Можно ли использовать клиент-центрированный подход или его элементы за пределами помогающих отношений?
Предлагаем Вам познакомиться с размышлениями В.В. Колпачникова, которые звучали на XI Международном форуме по человекоцентрированному подходу:
«В рамках повседневных партнерских отношений люди обычно не находятся в постоянном ожидании помощи или возможности ее оказания. Они имеют свои интересы, мотивы, устремления, связаны деловыми или межличностными ситуациями. И эти устремления, мотивы, потребности нередко пересекаются, не совпадают, конфликтуют. Применение в подобных обстоятельствах базовых условий человекоцентрированного подхода для наилучшего разрешения проблемы другим оправдано, но не в ущерб интересам самого применяющего – иначе какие же это партнерские отношения!? Э. Медоус* настаивает, что применение человекоцентрированного подхода в партнерских отношениях, во-первых, используется в собственных интересах применяющего и, во-вторых, не является обязательным, но является свободным осознанным выбором. Он отмечает, что конгруэнтность, эмпатия и безусловное позитивное уважение (принятие), а также эмпатическое слушание являются набором инструментов-умений, а не набором ценностей, императивных для применения всегда и везде в повседневной жизни.
Такая трансформация человекоцентрированого подхода при его использовании за пределами помогающих отношений никак не превращает его автоматически в эгоцентрически-эгоистическую практику. Содержание интересов и ценностей применяющего данный подход в повседневных партнерских отношениях может быть при этом самым альтруистичным. Кроме того, сама сущность и психологическая организация умений эмпатического слушания и эмпатии, безусловного позитивного уважения и конгруэнтности ставит другого человека (как и самого применяющего эти умения) в позицию заинтересованного внимания, уважения, ценности-центра. Это отношения «Я» – «Ты», но никак не «Я» – «оно» по Мартину Буберу**. Именно такие отношения создают условия для согласования интересов, нахождения наилучших — подчас весьма творческих! — решений, без подавления — но, наоборот, и с опорой! — на личностный потенциал каждого из участников взаимодействия. Понятно, что уровень удовлетворенности подобными отношениями будет очень высоким».
* Эрнест Медоус — ученик, последователь и коллега Карла Роджерса. Был его оппонентом по некоторым вопросам.
** Мартин Бубер — экзистенциальный философ. Центральная идея философии Бубера — фундаментальная ситуация сосуществования Я с другой личностью, существования как «со-бытия» с другими людьми.
Полный текст статьи: https://psyjournals.ru/journals/cpp/archive/2010_n4/33632 [Клиентоцентрированный? Человекоцентрированный? — Консультативная психология и психотерапия — 2010. Том 18. № 4]
🚩 в нашем институте будет проходить сертификационный курс "Личностно-центрированная терапия Карла Роджерса", подробности по ссылке, присоединяйтесь!
https://institute-ppt.ru/carlrogerstherapy
💬 А что о поднятой теме думаете вы? Поделитесь размышлениями!
#мастера
Предлагаем Вам познакомиться с размышлениями В.В. Колпачникова, которые звучали на XI Международном форуме по человекоцентрированному подходу:
«В рамках повседневных партнерских отношений люди обычно не находятся в постоянном ожидании помощи или возможности ее оказания. Они имеют свои интересы, мотивы, устремления, связаны деловыми или межличностными ситуациями. И эти устремления, мотивы, потребности нередко пересекаются, не совпадают, конфликтуют. Применение в подобных обстоятельствах базовых условий человекоцентрированного подхода для наилучшего разрешения проблемы другим оправдано, но не в ущерб интересам самого применяющего – иначе какие же это партнерские отношения!? Э. Медоус* настаивает, что применение человекоцентрированного подхода в партнерских отношениях, во-первых, используется в собственных интересах применяющего и, во-вторых, не является обязательным, но является свободным осознанным выбором. Он отмечает, что конгруэнтность, эмпатия и безусловное позитивное уважение (принятие), а также эмпатическое слушание являются набором инструментов-умений, а не набором ценностей, императивных для применения всегда и везде в повседневной жизни.
