Иногда я выкапываю тексты из своего прошлого. Иногда я выкапываю из своего прошлого людей. Буду делиться здесь с вами тем, что уже поросло травой где-то на просторах жж, в старых документах и истории сообщений вк. По традиции — в четверг, throwback thursday.
Тематика путешествий — минимальная 🙂 В основном про колючее в моменте, воспоминания, страницы дневников. Но будет и про автостоп в Томск, ага.
Сегодня — о слизистых.
#tbt
Тематика путешествий — минимальная 🙂 В основном про колючее в моменте, воспоминания, страницы дневников. Но будет и про автостоп в Томск, ага.
Сегодня — о слизистых.
#tbt
Хочу рассказать вам одну историю.
Мне пятнадцать, и 24го сентября моя жизнь полетела к херам. Я увидела зелёные глаза.
Мне пятнадцать, и только что В., в которого я влюбилась до крышесносной одышки, голодных обмороков и толстых тетрадей со стихами, впервые в жизни и единственно сильно на много-много следующих лет, как бы между прочим пробросил, что ему нравится пирсинг в языке.
На следующий день я стояла в дверях ближайшей к дому парикмахерской, зажав в руке 700 сэкономленных с обедов рублей. Здесь кололи уши и согласились сделать мне дырку в языке. Я прочитала, что если что-то пойдёт не так, начнётся заражение, ну или просто будут задеты рецепторы, и я перестану чувствовать вкус сладкого или кислого до конца своих дней. Но кого это волнует, если В. говорит, что ему нравится.
Язык прокололи без наркоза, потому что новокаин организм не принял. И когда наутро я проснулась с ватой вместо языка, решила, что вот оно — сепсис, отмирание рецепторов, невозможность сказать «мама» до конца жизни. Кажется, я была готова расчленять В. со всеми его извращёнными понятиями о женской красоте. Но потом он написал «Привет!», и я передумала. Разминала язык скороговорками, и постепенно он ожил. Возможно, это наркоз дошёл с опозданием на десяток часов, но кто знает.
Несколько дней мне удавалось скрывать вербальную ущербность, я кивала на вопросы мамы и линяла на улицу. Потом она просекла, но я парировала: «Хотя бы не татуировка!» Совершенно не помню, как сообщила об этом жертвоприношении В. Надеюсь, что как-то элегантно. Но, зная себя, вполне могла просто сказать: «Смотри, что я сделала ради тебя!» Люблю широкие жесты. Спустя пару тетрадей стихов, гуляний на морозе и сотен часов на телефоне за совместным прослушиванием Fort Minor, наступил Новый год. Это был мой первый поцелуй с гантелькой, второй в жизни в принципе, и я почти уверена, что «нравится пирсинг» для В. значило «никогда не пробовал, интересненько». Камон, нам по пятнадцать, мы из «хороших» — из тех, у кого никогда не было отношений, потому что рано, кто совсем недавно попробовал алкоголь и не сильно проникся, для кого татуировка — это что-то с зоны.
А ещё через пару недель В. улетел в Москву навсегда. Конечно, он вернулся в гости летом, конечно, наличие других отношений не помешало мне сбегать к нему из дома каждое утро ровно в 6:00; поехать в Питер на концерт обожаемых нами обоими Linkin Park, а ему — приехать в Новосибирск ещё через год, стоять в темноте на крыше, держать руки на подвздошных костях и прижиматься первой щетиной к моей макушке, но на следующий день извиняться, что «так нельзя». Как нельзя?
Гантель из языка вытащила через год — в театральном университете негативно оценили мою дикцию «с этим» во рту. Вернувшись через два часа домой, я не смогла вставить железку обратно. Интернет говорил, что язык — слизистая, а на ней как на собаке.
