Удобно, кстати, называть десятилетия по таким инновациям, меняющим правила игры повсюду (для них еще есть термин disruptive technology). Девяностые – это десятилетие персональных компьютеров, нулевые – десятилетие интернета, десятые – эпоха смартфонов, двадцатые – нейросетей, - так, по крайней мере, кажется из 2025-го, потом проверим.
Интересно, что станет самой главной меняющей повседневную жизнь технологией в 30-х? Кто-то считает, что роботы, кто-то надеется на квантовые компьютеры или разного рода биотех, можно ждать больших сюрпризов и из других областей, от нейроинтерфейсов до термоядерной энергетики. Многие технологи десятилетиями как будто стоят на пороге широкого внедрения (или целый век, как электротранспорт), но как предсказать, какая из них «выстрелит» в тот или иной момент?
Уже писал, что в 2020-х нейросети выступили примерно в той же роли, которую сыграли смартфоны в 2010-х - стали необходимой каждому штукой, меняющей способы, которыми мы делаем повседневные дела. Удобно, кстати, называть десятилетия по таким инновациям, меняющим правила игры повсюду (для них еще есть термин disruptive technology). Девяностые – это десятилетие персональных компьютеров, нулевые – десятилетие интернета, десятые – эпоха смартфонов, двадцатые – нейросетей, - так, по крайней мере, кажется из 2025-го, потом проверим.
Интересно, что станет самой главной меняющей повседневную жизнь технологией в 30-х? Кто-то считает, что роботы, кто-то надеется на квантовые компьютеры или разного рода биотех, можно ждать больших сюрпризов и из других областей, от нейроинтерфейсов до термоядерной энергетики. Многие технологи десятилетиями как будто стоят на пороге широкого внедрения (или целый век, как электротранспорт), но как предсказать, какая из них «выстрелит» в тот или иной момент?
Как я обнаружил за годы ведения рубрики про научные анекдоты, больше всего анекдотов – про математиков. Даже анекдоты про их непростую семейную жизнь тянут на отдельный выпуск рубрики.
Легко ли быть женой математика?
Жена математика жалуется:
— Ты математику любишь больше, чем меня.
— Конечно нет!
— Докажи!
— Пусть А — множество любимых объектов…
Математик из анекдотов всегда мыслит нестандартно. В одних историях это приводит к оригинальному разрешению проблемы, в других — к чересчур оригинальному, формально верному, но неосуществимому в реальности. На взгляд окружающих, он мыслит аутично — фокусируется на объектах, пытается их строго определить, при этом пренебрегает прагматикой разговора и интересами собеседника.
На взгляд же самого математика, он просто старается мыслить строго, а не кое-как, подобно окружающим. В математике без строгости мышления успеха не добиться, а вот в общении она не очень помогает.
Но хуже всего то, что слова из привычного математику языка науки, имеющие строго терминологическое значение, в обыденной жизни сплошь и рядом означают совсем другое.
- Милый, этой ночью мы займемся тем, что делать нельзя...
- Что? Делением на ноль?
Если верить другому анекдоту, на вопрос «Как найти площадь Ленина?» математик отвечает: «Длину Ленина надо умножить на его ширину».
(Это, конечно, придумали гуманитарии, - для математиков очевидно, что для нахождения площади Ленина надо взять интеграл)
Нередко математик из анекдотов тщетно ждёт от окружающих, что они будут употреблять слова в соответствии с их «правильным» значением. Жене математика лучше не употреблять слово «докажи» всуе — но как не употреблять, если она считает доказательствами только дела? А для математика то, что убедительно доказано теоретически, истинно. Каждый из них по-своему прав — на этом балансе теоретических доказательств и эмпирической проверки и держится научное познание, вот только выдержит ли их брак?
Адвокат, врач и математик спорят о том, кто лучше: любовница или жена.
Адвокат: Любовница! Если вы захотите уйти от жены, у вас возникнет масса юридических проблем.
Врач: Жена! Семейная жизнь оберегает от стрессов, женатые мужчины дольше и счастливей живут.
