Почитываю иногда либертарианский SVTV. Может кто не знает, но либертарианцы большие поклонники Дональда Трампа. И тут у меня возникла идея проверить SVTV на соответствие своим либертарианским идеалам. Загоняем в ChatGPT новость о таможенных пошлинах и смотрим. Выводы не утешительные: Светов либертарианский ревизионист и предатель.

Политика всеобщих таможенных пошлин, о которой заявил Трамп в 2025 году, с либертарианской точки зрения — грубое нарушение экономической свободы. Либертарианство утверждает, что каждый человек имеет право вступать в добровольные обмены без вмешательства государства. Пошлины ограничивают этот выбор, искажают экономический расчёт и нарушают принципы свободного рынка.

Людвиг фон Мизес писал: «Если правительство мешает свободному предпринимательству, оно подрывает основы всякого экономического расчёта». Повышая стоимость иностранных товаров, пошлины заставляют потребителей переплачивать за менее конкурентоспособные отечественные аналоги. Это не защита экономики, а навязывание неэффективных решений.

На этом фоне особенно показательно поведение так называемого либертарианского проекта SVTV, поддерживающего Трампа. Если он отказывается критиковать протекционистскую политику, то он не имеет права называть себя либертарианским. Поддержка экономического национализма — это прямое предательство идеалов свободного рынка и индивидуальной свободы.

Фридрих Хаек указывал: «Мы не должны защищать работу, которая могла бы быть выполнена лучше и дешевле где-то ещё». Протекционизм выгоден лоббистам, но вреден потребителю: он повышает цены, снижает качество, разрушает конкуренцию и сохраняет слабые отрасли.

Кроме того, пошлины расширяют власть государства, усиливают бюрократию и способствуют коррупции. Экономический национализм ведёт к международной напряжённости. Мизес предупреждал: «Только свободная торговля создаёт основу для мира». Поэтому либертарианцы обязаны критиковать протекционизм — и Трампа в частности — иначе их принципы превращаются в пустой звук.

Почему нейросетки с такой лёгкостью воспроизводят марксистский анализ? Потому что в основе марксизма — вернее сказать, в основе современного марксизма, достигшего максимальной степени разложения — лежит не анализ, не обоснование, не получение нового знания, а подтверждение уже существующего мировоззрения (собственно, это касается любых догматических учений вообще). По сути, мы просим нейросеть не подумать, а просто подобрать нужные слова для заранее готового вывода.

Кому-то покажется, что в таком случае от нейросетей нет никакой пользы, кроме разве что замены всех марксистско-ленинских агитаторов. Но на самом деле они предоставляют нам возможность по-быстрому взглянуть на ситуацию через призму различных идеологий.

Мы живём в эпоху информационных технологий, в мире, где наблюдается явный переизбыток информации и идей. Мы не можем переварить всё это самостоятельно. Но мы можем воспользоваться компьютерным помощником, чтобы быстро прикинуть, как та или иная идеология трактует конкретные факты.

Задача современного человека всё больше сводится не к тому, чтобы самостоятельно с нуля описывать политическое или историческое событие, а к тому, чтобы подобрать наиболее убедительное объяснение среди множества готовых. В этом контексте сортировка информации становится более важным — и более трудоёмким — процессом, чем её создание.

ChatGPT про буржуазный характер компьютерных игр.

С точки зрения марксизма-ленинизма, киберспорт, компьютерные игры и косплей представляют собой одну из новых форм буржуазной идеологической надстройки, направленной на разложение классового сознания трудящихся, в особенности молодёжи. Эти явления служат не развитию человека как члена общества, борющегося за социалистическое будущее, а его атомизации, уходу в мир фантазий и подмене реальной классовой борьбы симуляцией активности. В условиях, когда капитализм переживает кризис легитимности, господствующий класс стремится отвлечь массы от осмысления своего положения и организации сопротивления — и именно для этого он предлагает всё новые формы «зрелищ»: интерактивных, массовых, зрелищных, но политически стерильных.

Косплей — это буржуазная маскарадная культура, где молодёжь приучают отождествлять себя с вымышленными героями вместо того, чтобы изучать подлинных героев пролетарской революции. Киберспорт — это превращение игрового азарта в товар и фетиш, в котором соревнование, дисциплина и самосовершенствование оборачиваются пустой тратой сил ради зрелища, обслуживающего капитал. Как писал Ленин, буржуазия стремится развлечь массы, чтобы они не смели задумываться о путях освобождения. Капитализм не может существовать без культурного одурманивания, и если раньше этим служили дешёвые романы и цирки, то теперь их заменили стримы, турниры и фестивали косплея. Вся эта культура — не нейтральна. Она обслуживает интересы господствующего класса.