В. всегда внезапно врывался в мою жизнь, пропадал из неё также стремительно и ярко. Я называла его «мой лакмус» — появление помогало понять, что происходит в жизни, кто я. Он горячился и закатывал истерики из-за совместных фото, ведь его девушка может «что-то подумать»; читал вслух мною же написанные стихи и показывал, где хранит подаренные той сибирской зимой памятные мелочи; названивал по скайпу и говорил, что от меня у него всё такое же странное чувство, отчего и год, и два, и пять лет спустя сердце сжималось и снова пропускало удар, как в 2006м. Я металась, злилась, ухала в эту яму. В последний раз он попытался со мной встретиться в 2014-м, я только приехала в Сочи на работу в Оргкомитет Олимпийских Игр. Я хотела причинить ему боль. Я не ответила.
Когда год назад в апреле проводила стрим из Рио в инстаграме, он пришёл на последних минутах. Я вся раскраснелась. Мигом вернулась в Новый год, подъезд, руки в карманах. Прошло двенадцать лет.
Сердце — не слизистая.
#tbt
Мне пятнадцать, и 24го сентября моя жизнь полетела к херам. Я увидела зелёные глаза.
Мне пятнадцать, и только что В., в которого я влюбилась до крышесносной одышки, голодных обмороков и толстых тетрадей со стихами, впервые в жизни и единственно сильно на много-много следующих лет, как бы между прочим пробросил, что ему нравится пирсинг в языке.
На следующий день я стояла в дверях ближайшей к дому парикмахерской, зажав в руке 700 сэкономленных с обедов рублей. Здесь кололи уши и согласились сделать мне дырку в языке. Я прочитала, что если что-то пойдёт не так, начнётся заражение, ну или просто будут задеты рецепторы, и я перестану чувствовать вкус сладкого или кислого до конца своих дней. Но кого это волнует, если В. говорит, что ему нравится.
Язык прокололи без наркоза, потому что новокаин организм не принял. И когда наутро я проснулась с ватой вместо языка, решила, что вот оно — сепсис, отмирание рецепторов, невозможность сказать «мама» до конца жизни. Кажется, я была готова расчленять В. со всеми его извращёнными понятиями о женской красоте. Но потом он написал «Привет!», и я передумала. Разминала язык скороговорками, и постепенно он ожил. Возможно, это наркоз дошёл с опозданием на десяток часов, но кто знает.
Несколько дней мне удавалось скрывать вербальную ущербность, я кивала на вопросы мамы и линяла на улицу. Потом она просекла, но я парировала: «Хотя бы не татуировка!» Совершенно не помню, как сообщила об этом жертвоприношении В. Надеюсь, что как-то элегантно. Но, зная себя, вполне могла просто сказать: «Смотри, что я сделала ради тебя!» Люблю широкие жесты. Спустя пару тетрадей стихов, гуляний на морозе и сотен часов на телефоне за совместным прослушиванием Fort Minor, наступил Новый год. Это был мой первый поцелуй с гантелькой, второй в жизни в принципе, и я почти уверена, что «нравится пирсинг» для В. значило «никогда не пробовал, интересненько». Камон, нам по пятнадцать, мы из «хороших» — из тех, у кого никогда не было отношений, потому что рано, кто совсем недавно попробовал алкоголь и не сильно проникся, для кого татуировка — это что-то с зоны.
А ещё через пару недель В. улетел в Москву навсегда. Конечно, он вернулся в гости летом, конечно, наличие других отношений не помешало мне сбегать к нему из дома каждое утро ровно в 6:00; поехать в Питер на концерт обожаемых нами обоими Linkin Park, а ему — приехать в Новосибирск ещё через год, стоять в темноте на крыше, держать руки на подвздошных костях и прижиматься первой щетиной к моей макушке, но на следующий день извиняться, что «так нельзя». Как нельзя?
Гантель из языка вытащила через год — в театральном университете негативно оценили мою дикцию «с этим» во рту. Вернувшись через два часа домой, я не смогла вставить железку обратно. Интернет говорил, что язык — слизистая, а на ней как на собаке.
