Показывал недавно фотографии британцев, работающих в книжных магазинах страны. Добью тогда книгу, их нам показавшую: Bookshop Tours of Britain (Louise Boland). Она понравилась мне куда больше двух других, вышедших почти одновременно с ней - тур по британским библиотекам и вояж по тем же книжным, но от автора, там иногда выступающего. Так вот эта книга Луизы Боланд сопровождается Google картами её туров, с точками, отмечающие описываемые магазины (без чисто букинистических). Вот, например, для Лондона. Остальные 4 тура по острову можно посмотреть на странице книги на сайте изд-ва (прокрутите вниз там). Извиняюсь, что так много ссылок 😳
8 главных кинофильмов о Средневековье
Заглянул в новую книгу видного британского историка-медиевиста Роберта Бартлетта. «Средневековье и кино: восемь ключевых фильмов». Вот что он отобрал (порядок произвольный):
1. Храброе сердце (1995)
2. Имя розы (1986)
3. Монти Пайтон и Святой Грааль (1975)
4. Андрей Рублев (1966)
5. Эль Сид (1961)
6. Седьмая печать (1957)
7. Александр Невский (1938)
8. Нибелунги: Зигфрид (1924)
2 фильма производства СССР! На обложке - «Седьмая печать» Ингмара Бергмана.
Заглянул в новую книгу видного британского историка-медиевиста Роберта Бартлетта. «Средневековье и кино: восемь ключевых фильмов». Вот что он отобрал (порядок произвольный):
1. Храброе сердце (1995)
2. Имя розы (1986)
3. Монти Пайтон и Святой Грааль (1975)
4. Андрей Рублев (1966)
5. Эль Сид (1961)
6. Седьмая печать (1957)
7. Александр Невский (1938)
8. Нибелунги: Зигфрид (1924)
2 фильма производства СССР! На обложке - «Седьмая печать» Ингмара Бергмана.
Forwarded from doodlesbygoogle
95 лет со дня рождения Ингмара Бергмана (2013)
Дудл представляет собой: Сцену из фильма героя «Седьмая печать».
Дудл представляет собой: Сцену из фильма героя «Седьмая печать».
Добьем книгу Ф. Болла о воде в Китае. Это схема того, как менялось место впадения Желтой реки (Хуанхэ) на протяжении столетий. Огромные расстояния! Каждый такой перепрыг - огромные потери человеческих жизней, животных, посевов, домов, инфраструктуры и тп. Династии могли шататься от этого. Лишь в XX веке с помощью гидросооружений, похоже, удалось справиться с этим «драконом». Темным отмечено, сколько река намыла новых земель.
Ну и вдогонку ко вчерашним Гугл-картам британских книжных. Вот автор книги об оливковом масле отметил рекомендованные хозяйства в Средиземноморье. Я сам посетил штук 7. С хозяином одного даже вчера переписывались: в Алматы собрался! Правда, вино своё повезёт )
Forwarded from Кругозор Дениса Пескова
Любителям агритуризма от бывалого путешественника, меня ;)
Если кто любит оливкое масло, вино и агритуризм, то вот вам карта лучших оливковых хозяйств средиземноморского региона, которую составил автор мировго бестселлера о масле Т. Мюллер. "Extra Virginity: The Sublime and Scandalous World of Olive Oil". Ее не купишь на сегодняшней книжной ярмарке на ВДНХ, а бархатный сезон в самом разгаре ;) Единственное, метки у него иногда разнятся, не каждую ферму он точно локализовал. Но главное - отобрал и указал названия. А так сверяемся с гуглом и вперед за прекрасными и дешевыми гастрорадостями и знакомством с хозяевами. Все без исключения рады общению. Многие из них семейные пары.
В прошлом году я ездил на одну из них в Италии - Venchiarezza во Фриули (севернее Венеции, недалеко от Тревизо) - собирать оливки. Было интересно, правда от вибрирующих спецграблей для тряски веток потом странно, аж до костей, болела левая рука почему-то. В этом году, когда я заглянул туда в августе, оливок не было - деревья из-за засухи решили "воздержаться". Но у хозяина еще виноградники, так что забот все равно полно. Он, кстати, собирался привозить свое вино в начале октября на винное ЭКСПО в Москву. Карта хозяйств по ссылке: https://www.google.com/maps/d/u/0/viewer?hl=en&t=h&msa=0&z=5&source=embed&ie=UTF8&mid=15cGRFxltkJ8EJdId8oc7op_pnD4&ll=40.72372746037047%2C8.927936000000045
Кстати, в книге написано, что от правильного масла "свербит"? в горле у корня языка, т.е. по эффекту имеется сходство с началом простуды, когда начинает "першить горло". Я пробовал - это действительно так.