Математик: Конечно, лучше всего, если есть и жена, и любовница. Жена думает, что вы у любовницы, любовница - что вы у жены, тем временем можно спокойно позаниматься математикой!
Подходящей картинки с женой математика у меня нет, поставлю романтическое фото Николы Теслы (злые языки говорят правда, что это его двойник) 1900 года.
Легко ли быть женой математика?
Жена математика жалуется:
— Ты математику любишь больше, чем меня.
— Конечно нет!
— Докажи!
— Пусть А — множество любимых объектов…
Математик из анекдотов всегда мыслит нестандартно. В одних историях это приводит к оригинальному разрешению проблемы, в других — к чересчур оригинальному, формально верному, но неосуществимому в реальности. На взгляд окружающих, он мыслит аутично — фокусируется на объектах, пытается их строго определить, при этом пренебрегает прагматикой разговора и интересами собеседника.
На взгляд же самого математика, он просто старается мыслить строго, а не кое-как, подобно окружающим. В математике без строгости мышления успеха не добиться, а вот в общении она не очень помогает.
Но хуже всего то, что слова из привычного математику языка науки, имеющие строго терминологическое значение, в обыденной жизни сплошь и рядом означают совсем другое.
- Милый, этой ночью мы займемся тем, что делать нельзя...
- Что? Делением на ноль?
Если верить другому анекдоту, на вопрос «Как найти площадь Ленина?» математик отвечает: «Длину Ленина надо умножить на его ширину».
(Это, конечно, придумали гуманитарии, - для математиков очевидно, что для нахождения площади Ленина надо взять интеграл)
Нередко математик из анекдотов тщетно ждёт от окружающих, что они будут употреблять слова в соответствии с их «правильным» значением. Жене математика лучше не употреблять слово «докажи» всуе — но как не употреблять, если она считает доказательствами только дела? А для математика то, что убедительно доказано теоретически, истинно. Каждый из них по-своему прав — на этом балансе теоретических доказательств и эмпирической проверки и держится научное познание, вот только выдержит ли их брак?
Адвокат, врач и математик спорят о том, кто лучше: любовница или жена.
Адвокат: Любовница! Если вы захотите уйти от жены, у вас возникнет масса юридических проблем.
Врач: Жена! Семейная жизнь оберегает от стрессов, женатые мужчины дольше и счастливей живут.
Математик: Конечно, лучше всего, если есть и жена, и любовница. Жена думает, что вы у любовницы, любовница - что вы у жены, тем временем можно спокойно позаниматься математикой!
Подходящей картинки с женой математика у меня нет, поставлю романтическое фото Николы Теслы (злые языки говорят правда, что это его двойник) 1900 года.
Брать у математиков интервью гораздо труднее, чем у ученых всех других специальностей. При этом они на редкость увлекательно говорят обо всем на свете (особенно, если судить по моей выборке, о классической музыке – раз за разом оказывалось, что они увлеченные знатоки, или даже играют или сочиняют). Но когда речь заходила о математике, я переставал их понимать, и все попытки прояснить тему заканчивались еще более непонятными объяснениями….
Но все же хочу показать вам отрывок из интервью с математиком Денисом Савельевым (мы зимой гуляли по Тимирязевскому парку), - как раз про то, о чем и как мыслят математики.
— Вы чувствуете барьер между своей деятельностью и возможностью об этом рассказать?
— Даже два. Один связан со сложностью материала. Он есть и в других науках. Другой — более специфический для математики. Она изучает предметы идеального, а не материального мира, и это может быть непонятно человеку со стороны, ему сложно корректно объяснить, чем вообще занимается математика.
— Может быть, пользуясь аналогиями…
— Математика похожа на музыку. И там, и там есть мысли, - но они непереводимы на повседневный язык, предназначенный для разговора о материальных вещах. Может быть, это не очевидно, что в музыке есть мысли, - но это так. А то, что в математике есть мысли, думаю, всем понятно. Но они чисто математические, - поэтому их трудно понять.
— Говорят, математики смотрят свысока и на приземленных физиков, и на витающих в облаках философов...