В. всегда внезапно врывался в мою жизнь, пропадал из неё также стремительно и ярко. Я называла его «мой лакмус» — появление помогало понять, что происходит в жизни, кто я. Он горячился и закатывал истерики из-за совместных фото, ведь его девушка может «что-то подумать»; читал вслух мною же написанные стихи и показывал, где хранит подаренные той сибирской зимой памятные мелочи; названивал по скайпу и говорил, что от меня у него всё такое же странное чувство, отчего и год, и два, и пять лет спустя сердце сжималось и снова пропускало удар, как в 2006м. Я металась, злилась, ухала в эту яму. В последний раз он попытался со мной встретиться в 2014-м, я только приехала в Сочи на работу в Оргкомитет Олимпийских Игр. Я хотела причинить ему боль. Я не ответила.
Когда год назад в апреле проводила стрим из Рио в инстаграме, он пришёл на последних минутах. Я вся раскраснелась. Мигом вернулась в Новый год, подъезд, руки в карманах. Прошло двенадцать лет.
Сердце — не слизистая.
#tbt
Кто-то прямо над ухом бубнит с сильным лондонским акцентом: так, словно камень бросили в озеро, а волны от него расходятся ещё несколько мгновений. Никогда не замечала, что истинные британцы похожи на жителей Кубани.
На часах начало шестого, какого, спрашивается, чёрта? Холодный дребезжащий воздух забирается под одеяло, стоит только шевельнуться, кусает за ноги, высасывает последнее ночное тепло. Можно окуклиться снова и сделать вид, что зовут не тебя. В конце концов, никто никому ничего не должен. Я даже глаза разлепить не могу, ресницы смёрзлись и не пускают утренний слабенький
полумрак в зрачки.
«Waaake uuup!» — снова воет кто-то снизу. Голосов стало больше. Вот дерьмо.
Скрюченная от холода, сна и жалости к себе, пытаюсь зажечь свет в этой деревянной каморке, нашариваю очки на столике, делаю шаг к двери в ванную, но дорогу преграждает высокая фигура в капюшоне и плаще. А, нет, в одеяле. Всё-таки очки лучше надеть. «No time. We need to leave. NOW!»
Пересиливая внутренние позывы поджечь себя, чтобы хоть как-то согреться, я следую за молчаливыми стражниками куда-то вверх, в лес, на холм; теряю их спины в тумане и снова нахожу, когда кто-то кричит из ниоткуда, чтобы быстрее шевелилась. Ещё 421 ступень наверх — и можно будет вдохнуть. Сесть на холодный камень,
задержать дыхание от мороза и ветра, и с шумом выдохнуть: такой рассвет окупает ранний подъём.
Конечно, можно было и промолчать вчера. Не стоило говорить, что «отсюда будет красиво» и «разбуди меня перед рассветом». Как только кто-то начинает легонько выть, сразу хочется отвесить пощёчину и заорать, что ты никуда не пойдёшь. Но тут другое — капитан тонет вместе с кораблем. Чья идея — тот и мёрзнет больше всех.
И в то злосчастно-промозглое утро, лёжа под четырьмя одеялами и в очередной раз переводя будильник ещё на пять минуточек, я осознала. Остаться хочет каждый. И все втайне надеятся, что я сама никуда не пойду. Пора становиться плохим копом и вылезать из-под горы пледов и овечьих шкур.
Интонирующие британцы ходят кругами и всё фотографируют, солнце ретиво рвётся из-за тяжёлых синих гор, в голове стучит гулко: «А если бы я это пропустила?..»
August 2017, Oaxaca, Mexico
#tbt #мексика
На часах начало шестого, какого, спрашивается, чёрта? Холодный дребезжащий воздух забирается под одеяло, стоит только шевельнуться, кусает за ноги, высасывает последнее ночное тепло. Можно окуклиться снова и сделать вид, что зовут не тебя. В конце концов, никто никому ничего не должен. Я даже глаза разлепить не могу, ресницы смёрзлись и не пускают утренний слабенький
полумрак в зрачки.
«Waaake uuup!» — снова воет кто-то снизу. Голосов стало больше. Вот дерьмо.