Такая трансформация человекоцентрированого подхода при его использовании за пределами помогающих отношений никак не превращает его автоматически в эгоцентрически-эгоистическую практику. Содержание интересов и ценностей применяющего данный подход в повседневных партнерских отношениях может быть при этом самым альтруистичным. Кроме того, сама сущность и психологическая организация умений эмпатического слушания и эмпатии, безусловного позитивного уважения и конгруэнтности ставит другого человека (как и самого применяющего эти умения) в позицию заинтересованного внимания, уважения, ценности-центра. Это отношения «Я» – «Ты», но никак не «Я» – «оно» по Мартину Буберу**. Именно такие отношения создают условия для согласования интересов, нахождения наилучших — подчас весьма творческих! — решений, без подавления — но, наоборот, и с опорой! — на личностный потенциал каждого из участников взаимодействия. Понятно, что уровень удовлетворенности подобными отношениями будет очень высоким».
* Эрнест Медоус — ученик, последователь и коллега Карла Роджерса. Был его оппонентом по некоторым вопросам.
** Мартин Бубер — экзистенциальный философ. Центральная идея философии Бубера — фундаментальная ситуация сосуществования Я с другой личностью, существования как «со-бытия» с другими людьми.
Полный текст статьи: https://psyjournals.ru/journals/cpp/archive/2010_n4/33632 [Клиентоцентрированный? Человекоцентрированный? — Консультативная психология и психотерапия — 2010. Том 18. № 4]
🚩 в нашем институте будет проходить сертификационный курс "Личностно-центрированная терапия Карла Роджерса", подробности по ссылке, присоединяйтесь!
https://institute-ppt.ru/carlrogerstherapy
💬 А что о поднятой теме думаете вы? Поделитесь размышлениями!
#мастера
Отношение Карла Роджерса к страданию, переживанию человека было особенным. Оно отражено в цитате, с которой мы предлагаем вам познакомиться сегодня. Но часто мы встречаемся с переживанием другого совсем иначе: мы пытаемся с ним что-то сделать. О том, чем мы порой подменяем понимание — читайте в карусели
#Алиса_Кузнецова
#мастера
#Алиса_Кузнецова
#мастера
📖 «Из пятидесяти мужчин и женщин, которые прошли через нашу группу для раковых пациентов, все умерли от этой болезни, за исключением Полы. Она пережила рак, а умерла впоследствии от волчанки. Я с самого начала знал, что если я хочу честно и с пользой писать о роли, которую смерть играет в жизни, мне придется учиться у тех, кому предстоит неминуемая смерть. Но я заплатил за этот урок свою цену. Часто после наших групповых встреч мною овладевала острая тревога, я размышлял о собственной смерти, меня мучила бессонница и преследовали кошмары.
Мои студенты-наблюдатели тоже остро переживали происходящее, и нередко кто-нибудь из них выбегал, всхлипывая, из наблюдательной комнаты до окончания сеанса. И по сей день я сожалею, что не готовил этих студентов к такому опыту тщательнее или не проводил с ними терапию.
Заметив, как усилился мой страх смерти, я начал вспоминать весь свой прошлый опыт прохождения психотерапии: тот длительный анализ во время ординатуры, год терапии в Лондоне, год гештальт-терапии с Пэт Баумгартнер, а также несколько сеансов поведенческой терапии и коротенький курс биоэнергетики. Оглядываясь на все эти часы терапии, я не мог припомнить ни единого прямого разговора о страхе смерти. Возможно ли это? Неужели смерть, самый фундаментальный источник тревоги, не упоминалась ни в одном из пройденных мной курсов психотерапии?
Я решил, что если я хочу продолжать работу с пациентами, которым предстоит неминуемая смерть, я должен сам вернуться в терапию, на сей раз с человеком, готовым сопровождать меня во тьме. Незадолго до этого я слышал, что Ролло Мэй, автор «Экзистенции», перебрался из Нью-Йорка в Калифорнию и принимает пациентов в Тибуроне, примерно в восьмидесяти минутах пути от Стэнфорда. Я позвонил ему и записался на консультацию. Неделю спустя мы встретились в его чудесном доме на Шугарлоуф-роуд с видом на залив Сан-Франциско.