— Есть известная шутка… Представляете расположение корпусов МГУ на Воробьёвых горах? Мехмат там в главном здании. А философский факультет — на полпути от мехмата к цирку.
- Но вы выбрали специализацию, абстрактную даже на фоне прочей математики – теорию множеств. Это ведь как философия математики?
- Мне всегда нравилось абстрактное. Для меня это что-то более красивое и, в некотором смысле, более понятное. Я никогда не понимал физики, хотя с детства любил почитывать научно-популярные книжки, - но мне сама природа материального мира непонятна. Математика с этой точки зрения проще и яснее. Да, ее объекты абстрактнее, - но они проще, чем реальный мир.
— Математика — это про числа?
— Совсем не обязательно. Разве геометрия — про числа? Или топология. Тем более — теория множеств.
— А чем занимается теория множеств? И зачем она вообще нужна?
— Это наиболее общая математическая теория, - любая другая может быть в нее погружена. Объекты любой другой математической дисциплины можно понимать как множества, и любые математические утверждения могут быть сформулированы на языке теории множеств. Этот язык очень прост, в нем лишь один символ (выражающий принадлежность одного множества к другому), но его достаточно, чтобы интерпретировать в нем всю остальную математику.
Это первое, что обычно отвечают на вопрос: зачем нужна теория множеств? Но сказать только это было бы совершенно недостаточно. Теория множеств — это наука о бесконечности; в этом смысле она занимается главным вопросом математики.
— Как это?
— В некотором смысле вся математика — наука о бесконечности. Разумеется, математики занимаются и конечными объектами, такими как натуральные числа, но обычно нетривиальное математическое утверждение относится ко всему их бесконечному классу. Утверждение об одном объекте, не говорящее ничего о всех, это не математика, а решение головоломки.
А теория множеств изучает бесконечность в самом прямом смысле. И одна из базовых вещей, которые на заре развития теории множеств понял ее создатель Георг Кантор - что существует разные бесконечности, их даже можно сравнивать по величине. У бесконечностей разная мощность, как он говорил.
Так вот, теория множеств важна не только потому, что в ней интерпретируется любая математическая дисциплина. В еще большей степени она важна, потому что занимается самыми сильными математическими утверждениями, - можно сказать, имеющими наибольшую мощность. И за счет этого, в ней разрешимы математические вопросы, которые не решаются более слабыми средствами. Эти вопросы могут относиться даже к ординарной математике.
Но все же хочу показать вам отрывок из интервью с математиком Денисом Савельевым (мы зимой гуляли по Тимирязевскому парку), - как раз про то, о чем и как мыслят математики.
— Вы чувствуете барьер между своей деятельностью и возможностью об этом рассказать?
— Даже два. Один связан со сложностью материала. Он есть и в других науках. Другой — более специфический для математики. Она изучает предметы идеального, а не материального мира, и это может быть непонятно человеку со стороны, ему сложно корректно объяснить, чем вообще занимается математика.
— Может быть, пользуясь аналогиями…
— Математика похожа на музыку. И там, и там есть мысли, - но они непереводимы на повседневный язык, предназначенный для разговора о материальных вещах. Может быть, это не очевидно, что в музыке есть мысли, - но это так. А то, что в математике есть мысли, думаю, всем понятно. Но они чисто математические, - поэтому их трудно понять.
— Говорят, математики смотрят свысока и на приземленных физиков, и на витающих в облаках философов...
— Есть известная шутка… Представляете расположение корпусов МГУ на Воробьёвых горах? Мехмат там в главном здании. А философский факультет — на полпути от мехмата к цирку.
- Но вы выбрали специализацию, абстрактную даже на фоне прочей математики – теорию множеств. Это ведь как философия математики?
- Мне всегда нравилось абстрактное. Для меня это что-то более красивое и, в некотором смысле, более понятное. Я никогда не понимал физики, хотя с детства любил почитывать научно-популярные книжки, - но мне сама природа материального мира непонятна. Математика с этой точки зрения проще и яснее. Да, ее объекты абстрактнее, - но они проще, чем реальный мир.
— Математика — это про числа?
