"Архангел Михаил"

Давно хотел, да в суете мятежной всё рука не прикладывалась, а чуть позже, на госпитальной койке было достаточно времени чтобы вспомнить их, русских штурмовиков. Чтобы их образы застыли на бумаге, их несокрушимый характер и воля, как напоминание о том, что мгновение способно разделить жизнь на до и после. Именно там, где есть только сейчас - настоящий момент. Именно то самое, безвольное существование по колено в грязи и крови, на холоде и голоде, между жизнью и смертью, когда не редко выбирается смерть, вместо того, чтобы сдаться. Тот самый рывок в неизвестность, после которого даруется что не счастливое случайность, то чудесное спасение.
Вот сидят и лежат они на носилках, "вдоволь познавшие, муки свои и дороги свои".
И у каждого из них своя история чудесного спасения. Каждому из них по своему повезло, повезло выбраться из кровавой молотилки. С обожжеными лицами, с переломанными конечностями, но всё же повезло выйти живыми, пусть даже и с несчастным, но везением.

Смотрю на этих сильных людей. У одного из них, раскалённым осколком полностью срезало нос, поэтому как в окопах перевязали, так уже его и повезли, снимать и переделывать повязку не стали. Другому повезло чуть больше, его грудь была испещрена мелкими, но непроникающими осколками, а рука была вывихнута - упал на неё всем телом когда укрывался от взрыва.
Один из этих штурмовиков до мобилизации работал на заводе. Дома у него осталась супруга с дочкой. Другой был учителем русского языка. Его дома ждали трое детей.
И они вернулись из этой мясорубки. Вернулись к своим, пусть даже и на время, а может даже и навсегда.
А я за них был счастлив. Архангел Михаил был в тот день с ними.

Из открытых просторов сети.

"Киви"

В устоявшемся мужском коллективе, собранном волей государства на небольшом пятачке воюющей земли, правила общежития просты и понятны. Особенно в отношении еды и продуктов. Все общее. Особенно то, что в холодильнике. Конечно, если в нем вдруг появилось что-то непривычное изголодавшемуся военному глазу, то располагу тут же оглашает вопрос: "А вот это вот (наименование увиденного) чьё?". Обычно хозяин быстро становился известен и непревычное съедалось совместно с ним. Если же хозяин не объявлялся, обнаруженное выдерживалось пару-тройку дней и съедалось уже "по праву общежития". Всё общее.

Поэтому прозвучавший в располаге вопрос: "Мужики, чьё киви на холодильнике?" никого не удивил. Удивление вызвало наименование увиденного.

- В смысле, киви?
- В прямом. Вон, в пакете цилофановом, на холодильник заброшено. Третий день за ним наблюдаю. Все забывал спросить чьё? А хочется его почему-то с каждым днём всё сильнее.

Ещё бы. Киви захотелось уже всем . Тут же. Ибо это не привычная банка тушонки, извлеченная из стоявших у стены коробок. И не макароны с рисом, сваленные рядом с тушонкой в пакеты. И даже не борщ в кастрюле. Это киви. Очень экзотический продукт. Особенно на измятой войной земле. Даже спавшие проснулись и подняли головы с подушек, ибо на горизонте замаячила вкусная еда. А ее и самый заёбынный служивый не проспит.

- Бля... Тыщу лет не ел киви.
- Ага..
- А я его дома ел, только когда жена покупала. Мне то нафиг эта ягода не нужна была.
- Тоже с женой его только ел. Вот прям сецчас перед глазами встало, как мы с ней его у моря ели, в отпуске. Чёрт, что-то я по жене соскучился...

Воспоминания, кто как, с кем и под чё ел киви, заполнили отдыхайку. Все окунулись в тот прошлый и уже очень далёкий мир. Все рассказывали о нем. Делились историями, практически не слушая друг друга. Нахлынули мирные воспоминания и всем вновь захотелось быть там. Дома. Ощутив вкус экзотического зелёного фрукта. Мужики резко поднялись с мест к столу.

- Давай, тащи сюда киви. Счас его на всех разделим. Три дня пролежал на холодильнике, значит всё - общий.

Добытчик достал кухонный нож, протянул руку на холодильник и схватив пакет с киви, принес его на стол. Другие нетерпеливые руки раскрыли пакет и на изголодавшийся мужской коллектив посмотрело, забытое предыдущей сменой, зелёное плесневелое сало.

- Вот жё чёрт...

А со стороны кто-то поговаривал с оглаской, мол, "как могут помочь какие-то 100₽, отправленные на фронт?". Да легко! Очень даже запросто. Хоть то же киви или апельсин, потому что бывает мгновения, когда для счастья большего и не нужно(!)