Ролло в то время было под семьдесят; он был высоким, статным и красивым. Как правило, он носил бежевые или белые водолазки и легкий кожаный пиджак. Пациентов он принимал дома, в кабинете, соседствовавшем с гостиной. Он был отличным художником; на стенах висели несколько картин, написанных им в юности. Мне особенно понравилась та, на которой была изображена церковь на Мон-Сен-Мишель во Франции, с высоким шпилем. (После смерти Ролло Джорджия, его вдова, подарила мне эту картину, и я теперь ежедневно вижу ее в своем кабинете.
(…)
Я никогда не задавал Ролло прямой вопрос, но уверен, что многие из этих сеансов причиняли ему дискомфорт, поскольку он был на двадцать два года старше меня и ближе к смерти. Но он ни разу не отшатнулся и не отказался сопровождать меня в поисках ответа на самые мрачные вопросы о смертности. Не припомню масштабных инсайтов, но я постепенно начал меняться и ощущать себя спокойнее в работе с умирающими пациентами. Ролло прочел немало моих работ, включая и чистовик «Экзистенциальной терапии», и всегда был великодушен по отношению ко мне. И по сей день я глубоко благодарен ему.
(…)
Пациенты и психотерапевты не часто завязывают дружеские отношения после окончания терапии, это может быть чревато проблемами, но в нашем случае они пошли на пользу всем участникам. Мы стали очень хорошими друзьями, и наша дружба длилась до самой смерти Ролло.
Время от времени я обедал с ним в «Капри», его любимом ресторане в Тибуроне, и мы несколько раз анализировали нашу совместную терапию. Мы оба понимали, что он мне помог, но сам механизм помощи оставался для нас тайной. Он не раз говорил: «Я знал, что тебе что-то нужно от меня в терапии, но не представлял, что это такое или как тебе это дать».
Вспоминая об этом теперь, я полагаю, что Ролло давал мне свое присутствие. Он без колебаний сопровождал меня в темные области и дарил надежную отеческую заботу, в которой я так нуждался». #Мастера
Мои студенты-наблюдатели тоже остро переживали происходящее, и нередко кто-нибудь из них выбегал, всхлипывая, из наблюдательной комнаты до окончания сеанса. И по сей день я сожалею, что не готовил этих студентов к такому опыту тщательнее или не проводил с ними терапию.
Заметив, как усилился мой страх смерти, я начал вспоминать весь свой прошлый опыт прохождения психотерапии: тот длительный анализ во время ординатуры, год терапии в Лондоне, год гештальт-терапии с Пэт Баумгартнер, а также несколько сеансов поведенческой терапии и коротенький курс биоэнергетики. Оглядываясь на все эти часы терапии, я не мог припомнить ни единого прямого разговора о страхе смерти. Возможно ли это? Неужели смерть, самый фундаментальный источник тревоги, не упоминалась ни в одном из пройденных мной курсов психотерапии?
Я решил, что если я хочу продолжать работу с пациентами, которым предстоит неминуемая смерть, я должен сам вернуться в терапию, на сей раз с человеком, готовым сопровождать меня во тьме. Незадолго до этого я слышал, что Ролло Мэй, автор «Экзистенции», перебрался из Нью-Йорка в Калифорнию и принимает пациентов в Тибуроне, примерно в восьмидесяти минутах пути от Стэнфорда. Я позвонил ему и записался на консультацию. Неделю спустя мы встретились в его чудесном доме на Шугарлоуф-роуд с видом на залив Сан-Франциско.
Ролло в то время было под семьдесят; он был высоким, статным и красивым. Как правило, он носил бежевые или белые водолазки и легкий кожаный пиджак. Пациентов он принимал дома, в кабинете, соседствовавшем с гостиной. Он был отличным художником; на стенах висели несколько картин, написанных им в юности. Мне особенно понравилась та, на которой была изображена церковь на Мон-Сен-Мишель во Франции, с высоким шпилем. (После смерти Ролло Джорджия, его вдова, подарила мне эту картину, и я теперь ежедневно вижу ее в своем кабинете.
