За что я тебя обожаю? И есть ли в наших отношениях место для рефлексии? И эта моя — скрытность. И твоё недовольство. Ведь всегда можно обойтись парой жестов, встречей с друзьями, едва уловимыми постороннему взгляду — взглядами. Можно. Но я люблю даже их — твои самокопания. Попытки навязать мне понимание. Я по-настоящему безумен тобой — и спешу сказать всему миру: у меня нет шансов, между мной и всем миром — всё кончено. Потому что есть она. Потому что есть ты! Я очень не люблю, когда ты спрашиваешь, за что я тебя люблю. Разве любят за что-то? Короткий гид по нашим отношениям не даст ответа. А может быть, ответа просто не существует? Или он слишком сложен? Хотя, признаюсь, есть три качества в тебе, которые сводят меня с ума. Раскрою для всего мира только их. Только три. Я обожаю их. И я понял, что уже не могу без них. И никогда не смогу. Я обожаю твоё «ахахах», которое появляется так внезапно и по любому поводу, в любых обстоятельствах. В контексте и вне контекста. В любую погоду. В эти минуты ты так беззащитна и так прекрасна. Я люблю любоваться тобой. Обожаю, когда ты каждые десять минут фоткаешь себя айфоном. Эти фото — скрупулёзное отражение нашей с тобой жизни. А другой и не существует. Я обожаю, когда ты просишь у меня деньги. Это так нежно. В твоей просьбе нет ни капли блядства. И я не могу отказать тебе. Потому что ты, безжалостная стерва, превращаешься в маленькую девочку. Это так романтично — содержать тебя. Заботиться о тебе — счастье. «Такие мелочи», — скажешь ты. Да, мелочи. Но в них — вся ты. И в этом — моя страсть.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

Некогда думать. Мой вневременной. Мы — день. Мы — год. И мне не важно. Некогда думать — я говорю «да», или киваю головой, или сквозняк отвечает волосами, или зрачки непроизвольно движутся. Отвечаются. Не могут устоять перед тобой. Если я закрою глаза. Прикрою зрачки веками. Ничего не исчезнет. Если я струшу сейчас — всему конец. Знаю точно. Знаю — что совсем тебе не верю. Некогда думать. Знаю. Ты говоришь. «Если хочешь — завтра». Если я захочу — будет завтра. Если я захочу — я закончу нашу сегодняшность. Смешно и тупо — мне подвластны дни, я — твоя капризная принцесса-самодур — мне неподвластен ты. Если захочу — мы трахнемся завтра? Врешь. Ты передумаешь с утра. Найдешь аэропорты, заговоришь говорливой птичкой — ты не вспомнишь — чего я хочу. А мне нравится помнить о твоих волосах. Колют пальцы. Вжимаюсь в них ладошками. Проснись-проснись. Правда — не снишься? Мне нравится. Нравится — ты совсем меня не запоминаешь. Нравится — я состою из тебя — на множество черт. Мне нравится, милый. Нравится. Ты совсем — не запоминаешь — себя. В который раз. Это мой первый раз, première fois, ничего не умею — везде и всюду, если бы не повторяющийся Париж — я рычу на ресепшене, заселяясь. Достаю паспорт. В коридоре ты достаешь презервативы. Я закрываю глаза. Ничего не исчезает. Только ты — куда-то назад. Во что ты вечно играешь? Если я закрою глаза — в твоих глазах. Я останусь безрольной молекулярной сильфидой в буре кондиционера? Я закрою. Главное — не завтра. Сегодня — я твоя Троянская лошадка. Прячешься во мне и за мной. Взобранной на твой акрополь на Saint-Honoré, видя колонну Аустерлица, в дождливый день, мочивший мои деревянного цвета кеды… Я давно выпустила греков. Опасно. Страшно. Беги от меня. Я давно — тебя полюбила. Некогда думать — я говорю «да». Поддакивает Париж, подпрыгивает своими пробками, скукоживается подушечками пальцев в ванной — Париж гремит громом. Мой вневременной — я боюсь думать о Зевсе. Он поддакивает мне «да», гремит: «гром, гром!». Он смотрит на меня твоими глазами. Склоняет к Гераклу — мой Зевс безобманный — и я боюсь о нем думать. Мой Зевс — это ты. Молнии в волосах, очерненных глубиной бури — твои брови колят мои губы. Я не хочу тревожить богов — мне некогда. Простите. Мой вневременной. Он-ты — прямо передо мной. Ты — день. Завтра — улетающий. Некогда думать — я говорю «да». Бесстесненное тело, вневажности девичьей скромности, я киваю тебе зрачками, киваю волосами. Ты просишь смотреть на тебя? Как смешно! Как классно. Как сладко. Мне бы завидовали все твои бывшие. Плакать — я буду потом. И я смеюсь. И я закрываю глаза. Отшлепай меня за непослушание. Повторяй за ритмом грома. Не бойся следов. Докажи — что ты существуешь. Потому что я знаю — когда я открою глаза.