Марксизм-ленинизм разоблачает подобные формы культуры как часть надстройки, закрепляющей господство капитала. Подлинная пролетарская культура не уводит в вымышленные миры, а вооружает масс сознанием их исторической миссии. Поэтому задача революционного движения — не просто критиковать подобные явления, но создавать своё: социалистические формы досуга, коллективные формы культурной активности, развивающие дисциплину, коллективизм и историческое мышление. Не косплей Ленина, а учёба у Ленина. Не киберспортивные шоу на потеху буржуазии, а соревнования в труде, учёбе, физическом и идейном развитии. В эпоху кризиса — каждый культурный выбор есть политический выбор.

А теперь о мотоциклах. Выводы неутешительные.

В данном случае речь идёт не просто о технике передвижения, а о формировании определённого образа жизни, навязанного массам как "свобода", тогда как на деле — это форма потребления, тщательно сконструированная и поддерживаемая индустрией.

Покатушки на мотоциклах и вся мотокультура — это разновидность индивидуалистической идеологии, где свобода подменяется скоростью, единение с классом — принадлежностью к клубу, а борьба за будущее — ностальгией по стилю "рокеров" и "байкеров". Мотоцикл, произведённый на капиталистическом заводе, превращается в фетиш, объект поклонения. Его форма, бренд, звук двигателя, кожаная экипировка — всё становится элементом рыночного спектакля, где человек отождествляет себя не с производящим классом, а с образом, сконструированным буржуазной культурной индустрией.

Особое внимание заслуживает мотоспорт как часть развлекательного комплекса капитализма. Он воспроизводит логику соревнования не ради пользы, не ради труда, а ради зрелища, спонсоров, рекламы и культа индивидуального "чемпиона", — чуждого коллективистской идеологии социализма. В этом смысле мотоспорт ничем не отличается от футбола, шоу-бизнеса или киберспорта: он отрывает массы от материальной реальности и питает миф о том, что "можно прорваться", "быть первым", "ехать куда хочешь", когда на деле вся система устроена так, чтобы трудящийся ехал туда, куда велит капитал.

Вот несколько причин, почему нейросетям «легко» пародировать не только марксизм-ленинизм, но и вообще любую сложную идеологическую систему:

1. Ярко выраженный стиль и терминология

Марксизм-ленинизм обладает узнаваемым языком:
- длинные синтаксические конструкции,
- частое употребление устойчивых выражений (например, «буржуазная идеология», «исторически обусловленная форма классового господства», «диалектический материализм»),
- ссылки на авторитетов (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин),
- логика «тезис — аргументация — вывод».

Нейросеть прекрасно обучается на таких повторяющихся шаблонах. Как только она «понимает» структуру и типичный стиль марксистского текста, она может легко его имитировать, даже если не вникает в его философскую суть.

2. Идеологическая цельность и бинарные категории

Марксизм-ленинизм часто оперирует дуализмами:
- пролетариат vs. буржуазия,
- базис vs. надстройка,
- научный социализм vs. буржуазная наука,
- прогрессивное vs. реакционное.

Такие бинарные оппозиции легко формализуются и воспроизводятся машиной. Идеология, где мир делится на «друзей и врагов» в понятной системе координат, — это подарок для нейросетей: ей проще писать в логике «если это — буржуазия, значит, она эксплуататорская».

3. Наличие обширного корпуса текстов

Советская пропаганда, философия, партийные документы, труды классиков — это огромный массив текстов, на которых обучались нейросети. Это особенно актуально для GPT-подобных моделей, ведь они читают миллионы страниц.

А значит:
- у модели есть примеры, как обосновывать материалистическое понимание истории,
- как критиковать ревизионизм,
- как отвечать на вопросы в стиле ленинского «Что делать?»
И поэтому даже пародийное воспроизведение получается достоверным.

В итоге: марксизм-ленинизм легко «пародируется» не потому, что он прост, а потому, что он обладает чёткой формой, насыщенным корпусом и предсказуемой логикой. Это делает его удобным для нейросетевого воспроизведения — особенно если задача не в том, чтобы анализировать марксизм по существу, а лишь имитировать его форму.