Если кто любит оливкое масло, вино и агритуризм, то вот вам карта лучших оливковых хозяйств средиземноморского региона, которую составил автор мировго бестселлера о масле Т. Мюллер. "Extra Virginity: The Sublime and Scandalous World of Olive Oil". Ее не купишь на сегодняшней книжной ярмарке на ВДНХ, а бархатный сезон в самом разгаре ;) Единственное, метки у него иногда разнятся, не каждую ферму он точно локализовал. Но главное - отобрал и указал названия. А так сверяемся с гуглом и вперед за прекрасными и дешевыми гастрорадостями и знакомством с хозяевами. Все без исключения рады общению. Многие из них семейные пары.
В прошлом году я ездил на одну из них в Италии - Venchiarezza во Фриули (севернее Венеции, недалеко от Тревизо) - собирать оливки. Было интересно, правда от вибрирующих спецграблей для тряски веток потом странно, аж до костей, болела левая рука почему-то. В этом году, когда я заглянул туда в августе, оливок не было - деревья из-за засухи решили "воздержаться". Но у хозяина еще виноградники, так что забот все равно полно. Он, кстати, собирался привозить свое вино в начале октября на винное ЭКСПО в Москву. Карта хозяйств по ссылке: https://www.google.com/maps/d/u/0/viewer?hl=en&t=h&msa=0&z=5&source=embed&ie=UTF8&mid=15cGRFxltkJ8EJdId8oc7op_pnD4&ll=40.72372746037047%2C8.927936000000045
Кстати, в книге написано, что от правильного масла "свербит"? в горле у корня языка, т.е. по эффекту имеется сходство с началом простуды, когда начинает "першить горло". Я пробовал - это действительно так.
Прослушал Avid Reader: A Life, автобиографию Роберта Готлиба (ему 92 через месяц), бывшего главредом издательств Simon & Schuster, Alfred A. Knopf и журнала The New Yorker. То, что он пережил почти всех своих коллег, друзей и врагов позволило ему сказать о них последнее слово: где-то пояснить, где-то не согласиться. Но вообще много интересного о редакторской и издательской кухне.
О Салмане Рушди
«Когда мы с ним встретились в Челтнеме[там крупный английский литературный фестиваль - KS], он почти сразу же начал жаловаться на полицию и ограничения, которые она постоянно накладывала на его передвижения - годами они защищали его за счет Британии. Смутившись, я попытался сменить тему, посочувствовав ему в том, что если бы он только знал заранее, что произойдет, он мог бы отказаться или изменить несколько строк в "Сатанинских стихах", спасая жизни людей, на которых было совершено покушение из-за их профессиональной причастности к этому произведению. В ярости он накинулся на меня: "Почему я должен был это делать? Я не виноват в том, что их убили!".
В своей странной, но увлекательной автобиографии "Джозеф Антон", написанной от третьего лица, он рассказывает об этом инциденте почти точно, за исключением того, что происходит это в модном лондонском "Граучо Клабе", на дне рождения двух его близких друзей (и моих), выдающихся издателей Лиз Колдер и Кармен Каллил. Почему его память подвела его в этом отношении? Не то чтобы это имело значение, но это ставит под сомнение точность других, более важных вещей, о которых он сообщает. Однако я рад, что он отдает должное нашей совместной работе и тому удовольствию, которое мы получили, работая над «Волшебником страны Оз»[д/ф]; в этом отношении наши воспоминания совпадают».
О Салмане Рушди
«Когда мы с ним встретились в Челтнеме[там крупный английский литературный фестиваль - KS], он почти сразу же начал жаловаться на полицию и ограничения, которые она постоянно накладывала на его передвижения - годами они защищали его за счет Британии. Смутившись, я попытался сменить тему, посочувствовав ему в том, что если бы он только знал заранее, что произойдет, он мог бы отказаться или изменить несколько строк в "Сатанинских стихах", спасая жизни людей, на которых было совершено покушение из-за их профессиональной причастности к этому произведению. В ярости он накинулся на меня: "Почему я должен был это делать? Я не виноват в том, что их убили!".
В своей странной, но увлекательной автобиографии "Джозеф Антон", написанной от третьего лица, он рассказывает об этом инциденте почти точно, за исключением того, что происходит это в модном лондонском "Граучо Клабе", на дне рождения двух его близких друзей (и моих), выдающихся издателей Лиз Колдер и Кармен Каллил. Почему его память подвела его в этом отношении? Не то чтобы это имело значение, но это ставит под сомнение точность других, более важных вещей, о которых он сообщает. Однако я рад, что он отдает должное нашей совместной работе и тому удовольствию, которое мы получили, работая над «Волшебником страны Оз»[д/ф]; в этом отношении наши воспоминания совпадают».