— Совсем не обязательно. Разве геометрия — про числа? Или топология. Тем более — теория множеств.
— А чем занимается теория множеств? И зачем она вообще нужна?
— Это наиболее общая математическая теория, - любая другая может быть в нее погружена. Объекты любой другой математической дисциплины можно понимать как множества, и любые математические утверждения могут быть сформулированы на языке теории множеств. Этот язык очень прост, в нем лишь один символ (выражающий принадлежность одного множества к другому), но его достаточно, чтобы интерпретировать в нем всю остальную математику.
Это первое, что обычно отвечают на вопрос: зачем нужна теория множеств? Но сказать только это было бы совершенно недостаточно. Теория множеств — это наука о бесконечности; в этом смысле она занимается главным вопросом математики.
— Как это?
— В некотором смысле вся математика — наука о бесконечности. Разумеется, математики занимаются и конечными объектами, такими как натуральные числа, но обычно нетривиальное математическое утверждение относится ко всему их бесконечному классу. Утверждение об одном объекте, не говорящее ничего о всех, это не математика, а решение головоломки.
А теория множеств изучает бесконечность в самом прямом смысле. И одна из базовых вещей, которые на заре развития теории множеств понял ее создатель Георг Кантор - что существует разные бесконечности, их даже можно сравнивать по величине. У бесконечностей разная мощность, как он говорил.
Так вот, теория множеств важна не только потому, что в ней интерпретируется любая математическая дисциплина. В еще большей степени она важна, потому что занимается самыми сильными математическими утверждениями, - можно сказать, имеющими наибольшую мощность. И за счет этого, в ней разрешимы математические вопросы, которые не решаются более слабыми средствами. Эти вопросы могут относиться даже к ординарной математике.
Forwarded from Кот Шрёдингера (Андрей Константинов)
Дейнохейр – возможно, самый умный динозавр, если судить по черепу: с самым развитым конечным мозгом. Даже среди динозавров дейнохейры были гигантами - длиной 11 метров, массой 10 тонн. Всеядные, обитали вблизи пресных водоемов, ловили там рыбу и всех кого могли, закусывали растениями.
По одной из методик подсчета, у него в конечном мозге (аналоге коры) почти 4 миллиарда нейронов, - больше, чем у макак и бабуинов. Конечно, чтобы судить об уме, хорошо бы еще знать, чем эти нейроны занимаются… Возможно, среди прочего, управлением руками, - у дейнохейров здоровенные передние лапы, они явно не только клювом щелкали, но и лапы для чего-то применяли.
По одной из методик подсчета, у него в конечном мозге (аналоге коры) почти 4 миллиарда нейронов, - больше, чем у макак и бабуинов. Конечно, чтобы судить об уме, хорошо бы еще знать, чем эти нейроны занимаются… Возможно, среди прочего, управлением руками, - у дейнохейров здоровенные передние лапы, они явно не только клювом щелкали, но и лапы для чего-то применяли.
Понравился пост Славы Швец про историю пурпурного цвета:
"Когда, например, мы читаем "император вышел к ним в пурпурной тоге" - то какой именно цвет мы представляем?
Или когда англичанин и итальянец вместе стоят в магазине тканей и просят три метра пурпурного шелка - они просят одно и то же? Скорее всего - нет, они просят два разных цвета.
Но придется начать издалека.
Представим, что вы приходите в любую римскую парикмахерскую и попросите покрасить вас в блондина/блондинку.
Вам тут же вынесут огромный альбом с оттенками от практически бело-платинового до того, что мы привыкли называть "светлый шатен". И договариваться придется, показывая пальцем и называя номер краски. Ведь в мире, в котором вокруг в основном вокруг ходят одни брюнеты, любой человек, чьи волосы хоть немного светлей - уже блондин. Язык слабо передает нюансы, приходится пальцем показывать или использовать очень много слов.
И наоборот - в мире светловолосых людей придется договариваться о темных цветах буквально на пальцах.
(Тут в пост вбегают и выбегают жители Севера и их миф, согласно которых существует целый словарь для разных оттенков снега).