Ты исчезнешь. И мне — позавидуют все.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

in the glow

Разлука с тобой — маленькая Ирландия. Заброшенная на острове. Оставленная посреди океана. В моём одиноком пентхаусе на самом краю земли. Где всё идеально — осень в июле, спонтанность, праворульные снобы, компьютеры, гринмейлы, деньги, шлюхи. Где есть всё, но так не хватает тебя. В каком-то Дублине, а больше я об этом городе ничего не знаю. И только дождь — сквозь фары старого Volkswagen и скалы, и мы поедем с тобой в тишине, ведь это не ты — а я рискую разбиться о скалы, думая о нашем расставании больше, чем о дороге. И в этой маленькой Ирландии мне тебя не найти. Рыбацкие посёлки? Фьорды? Нет, это тебе не Норвегия. Возможно — дальше, выше, куда-то на север, в Белфаст, где нет границ, и тысячи нелегалов, ослеплённых простым шевроном «UK», пересекают холмы и, как безумные, падают в бездну холодной печали — лишь бы остаться здесь навсегда. А я не ищу на этой земле для себя point X. Я здесь — случайный странник, отчаянно искавший скрытые притоки Лох-Несса, но оказавшийся не в том городе и не на том острове, вокруг которого Солярис. И я не знаю, куда мне податься теперь. Пентхаус в городе — пуст. Cliffs of Moher — чёрные вертикали, падающие прямо в ревущее море. И я стою на краю, ощущая самую чёрную бездну тебя. В городе, про который ты даже и не вспомнишь. Потому что это нужно делать отдельную визу, а зачем, когда рядом такой яркий, такой невероятный Лондон? И здесь у нас — такая тоска. Завтра ничем не отличается от вчера. Туман над озёрами Коннемары. Тёмные воды Глендалоха. Всё та же — серость, и та же — Баньши, отчаянно плачущая каждую ночь в преддверии смерти. Здесь всё слишком стабильно. Предсказуемо. Несколько магазинов. Скучные книги. Вечно-зелёная трава. Пустые хоромы на самом краю земли, где у меня есть всё — но так не хватает тебя.

dublin chronicles: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

purmamarca

Холодно, Кейт. Подглядывая за твоей жизнью. Покидая дождливый Дублин. Не тратя на острове больше ни дня. Улетая в странно-холодную Бельгию — твоего обезумевшего июля. Разве так бывает? Когда на границе — ни слова. Они сорвали посты, убрали преграды, взорвали мосты. Они демонтировали саму суть слова «нет». И я не жду ничего, ведь в этом городе у меня — никого. В Шарлеруа — дождь. А в Антверпене — снег. А в твоих апартаментах, как всегда, — «не парковаться» и «не входить». Ixelles, Louise district, Woluwe-Saint-Pierre — полный sold out. И какая там Audi, какие там Porsche? Всеми этими именами тебя не купить. А ведь пытались и не такие, как я. Кратно поинтереснее — с другими кольцами и другими ключами. Ты ведь спишь только с богачами. Но сегодня — твоя ночь холоднее июля. Перебираю в уме картинные галереи города, все твои выставки, экспозиции, пленэры, этюды. Где и когда будут новые sold out? Где и когда, и кому, и за какую цену будешь продана ты? Я не знаю. И могла ли ты быть моей? «По любви» — значит бесплатно. Знакомы ли тебе вообще такие слова? На моей скромной улице — лофты и разрисованные витрины, и музыка турецких кварталов, и запах странной травы на букву «м». На моей улице сегодня ночью кто-то не сможет уснуть. На моей улице — нет, не тишина, бьющаяся о стены города, — наша с тобой невосполнимая нежность. На моей улице — снег. Не потому что зима, а потому что в городе без тебя холодно, очень холодно, Кейт.

bruxelles chronicles: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

in & out

Под кайфом ли я от тебя — или просто устал? И твоё ли тело забирали из воды на Шабронаж? И твоими лицами — столбами — обклееными — разменянными — обесточенными — мои будни: уродливыми стихами, пластинами, разлитыми дорогими духами. В городе — ночь. И в такую ночь — не уснуть. Matonge. Gare du Midi. Где от богини не останется и следа! Где ты, тварь? Ветер растает на Place Flagey, отодвинув купюры на десять шагов назад — в бездну таблеток, за которыми тебя уже не узнать. И не догнать. Во сколько раз ускорится мир? В десять раз? В миллион? В городе — секс. На каждом шагу. Rue d’Aerschot? Оу, ну что ты? Нет! Дальше! Больше! За поворотом — трамвайный след. И каждый пятый мужчина в этом городе тебя полюбил. Сука! И был с тобой. А измена — не грех. Этому тебя учили? На курсах самой чистой любви. На которые я тебе купил билет. Опускаюсь в De Brouckère и Stalingrad. Больше не могу на это смотреть. Тебя угостят чем-то в C12 — а ты даже не спросишь, чем? Не спросишь — зачем? Потому что кроме музыки — в этом мире ничего нет. Давно ни тебя, ни меня — нет. А в особенности — тебя и меня — нет. «В Parc Maximilien, пожалуйста», — но блядский Uber не хочет ехать! Мы с тобой в Chatelain — умираем от одиночества. В каждом баре на Place Sainte-Catherine я вижу тебя. Прикасаясь к плечам, рукам, уставшим от дыхания города волосам — бельгиек, датчанок, индусок, арабок… Наша ночь с тобой — не про секс. Ты уходишь к другому — не потому, что хочешь, а потому что в этом городе не существует слова «один». И совсем под запретом — слово «одна». Этот город, где ты целуешь другого — во имя моё. Не зная меня.