О Роберте (Бобе) КАро, его бестселлере The Power Broker о мэре Нью-Йорка Роберте Мозесе и жанре биографий вообще:
«Я никогда не сомневался в его правдивости, но бывало и так, что я просто не мог понять, как он раскопал ту или иную деталь. Один из таких эпизодов был настолько конкретным и в то же время настолько непонятным, что я решил спросить его, как он его добыл:
В 1926 году родители Роберта Мозеса провели неделю в горах Катскиллз в летнем лагере для детей из трущоб, который содержался Мэдисон Хаусом, еврейским концертным залом, который поддерживала Белла Мозес (мама Р. Мозеса). В июне того года суд Нью-Йорка вынес решение против их сына в ходе сложного и широко освещаемого процесса, а на следующее утро молодой работник Мэдисон Хаус доставил им газету "Нью-Йорк Таймс" в бунгало, где они обычно останавливались. Из книги "The Power Broker":
"Когда на следующее утро после вынесения приговора он вручил им газету, и они пролистали ее и узнали о вынесении судебного решения против их сына на сумму в двадцать две тысячи долларов, они застонали, а Белла Мозес сказала: "О, он никогда в жизни не заработал ни доллара, а теперь нам придется это выплачивать"".
Хорошая история, но, спросил я себя, а затем и Боба, откуда он мог знать, что было сказано между двумя людьми, давно умершими, на крыльце бунгало более сорока лет назад?
"Это просто", - ответил он. "Когда я изучал архив Беллы Мозес в Мэдисон Хаус, я наткнулся на список участников и сотрудников лагеря, которые были там в тот период, и начал пытаться их разыскать". В текущем телефонном справочнике Нью-Йорка он нашел несколько совпадающих имен, позвонил им всем, и одно из них оказалось именем молодого социального работника, который принес "Таймс" мистеру и миссис Мозес в то июньское утро 1926 года и который подслушал и запомнил комментарий миссис Мозес. Самым необычным для меня было то, что, когда Боб рассказывал обо всем этом, создавалось впечатление, что такой уровень исследования должен считаться само собой разумеющимся - что так автоматически работает каждый биограф. Боб же, казалось, не находил это столь примечательным, но я обратил на это внимание и больше никогда не просил его обосновать мне свои данные.
Книга "Брокер власти" была принята с восторгом (за исключением Роберта Мозеса и тех, кто был в его стане), получила Пулитцеровскую премию и оказалась основополагающей для тех, кто занимается вопросами городов, градостроительства, политики и природы власти. (Барак Обама, например, писал о том, как она повлияла на него в его ранние чикагские годы, когда он был общественным организатором в неблагополучных районах города). И эта книга сделала Боба Каро уважаемой фигурой».
«Я никогда не сомневался в его правдивости, но бывало и так, что я просто не мог понять, как он раскопал ту или иную деталь. Один из таких эпизодов был настолько конкретным и в то же время настолько непонятным, что я решил спросить его, как он его добыл:
В 1926 году родители Роберта Мозеса провели неделю в горах Катскиллз в летнем лагере для детей из трущоб, который содержался Мэдисон Хаусом, еврейским концертным залом, который поддерживала Белла Мозес (мама Р. Мозеса). В июне того года суд Нью-Йорка вынес решение против их сына в ходе сложного и широко освещаемого процесса, а на следующее утро молодой работник Мэдисон Хаус доставил им газету "Нью-Йорк Таймс" в бунгало, где они обычно останавливались. Из книги "The Power Broker":
"Когда на следующее утро после вынесения приговора он вручил им газету, и они пролистали ее и узнали о вынесении судебного решения против их сына на сумму в двадцать две тысячи долларов, они застонали, а Белла Мозес сказала: "О, он никогда в жизни не заработал ни доллара, а теперь нам придется это выплачивать"".
Хорошая история, но, спросил я себя, а затем и Боба, откуда он мог знать, что было сказано между двумя людьми, давно умершими, на крыльце бунгало более сорока лет назад?