То же самое происходит со всеми историческими словесными описаниями цвета. Приходится держать в голове, в каком мире живет автор - что он может знать про цвет, к чему привык и что видел.
А еще в случае с пурпурным (да и другими цветами) всегда надо думать и про технологию.
Пурпурный цвет получают из моллюсков иглянок (bolinus brandaris). На окраску килограмма шерсти или шелка их понадобятся десятки тысяч. Очень дорогое производство - ныне цена ткани за метр выражалась бы четырех-пятизначных цифрах. Долгое время в античности лучшим считался пурпур из Тира - краска не выцветала после стирки.
Как можно сразу догадаться - в разных местах производства пурпура цвет его будет отличаться, просто потому что моллюски будут разными и технологии - тоже.
Будет цвет меняться и со временем - когда технологию сначала будут совершенствовать, а потом - когда ее будут забывать.
Поэтому бордовый римских фресок, бордово-фиолетовый, фиолетовый (и даже синий и коричневый) византийских мозаик - это все тот же пурпур. Его передавали по мере сил - зависит от того, к какому пурпуру привык автор фрески или мозаики и как он преодолел технические ограничения (подобрал краску из тех, что были доступны).
Ну и отдельно забавно, что до сих пор на разных языках "пурпурный" - это совершенно разные цвета, но тут в один пост не уложиться.
Поэтому когда вы видите изображения людей в коричневом, синем, лиловом, бордовом или бордово - красном - это автор так доносит до нас важность персонажа. И приходится держать в голове - кто автор, какой век, Рим или Византия (да и еще массу всего) - чтобы прочитать правильно изображение.
А уж если мы читаем про пурпурный плащ в первом веке - то тут вообще разгул для вариантов и фантазии."
"Когда, например, мы читаем "император вышел к ним в пурпурной тоге" - то какой именно цвет мы представляем?
Или когда англичанин и итальянец вместе стоят в магазине тканей и просят три метра пурпурного шелка - они просят одно и то же? Скорее всего - нет, они просят два разных цвета.
Но придется начать издалека.
Представим, что вы приходите в любую римскую парикмахерскую и попросите покрасить вас в блондина/блондинку.
Вам тут же вынесут огромный альбом с оттенками от практически бело-платинового до того, что мы привыкли называть "светлый шатен". И договариваться придется, показывая пальцем и называя номер краски. Ведь в мире, в котором вокруг в основном вокруг ходят одни брюнеты, любой человек, чьи волосы хоть немного светлей - уже блондин. Язык слабо передает нюансы, приходится пальцем показывать или использовать очень много слов.
И наоборот - в мире светловолосых людей придется договариваться о темных цветах буквально на пальцах.
(Тут в пост вбегают и выбегают жители Севера и их миф, согласно которых существует целый словарь для разных оттенков снега).
То же самое происходит со всеми историческими словесными описаниями цвета. Приходится держать в голове, в каком мире живет автор - что он может знать про цвет, к чему привык и что видел.
А еще в случае с пурпурным (да и другими цветами) всегда надо думать и про технологию.
Пурпурный цвет получают из моллюсков иглянок (bolinus brandaris). На окраску килограмма шерсти или шелка их понадобятся десятки тысяч. Очень дорогое производство - ныне цена ткани за метр выражалась бы четырех-пятизначных цифрах. Долгое время в античности лучшим считался пурпур из Тира - краска не выцветала после стирки.
Как можно сразу догадаться - в разных местах производства пурпура цвет его будет отличаться, просто потому что моллюски будут разными и технологии - тоже.
Будет цвет меняться и со временем - когда технологию сначала будут совершенствовать, а потом - когда ее будут забывать.
Поэтому бордовый римских фресок, бордово-фиолетовый, фиолетовый (и даже синий и коричневый) византийских мозаик - это все тот же пурпур. Его передавали по мере сил - зависит от того, к какому пурпуру привык автор фрески или мозаики и как он преодолел технические ограничения (подобрал краску из тех, что были доступны).
Ну и отдельно забавно, что до сих пор на разных языках "пурпурный" - это совершенно разные цвета, но тут в один пост не уложиться.