bruxelles chronicles: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

mia

Ири. Самое последнее из имён на Земле. У меня не осталось ничего — ни денег, ни грантов, ни взяток, ни слов. И я не могу больше купить для тебя ни свободу, ни плен. Ни догму, ни хаос, ни нежность. Ни отчаяние, ни прощание. Мы заперты — каждый в своей тюрьме: ты — в плену мудаков, я — в плену эгоизма, игнорируя друг друга на самой дорогой свалке мира. Ты — на Кипре, а я — на Сицилии. Ири, ни мне, ни тебе уже не забыть, не вернуть, не отдать. Не грянуть, не разлюбить. Моей Мессине, твоей одинокой мечте — нетронутой, непокорённой, неотданной, невлюблённой. Давай — без имён. Где место встречи — самый узкий пролив. И мы — в объятья Сцилле, Харибде, Ири. Не знаю… Сейчас не до них. Но ты ли это была со мной, или новая мифологема? Ири. Самая последняя любовь на Земле. Я всегда понимал — не ты. А теперь задаю самому себе вопрос: кто, если не ты? Кто — если не знаю и не полюблю? Кто — если бывает вообще такая любовь? Кто — если ты приходишь со мной, а уходишь с другим? Кто — если ни времени свет, ни объятья — не сон? И почему — сейчас? И для чего — не им? На каждый из этих вопросов ты молчишь. И я говорю с самим собой. И оттого скучаю кратно, многократно, безмерно, Ири. Скучаю бесконечно, Ири.

sicilia chronicles: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

waiting for…

Упавший Икар. Не сказавший ни слова. Думавший, что можно вот так — полюбить. Открывший и тебе, и себе — небо. Узнавший, что коллекции из тысяч мужчин — это не миф. Уничтоженный своей же верой в какой-то там шанс. Обезумевший от страсти, от желания жить. Забывший о том, что ты не умеешь летать. Узнавший, что всему есть своё время — и горению крыльев, и её любви. Опустошённый тем, что всем всё равно. И убитый тем, что ей всё равно. Утонувший? Она не увидит. Разбившийся? Она не придёт. Одиноко оставленный, невероятно забытый. Как и совесть. И страх. И страсть. Не хотевший, не узнавший, не дошедший ни до горных вершин, ни до бездны её души. Простоявший, прождавший у порога её невероятных снов, у подъезда её разбитых надежд. Не оправдавший ни целей, ни ожиданий. Не признавший, что не умеет летать. Отчаявшийся. Сделавший шаг навстречу, за которым — ничто. И шагнувший туда, куда лучше не заходить. В самые лабиринты её души, куда даже она без провожатых не ходит. Показавший ей другие миры. И увидевший в ответ в её глазах пустоту. Нежелание жить. Невозможность быть. Уставший идти вперёд. Уставший играть против самого себя. Уставший и упавший, Икар. Я.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