Говоря простым языком, потому что марксизм это черно-белые агитки, которые штамповали миллионами. Нет ничего проще, чем воспроизводить компьютером то, что до этого неоднократно воспроизводил сам человек.

‍О хабре в последний раз

Digital-ниндзя опубликовал подкаст с Алексеем «Boomburum» Шевелёвым, руководителем отдела по работе с пользователями «Хабра». В эфире Алексей прокомментировал блокировку (фактически — удаление) аккаунта Профсоюза работников IT на платформе. Последний раз мы возвращаемся к теме «Хабра», чтобы на своём примере показать, что права не дают — за них нужно бороться.

Читать далее

Есть такой тезис, что в современном мире между левыми и правыми нет разницы. С одной стороны, многие с этим согласны, но с другой — интуитивно мы чувствуем какой-то подвох. И он действительно есть.

Изначально левое движение ассоциировалось с различными формами эмансипации: сперва либеральными (свобода торговли, свобода слова, отмена сословий), а потом социалистическими (права женщин, право на профсоюзы, длительность рабочего дня). В общем, левые — освобождают и реформируют, а правые, типа, сопротивляются этому процессу.

А чего хотят сегодняшние левые? Политических прав для женщин? Это уже обеспечено. Профсоюзы? Пожалуйста, объединяйтесь. Капитал, конечно, не в восторге, но формально никто не запрещает. Проблема левых в том, что многие их идеи уже внедрены в современное общество.

В итоге остаётся лишь бутафория в виде борьбы за права меньшинств, которая порой доходит до откровенного расизма, или же просто пустые призывы «борьбы с капитализмом ради социализма».

Пустые, потому что «борьба с капитализмом ради социализма» не предполагает реальных, осязаемых изменений. Зачем бороться с капитализмом? Ради чего обобществлять промышленность? Чтобы не было войн? Но XX век показал, что социализм не является прививкой от милитаризма и насилия. Более того, в ряде случаев — как в СССР, например, — именно социализм становился инструментом общественного закрепощения. Например, когда коммунисты устраивали облавы в кинотеатрах в поисках тунеядцев, принудиловка к субботникам, поездки на картошку, запрет на эмиграцию и так далее.

Левое движение должно вести борьбу за освобождение человечества от социальных ограничений. Но капитализм как таковой — это не социальное ограничение, а экономический базис. Он производит социальные ограничения, но сам по себе им не является. Ограничения они лежат в области надстройки, а не базиса. И если вы не можете чётко сказать, что именно хотите изменить в надстройке, то нет смысла менять и базис. Нельзя отрывать надстройку от базиса, не забывайте.

Сегодня левые по большому счету просто не знают, за что бороться. Отчасти потому, что основные цели уже достигнуты, отчасти потому, что, оказавшись у власти, левые показали: глобальных изменений они не приносят. Ведь межгосударственная конкуренция не подчиняется воле левых правительств и выходит за рамки их суверенитета.

В общем, разделение между левыми и правыми стерто только по факту социальной импотенции левых. Но чисто теоретически оно еще актуально.

Попросил ЧатГПТ поздравить марксистов с юбилеем Ленина. Вышло кратко и по делу:

150 лет со дня рождения Владимира Ленина — дата, мимо которой невозможно пройти, даже если ты не марксист. Это фигура, которая не просто повлияла на ход истории — она его переломила. Ленин был не только человеком идеи, но и человеком действия. Он показал, что теория может становиться силой, когда овладевает массами. Его заслуга — не только в том, что он возглавил революцию, но и в том, что он сумел соединить анализ сложной мировой ситуации с конкретной стратегией преобразования общества..

Но пытаться повторить Ленина в 2025 году — значит его не понимать. Его сила была не в догмах, а в умении ломать шаблоны, адаптироваться к новой реальности, идти туда, где никто ещё не был. Сегодня мир другой: изменилась структура капитализма, изменилась форма труда, изменилась сама субъективность человека. Чтобы быть «ленинцами» по-настоящему, нужно уметь мыслить нестандартно, а не просто цитировать старые тексты в ожидании, когда они вновь станут популярными. Время требует новых решений и новых ответов. Иначе все разговоры о «великом прошлом» останутся простым сотрясанием воздуха.

Недавно также поговорил с ЧатГПТ (интересное это дело на самом деле) об исторической роли сионизма и о том, как он повлиял на марксистскую теорию. Вернее о том, как он должен был повлиять на марксистскую теорию, если бы марксисты не отрицали исторические прецеденты и развивались в соответствии с реальной историей, а не подгонкой всего под свои цитаты.