Скрюченная от холода, сна и жалости к себе, пытаюсь зажечь свет в этой деревянной каморке, нашариваю очки на столике, делаю шаг к двери в ванную, но дорогу преграждает высокая фигура в капюшоне и плаще. А, нет, в одеяле. Всё-таки очки лучше надеть. «No time. We need to leave. NOW!»
Пересиливая внутренние позывы поджечь себя, чтобы хоть как-то согреться, я следую за молчаливыми стражниками куда-то вверх, в лес, на холм; теряю их спины в тумане и снова нахожу, когда кто-то кричит из ниоткуда, чтобы быстрее шевелилась. Ещё 421 ступень наверх — и можно будет вдохнуть. Сесть на холодный камень,
задержать дыхание от мороза и ветра, и с шумом выдохнуть: такой рассвет окупает ранний подъём.
Конечно, можно было и промолчать вчера. Не стоило говорить, что «отсюда будет красиво» и «разбуди меня перед рассветом». Как только кто-то начинает легонько выть, сразу хочется отвесить пощёчину и заорать, что ты никуда не пойдёшь. Но тут другое — капитан тонет вместе с кораблем. Чья идея — тот и мёрзнет больше всех.
И в то злосчастно-промозглое утро, лёжа под четырьмя одеялами и в очередной раз переводя будильник ещё на пять минуточек, я осознала. Остаться хочет каждый. И все втайне надеятся, что я сама никуда не пойду. Пора становиться плохим копом и вылезать из-под горы пледов и овечьих шкур.
Интонирующие британцы ходят кругами и всё фотографируют, солнце ретиво рвётся из-за тяжёлых синих гор, в голове стучит гулко: «А если бы я это пропустила?..»
August 2017, Oaxaca, Mexico
#tbt #мексика
Instagram
Katya Nikolaeva
Настоящие профи здесь смогут отличить закат от рассвета. Навэрное. Снято в одном месте, горы одни и те же, телефон всё тот же, одинаковое чувство восхищения и трепета перед угасанием и рождением. Почему-то солнце в горах поднимается очень ретиво, 5 минут…
Сегодня в рамках #tbt покажу нечто художественное, основанное на моих собственных воспоминаниях. В сентябре 2017го я участвовала в мастерской текстов, пробовала разные жанры и стили. Собрала в кулёк все детские эмоции от жизни на даче — бабушка, ягоды, первая влюбленность — и смешала с фантастикой.
Рассказ написан от лица друга детства, но воспоминания мои. Такая мешанина.
Сейчас, конечно же, мне хочется всё написать иначе, отредактировать, почистить. Но пусть будет в таком первозданном виде. Это первые попытки писать художку или что-то вроде. Не хочу менять прошлое :)
http://telegra.ph/YA-vsyo-pomnyu-09-25
Рассказ написан от лица друга детства, но воспоминания мои. Такая мешанина.
Сейчас, конечно же, мне хочется всё написать иначе, отредактировать, почистить. Но пусть будет в таком первозданном виде. Это первые попытки писать художку или что-то вроде. Не хочу менять прошлое :)
http://telegra.ph/YA-vsyo-pomnyu-09-25
Telegraph
Я всё помню.
Одним тёплым ветреным вечером я вбежал по ступеням старого деревянного крыльца, схватился за ручку двери и остановился. В этом месте всегда хочется слушать деревья. Последние годы они как-то особенно шумят, что зимой, скрежеща ветвями, что сейчас, создавая…
Сегодня в рамках #tbt покажу вам текст про Англию, написанный в Мексике, а начитанный в Петербурге. В 2017-м я хотела попробовать себя в рассказах и написала небольшую историю о сыне фотографа и его личной трагедии. Микро-аудиокнижка для спуска в петербуржское метро, например 🙂
#катя_говорит
#катя_говорит
Сегодня friday, а не thursday, но это стихотворение из 2009-го покажу вам в рамках #tbt именно сейчас. Поймёте, почему.