I’m too perfect for you, baby. Я прихожу к тебе в номер. В моем — слишком холодно — а ты заигрался со своими девушками. Твое платье-сюрприз для меня — слишком короткое и ширит в талии. I’m too perfect for you, baby. Твое платье — «Wear me, ____» — я не обманусь своим именем на бумажке. Мое имя — сказочно поебал твой почерк — а в сказках — не трахаются. А я — хочу снимать с себя платья. Кусать печенья, глотать зелья. Eat-me-drink-me. Я хочу вырасти выше тебя — стать старше. Исчезнуть крошечностью, забраться на твои пуговицы. Я буду падать в твои руки. Думаю — через час. Это ты для меня — слишком. Я прихожу к тебе в номер. Стеночки каменятся жестким камнем вокруг нас — холодным-холодным, фатально-неверующим — вы с камнем заодно. Поверь мне, милый. I’m too perfect for you. Я тебя — никогда и ни за что. Я лучше тебя — я не бросаю. Наш определенный циферный раз — мы видимся в лифте. Разминаемся в рейсах. В лифте, пропуская рейсы — у нас зародышные улыбки. Я закрываю глаза. Перенос в пространстве — я думаю о своих коленях на полу других номеров — всех тех, кого видела в лифте, всех тех, смотрящих на нас, нас, несмотрящих на них — я хочу уйти от тебя прямо сейчас. Мне так страшно. Ты мне так — нравишься. Я — Нарцисс увидевший себя в ручейке. Не веря водной благодати — видя тебя. Промочив коленки и юбки — я бы в тебя нырнула. Разрыла бы в тебе глубину — я теряю пальцы в твоих волосах. Неужели ты такой красивый? Безличный камень стен бликует ничем на твоем лице — мне некуда бежать. Мой улыбающийся пиджачный сон. Все шелестишь мне комплименты — я не верю. Я еще не проснулась, мне всего лишь двадцать, я недавно родилась — остатки воды под моими ресницами еще слезливо тенятся. Мы с тобой рядышком — тоже остатками. Молочные лампы над нами — мне страшно оставаться с тобой в свете комнаты. Коридор гераклитовски темнеет малахитами — мой imperfect boy — коридор тебе подходит. Дали твоих глазастых темниц — мне подходят. Отойди от меня. Мне, в ненадетом платье, хочется влюбленно жаться к тебе. I’m too perfect for you, baby. Давай улетим отсюда? Кровати в этой стране — нам коротки. Моя пижама — спадает с меня маечкой. Твои платья — мне не по размеру. Твой пиджак — приличится рукавами мне в укор. Мир физики — отзывчиво нас не принимает. Вдвоем — мы не существуем в пространственном «вместе». Я верю — ты сознание ванночных капель. Оостался на моем теле горяченным волнении. Baby, в отельном баре каблуки и старики. И твои глаза закатились в малахит стен. Совсем тебя не вижу. В этой каменной материи окружающей пустыни. Давай потанцуем. До моего падения в твои руки — еще примерно час. Мы всего-лишь увиделись в лифте в определенный циферный раз. I’m too perfect for you, baby — и верблюды шаркают за стенами. Улыбайся мне, baby. И я надену все твои платья. Отдам материи что-то — взамен. I’m too — я слишком. Я слишком хочу — чтобы ты мне — и вправду не снился.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

У нас одна ночь без всяких правил.
Что бы ты со мной сделал?

suerto

Время нежности.
Придумать тебя такой, чтобы никто не верил. Встретить тебя — и не суметь тебя удержать. Остаться ради тебя в самых странных странах Востока. Увидеть другую тебя — тогда, когда уже ничего нельзя изменить. Остановить ради тебя эту ночь, зная, как быстро крутятся стрелки ночных часов. Конкурировать с тобой цветом глаз — идеально-каштановыми мирами. Окунуться в другую тебя — в лабиринты непредсказуемости, мосты сомнений, переулки дикости. Разорвать мою самую крепкую связь — всё к чёрту, ради тебя. Встать в самый конец очереди твоих мужчин, не думая о времени, рискуя годами. Опрокинуть устойчивость, потерять веру, лишиться страха. Завоевать нашу с тобой идеальную ночь — одну, спрятанную, беспредельную, без законов и правил. И не знать, что делать — прикасаться к тебе или тебя целовать? Так много всего — и так переполненно, и бесконечно, так безнадёжно и так одиноко — так мало! Так — не узнать, и не поверив — не пережить. Как можно — столько тебя, и всё для меня, и откровенно, и прямо, и сразу? И в этом хаосе можно не только не потерять себя, но и тебя не найти. А если найти — то не потерять. И прикасаться к тебе. И тебя любить. И думать о том, что будет завтра, — и не думать. И верить в тебя — и не верить. И не сойти с ума — кто бы смог, скажи? И для чего, и почему ты вдруг решила, что у нас будет наша волшебная ночь? А может, и не нужно этих вопросов? Это было волшебно. Это было время нежности.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

ainsi

Я придумал тебя когда-то холодной зимой. С тех пор, кажется, прошла не одна вечность и не одна жизнь. Ты родилась в Лионе — это всё, что я о тебе знаю. И я не понимаю, где искать и как мне тебя узнать. И тем более — как тебя найти, если в городе лето. Но я знаю: зима неизбежна, потому что существуешь ты. Я придумал эту историю — и нашу с тобой зиму, — и в ней тебя полюбил. Снова город — и ты. Но нет, не в подожжённом тобой Париже — в Варшаве, тонким шлейфом Diorissimo в трамвае номер 9 — ты. Снова в моё дождливое варшавское гетто врываешься ты. Так могло случиться только со мной: Café Vincent на Новом Святе, где твой кофе давно остыл. Все столики свободны. Ветер не охлаждает зной. И город пуст. В твоей сумочке — Марсель Пруст, в котором ты так нежно, по-польски, рисуешь карандашом. Твой дневник о Варшаве написан на языке Бодлера, а я понимаю только немецкий. И не смогу его прочитать. Но я знаю, что делать: отдам его нейронкам — пусть разберут не только его, но и тебя. Твою Варшаву, пахнущую, как Париж в ноябре, но по-славянски — нежно. Твоё чёрное платье — где-то на Plac Zbawiciela, плачущее под иконами святых. И наш с тобой Wiślany brzeg, где ты призналась, что боишься возвращаться в Париж. И Plac Konstytucji, где под снегом тебя целовал. И Nowy Świat, и огни витрин, и твои слова: «Польша научила меня экономить чувства. После тебя — я никогда…» И твой розарий, который ты потеряла на Ratusz Arsenał, но не стала искать — сказала: «Пусть здесь останется часть меня». Всего этого давно нет. Разобрано — и без AI. Ни нашей нежности, ни Мицкевича в Париже, ни зимы в Варшаве — нет. На Висле летом не пахнет снегом. Моя русская француженка. Ни цветов, ни вкусов, ни запахов — нет. Без тебя в этом мире и в этом городе для меня ничего нет.