"Пропавший среди заблудших"

В связи с прошедшими трагическими событиями, на медиа-ресурсах стали достаточно быстро распространятся возмездные ролики о поимке того самого оголтелого зверья, по которому применялась как физическая сила, так и мстительные приёмы, в том числе скальпирование ушной раковины. Помимо прочего, применялись и другие методы допроса, последствия которых отразились на лицах, представленных в "аквариуме" суда.
Всё это мне напомнило один фронтовой эпизод, который приключился седьмого месяца начального года войны.

Тогда я был старшим группы эвакуации, которого вместе с водителем Урала придали для оказания содействия наступающим подразделениям, говоря иначе медицинское обеспечение. В тот день необходимо было забрать под свой контроль два малонаселенных пункта, включая близлежащие опорные позиции противника. Задача была выполнена успешно, и, можно даже сказать с опережением срока. Мощная артиллерийская подготовка и стремительное наступление наших подразделений обратило противника в поспешное бегство, которое внесло сумятицу в общую координацию действий и управления смежных подразделений. Побросали позиции настолько стремительно, что на момент нашего появления  в одном из блиндажей не успели даже остыть свеже приготовленные макароны. Вместе с этим продовольствием оставили и боеприпасы, а помимо прочего ещё и потерявшихся наёмников, которые по каким-то неизвестным причинам появлялись в назначенных точках сбора подразделений, которые уже снялись с позиций прошлым днём и которых там уже просто не могло по здравой логике быть.
И таких вот "потерянных" набралось общим количеством менее десятка. Одни из них, понимая всю безвыходность с некоторой досадой сдавались, принимая своё стыдное положение, другие при подобных неожиданных реалиях принимали бой, не принимая уже наступившую действительность, а отдельная категория просто пряталась по домам и лесопосадкам, пытаясь выйти сквозь гущу смешанной зелени к своим уже отошедшим побратимам. Одного из таких и поймал наш командир отделения, которому в составе пару-тройки бойцов дали команду провести проверку, или как говорили модно "зачистку" по опустевшим домам на предмет выявления подозрительных таинств, ну и, в том числе ценных трофеев. Многие тогда понимали, что, по сути, никого там в этих домах уже быть и не могло, потому что, будь там пусть даже один единственный оставшийся и неподготовленный стрелок, то, он уже бы давно под покровом темноты увильнул бы во свояси. Но, кто бы мог подумать, что мы все ошибались, потому что такой "профессионал" всё-таки был. Спрятался в одном из домов, точнее спал на кровати, и, был  принят ровно при таких обстоятельствах. Сопротивления никакого не оказывал, а сам уже был переодет в какие-то гражданские обноски, которые судя по всему выискал в шкафу одноименного заброшенного дома. Что самое интересное, то по началу он говорил, что он обычный сельский работяга, который попросту попал под горячую круговерть событий, в результате которой получил несчастное ранение, а теперь вынужден делать самостоятельно себе перевзяки и страдать, даже просил нас оказать помощь и вывезти на приграничную цивилизацию.
Так уж вышло, что, у него было действительно ранение в стопу, да только было оно, во-первых, пулевое, а во-вторых, гемостатическое средство и туры бинта были так грамотно наложены, что обыкновенный пахарь-бытовщик и на первую руку такого не сделает. Эти, как и некоторые другие настораживающие моменты, в том числе и легкая полу напускная грубость командира раскололи этого работягу до того состояния, что последний признался в своей причастности к рядовому составу пехоты, хотя признаться, все равно продолжал исполнять роль не внемлющего и растерянного. Да, вобщем-то и не только растерянного, но и глуповатого, тяжело раненого инвалида, которого от "неимоверной" боли в хождении и везли на строительной тележке русские стрелки. Везли рыхлого, с обвисающими жировыми складками увальня, которого всем просто от того хотелось бить по затылку, бить даже не от какой-то злобы, а просто от его выпуклой наглости.