(…)
Я никогда не задавал Ролло прямой вопрос, но уверен, что многие из этих сеансов причиняли ему дискомфорт, поскольку он был на двадцать два года старше меня и ближе к смерти. Но он ни разу не отшатнулся и не отказался сопровождать меня в поисках ответа на самые мрачные вопросы о смертности. Не припомню масштабных инсайтов, но я постепенно начал меняться и ощущать себя спокойнее в работе с умирающими пациентами. Ролло прочел немало моих работ, включая и чистовик «Экзистенциальной терапии», и всегда был великодушен по отношению ко мне. И по сей день я глубоко благодарен ему.
(…)
Пациенты и психотерапевты не часто завязывают дружеские отношения после окончания терапии, это может быть чревато проблемами, но в нашем случае они пошли на пользу всем участникам. Мы стали очень хорошими друзьями, и наша дружба длилась до самой смерти Ролло.
Время от времени я обедал с ним в «Капри», его любимом ресторане в Тибуроне, и мы несколько раз анализировали нашу совместную терапию. Мы оба понимали, что он мне помог, но сам механизм помощи оставался для нас тайной. Он не раз говорил: «Я знал, что тебе что-то нужно от меня в терапии, но не представлял, что это такое или как тебе это дать».
Вспоминая об этом теперь, я полагаю, что Ролло давал мне свое присутствие. Он без колебаний сопровождал меня в темные области и дарил надежную отеческую заботу, в которой я так нуждался». #Мастера
(Ирвин Ялом и Ролло Мэй)
Что помогает клиенту, который находится в кризисе? Какая роль терапевта в этой помощи? И как кризисное состояние клиента влияет на терапевта?
Предлагаем задуматься над этими вопросами вместе с известным экзистенциальным психотерапевтом. В своих Воспоминаниях Ирвин Ялом описывает период, когда активно работал с людьми, которые готовились к смерти из-за болезней.
И сам стал испытывать сильный страх смерти. #Мастера
Что помогает клиенту, который находится в кризисе? Какая роль терапевта в этой помощи? И как кризисное состояние клиента влияет на терапевта?
Предлагаем задуматься над этими вопросами вместе с известным экзистенциальным психотерапевтом. В своих Воспоминаниях Ирвин Ялом описывает период, когда активно работал с людьми, которые готовились к смерти из-за болезней.
И сам стал испытывать сильный страх смерти. #Мастера
Мне кажется, что рассматривая такие драматичные критические жизненные ситуации, мы видим, собственно говоря, три кардинальных, несводимых, но взаимодополняющих друг друга способа реагирования человека на беду.
Если человек тяжело заболел, какие направления его активности?
Одно из них — он подключает близких, ищет лекарства, врачей, какие-то методы восстановления здоровья и так далее. И это направление усилий, можно сказать, работа деятельности. Почти в строгом смысле слова, которое введено в нашей психологии Рубинштейном, Леонтьевым.
Отдельное измерение жизни человека, направленное на достижение определенных целей, использующее средства и имеющее мотив — вылечиться, выздороветь.
Сплошь и рядом в жизни, когда болезнь приносит какие-то ограничения, вообще оказывается неизлечимой. И тогда, приняв эту реальность невозможности что-то изменить, человек включается в другую работу. Не деятельную работу, направленную на мир. А работу переживания, направленную на самого себя, на свой внутренний мир, на изменение своих позиций, ценностей, планов, установок. Он может совершить душевную работу, чтобы эту реальность, неизбежную реальность, с которой деятельность ничего не может сделать, как-то душевно выстоять, справиться. Задача этого направления не победить, не достичь, а выстоять, сохраниться, восстановить свои смыслы, реконструировать. Это работа переживания.
И третья возможная реакция, которую мы видим, даже у людей неверующих — это молитва. Когда человек сталкивается с жизненной катастрофой, с трагедией, с безысходностью. И он чувствует, что даже справиться душевно с этим не может. Тем более телесно, деятельно...