Пролетариат и строительство капитализма: парадокс истории

История становления сионистского движения, особенно его "трудового крыла", ставит под сомнение фундаментальные положения марксистской теории. Вопреки ожиданиям о том, что пролетариат является естественным носителем социализма, сионистский рабочий класс в подмандатной Палестине продемонстрировал способность не к уничтожению капитализма, а к его созданию — в новой, этноцентричной форме. При этом он опирался не на буржуазную логику прибыли, а на коллективизм, кибуцы, профсоюзы и отказ от эксплуатации дешёвой арабской рабочей силы.

Этот уникальный случай показывает: капитализм может быть создан не только буржуазией, но и организованным пролетариатом, движимым идеей национального возрождения. Тот факт, что изначально антикапиталистические формы хозяйства (кибуцы, профсоюзная экономика, коллективные фермы) в итоге стали основой национального капитализма, ставит под сомнение саму марксистскую веру в "историческую миссию" рабочего класса.

Если пролетариат способен действовать как строитель капиталистического государства — пусть и под знаменем социальной справедливости и равенства, — то рушится идея о его исключительной революционной роли. Это не просто политическое предательство, как считали ортодоксальные марксисты, а объективное ограничение самой теории, которая абсолютизировала один класс и подменила политику исторической неизбежностью.

Сионизм в этом смысле — не буржуазный проект в привычном смысле, но и не социалистический. Это пример того, как национально организованный пролетариат может построить государство, основанное на логике исключения, территориального контроля и социальной мобилизации — с последующим сращением с капиталом. Это доказывает, что социализм не вытекает автоматически из положения рабочего класса, а требует сознательной интернационалистской ориентации и отказа от этноцентризма.

Таким образом, сионистский опыт не столько опровергает марксизм, сколько указывает на его пределы. История не движется по прямой к освобождению. Она подчиняется не законам, а борьбе — идеологической, организационной, политической. А значит, вопрос не в том, кто является "правильным классом", а в том, какая политика будет проводиться и в чьих интересах она будет организована.

Раньше за власть боролись, чтобы решать общественные проблемы. Сегодня общественные проблемы — всего лишь инструмент в борьбе за власть. Между политиками и активистами нет диалога, осталась только борьба за влияние и контроль над повесткой.

Возьмём, к примеру, отношение к мигрантам. Русские общины, националистические молодчики, бытовой расизм — всё это левые объясняют обострением классовых противоречий. Капитал, мол, стравливает бедных с бедными, чтобы отвлечь внимание от настоящих источников несправедливости — крупных корпораций и коррумпированных чиновников. Национализм, по их мнению, — это способ спасти буржуазию от справедливого пролетарского возмездия.

Но, честно говоря, всё это звучит весьма сомнительно. В России сейчас нет никакой классовой борьбы. Нет ни забастовок, ни профсоюзов, ни митингов, ни протестов. Есть экономические проблемы, да. Но в целом за счет репрессий власть держит ситуацию под контролем. У нее все нормально и без национализма.

Левые как бы отрицают, что проблема может быть не только в «буржуазной эксплуатации», но и в самих масштабах миграции. Массовая миграция — это реальная, структурная, социальная проблема, с которой никто не знает, что делать. И не важно, что сама по себе она — результат капиталистического развития. Если вы окажетесь у власти, вам всё равно придётся с этим что-то делать.

Проблема в том, что любое национальное государство опирается на систему обязательного образования. Школа — это механизм встраивания человека в культуру, в язык и в общество. Когда миграция становится чрезмерной, когда дети приезжих не учат язык и не принимают местные нормы, тогда возникают параллельные общества, государство в государстве. И тогда нормальное взаимодействие между группами людей рушится. Появляется страх, непонимание, враждебность. Всё это заканчивается конфликтами — почти всегда.

Можно сколько угодно объяснять, что это последствия капитализма. Но если вы при этом отказываетесь признавать, что с мигрантами нужно что-то делать, вы по сути отказываетесь признавать саму проблему. Даже если завтра случится революция и установится диктатура пролетариата — мигрантов всё равно придётся либо интегрировать, либо депортировать.

И не надо говорить, что в социалистическом государстве всё решится каким-то волшебным образом. Параллельные общества не хотят интеграции ни при капитализме, ни при социализме. Им и так нормально.