"Это просто", - ответил он. "Когда я изучал архив Беллы Мозес в Мэдисон Хаус, я наткнулся на список участников и сотрудников лагеря, которые были там в тот период, и начал пытаться их разыскать". В текущем телефонном справочнике Нью-Йорка он нашел несколько совпадающих имен, позвонил им всем, и одно из них оказалось именем молодого социального работника, который принес "Таймс" мистеру и миссис Мозес в то июньское утро 1926 года и который подслушал и запомнил комментарий миссис Мозес. Самым необычным для меня было то, что, когда Боб рассказывал обо всем этом, создавалось впечатление, что такой уровень исследования должен считаться само собой разумеющимся - что так автоматически работает каждый биограф. Боб же, казалось, не находил это столь примечательным, но я обратил на это внимание и больше никогда не просил его обосновать мне свои данные.
Книга "Брокер власти" была принята с восторгом (за исключением Роберта Мозеса и тех, кто был в его стане), получила Пулитцеровскую премию и оказалась основополагающей для тех, кто занимается вопросами городов, градостроительства, политики и природы власти. (Барак Обама, например, писал о том, как она повлияла на него в его ранние чикагские годы, когда он был общественным организатором в неблагополучных районах города). И эта книга сделала Боба Каро уважаемой фигурой».
«Существует множество причин, по которым писатели меняют издателей. Деньги, безусловно, одна из них: когда писатель или его агент хотят больше, чем издательство считает разумным заплатить, или другой издатель предлагает большие деньги. Когда писатель и его редактор не совсем понимают (или не нравятся) друг другу. Когда писатель не чувствует, что его издатель действительно верит в него. Когда писатель чувствует, что смена издателя может поменять его удачу. Когда писатель переживает кризис середины карьеры и ему просто необходимо что-то изменить в своей жизни, что часто включает в себя смену супругов, а также издателей.
Иногда это срабатывает - перемены оживляют карьеру. Неизбежно, когда писатель покидает издательство, особенно если между ними завязалась дружба, брошенный редактор чувствует себя подавленным. Трудно убедить коллегу (или самого себя), что это не личное - что главная забота писателя заключается и должна заключаться в том, чтобы защитить себя и свои книги так, как он считает нужным. Если редактор и издатель не обеспечивают такого чувства безопасности, они не выполняют свою работу, которая в первую, вторую и последнюю очередь всегда является обслуживающей: мы здесь для того, чтобы служить писателю и книге. Это не значит, что я не был уязвлен, когда автор, которого я ценил, уходил».
Р. Готтлиб. Avid Reader: A Life.
Иногда это срабатывает - перемены оживляют карьеру. Неизбежно, когда писатель покидает издательство, особенно если между ними завязалась дружба, брошенный редактор чувствует себя подавленным. Трудно убедить коллегу (или самого себя), что это не личное - что главная забота писателя заключается и должна заключаться в том, чтобы защитить себя и свои книги так, как он считает нужным. Если редактор и издатель не обеспечивают такого чувства безопасности, они не выполняют свою работу, которая в первую, вторую и последнюю очередь всегда является обслуживающей: мы здесь для того, чтобы служить писателю и книге. Это не значит, что я не был уязвлен, когда автор, которого я ценил, уходил».
Р. Готтлиб. Avid Reader: A Life.
После Simon&Schuster Роберт Готтлиб (+2 его помощника) возглавил прославленное изд-во Knopf (чей логотип - борзая). Однако основатель - Альфред Кнопф, всё ещё оставался в нём, пусть и на, как казалось Готтлибу, чисто символических ролях. Но внезапно полыхнуло. Урок разруливания с токсичными людьми:
«Альфред был чрезвычайно любезен и гостеприимен; он, конечно, был предупрежден о том, что мы трое вступаем в должность. Тем не менее, это было нервно - не только принимать его фирму, хотя она больше не принадлежала ему, но и видеть его в офисе каждый день, с его секретаршей, делающим... что? Присматривающим? Это присутствие Альфреда в офисе вызывало некоторое напряжение, по крайней мере, у меня. Я, особенно антагонистично настроенный к отцовским фигурам, всегда был вежлив (я надеюсь), но держал как можно большую дистанцию между своим уголком офиса и его. Был только один "инцидент", который мог бы привести к серьезным последствиям, если бы не мудрость Нины.
Мы решили, что "нашей" первой книгой будет пьеса Джо Хеллера "We Bombed in New Haven", которую мы поспешили напечатать в начале осени 1968 года. Пол Бэкон придумал для книги логотип в виде бомбы, и в большом объявлении, которое мы поместили в "Таймс", мы игриво заменили бомбу на стандартную Борзую. Утром, когда вышла реклама, ко мне в кабинет вошла потрясенная Нина, чтобы показать яростную записку, которую она только что получила от Альфреда, в которой он обвинял ее в том, что она посмела опорочить имя Knopf, его историю, эстетику, на создание которых он потратил всю жизнь. Никто и никогда не обращался к ней подобным образом. Я был вне себя от ярости, не только из-за Нины, но и потому, что воспринял это как вмешательство в нашу автономию, и у меня руки чесались ворваться в кабинет Альфреда и сказать ему, чтобы он пошел нахрен. Нет, сказала Нина, она хочет разобраться с этим по-своему.