Поэтому когда вы видите изображения людей в коричневом, синем, лиловом, бордовом или бордово - красном - это автор так доносит до нас важность персонажа. И приходится держать в голове - кто автор, какой век, Рим или Византия (да и еще массу всего) - чтобы прочитать правильно изображение.
А уж если мы читаем про пурпурный плащ в первом веке - то тут вообще разгул для вариантов и фантазии."
Раз уж начали про историю красок, вот еще интересный отрывок из статьи про битву индиго и синили, которую мы когда-то публиковали в бумажном «Коте»:
Название «индиго» происходит от латинского indicum — «краска из Индии». Есть много свидетельств использования индиго с древности, - например, окрашенные ткани из египетских гробниц возрастом 4500 лет.
Настоящий индиговый синий выделяют из бобовых растений рода индигофера, произрастающих в Индии и Юго-Восточной Азии. Падение Римской империи привело к нарушению торговых связей с поставщиками индиго, так что европейцам пришлось разработать технологию получения синили - синего пигмента из местного растения - вайды красильной. Химическое строение красителя, получаемого из вайды и индигоферы, одинаково, но в вайде его содержание гораздо ниже.
Время шло, Великий шёлковый путь и экспедиция Васко да Гамы снова сделали Индию ближе, и с XV века в Европе вновь появляется индиго, за который нужно было платить купцам полновесной золотой монетой. Импортный краситель не только способствовал оттоку золота из казны, но и грозил разорением местным производителям.
В Англии в поддержку отечественных красильщиков и политики импортозамещения сначала выступила церковь: индиго назвали «дьявольской краской» и запретили под страхом геенны огненной. Но синиль по насыщенности и стойкости уступала импортному аналогу, и церковный запрет то и дело нарушали ради обладания качественным товаром ещё при жизни.
В ряде случаев временно решить проблему помогали протекционистские меры, принимаемые на высшем уровне. Французский король Генрих IV, не жестокий и скорее любимый поданными, ввёл смертную казнь для красильщиков, использующих индиго. Правителю, пытавшемуся объединить всех христианских государей Европы, было, наверное, неуютно осознавать, что синий цвет его королевскому штандарту с белыми лилиями придаёт краска, изготовленная язычниками (современный политик-патриот тоже вряд ли обрадуется, увидев на сувенирах для избирателей маркировку Made in China).
Кроме того, переход с синили на индиго был крайне невыгоден казне. За индиго пришлось бы платить золотом, а неизбежное при переходе на привозной краситель разорение местных цехов снизило бы налоговые поступления. Генриху не хотелось просто так, без государственной надобности, разорять подданных. Ведь люди, которые «не вписались в рынок», становились самозанятыми — работниками ножа, топора и мушкета, ослабляя королевскую власть.
В других странах собственную красильную промышленность старались сохранить не репрессиями, а убеждением с понуждением. В Пруссии медикусы разъясняли горожанам, что ткань, окрашенная индиго, опасна для здоровья, а окрашенная синилью — совершенно безопасна. В Нюрнберге красильщики должны были ежегодно клясться, что не используют в ремесле индиго.
Запреты оттягивали повсеместный переход на индиго, но когда морские торговые пути прочно связали обитаемые части света, он таки вытеснил синиль. В XVII веке индиго стал основным товаром Голландской и Ост-Индской торговых компаний. Потребность в красителе возрастала, а вместе с ней увеличивалась площадь плантаций индигоферы, ее стали разводить в американских и африканских колониях.
К концу XIX века началась синтетическая революция в технологиях получения красителей. Первым синтезировал индиго немецкий химик Адольф фон Байер, а его производство наладила компания Badische Anilin und Soda Fabrik (тогда вряд ли кто-то мог предположить, что Баденская фабрика по производству анилина и соды станет крупнейшим в мире химическим концерном). На BASF индиго получали из нафталина. К 1920-м годам краситель уже только синтезировали.