А значит, если мигрантов завезли слишком много, ненасильственного решения уже не существует. Либо вы будете ломать параллельное общество в духе Сталина, с обилием насилия и депортациями, либо его будут ломать русские общины, Илоны Маски, Викторы Орбаны и Дональды Трампы плюс-минус такими же способами. Именно так устроена человеческая история — иногда люди заходят в тупик из которого нет выхода без насилия вне зависимости от того, к какой политической силе вы принадлежите.

Недавно ребята из RedProlet выложили перевод фильма о рабочих завода Forja в Аргентине. Эту запись репостнули каналы с общей аудиторией примерно в 250 тысяч подписчиков. Да, понятно, что подписчики пересекаются, но всё же — какой результат? За четыре дня фильм не набрал даже 2500 просмотров на Ютубе. То есть несмотря на серьёзную пропагандистскую поддержку, фильм оказался практически никому не интересен.

Это очень показательно, что фильмы о рабочем классе, профсоюзах и заводах — это то, что вызывает наименьший интерес у так называемых коммунистов. Я это понял ещё по фильму Как львы, который лежит у меня на канале уже пять лет. На примере завода Пежо во Франции, ребята из профсоюза CGT подробно рассказывают как они работают и с какими проблемами сталкиваются. Очень крутой фильм, рекомендую. Да, он собрал чуть больше просмотров — около 75к — но даже с этим он остаётся одним из наименее популярных роликов на канале.

Из этого я делаю вывод: тема рабочего класса и профсоюзов вызывает наиболее тошнотворные, скучные и депрессивные ассоциации среди коммунистов. Ну неинтересны им все эти профсоюзы и забастовки. Давайте лучше травить Ильина, хохлонацистов и либералов. Вот это коммунисты у нас очень любят. Вот за это они готовы рвать на себе рубаху в комментариях.

Потому что, как я уже неоднократно говорил, коммунизм перестал быть борьбой за интересы рабочего класса и крестьянства. Теперь это исключительно борьба за интересы российского государства. Политическое господство, экономические успехи и международные достижения — вот что сегодня по-настоящему волнует сердца коммунистов. А все эти фильмы про заводы, профсоюзы и повседневную рабочую борьбу — тоска смертная, идите нахер, работяги.

Если обратиться к истории постсоветского коммунизма, становится очевидно, что ортодоксальный марксизм-ленинизм практически не сыграл в ней никакой роли.

Так, например, Российская коммунистическая рабочая партия (РКРП) и движение «Трудовая Россия» Анпилова, основанные в 1990-е годы, представляли собой эклектичную смесь коммунистического атеизма, советского патриотизма, национализма и славяно-русского неоязычества (Шнирельман В.А. Арийский миф в современном мире). Сталин, естественно, находился в особом почете, поскольку «культ Вождя — это естественное выражение языческой сути власти».

Еще одним заметным явлением в постсоветской России стало ныне запрещенное движение КОБ. Концепция КОБ начала разрабатываться еще в советские годы, начиная с работы Разгерметизация (позднее — Мертвая вода). В центре их доктрины находился миф о «мировом заговоре» и существовании скрытых надгосударственных структур управления. Один из ключевых идеологов КОБ, Е.Г. Кузнецов — преподаватель Ленинградского университета и бывший теоретик РКРП — заявлял, что главным врагом человечества является «технократическая евро-американская цивилизация», отождествляя её с «сионо-нацистской агрессией». Христианское «царство божие» в его трактовке также представлялось разновидностью «сионо-нацистской диктатуры». КОБовцы, как и многие другие движения того времени, сохраняли весьма положительное отношение к Сталину.

Не менее показателен и пример КПРФ и её лидера Геннадия Зюганова. В книге Драма власти (1993) Зюганов сокрушался о разрушении СССР, обвиняя в этом либералов-западников и «агентов влияния», якобы угрожающих существованию Российской Федерации. При этом он практически не опирался на марксистские принципы, отвергал классовый подход и игнорировал тот факт, что евразийцы — на чью риторику он опирался — были яростными антикоммунистами (Шнирельман. От апокалипсиса к конспирологии). Зато Зюганов реабилитировал монархический лозунг «Православие, самодержавие, народность» и провозглашал приоритет межцивилизационных, а не межклассовых противоречий.

Можно также вспомнить Нину Андрееву с её манифестом Не могу поступиться принципами, писателя Александра Проханова с его борьбой против «Хазарского каганата» (оба ярые поклонники Сталина), а также национал-большевиков вроде Эдуарда Лимонова и Александра Дугина.