... Я спрашивал своего отца, который прошёл всю войну. В самом ли деле эта формула, что в окопах не бывает атеистов, — это так, красивые слова, или это так и было? Мой папа не был неверующий человек. И он сказал, что да. Он мне говорил про себя. Но он говорил, что видел таких отъявленных, таких с какими-то с нижними потребностями, установками людей, которые в опасности, во время бомбёжки, когда всё было на волоске, их жизнь, они шептали. Что-то они шептали. Ни до, ни после этих опасных ситуаций он этого не слышал....
В любом случае эта молитва, я сейчас говорю не о какой-то сложной или специализированной форме деятельности по образцам святых. А о естественном свойстве человеческой души, когда она либо на вершине ликования, либо в какой-то глубине страдания взывает к Богу и распахивается.
Вот три деятельности, которые, естественно, друг с другом пересекаются. Три активности, которые по-разному друг с другом взаимодействуют. Но, похоже, они исчерпывают все основные виды человеческой активности (в критических жизненных ситуациях).
#мастера #ФЕ_Василюк
Если человек тяжело заболел, какие направления его активности?
Одно из них — он подключает близких, ищет лекарства, врачей, какие-то методы восстановления здоровья и так далее. И это направление усилий, можно сказать, работа деятельности. Почти в строгом смысле слова, которое введено в нашей психологии Рубинштейном, Леонтьевым.
Отдельное измерение жизни человека, направленное на достижение определенных целей, использующее средства и имеющее мотив — вылечиться, выздороветь.
Сплошь и рядом в жизни, когда болезнь приносит какие-то ограничения, вообще оказывается неизлечимой. И тогда, приняв эту реальность невозможности что-то изменить, человек включается в другую работу. Не деятельную работу, направленную на мир. А работу переживания, направленную на самого себя, на свой внутренний мир, на изменение своих позиций, ценностей, планов, установок. Он может совершить душевную работу, чтобы эту реальность, неизбежную реальность, с которой деятельность ничего не может сделать, как-то душевно выстоять, справиться. Задача этого направления не победить, не достичь, а выстоять, сохраниться, восстановить свои смыслы, реконструировать. Это работа переживания.
И третья возможная реакция, которую мы видим, даже у людей неверующих — это молитва. Когда человек сталкивается с жизненной катастрофой, с трагедией, с безысходностью. И он чувствует, что даже справиться душевно с этим не может. Тем более телесно, деятельно...
... Я спрашивал своего отца, который прошёл всю войну. В самом ли деле эта формула, что в окопах не бывает атеистов, — это так, красивые слова, или это так и было? Мой папа не был неверующий человек. И он сказал, что да. Он мне говорил про себя. Но он говорил, что видел таких отъявленных, таких с какими-то с нижними потребностями, установками людей, которые в опасности, во время бомбёжки, когда всё было на волоске, их жизнь, они шептали. Что-то они шептали. Ни до, ни после этих опасных ситуаций он этого не слышал....
В любом случае эта молитва, я сейчас говорю не о какой-то сложной или специализированной форме деятельности по образцам святых. А о естественном свойстве человеческой души, когда она либо на вершине ликования, либо в какой-то глубине страдания взывает к Богу и распахивается.
Вот три деятельности, которые, естественно, друг с другом пересекаются. Три активности, которые по-разному друг с другом взаимодействуют. Но, похоже, они исчерпывают все основные виды человеческой активности (в критических жизненных ситуациях).
#мастера #ФЕ_Василюк
"Трансдисциплинарная супервизия с Виктором Каганом".
🗓 Онлайн \ 13 июля \ с 19:30
Для практикующих психологов и психотерапевтов.
Разбор случая на основе авторской модели человека и психотерапии, включающей естественнонаучный, социокультурный, психологический и метафизический дискурсы.
Вы можете:
• подать кейс для разбора;
• активно участвовать в обсуждении;
• просто послушать.
https://ippt-event.timepad.ru/event/2493422/
#Обучение #мастера #Виктор_Каган
🗓 Онлайн \ 13 июля \ с 19:30
Для практикующих психологов и психотерапевтов.