warsaw chrinicles: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

Текст от @marudororu:
Дорогие мои, я существенно переосмыслил свой личный блог:

1. Делюсь с Вами идеями, новостями проектов, пластинками, фото и видео всех моих международных путешествий.
2. Внутри блога ссылка на дневник, где общаюсь со всеми лично в формате живого чата - все самые передовые идеи сначала обсуждаем там.

Если Вам интересно - приходите.
@marudororu

bakash gode

Невозможные отношения. О которых я мечтаю. С тобой. В которых нет смысла — ты говоришь. А если есть смысл, — я говорю, — ты молчишь. В которых я разыскал тебя среди самых странных миров: какого-то мусора в инстаграм, палаток, костров, свирелей, модельных проб, несказанных слов. В которых я не думал о твоих нежных мечтах, волшебных снах. В которых ты не сказала «да», а я давил и давил. В которых ты сломалась, и моё нереальное «да» стало транзитным триггером страха, осколком молчания, предлогом боли. В которых ты не хотела ни любви, ни измен. И твой парень, которому ты надоела, настолько устал, что бросил тебя. Но даже этот груз не удалось мне подобрать. Невозможные отношения. Которых я так хочу. В которых ты рядом, но я боюсь сказать «люблю». В которых мечтать о том, чтобы всё честно друг другу сказать, — давно уже стало нашим пленом. Нашим безумием. Нашим фетишем бреда. В которых ты очень желанна, но, будучи сукой, — нецеловабельно-невозможна. В которых вся наша интимность — «случайные прикосновения» к твоим рукам. В которых — твои слова, и запах твоих волос, и твоя голова на моем плече, — они весь наш секс и вся наша страсть. А больше у нас не было ничего. И разве бывает что-то больше? Невозможные отношения. В которых ты есть, но не прикоснуться рукой. В которых тебе написать — всё равно что в спам-лист. В которых тебя любить — почти онанизм. Почти самосуд. Почти никотин.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

visitor

Твои ноги — моя религия, мой космос, моя затратосфера. Моё желание — целовать и тратить деньги. Моя мотивация — вести машину и гладить руками твои коленки. Мои мечты — о том, чтобы ты курила: тогда можно сесть напротив тебя и прикасаться ладонями к твоим икрам. Мои тайные желания — купить тебе миллионы колготок: красных, оранжевых, фиолетовых, зелёных. И любоваться, и смотреть, и видеть тебя в них. И знать, что все взгляды вокруг — твои, но только мне позволено их целовать. Мои мгновения — сведения и разведения бёдер, моя нирвана — твой загар, мои молитвы — твои фитнес-клубы, солярии, косметологические кабинеты, твои массажи и спа. Твоей идеальности — непреодолимая сила. Твоей стройности — целая поэзия, музыка, литература. Меня ничего не привлекает и не возбуждает в этом мире, пока я не увижу их — твои ноги. Они не влюблены ни в кого, они — гордячки и эгалитаристки. Они не знают ни пощады, ни сна, и всегда готовы в путь, всегда готовы в бой. Они не различают ни слов, ни обещаний — только действия, поступки, заботу, страсть. Они не зацелованы до бесконечности только потому, что тебе ими ещё ходить, а мне — их ещё любить. И я знаю меру. И меры не знаю. Хочу и любоваться, и целовать. И молиться, и трахать. И поклоняться, и обладать.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