Как уже было сказано, среди коммунистов 1990-ых годов практически не было сторонников ортодоксального марксизма. Это нужно принимать во внимание, когда мы рассуждаем о генезисе марксизма-ленинизма в постсоветской России. Потому что изначально российский постсоветский коммунизм сложился как гремучая смесь фашизма, неоязычества и ностальгии по утраченной «великой империи». Иными словами, с самого начала постсоветский коммунизм аккумулировал вокруг себя не классовую, а красно-коричневую неофашистскую аудиторию.

Да, сегодня российский коммунизм отчасти отошел от шизофренических конспирологических теорий. Однако такие черты, как антизападничество (ЦРУ под лавкой и морально-нравственное разложение западной цивилизации), антисемитизм (ищем сионистов в турбинах самолетов), вождизм (преклонение перед авторитаризмом и массовыми внесудебными репрессиями) и милитаризм (все бюджеты на производство средств убийства людей), остаются в нем вполне актуальными. Развивая эту мысль, следует также рассматривать антикоммунизм в приграничных с Россией странах не как борьбу против рабочего движения как такового, а как борьбу с российским красно-коричневым коммунизмом.

С каждым годом марксизм становится все опасней для правящих классов.

Недавно Алексей Сафронов выпустил ролик о догоняющей модернизации в СССР. Автор выдвигает тезис, что именно она стала одной из причин централизации власти и отстранения общества от участия в управлении экономикой.

В ролике утверждается, что в условиях тяжелой экономической ситуации и враждебного окружения пролетарское государство было вынуждено поступиться низовой инициативой в пользу централизованного бюрократического аппарата. Алексей также подробно рассматривает попытки преодоления этой проблемы и анализирует их последствия.

На мой взгляд, Алексей излишне сосредотачивается на внутренних взаимоотношениях между верхами и низами в СССР, в то время как следовало бы акцентировать внимание на объективных интересах пролетарского государства как самостоятельной хозяйственной единицы в мировой системе.

Алексей, в общем-то, правильно отмечает: тяжелые условия существования России, обескровленной мировой и гражданской войной и так далее вынудили действовать так, а не иначе. Но в этом-то и состоит суть — жизнь всегда будет таковой.

Когда мы говорим о пролетарском государстве, мы имеем в виду, что рядом будут существовать и другие государства. Каждое из них будет представлять собой замкнутую хозяйственную единицу, которая просто не предусматривает приоритет чужих интересов над своими. Каждое государство всегда заботиться лишь о своих собственных интересах.

В подобной системе конфликты неизбежны. И учитывая социально-экономические возможности государств, речь идёт не о «локальных спорах из-за лесопосадки», а о конфликтах, затрагивающих само существование государств. То есть, эти конфликты будут иметь характер борьбы за «национальную безопасность» или за «национальные интересы».

А поскольку национальные интересы в условиях государственной конкуренции тождественны интересам самосохранения, они неизбежно будут ставиться выше интересов внутренней политики. Иными словами, международная конкуренция всегда будет требовать мобилизации, централизации и подавления низовой инициативы.

Следовательно, догоняющая модернизация — лишь часть общего процесса. Советский опыт это подтверждает: даже когда в 1950-е годы некоторые отрасли СССР уже стали передовыми в мировом масштабе, никакой демократизации хозяйства не случилось, потому что на смену горячей войне пришла холодная. В условиях государственной конкуренции всегда будет находиться причина для экономической гонки.

Я совершенно согласен с размышлениями Алексея о низовой инициативе и демократии, но только не в контексте существования пролетарского государства. Потому что до тех пор, пока существует государство диктатуры пролетариата, а значит пока существует государственная конкуренция и безответственность государственных единиц друг перед другом, все подобные аргументы будут проигнорированы. А самого Алексея за такие слова, что он озвучивает, вполне могли бы расстрелять в том самом пролетарском государстве. Ибо дело вообще не в том, чтобы зажать свой народ на потеху бюрократам, а в том, чтобы обеспечить сохранность и воспроизводство хозяйства в условиях государственного, то есть в условиях априори враждебного окружения.

Если у истоков постсоветского коммунизма стояла фашистская и полуфашистская аудитория, то стоит задать вопрос: а когда, собственно, социальная база коммунизма изменилась?