Разбор случая на основе авторской модели человека и психотерапии, включающей естественнонаучный, социокультурный, психологический и метафизический дискурсы.
Вы можете:
• подать кейс для разбора;
• активно участвовать в обсуждении;
• просто послушать.
https://ippt-event.timepad.ru/event/2493422/
#Обучение #мастера #Виктор_Каган
При работе с детьми приходилось работать в психиатрической больнице, и там было много психодиагностических задач там, дифференцировать нужно было больных олигофренией и умственно отсталых. Например, для решения вопроса об армии.
Вот это терпение, о котором вы говорите, это терпение требуется, когда испытуемый решает задачи. Ну, естественно, хочется, там какое-нибудь исключение предметов, классификации, какие-нибудь кубики он складывает, хочется так сказать: "Вот, красной стороной!" Это какая-то естественная человеческая реакция. И поэтому нужно как бы искусственно в себе, профессионально сдерживать, чтобы смотреть как он.
Меня один больной олигофренией научил, что мы полностью сдерживать это не можем. У него была лёгкая степень олигофрениии. И я ему давал какие-то задания, в частности кубики Линка. 27 кубиков, каждый выкрашен в разные цвета. Нужно сложить так, чтобы поверхность была одного цвета. Для этого нужно их особым образом поворачивать.
Вот я смотрю, что он как-то так ловко складывает. Намного быстрее, чем люди, имеющие такой интеллект, как у него. Я прям завороженно смотрю, как это он быстро. Как знаете, иногда бывает сейчас вот в метро такие фокусники, которые кубик Рубика разбирают, почти не глядя, а потом довольно быстро складывают.
И вот он довольно быстро работал. Это было удивительно. Ну, я заметил при этом, что он смотрит не на кубик, а на меня. Он смотрит на меня — и складывает. Я понял: какая хитрость! Он ориентируется не по предмету, а по моим реакциям. То есть он мой мозг эксплуатирует для того, чтобы складывать. Стоило мне заморозить лицо, когда я это понял, у него вся разрушилась деятельность. Ничего не мог складывать.
И тогда я понял. У меня была одна сотрудница, которая выглядела очень умной. Но она не просто выглядела очень умной. Она... Вы знаете, что при советской власти был дефицит всего. Сейчас у нас духовных скреп не хватает, а раньше ничего не было. А у неё всё было. Хотя она работала, это сельская больница. А у неё там костюмы, одежды, мясо. Мясо — в Крыму… Ну, какое мясо в Крыму… Нет, конечно. Вот, в общем, что-то это такое было удивительное. По социальной адаптации это был гений. Но когда я однажды проверяю какую-то очередную методику. Я сказал: "Можно, заполните здесь". Я понял, что у неё, ну, минимум, очень низкий интеллект.
Социальная адаптация и интеллект. Социальный интеллект, как после этого ввели термин, такой интеллект предметный, научный, конечно, вещи не просто разные, а один может компенсировать другой. И вот как раз дефицит интеллекта у этого больного компенсировался замечательно социальной наблюдательностью, какой-то адаптивностью, внимательностью. Поэтому если вы увидите в жизни очень адаптированого большого начальника, на всякий случай не давайте ему кубики Линка…
Терпение. Всякая психотерапия, детская тоже, должна нашего пациента удивить. Удивить.
Почему? Потому что если мы будем себя вести, ну, так же, как в семье ведут себя, как там на работе, как ведут себя его близкие, будет это ребёнок или взрослый, если мы будем делать то же самое что делают другие, то в чём же наша особенность, которая может на него повлиять. В этом смысле, действительно, такое долготерпение терапевта, конечно, ребёнка удивляет. Он ведь привык что родители, все взрослые не дают шагу ступить: "Да ты не так делаешь. Ну кто так решает задачи. Ну, дай я сам поиграют в эти шахматы, отойди". Действительно, вот этот зазор свободы, который взрослый часто дает ребенку, маленький очень.
Вот. И если терапевт хотя бы это умеет делать. При этом не просто, так сказать, сцепив зубы терпеть, а вот ждать, наблюдать, присутствовать при этом. Это самое сложное.