Я встретилась с героем моей юности в Петербурге, чтобы послушать обожаемых нами Linkin Park. Готовила себя к тому, что у него отношения, что больше нет этой связи, что человек в столице меняется. Но грёбанное соулмейтничество просто так не умирает. За те несколько дней в Москве и Питере мы прожили отдельную микро-жизнь. Он водил меня по уже немного своей столице, я смотрела туманным взглядом первооткрывательницы, хихикала и забывала дышать. Петербург мы открывали вместе, попали под все его ливни, делились друг с другом последней сухой одеждой, ничего не пили и не ели — смотрели друг на друга. Сутки. Потом В. уехал на экзамены в Москву, а я осталась влюбляться в каналы и реки. Через месяц мы снова встретимся в Новосибирке, будем стоять на чердаке всю ночь и, наконец, отпустим себя. Чтобы на следующий день решить, что у каждого своя дорога.
По тебе не скучаю, лишь по летней Москве,
Когда можно смеяться и слушать машины.
Слепые улыбки, двадцатый рассвет.
Идти просто рядом. Глаза. И мужчина.
И. Юль. Двадцать шестое.
Ты. Петербург. Кровавое небо.
Теплые плечи. Вечер жестокий.
Ты — в моей майке. Я — в твоих кедах.
...А на завтра дожди. Я пешком в дельфинарий.
Ты сидишь где-то в форме. И с музыкой в легких.
Слезы в парке. Стихи и блокноты. Розарий.
Я строчу тебе письма в дворцовой коробке.
Помню стертые ноги. Помнишь озеро? Ярко.
А билеты, ты выкинул их с парапета?..
Разговоры до ночи. Тебе душно, мне жарко.
Я скомкала мечты всего нашего лета.
Ты красивый. Мы рядом. Я просто любуюсь,
Как ты любишь её, тихо мне улыбаясь.
Я ведь счастлива, честно. И... нет-нет, не ревную.
Я опять заклеймлю тебя в щеку, прощаясь.
Я встретилась с героем моей юности в Петербурге, чтобы послушать обожаемых нами Linkin Park. Готовила себя к тому, что у него отношения, что больше нет этой связи, что человек в столице меняется. Но грёбанное соулмейтничество просто так не умирает. За те несколько дней в Москве и Питере мы прожили отдельную микро-жизнь. Он водил меня по уже немного своей столице, я смотрела туманным взглядом первооткрывательницы, хихикала и забывала дышать. Петербург мы открывали вместе, попали под все его ливни, делились друг с другом последней сухой одеждой, ничего не пили и не ели — смотрели друг на друга. Сутки. Потом В. уехал на экзамены в Москву, а я осталась влюбляться в каналы и реки. Через месяц мы снова встретимся в Новосибирке, будем стоять на чердаке всю ночь и, наконец, отпустим себя. Чтобы на следующий день решить, что у каждого своя дорога.
По тебе не скучаю, лишь по летней Москве,
Когда можно смеяться и слушать машины.
Слепые улыбки, двадцатый рассвет.
Идти просто рядом. Глаза. И мужчина.
И. Юль. Двадцать шестое.
Ты. Петербург. Кровавое небо.
Теплые плечи. Вечер жестокий.
Ты — в моей майке. Я — в твоих кедах.
...А на завтра дожди. Я пешком в дельфинарий.
Ты сидишь где-то в форме. И с музыкой в легких.
Слезы в парке. Стихи и блокноты. Розарий.
Я строчу тебе письма в дворцовой коробке.
Помню стертые ноги. Помнишь озеро? Ярко.
А билеты, ты выкинул их с парапета?..
Разговоры до ночи. Тебе душно, мне жарко.
Я скомкала мечты всего нашего лета.
Ты красивый. Мы рядом. Я просто любуюсь,
Как ты любишь её, тихо мне улыбаясь.
Я ведь счастлива, честно. И... нет-нет, не ревную.
Я опять заклеймлю тебя в щеку, прощаясь.