Как известно, волна интереса к классическому марксизму-ленинизму началась с пенсионной реформы. Однако та аудитория, из которой черпали силы ортодоксальные марксисты, сложилась задолго до 2018 года. Низовой актив, позволивший коммунизму пережить 1990-е и 2000-е, принципиально не менял своих взглядов. Люди, поддерживавшие коммунистическое движение все эти годы, зачастую даже не имели представления о марксизме-ленинизме в его теоретической форме — хотя бы потому, что вплоть до 2010-х в стране не существовало ни одного известного пропагандиста с такими взглядами. Не говоря уже о теоретиках и социальных сетях, давших возможность популяризировать многие забытые идеи.

Иными словами, не марксисты-ленинцы формируют в России коммунистическую аудиторию — наоборот, именно эта аудитория порождает марксистов-ленинцев. И именно благодаря её внутреннему консерватизму, реваншизму и в отдельных случаях — откровенному фашизму — мы не видим и, вероятно, не увидим ни то, что каких-то глобальных внутренних перемен, но даже теоретических дискуссий.

Подобные дискуссии неминуемо привели бы к революционному пересмотру истории как Советского Союза, так и постсоветского коммунизма. Это мгновенно оттолкнуло бы всю ту самую реваншистскую аудиторию, которую марксисты-ленинцы с таким трудом собирали вокруг себя. Это напрямую ударило бы по их доходам и, что не менее важно, по их самолюбию.

Наоборот, в кругу революционного марксизма мы имеем максимально консервативную ситуацию: чем больше ты нахваливаешь Сталина, СССР и «великую эпоху», чем меньше ты склонен к самоанализу и рефлексии, короче, чем меньше ты перечишь своей консервативной аудитории, тем больше ты ее привлекаешь, тем более ты популярен и тем больше ты зарабатываешь.

Постсоветский коммунизм не терпит диалектики, не терпит признания ошибок и извлечения исторического опыта. Он существует не для переосмысления прошлого, а для утешения реваншистов, тоскующих по стране, которую мы потеряли. Именно на этом играет ортодоксальный марксизм-ленинизм и все остальные красно-коричневые. Они продают этим людям надежду. Надежду, что однажды злодеи будут повержены, а мы вновь возродимся.

Есть, кстати, мнение, что из-за человеческого эгоизма децентрализация производства невозможна. Якобы всё равно всё растащат по своим карманам, и чтобы избежать разрушения системы, людей придётся принуждать.

Однако, как мне кажется, это мнение основано на заблуждении. Эгоизм воспринимается как неотъемлемая часть человеческой природы, хотя на деле это не так. Эгоизм — это защитная реакция на враждебное окружение, которому нельзя доверять.

Человек становится эгоистом от непонимания поведения других людей. Он не может отождествлять себя с интересами коллектива, которого он не понимает. Отношения альтруизма невозможны в обществе, где царят секреты и недосказанность. Эгоизм будет проявляться там, где остаётся пространство для домыслов — там, где нет прозрачности человеческих отношений.

Следовательно, проблема эгоизма и децентрализации — это не вопрос "человеческой природы", а вопрос доступности информации и способности прогнозировать поведение других. Понимая положение и мотивы других людей, человек не будет замыкаться на себе и станет менее склонен к эгоизму.

Я не раз слышал рассуждения о том, как коммунисты якобы собираются вырвать из рук буржуазии коммунистическую повестку. Однако на деле всё обернулось иначе. Коммунисты стали главными охотниками за левыми — именно левых они объявили своими главными врагами, а не буржуазию. Вам может показаться, что мы имеем дело с какой-то ультраправой идеологией немецкого толка, но нет — таков сегодня российский коммунизм.

Эти люди собираются вырывать у буржуазии коммунистическую повестку, несмотря на то, что большинство из них в открытую придерживаются провластных взглядов, несмотря на то, что они вместе с буржуазией празднуют дни советского патриотизма, несмотря на то, что вместе с буржуазией они участвуют в травле левых, пишут доносы и дискредитируют их в глазах общества.

А ортодоксальный марксизм-ленинизм это сколько людей? Сколько за ними бюджетов? Какая у них аудитория? 0.1% от всего коммунистического в России? Эта пыль умудряется одной рукой пособничать буржуазии, а другой рукой заявлять, что она вот-вот ее опрокинет (надо только подождать, скоро все будет).