Мы встречаемся в баре в центре города, в котором я — никого не понимаю. Даже не пытаюсь, мне вообще все-равно — милый, мой самый красивый. Я даже тебя — не понимаю. Покажи мне свой язык, дай послушать знакомую говорливость — я поглажу тебя по губам. Я не боюсь увидеть среди них змеиные разверстки. Я не боюсь тебя увидеть — у меня глубоко-накрашенные глаза сплошными черными овалами — некогда смывать — я слишком хотела тебя увидеть. Я надеюсь на накрашенные глаза. Они скроют твою гадость — я жалею, что мои ресницы не защищены тушью. Глаза! Ты смотришь на меня. Наклоняешься слишком близко. Я забываю о тебе. Так близко твое лицо — i can’t believe it. Думаю только о твоем лице. Мы встречаемся в баре в центре города, в котором я — никого не понимаю. Не понимаю, love — как мне с тобой говорить. Не понимаю — люблю твои губы. У нас с тобой — один язык, love. Открой ротик. Я тебя — поцелую. И если ты змий — то и я, видимо — тоже. Слишком хорошо тебя понимаю. Показываю тебе свои фотки, снепы, бэки — бесконечность тупости, на которую я способна при тебе — я путаюсь в фактах о проходящей мимо нашего неясного бара реке. Ты запомнишь меня глупой? Ты вообще меня — запомнишь? На мне сине-безликий свитер от Prada, совсем не про твои глаза — под свитером майка. Под ней смерть всех сказок — между нами слои тканей, брендов, моей нераздвигающей ножки скромности — свитер летом — только для тебя. Я защищаюсь. Трогаешь мое лицо. Твои пальцы чернеют защитными тенями — как нежно — не смей смывать мои доспехи. Нельзя. Влюбиться в тебя снова — покрыться тьмой изнутри, так и не пустив тебя в свою кровать. Отвали. Я не буду с тобой играть — я слишком скучная для тебя. Ухожу в туалет, подальше от тебя, которого из-за твоего лица я не помню — от пальцев, которые унижены моими несдающимися глазами. От-от. Oh. Приставочно, переставляя ноги. За окном, за этим баром в центре города, в котором я — никого не понимаю — Тибр. В баре — ты. Мой милый конец этой дантовой пирамидки. Смываю макияж. Нихуя он не защитил. Лицо грязное, серое, черное — мне хочется обнять тебя. Испещренного своей собственной грязью, моим непониманием — в три слоя свитеров между нами. Я бы снова стала для тебя нежной малышкой — если бы ты попросил. И я выхожу к тебе. И я целую тебя в губы. И если бы мы были одни — ты бы шутил о неопытных порывах. А я и правда — ничего не умею. И я выхожу к тебе. Прошу у Сфинкса быстрее перенести меня в пору взрослых девочек, ходящих на двух ногах — загадка Сфинкса ошибочна. Мне же так тяжело — подойти к тебе. Я, видимо, младенец в ползке — дай мне смелости, Сфинкс. Я слишком — хочу поцеловать твоего сородича. И я выхожу к тебе. И я целую тебя в губы. И я прощаюсь с тобой — по-тупому напыщенно. В желании быть осаленой прошениями в обратном — и я прощаюсь с тобой — «нав-сег-да». Прости. Твои драмы — вообще не для меня, love. Я посчитаю секунды до выхода из этого бара в центре города, в котором я — никого не понимаю. Чтобы не расплакаться — Тибр будет шумливо считать — со мной. И если я посмотрю в реку — у нее будут волны — твои брови. И я считаю. Один-два-три. Кто не спрятался? Вижу твое лицо. Проигрываешь, love. И у тебя — целая минута — чтобы позвать меня обратно. Иначе я — спрячусь.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

man o to

Я пишу этот текст, вспоминая о тебе, перебрав тысячи слов, проваленных планов, несбывшихся снов. Ошибочных предсказаний. Проигранных денег. Неизданных книг. Пережив все возможные типы любви, варианты отношений, разочарований, расставаний. Написав целую энциклопедию бреда. Напортачив здесь и там, не желая признавать ни ошибок, ни поражений. Сказав тебе очень много, но так и не решившись сказать самых главных слов. Да что там скрывать — скажу сейчас. Ведь уже ничего не будет — да ничего и не могло быть. И моя любовь к тебе — разве бывает такая любовь? И твоё молчание, и твоя ненависть, и моя жажда тебя — она неутолима, Римма. И твоё доверие ко мне, и твоя печаль. И твоей принципиальности — архитектонность — она неумолима, Римма. И наша встреча — ранней весной. Когда тьма ещё не оставила город, в котором — метель. И жить невозможно. И только поэтому мы с тобой — смогли и встретиться, и жить. Такая весна — и бесценна, и невозможна, и необратима, Римма. И наша с тобой последняя встреча — на Piazza del Popolo. Она так мимолётна и так неуловима, Римма. И твоя принципиальность. Безответная тоска. Невыносимая этичность, отчаянная моральность. Она непобедима, Римма. И твоя саркастичность, умение меня уничтожить, умение сказать лишь несколько слов — но таких, чтобы оборвался мир, — она неотразима, непримирима и неизлечима, Римма. И потому — нет ничего. И ничего не будет. И наша с тобой недоношенная любовь — она так никогда не родится. Она — от брошенной веры, упущенной выгоды, утопленной страсти, взаимных упрёков и детских обид — неотделима, Римма.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