Сейчас ежегодно производится 18 000 тонн индиго. BASF до сих пор выпускает около 40% всей продукции. Часть индиго получают уже не синтетически, а биосинтетически: генномодифицированные бактерии E. coli создают индиго из аминокислоты триптофана.
Большая часть получаемого индиго тратится на окраску джинсовой ткани. И скорее всего, это вещество сейчас находится где-то рядом с вами. Или прямо на вас.
Название «индиго» происходит от латинского indicum — «краска из Индии». Есть много свидетельств использования индиго с древности, - например, окрашенные ткани из египетских гробниц возрастом 4500 лет.
Настоящий индиговый синий выделяют из бобовых растений рода индигофера, произрастающих в Индии и Юго-Восточной Азии. Падение Римской империи привело к нарушению торговых связей с поставщиками индиго, так что европейцам пришлось разработать технологию получения синили - синего пигмента из местного растения - вайды красильной. Химическое строение красителя, получаемого из вайды и индигоферы, одинаково, но в вайде его содержание гораздо ниже.
Время шло, Великий шёлковый путь и экспедиция Васко да Гамы снова сделали Индию ближе, и с XV века в Европе вновь появляется индиго, за который нужно было платить купцам полновесной золотой монетой. Импортный краситель не только способствовал оттоку золота из казны, но и грозил разорением местным производителям.
В Англии в поддержку отечественных красильщиков и политики импортозамещения сначала выступила церковь: индиго назвали «дьявольской краской» и запретили под страхом геенны огненной. Но синиль по насыщенности и стойкости уступала импортному аналогу, и церковный запрет то и дело нарушали ради обладания качественным товаром ещё при жизни.
В ряде случаев временно решить проблему помогали протекционистские меры, принимаемые на высшем уровне. Французский король Генрих IV, не жестокий и скорее любимый поданными, ввёл смертную казнь для красильщиков, использующих индиго. Правителю, пытавшемуся объединить всех христианских государей Европы, было, наверное, неуютно осознавать, что синий цвет его королевскому штандарту с белыми лилиями придаёт краска, изготовленная язычниками (современный политик-патриот тоже вряд ли обрадуется, увидев на сувенирах для избирателей маркировку Made in China).
Кроме того, переход с синили на индиго был крайне невыгоден казне. За индиго пришлось бы платить золотом, а неизбежное при переходе на привозной краситель разорение местных цехов снизило бы налоговые поступления. Генриху не хотелось просто так, без государственной надобности, разорять подданных. Ведь люди, которые «не вписались в рынок», становились самозанятыми — работниками ножа, топора и мушкета, ослабляя королевскую власть.
В других странах собственную красильную промышленность старались сохранить не репрессиями, а убеждением с понуждением. В Пруссии медикусы разъясняли горожанам, что ткань, окрашенная индиго, опасна для здоровья, а окрашенная синилью — совершенно безопасна. В Нюрнберге красильщики должны были ежегодно клясться, что не используют в ремесле индиго.
Запреты оттягивали повсеместный переход на индиго, но когда морские торговые пути прочно связали обитаемые части света, он таки вытеснил синиль. В XVII веке индиго стал основным товаром Голландской и Ост-Индской торговых компаний. Потребность в красителе возрастала, а вместе с ней увеличивалась площадь плантаций индигоферы, ее стали разводить в американских и африканских колониях.
К концу XIX века началась синтетическая революция в технологиях получения красителей. Первым синтезировал индиго немецкий химик Адольф фон Байер, а его производство наладила компания Badische Anilin und Soda Fabrik (тогда вряд ли кто-то мог предположить, что Баденская фабрика по производству анилина и соды станет крупнейшим в мире химическим концерном). На BASF индиго получали из нафталина. К 1920-м годам краситель уже только синтезировали.
Сейчас ежегодно производится 18 000 тонн индиго. BASF до сих пор выпускает около 40% всей продукции. Часть индиго получают уже не синтетически, а биосинтетически: генномодифицированные бактерии E. coli создают индиго из аминокислоты триптофана.
Большая часть получаемого индиго тратится на окраску джинсовой ткани. И скорее всего, это вещество сейчас находится где-то рядом с вами. Или прямо на вас.