Вы спросите меня: а как там балет, Клара? Уж не споткнулась ли ты на пути к сцене, не попутала ли дорожки, не ушла ли вместо балета в какую-нибудь богопротивную йогу? Нет, нет и нет. Снова была — докладываю.

В группу пришли три китаянки. Понятно, что в их Китае конкурс в балет — миллион человек на место, и это только на партию второсортного лебедя.

А на Жизель наверняка претендует сразу миллиард женщин. И эти трое либо поняли, что им ничего не светит, либо их там выгнали из балета, а может, и из всего Китая. И они приехали сюда, потому что слышали, что Россия большая страна и у нас не больше одной танцевальной женщины на сто километров.

(Хотя уже по комментариям в этом канале известно, что пуанты у нас припрятаны практически в каждом шкафу, так что на месте китайцев я бы губу-то не раскатывала).

Так вот. Эти трое теперь сосредоточенно топают в правой части зала. Это сплотило нашу левую часть — мы там дружим против китайцев и всячески показываем, насколько мы одухотвореннее.

А еще преподаватели агитируют всех участвовать в любительской «Жизели», и чтобы получше нас соблазнить, они после занятия вкатили в зал вешалку с костюмами. Это, конечно, был удар ниже пояса, потому что наряды можно было мерить.

И вот что я вам скажу как вдумчивый наблюдатель. Нет человека счастливее, чем сорокалетняя балерина уверенного размера L, самозабвенно кружащаяся перед зеркалом в балетной пачке.

Кстати о балетных пачках.

У Адоньевой, она известный специалист по фольклору, крутейший культуролог, я когда-то прочитала такую историю. 

В 70-80-х появились женские пальто с меховой оторочкой на рукавах, воротнике и по подолу. Они не продавались в магазинах, их шили на заказ. 

Адоньева перерыла все предшествующие этому буму фильмы, выкройки, ГОСТы — и не нашла ничего похожего. Ничего, что могло вдохновить миллионы женщин идти в ателье и заказывать пальто именно этого фасона. 

И когда она начала копать глубже в поисках этого силуэта, то нашла костюм Снегурочки.

Пальто оказалось репликой самого сказочного новогоднего наряда. Реализацией мечты каждой советской девочки. 

С пуантами и пачкой, подозреваю, в нашем подсознании какая-то аналогичная история.

Кто в комментариях просился в «Лебединое» квакать на пруду? Будущее в балете есть у всех. Вот эти люди в костюмах крестьян как вам? Я могла бы вести прямую трансляцию в канал прямо из-за фазана.

(Знаю, что баян, люблю).

Моя косметолог Тая в детстве была хрупкой безропотной школьницей. В учебе ей все нравилось, кроме свирепой девочки Наташи. Та на правах старшего товарища ежедневно давала Тае пинка.

Камер тогда не было, слова буллинг тоже, так что Тая терпела - терпела  и со временем выросла во взрослого косметолога ростом 186 см, красивой машиной Порше и нескромной виллой в Испании. 

И вот, рассказывает Тая, на прошлой неделе открывается дверь ее кабинета, а на пороге стоит Наташа, сильно битая жизнью и молью траченная.

И Тая ей говорит задумчиво: «Ну что, процедуры, наверное, будем делать без анестезии».

Но анестезию, конечно, сделала, потому что она не только хороший доктор, но и добрая женщина. А ведь могла бы ботоксом прямо в сердце.

От идеальной истории про возмездие этот случай отделяет только то, что неприятная Наташа Таю не узнала и ничего про их общее прошлое не вспомнила.

Но все равно красиво. В смысле мести я одновременно толстовец и дзен-буддист. Практикую непротивление злу насилием и тихие посиделки на берегу реки.

Враг нет-нет да и проплывает 😅.

Когда мой будущий муж еще находился в сомнениях, стоит ли со мной связываться, я ему все время жарила картошку и пекла блины.

Секрет заключался в том, что больше я ничего готовить не умела, а блины и картошка в моем исполнении были великолепны.

Просто опера «Кармен» в мире еды. 