Ты — моя самая небезопасная фантазия — я не думаю о тебе, чтобы уснуть. Думаю о тебе, чтобы оказаться в другом месте. Часто думаю о нас — в Париже. Это некрасиво. Неоригинально. До поджатых пальчиков на ногах. Небезопасно для восприятия тобой моего ума — ты будешь тупить — если я скажу. Полетели в Париж? И я заказываю Марс. Ты — моя самая небезопасная фантазия — я не думаю о тебе — я не думаю — даже если отключаю мозг. Ты мне снишься. Часто думаю — о тебе в Париже. В темноте салона под мостами-реками. Мы бы стояли в пробках — вечность. Я бы сказала водителю. Pardon! Excusez-moi! И залезла бы на тебя. Майку прочь — я бы надела для тебя — белую. Нападай. Я сдаюсь. Рычи. В нашем Париже — циркадные ритмы стучали бы «стук-стук» — it’s time for sex. Вспомните школьные дневнички. В нашем Париже — в твоем, потому что без тебя этот город теряет назначение — ты — моя самая небезопасная фантазия. Хмурься осязаемее. Хочу тебя успокоить. Назло тебе — радоваться башне. Love! Смотри — меня легко впечатлить. Злись — пожалуйста — я хочу фантазировать. Разочаруйся во мне. Я думаю часто, почему-то, именно Париж — это даже стыдно. Изъеденный всеми город — я хочу пожрать его и тобой. Наш с тобой Париж — мои синие кофты — наш Париж — там холодно. Колористы говорят, что мы с тобой — давай, будто бы мы уже встречаемся — мы с тобой милая парочка. Мы с тобой — «cold summer». Мерзнем в Париже — нам не идет яркость одежды — мы совсем незаметны в толпе. В Париже — где небезопасно до красных щек, губ, коленей, локтей, всем чем можно показать раздетую любовь. Краснеет. Вот так — там опасно. Там — на нас смотрят все. Ты говоришь — что только на меня. А я — до блядско-сигнальных губ. Я думаю — о тебе. В Париже можно. Мы с тобой там — не спим. Ты — моя самая небезопасная фантазия — я не думаю о тебе, чтобы уснуть. Разрушаешь овечьи заборы, разучиваешь меня считать — грозишь пальцем — как можно спать. Если перед моими глазами ты — только ночью — и я их закрываю. И я — фантазирую о тебе. Unsafe. Пристегните ремни. И мне — не уснуть. Я думаю, как открывала бы рот — в Париже. От восхищения пейзажем. Думаю — и ты бы — сзади. Что там делаешь? В нашем Париже — все не так. В нашем музейном романтизме — Буль первым реконструирует скелет неандертальца. Никакой нежности — я не поддамся. Наш Париж — новое начало в пещерах. Первый младенец эволюции — все с начала — в нашем Париже. Обезвреженный ты. У меня балетки из шкур — я в них запинаюсь. Лови меня. В Париже. У меня сводит соски, меня накрывает со спины — fuck, кошмар — это же, наверное — твои руки. Кошмар — я не полюблю тебя снова — не смей — мой милый, мой красивый, мой умный. Моя фантазия. Не смей в этом городе. Froid. Cold. Холодно. Острый шпиль. Я бы закричала, чтобы ты мне ответил — но в нашем Париже ты хмуришься в такси. Гладишь мои коленки. Улыбаюсь сверху. И нашего Парижа — даже не существует. Я его выдумала. И ты — моя самая небезопасная фантазия. Я не думаю о тебе, чтобы уснуть. И прямо сейчас — я о тебе не думаю. Я думаю о Париже. Спорим?

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

kuud kuulama

Катя. Нерастерянная весна, Катя. Я долго и напряжённо всматриваюсь в даль, в хостел, в пепел, в cнапстер — я пытаюсь догнать нашу с тобой уставшую, непридуманную, нераспроданную осень, Катя. Мои руки пахнут твоими духами. Где — тысяч созвездий, а не поцелуев, не плечей, не рук, не стонов и не одиноких ночей — нет ни гравитации, ни твоих духов, Катя. Мои руки пахнут травой, смолами смысла, ветреным ветром, духами, а не тобой, Катя. Так хочу тебя не любить, усилить силу, нагнетать наготу, забыть о заботах, твоих соцветий — цветах, зацепить-затопить тобою себя. Так хочу — но не могу, Катя. Не могу кричать в пустоту, в которой правда — никого нет. И потому здесь ещё больше тебя. Там, где мало тебя — от неё не больше смысла, чем от тебя. Наполняю смыслом твою пустоту. Наполняю смыслом — её, а не тебя, Катя. Как? Когда? Почему? Где ты? И для чего? Какими ночами вымощены дороги к тебе? Какими деньгами, купленными билетами, выполненными рейсами назначены наши свидания? Моя инклюзивность, твои картины — куда запрятаны, кому перепроданы? Какими словами, кроме «выгодны / невыгодны», отравлены и оправданы наши с тобой молчания и прощания, Катя?