Она отправила Альфреду ответную записку, в которой, по сути, говорилось следующее: "Дорогой Альфред, я возвращаю вам записку, которую вы мне только что прислали, поскольку уверена, что когда вы успокоитесь, вам будет неловко, что такое грубое сообщение от вас осталось в других руках. Таким образом, вы сможете уничтожить её вместе с вашей копией. С наилучшими пожеланиями, Нина".
Через несколько минут Альфред стоял в ее дверях, рассыпаясь в извинениях. "Нина, Нина, простите меня, я не знал, что это было так грубо". Очевидно, никто никогда не говорил ему, что нельзя так себя вести. Я стал воспринимать его по-другому - не как жестокого тирана, а как избалованного ребенка, который впадает в истерику, когда у него изо рта вырывают соску. Этот "инцидент" закончился благополучно - Альфред наказан, я успокоен, третья мировая война предотвращена. И больше подобных инцидентов не было. Действительно, в течение последующих лет Альфред стал нашим поклонником номер один, посылая мне маленькие поздравительные записки, вырванные из его пурпурного блокнота, когда он чувствовал, что что-то получилось особенно хорошо. В конечном счете, он был прежде всего издателем, и когда он видел качественную публикацию, он распознавал и ценил ее».
Из Avid Reader: A Life.
«Альфред был чрезвычайно любезен и гостеприимен; он, конечно, был предупрежден о том, что мы трое вступаем в должность. Тем не менее, это было нервно - не только принимать его фирму, хотя она больше не принадлежала ему, но и видеть его в офисе каждый день, с его секретаршей, делающим... что? Присматривающим? Это присутствие Альфреда в офисе вызывало некоторое напряжение, по крайней мере, у меня. Я, особенно антагонистично настроенный к отцовским фигурам, всегда был вежлив (я надеюсь), но держал как можно большую дистанцию между своим уголком офиса и его. Был только один "инцидент", который мог бы привести к серьезным последствиям, если бы не мудрость Нины.
Мы решили, что "нашей" первой книгой будет пьеса Джо Хеллера "We Bombed in New Haven", которую мы поспешили напечатать в начале осени 1968 года. Пол Бэкон придумал для книги логотип в виде бомбы, и в большом объявлении, которое мы поместили в "Таймс", мы игриво заменили бомбу на стандартную Борзую. Утром, когда вышла реклама, ко мне в кабинет вошла потрясенная Нина, чтобы показать яростную записку, которую она только что получила от Альфреда, в которой он обвинял ее в том, что она посмела опорочить имя Knopf, его историю, эстетику, на создание которых он потратил всю жизнь. Никто и никогда не обращался к ней подобным образом. Я был вне себя от ярости, не только из-за Нины, но и потому, что воспринял это как вмешательство в нашу автономию, и у меня руки чесались ворваться в кабинет Альфреда и сказать ему, чтобы он пошел нахрен. Нет, сказала Нина, она хочет разобраться с этим по-своему.
Она отправила Альфреду ответную записку, в которой, по сути, говорилось следующее: "Дорогой Альфред, я возвращаю вам записку, которую вы мне только что прислали, поскольку уверена, что когда вы успокоитесь, вам будет неловко, что такое грубое сообщение от вас осталось в других руках. Таким образом, вы сможете уничтожить её вместе с вашей копией. С наилучшими пожеланиями, Нина".
Через несколько минут Альфред стоял в ее дверях, рассыпаясь в извинениях. "Нина, Нина, простите меня, я не знал, что это было так грубо". Очевидно, никто никогда не говорил ему, что нельзя так себя вести. Я стал воспринимать его по-другому - не как жестокого тирана, а как избалованного ребенка, который впадает в истерику, когда у него изо рта вырывают соску. Этот "инцидент" закончился благополучно - Альфред наказан, я успокоен, третья мировая война предотвращена. И больше подобных инцидентов не было. Действительно, в течение последующих лет Альфред стал нашим поклонником номер один, посылая мне маленькие поздравительные записки, вырванные из его пурпурного блокнота, когда он чувствовал, что что-то получилось особенно хорошо. В конечном счете, он был прежде всего издателем, и когда он видел качественную публикацию, он распознавал и ценил ее».
Из Avid Reader: A Life.
Та самая обложка пьесы Хеллера (автора «Catch-22») и Альфред Кнопф.