Оба рецепта (хотя какой уж там рецепт у картошки) достались мне от бабушки, которая, как и все женщины в нашей семье, готовила посредственно и дело это не любила. А в упомянутых блюдах поднаторела из-за регулярных тренировок.

Это была дешевая крестьянская еда, больше они с дедом ничем особо и не питались.

Муж мой, как следует из его последующего выбора, к блинам и картошке имел особую слабость. Пока мы встречались, он съел пять гектаров картофеля и Эйфелеву башню блинов. С высоты этой башни возможные недостатки нашей совместной жизни виделись ему совсем крошечными. 

К тому же он думал, что так будет всегда. Вечер, он возвращается усталый с работы — а я на кухне шкворчу вкусненьким холестерином.

Дальше эту историю обычно рассказывает муж. Он сначала живописует совершенство моих блинов, отдельно подчеркивая их изящество, и вкус моей картошки, отдельно выделяя ее хруст. И когда слушатели начинают нервно сглатывать, муж тоном человека, который доходит до кульминации страшной истории про черное пианино, после паузы, на мощном крещендо добавляет: «А потом она сказала, что это вредно!».

В Средние века он мог бы написать балладу о женском коварстве и правильном питании и быть с ней самым успешным трубадуром в своей провинции.

Продолжая тему возмездия. Мое самое яркое случилось еще в детском саду.

В нашей группе был некто Сонин, ребенок огромного роста, детсадовский второгодник. Вроде бы его уже отдавали в школу, но в школе присмотрелись к товару, нашли несоответствия описанию «смышленый мальчик 7 лет» и сделали возврат.

Сонин был румяный, белёсый и действительно сонный. Жизнь вскипала в нем только в те моменты, когда группа была без присмотра. Тогда Сонин бил всех, кто не спрятался.

И вот один мальчик пожаловался воспитательнице. Сонин, говорит, пока вас не было, ударил меня в живот, бог свидетель, и вот эти мелкие тоже видели. 

«И меня, и меня!» — закричали многие свидетели, переходя в статус пострадавших. 

Тогда воспитательница сказала: 

— Сонин, иди сюда, скотина, а все, кого он ударил в живот, подойдите и ударьте в живот Сонина!

(Господи, как же я обожаю советскую педагогическую традицию. Нам всем теперь есть, о чем рассказать психотерапевту).

И хотя меня лично Сонин не бил вообще и в живот в частности — думаю, он меня просто не видел, я существовала ниже линии его горизонта, — я тоже подошла и поддержала общее дело. 

А потом думаю: «Если Сонин меня не бил, значит, я не давала ему сдачи, а напала первой!» 

И мысль о том, что я, человек размером с табуретку, напала на главного детсадовского хулигана, на эту крупную личинку абьюзера, так меня обрадовала, что я сказала «минуточку!», вернулась и двинула Сонину еще раз.

Если бы к тому моменту я уже смотрела «Терминатора», то, гордо шествуя мимо Сонина за стаканом киселя, непременно сказала бы ему: Hasta la vista, baby. Hasta la vista, дубина ты стоеросовая.

Фигура на фото слева отражает внутренний мир автора, который впервые почувствовал себя опасной женщиной.

Однажды я была в командировке в Бразилии. Мне не полагалась группа, в Рио жила семейная пара — оператор и звуковичка, и их услугами можно было пользоваться, не тратясь дополнительно на перелет.

Днем мы работали на Globo, это студия, подарившая миру «Рабыню Изауру» и потом еще много утешительных историй о Луисе Альберто. Настоящий бразильский Голливуд, отстроенный на бешеных гектарах. 

Каждые 300 метров там кто-то теряет память. 
Каждая четвертая героиня беременна. 

Чтобы обеспечить достоверность будущего материнства, на студии есть помещение, где аккуратно развешены животы всех размеров, включая рассчитанные на двойни и тройни. Снимать в этом загоне, кстати, запрещено.

Рио-де-Жанейро общительный город, поэтому вечерами со мной все время знакомились. Обычно иностранцы, но однажды в баре подсел косматый бразилец в майке с портретами Rolling Stones. 

Узнав, что я из России, долго смотрел в свой бокал, мучительно думал, потом спросил, где это. Я махнула рукой в сторону океана. «Далеко, холодно».