#мастера #Василюк
Вот это терпение, о котором вы говорите, это терпение требуется, когда испытуемый решает задачи. Ну, естественно, хочется, там какое-нибудь исключение предметов, классификации, какие-нибудь кубики он складывает, хочется так сказать: "Вот, красной стороной!" Это какая-то естественная человеческая реакция. И поэтому нужно как бы искусственно в себе, профессионально сдерживать, чтобы смотреть как он.
Меня один больной олигофренией научил, что мы полностью сдерживать это не можем. У него была лёгкая степень олигофрениии. И я ему давал какие-то задания, в частности кубики Линка. 27 кубиков, каждый выкрашен в разные цвета. Нужно сложить так, чтобы поверхность была одного цвета. Для этого нужно их особым образом поворачивать.
Вот я смотрю, что он как-то так ловко складывает. Намного быстрее, чем люди, имеющие такой интеллект, как у него. Я прям завороженно смотрю, как это он быстро. Как знаете, иногда бывает сейчас вот в метро такие фокусники, которые кубик Рубика разбирают, почти не глядя, а потом довольно быстро складывают.
И вот он довольно быстро работал. Это было удивительно. Ну, я заметил при этом, что он смотрит не на кубик, а на меня. Он смотрит на меня — и складывает. Я понял: какая хитрость! Он ориентируется не по предмету, а по моим реакциям. То есть он мой мозг эксплуатирует для того, чтобы складывать. Стоило мне заморозить лицо, когда я это понял, у него вся разрушилась деятельность. Ничего не мог складывать.
И тогда я понял. У меня была одна сотрудница, которая выглядела очень умной. Но она не просто выглядела очень умной. Она... Вы знаете, что при советской власти был дефицит всего. Сейчас у нас духовных скреп не хватает, а раньше ничего не было. А у неё всё было. Хотя она работала, это сельская больница. А у неё там костюмы, одежды, мясо. Мясо — в Крыму… Ну, какое мясо в Крыму… Нет, конечно. Вот, в общем, что-то это такое было удивительное. По социальной адаптации это был гений. Но когда я однажды проверяю какую-то очередную методику. Я сказал: "Можно, заполните здесь". Я понял, что у неё, ну, минимум, очень низкий интеллект.
Социальная адаптация и интеллект. Социальный интеллект, как после этого ввели термин, такой интеллект предметный, научный, конечно, вещи не просто разные, а один может компенсировать другой. И вот как раз дефицит интеллекта у этого больного компенсировался замечательно социальной наблюдательностью, какой-то адаптивностью, внимательностью. Поэтому если вы увидите в жизни очень адаптированого большого начальника, на всякий случай не давайте ему кубики Линка…
Терпение. Всякая психотерапия, детская тоже, должна нашего пациента удивить. Удивить.
Почему? Потому что если мы будем себя вести, ну, так же, как в семье ведут себя, как там на работе, как ведут себя его близкие, будет это ребёнок или взрослый, если мы будем делать то же самое что делают другие, то в чём же наша особенность, которая может на него повлиять. В этом смысле, действительно, такое долготерпение терапевта, конечно, ребёнка удивляет. Он ведь привык что родители, все взрослые не дают шагу ступить: "Да ты не так делаешь. Ну кто так решает задачи. Ну, дай я сам поиграют в эти шахматы, отойди". Действительно, вот этот зазор свободы, который взрослый часто дает ребенку, маленький очень.
Вот. И если терапевт хотя бы это умеет делать. При этом не просто, так сказать, сцепив зубы терпеть, а вот ждать, наблюдать, присутствовать при этом. Это самое сложное.
#мастера #Василюк
Есть хороший опыт. А есть плохой опыт. Есть опыт выверенный, научный, выверенный историей и практикой жизни многих поколений людей. А есть опыт такой маленький доморощенный, может быть и неплохой, но, так сказать, никем и ничем не проверенный.
Вот опыт Фрейда, на основании которого создано величественное здание психоанализа. Это такой плохой, доморощенный, личный опыт гениального человека. Достойного человека, вполне нравственного человека. Но со своими маленькими и большими человеческими слабостями.