Давно пора признать, что коммунизм в современной России — это полностью провластное движение. Более провластное даже, чем монархизм или фашизм, ведь у коммунистов есть собственная официальная партия, встроенная в государственную систему. Не замечать этого может только слепой и фанатичный сектант.

Если наша цель действительно заключается в защите прав рабочего класса, то начинать борьбу следует именно с критики коммунистов. Не всяких там социал-демократов, монархистов или фашистов, а именно с тех, кто стал главными классовыми ивашкодурителями, кто борется с любыми возможными альтернативами для рабочих.

Просто обратите внимание: все коммунисты празднуют одни и те же даты — день рождения Ленина, Октябрьскую революцию, 23 февраля, 1 мая, 9 мая. Все как один называют себя защитниками рабочего класса, антиимпериалистами и освободителями. При этом каждый яростно отстаивает репутацию СССР, Сталина и Ленина вне зависимости от исторических фактов. При этом каждый считает себя истинным коммунистом и продолжателем дела Советского Союза, обвиняя других в оппортунизме, ревизионизме, социал-шовинизме или леволиберализме.

При этом находятся люди, которые говорят "Ну, есть настоящие коммунисты (два с половиной человека), а есть фальшивые (несколько сотен тысяч)". Эти люди реально бредят и не понимают, что происходит. Вся вот эта туса, именующая себя коммунистами, марксистами-ленинцами, борцами за дело пролетариата и прочая херота это и есть самые настоящие коммунисты. От Зюганова и Семина до Киященко и Майснера.

Мы сами себя убедили, полагаясь на убогий советский агитпроп, что коммунизм это про интересы рабочего класса и угнетенных всего мира, про борьбу с фашизмом и империализмом.

Ничего подобного. Пора бы уже это осознать, особенно спустя три года войны. Единственная реальная функция коммунизма сегодня — защищать интересы России. Конфликты внутри коммунистического движения, как и споры с монархистами или либералами, не имеют ничего общего с классовой борьбой. Это просто разные способы отстаивать интересы России на международной арене.

Для коммунистов вы такой же расходник, как для монархистов или фашистов. Они оставят вас с голой жопой и отправят на войну так же, как это сделают любые другие политические силы. Именно это они сейчас и делают.

Пора бы уже всем понять: дело вообще не в идеологии. Никто не обладает мандатом на прогрессивность только потому, что отождествляет себя с успехами прошлого. Правда и справедливость — не в лозунгах и символах, а в конкретных исторических обстоятельствах.

Вопрос о том, какую идеологию можно предложить сегодня вместо марксизма-ленинизма, на самом деле не имеет никакого смысла. Проблема современного общества не столько даже в отсутствии идеологий, сколько в отсутствии условий для их появления.

Современный человек живет в очень динамичном информационном пространстве: каждый день новые события, сообщения, реклама, новости, каналы и так далее. Человек вынужден переключаться каждую секунду, не давая эмоциям времени на развитие. Его мышление становится поверхностным, а глубокие чувства и размышления начинают восприниматься как перегрузка. Это приводит к своеобразной психологической экономии — стремлению минимизировать не только страдания, но и сложные положительные переживания. Всё это ослабляет способность к глубокому сопереживанию, снижает уровень солидарности и разрушает основу для возникновения идеологических систем.

Клиповое мышление обеспечивает быструю адаптацию и удобство в краткосрочной перспективе. Однако в долгосрочном плане оно ведёт к утрате способности объединяться вокруг значимых идей. Без глубины переживаний и без желания бороться за что-то великое идеологии становятся неактуальными. Люди привыкают воспринимать даже искусство, культуру и личные отношения как поток впечатлений, лишённый прочной связи и ответственности.

Возьмём тот же марксизм-ленинизм. Ни для кого не секрет, что большинство современных марксистов практически не занимаются самостоятельным изучением теории. Они редко открывают оригинальные документы, не интересуются современными научными работами, касающимися экономической и социальной теории. В лучшем случае их багаж ограничивается «Капиталом» и несколькими агитпроп каналами в телеге. При этом авторы этих каналов сами зачастую просто транслируют цитаты классиков, вперемешку со своим потоком сознания в духе троцкистов под лавкой революции.

Короче, любая идеология в современном мире пока что не может быть воспринята массами. Возможно ситуация изменится, но сейчас это так. Соответственно, на вопрос о том, что можно предложить вместо марксизма-ленинизма я отвечу так: ты, придурок, и марксизма-ленинизма-то не знаешь, только верещишь за попранную репутацию Советского Союза.