Бразилец английский знал условно, так что жестами показал потрясение.

— Пойду за кокосом, — показала я в сторону уличной торговли. Кайпиринья и кокос через трубочку — первое и второе, что тебя учат пить в Бразилии. А кайпиринью я как раз прикончила.

«Пойду с тобой», — сказал бразилец руками, а глазами показал, какая в Рио ужасная преступность.

На прилавке я ткнула в кокос и протянула продавцу деньги. «Нет!» — сказал мой новый друг бразилец. 

А «нет» — это совсем не то, что свободная русская женщина хотела бы услышать, покупая что-то за собственные деньги. Так что я снова ткнула в кокос и сказала продавцу «да!». Бразилец снова сказал «нет» и решительно отодвинул меня от прилавка. 

Дальше у них с продавцом состоялся оживленный диалог о холодильнике, который, я поняла и по-португальски, не работает. 

Ну не работает и не работает, мне-то что? Кокосы же не тухлые.

«Пошли отсюда», — показал бразилец. — Let’s go.

Я отказывалась. Этот человек попирал мою свободу выбора. Я хотела купить кокос уже просто из принципа.

Бразилец изображал отчаяние, гнев, отрицание кокоса. Говорил «no», «bad» и загадочное слово «мижу». Наконец он сказал «look», отошел под дерево и стало понятно, что он расстегивает ширинку. «Маньяк!» — поняла я. «Мижу!» — закричал бразилец, показывая на производимую им струйку.

Никогда еще языковой барьер не преодолевался на моих глазах настолько решительно.

Нельзя было пить тёплый кокос. Тёплый кокос — как моча.

#истории

Папа рассказал, что участвовал однажды в представлении Мессинга. Ещё студентом, в институте. Мессинг был тогда в опале и выступал буквально в актовых залах. 

Гвоздем программы было следующее. Один человек должен был как следует подумать о любом другом человеке в зале, про которого знал, что у него с собой что-то есть. 

Например, об однокурснице Тане, у которой в кошельке всего 20 копеек. 

Или о Леониде, у которого в правом кармане расческа. 

Мессинг прислушивался к этим мыслям, а потом безошибочно находил в зале того самого человека. И просил достать кошелёк, в котором лежало ровно 20 копеек, или расческу из правого кармана.

А папин приятель решил выпендриться и загадал моего папу, «который знает стихи о советском паспорте». Так и подумал прямо в лицо Мессингу. 

Мессинг пошел в зал, показал на папу и сказал: 

— Ну, доставай паспорт.
— У меня с собой нет, — сказал мой будущий папа.
— Как это нет? — обалдел Мессинг.
— И о чем ты только думал! — добавил он, обращаясь к папиному однокурснику сразу в прямом и переносном смысле этой фразы.

Тут выяснилось, что однокурсник думал о паспорте, но в стихах, и Мессинг отругал обоих: раз вы будущие инженеры, прежде чем решать задачу, научитесь слушать условия.

Видимо, в этом эксперименте его третий глаз был настроен только на предметный мир.

Папа причем пострадал безвинно. В общем-то, за то, что не носил с собой паспорт.

PS. Расскажите скорее, если тоже видели разные чудеса.

«Extra omnes!» означает «Все вон!». Так из Сикстинской капеллы прогоняют всех, кто не участвует в конклаве. Хористов, журналистов, стареньких кардиналов (остается только молодежь до 80 лет).

Но и безотносительно конклава фраза шикарная, думаю, надо пользоваться. Вместо всех этих жалких «можно потише?» и «дайте уже человеку поспать». Идеально в случае засидевшихся гостей и как интеллигентный ответ начальнику на «Елена, вам придется поработать в выходные».

«Habemus Papam!» («У нас есть Папа»). Не соврали ватиканские источники. Выбрали, не затягивая.

Кстати, между белым дымом и предъявлением Папы с балкона есть еще несколько ритуалов, один из которых — спросить избранного, согласен ли он.

Интересно, как будет на латыни: «Да вы с ума сошли, какой я вам Папа, я вообще тут случайно».