И вот каждая психотерапия, которую мы получили в XX веке, — это порождение индивидуального, личного опыта её создателя.
Фрейд ни на кого не ссылается. У него нет родителей. Он забыл даже про Шарко, и правильно забыл. Потому что Фрейд вытекает из Фрейда, из его самоанализа прежде всего.
Можем ли мы рассчитывать, что опыт одного венского врача, талантливого, писателя, интересного человека, конечно. Можем ли мы рассчитывать, что он будет в себе содержать некую такую истину, которая может воспроизводиться в десятках миллионов школ, консультаций? Нет.
Если мы сравним с опытом, который нарабатывается в духовных традициях. Сейчас я не выступаю как адепт православия. Во всех духовных традициях: буддизме, даосизме, конфуцианстве, католичестве и так далее.
Это опыт, который столетиями, тысячелетиями шлифуется, отрабатывается, создается критериология опыта. Создаются институты, которые поддерживают этот опыт, сохраняют его, очищают.
Грубо говоря, это опыт научный и объективный: он воспроизводимый. Он проверяемый. Он разными формами ритуалов и мифов культивируемый, поддерживаемый.
В общем, серьёзная перспектива того, что сейчас в современной культуре называется психотерапией, может быть только религиозная. Только. Исключительно духовная религиозная. Конечно, будет и вокруг что-то.
В большой исторический перспективе у психотерапии, понимающей психотерапии, психоанализа (извините, что я в такой ряд ставлю, слишком почётный) нет будущего никакого. Потому что их опыт маленький, ничтожный, личный, их опыт не выверенный.
А будущее... Как Ясперс нам сказал, цели терапии всегда определяются в итоге религией или её отсутствием.
Вот эта категория — опыт и категория духовной практики, и ещё чуть шире антропологической практики, и есть те фундаментальные категории, внутри которых категория переживания может найти своё место, скромно уступив этим грандам свою позицию.
#мастера #Василюк
Вот опыт Фрейда, на основании которого создано величественное здание психоанализа. Это такой плохой, доморощенный, личный опыт гениального человека. Достойного человека, вполне нравственного человека. Но со своими маленькими и большими человеческими слабостями.
И вот каждая психотерапия, которую мы получили в XX веке, — это порождение индивидуального, личного опыта её создателя.
Фрейд ни на кого не ссылается. У него нет родителей. Он забыл даже про Шарко, и правильно забыл. Потому что Фрейд вытекает из Фрейда, из его самоанализа прежде всего.
Можем ли мы рассчитывать, что опыт одного венского врача, талантливого, писателя, интересного человека, конечно. Можем ли мы рассчитывать, что он будет в себе содержать некую такую истину, которая может воспроизводиться в десятках миллионов школ, консультаций? Нет.
Если мы сравним с опытом, который нарабатывается в духовных традициях. Сейчас я не выступаю как адепт православия. Во всех духовных традициях: буддизме, даосизме, конфуцианстве, католичестве и так далее.
Это опыт, который столетиями, тысячелетиями шлифуется, отрабатывается, создается критериология опыта. Создаются институты, которые поддерживают этот опыт, сохраняют его, очищают.
Грубо говоря, это опыт научный и объективный: он воспроизводимый. Он проверяемый. Он разными формами ритуалов и мифов культивируемый, поддерживаемый.
В общем, серьёзная перспектива того, что сейчас в современной культуре называется психотерапией, может быть только религиозная. Только. Исключительно духовная религиозная. Конечно, будет и вокруг что-то.
В большой исторический перспективе у психотерапии, понимающей психотерапии, психоанализа (извините, что я в такой ряд ставлю, слишком почётный) нет будущего никакого. Потому что их опыт маленький, ничтожный, личный, их опыт не выверенный.
А будущее... Как Ясперс нам сказал, цели терапии всегда определяются в итоге религией или её отсутствием.
Вот эта категория — опыт и категория духовной практики, и ещё чуть шире антропологической практики, и есть те фундаментальные категории, внутри которых категория переживания может найти своё место, скромно уступив этим грандам свою позицию.
#мастера #Василюк