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons

Все, чего я хочу — «бы». Сомкнуть губы, легко раскрыть — «бы». Что за частица. В Париже — я бы тебя — поцеловала. Поверь мне. Расположение города к раскрытию губ, назойливые влюбленные в аэропорту — я бы и если бы. Я пью молоко прямо перед сном. Перед тобой — усыпляю тебя — засыпай. Молочные речки, гуси-лебеди — я бы пошла за тобой к злой ведьме. А ты и не убегаешь. А ты — ничего и не пьешь. А козлята — зовут меня к себе. Встать на четвереньки? Все, чего я хочу — «бы». Целовать тебя молочными губами — как-то совсем тупо. И я отворачиваюсь. И между нами — по-настоящему, не заикаясь в «бы», единственные опорные, единственные, кому логопеды уже никогда и ничего — «ничего» и «не сейчас». Фантазии — круче, love? Там — мое молоко не впитает тебя — как страшно. Пить молоко и вспоминать о тебе. На кого же мне смотреть? Все, чего я хочу — «бы». Я бы осталась. И мы — выходим в Париж. Нам не уснуть. В Париже холодно, нас держит металлик — застежки балеток жгут холодом мои ноги, держат ремешками. Припадаю к земле-твоим рукам. Металлик — говоришь, что я холодная. «Какие странные туфли — ты в них мерзнешь». Пойдем в номер. Все, чего я хочу — «бы». В номере — «бы» — станет взрослой — давай подождем. Еще немного. На капельку мо-ло-ка. За мной молочные реки. Перильце — в спину. Ты — в грудь. Водитель смотрит — водитель, закройте глаза. Все — чего я хочу. Дайте мне секунду. Я буду — мечтать. Все, чего я хочу — «бы». Я бы проводила тебя до бара в центре города. Я бы танцевала в толпе, если бы вся толпа стала тобой. Мой подкроватный монстр, неокропленный молоком, некрещеный карамельками — слепленный из всех моих «maybe». Я бы захрабрилась wild spirit — смелая девочка — я бы танцевала в толпе бара в центре города. Бар рафинирован цивилизацией — он был бы исключен тобой. Ты серьезный — и молоко давно уже не пьешь. В баре один этаж — нам бы не осталось ничего — мы бы собрали пирамидку Данте. Умещая всех — только нас двоих. Я так замерзла. Сейчас. Никто бы не притронулся ко мне — и все бы боялись. Только ты — я бы разрешила. Доберись до всех вершин. Они сами лезут к тебе в руки. Все, чего я хочу — «бы». Какие странные туфли — я бы надела cowboy boots — я бы показала тебе свои грубые, жестокие, ладонными шлепками — ботинки. И на улице, стоя, все танцы прочь, руки наверх, чтобы закрыть наши лица, даже если в фантазии я уничтожаю толпы по домам, пою им колыбельные — лишь бы минуту. Мы бы — одни. Я бы надела cowboy boots. Я бы говорила — что в них — я выше тебя. Ты бы улыбался одними губам. Не знаю, что там было бы с твоими глазами. Я бы смотрела — только на губы. Я бы дрожала — и мне холодно в балетках. И на нас — смотрят люди. Смотри — сколько препятствий. В Париже — я бы тебя — поцеловала. Дюби писал, что последнее препятствие Франция — последнее препятствие — Париж. Никакого возрождения — как страшно. И правда. Не хочу быть банальной. Не хочу целовать тебя в Париже. Целуй меня — ты. Я этого точно и никогда — не ждала. Все, чего я хочу — простое «бы». Сомкнуть губы, легко раскрыть — я читала, что так — происходит поцелуй. Теперь — точно.

text: @monday эксклюзивно для @maisonseasons

ave maria

Мария. Думаю о тебе. Недопитое дыхание лета, Мария. Невосполненные мгновения детства, Мария. Остановленное метро. Скрежет металла, запах бетона — словно замкнутое пространство и время, Мария. Сырость одежды, еда навынос, парящая пыль. Каждый мой день наполнен ожиданием нашей с тобой странной встречи, Мария. На моем балконе — гроза, словно под крышей индустриального цеха — колет и прожигает озоном — вдох, и бесконечное море тебя. Я ловлю измождённый зноем автобус, захожу в его пустоту — старый кондиционер, полурасплавленный пластик сидений, немое соседство и мой билет в никуда — туда, где от тебя нет ни тоски, ни спасенья, Мария. Моя одежда, уставшая от пота и дождя, — хранящая твою изменчивость и запах твоих духов. Моя неверность, голос соседки по опен-спейсу, наша с тобой бессонная ночь. И моя влюблённость. И вечерний Париж. И невозможность называть тебя «Маша-Мари», ведь никакая ты не «Маша», Мари, да и «Мари» давно перестала меня любить, Мария. Думаю о тебе. Вечерний Париж. Встреча в торговом центре. Такой формат предпочитает наша с тобой непридуманная любовь, Мария.

text: @marudororu эксклюзивно для @maisonseasons