Везли до одного черноземного подъёма, на котором обусловились больше не терпеть "картину бурлаков", а оставить этого люля, прислав за ним броневик начальника штаба с его околодневными бойцами, а по совместительству и дознавателями. В общем доложили о "находке" и передали его дальше, как-то покрыв себя лаврами некой гордости от проделанной операции. Самое интересное в этой истории было то, о чем мы узнали последующи днём, когда явились в полевой штаб, располагавшийся в куче неприметных полу разбитых домов. И узнали мы то, что тот самый тучный лежень был не каким-то безуспешным солдатом, а самой что ни на есть особью из стаи национального батальона "Кракен", той самой отморози, чьи бойцы прославились жестокими издевательствами над нашими военнопленными. Вот и подвале сарая, этот самый, под давлением хладнокровных дознавателей предстал вовсе не глупым и вовсе не простым как казался. По мере чередования приемов усиления боли, ответы приходились всё более внятными, а скорость докладчика уже опережала вопросительные предложения, теперь он всё рассказывал сам. Говорилось и признавалось многое, а после выложенной начисто подноготной, в соплях и слезах, в лужах крови предстала обмочившаяся омразина, в которой уже было трудно узнать облик воинственного карателя. Поработали над его истинным образом дознаватели. Эти люди были из ряда повидавших жизнь, и, уже ранее выпавшие на них удары судьбы позволяли расправляться с карателем так, как пожелает их психопатическая фантазия. В общем делали с ним многое, хотели было замучить и извести, но все же оставили в живых, отправив на дальнейший этап уже более "нормативных" допросов. Хотели его извести и те другие, которые везли его на цементной повозке, в том числе и командир отделения, который весь вечер переживал о неком упущенном и не содеянном.
Тогда того пленного могли бы запросто убить, без суда и следствия, но падшему среди заблудших просто повезло. Повезло что кто-то хотел получить за него регалии в виде тех заслуг, что обычно носят звенящими на мундирах. Просто повезло, что рядом с ним не оказался до глубины морали и боли, живущий по законам военного времени командир. А, впрочем, попал к русским, считай уже получил гарантии на жизнь, вопрос только на какую.

"После штурма"

Ведь нас можно было вернуть
Пока не погасли звёзды
И я только познал ту суть
Что для тебя мир мой создан

Интересная цитата (...)

«Русские варвары врывались в среднеазиатские кишлаки, аулы и стойбища, оставляя после себя лишь библиотеки, театры и города.
Русские были очень агрессивны по отношению к народам Сибири – переводили на их языки Библию, обращали в христианство, причём делали это извращённо, в дружеской форме».
                                
М. Задорнов

"Видишь там на Горе"

"Видишь там на Горе"

Иногда так бывает, что проходя мимо магазина, тебя заставляет туда зайти привычка. Вроде бы и ничего не нужно, а все равно хочется что-то зажевать.
Эта причуда ещё с войны осталась, когда рядом с тобой кладутся разрывы, а тебе страшно, вот ты и начинаешь в подвале заедать свой стресс, даже когда совсем не хочется.
Так повелось и в этот раз, только без грохота. Зашел в магазин, а что хочу и сам не знаю. Долго не выбирая, захватил что-то из мучного и двинулся на кассу. Хотел было попросить чтобы меня пропустили без очереди, но не стал, совестливо как-то стало.
Впереди стояла совсем ветхая старуха, а чуть далее от неё пробивали товары для какого-то рабочего. А может даже и не рабочего, просто других предположений не было, внешность у него монголоидная такая была. Ладно, пусть будет "якутом" - подумал я. Ростом он был не высокого, да и в теле не особо велик, но набрал в корзину очень много продуктов.
Даже подумалось, что как-то слишком дорого стало держаться в очереди ради одной блажи. Уже даже старушка уморилась, а щедрый покупатель все выкладывал и выкладывал, а товары все пробивали и пробивали. Когда же пришло понимание, что всё не вместится в малый пакет, то "северный человек" обратился к кассиру со словами: "Брат, подай мне пожалуйста вон ту сумку". На что кассир, возраста христового спокойно и надменно выдавил: "Меня братом не надо называть, братьев здесь нет".
"Очень плохо что ты так считаешь" - с прицельным взглядом, отдаровал "якут".
"Я не думаю что все люди братья, да и другие так наверное здесь не считают" -  тут он и окинул взглядом стоящих в очереди. На этом их разговор и закончился.
Когда "якут" все уложил и стал доставать банковскую карту, то из его документов что-то выпало, да так ещё и бряцнуло, словно бы набат закричал о предстоящем бедствии. Только это было не бедствие, а словно бы вершение суда, на котором присутствовал грешник и святой мученник, а мы были невольными смотрителями.
Ударилось так, что было трудно не заметить. На пол свалился святой Георгий, который хотел нам всем напомнить, где ковалось братство и проливалась кровь, а где нет ни того, ни другого. На пол свалился Георгиевский крест.
В Царскую эпохальную, такие награды вручали за подвиги и личную храбрость, за которую собственно и "якут" получил, и, по всей видимости не так давно. А сейчас, наверное только с "боевых" в отпуск приехал, поэтому хочет для своей семьи накрыть большой стол. Вот тебе и "якут" - подумал я.
Но мысли мои разогнала ветхая старушка, которая, увидев возвращение святого, быстро перекрестившись один раз прошептала: "Всевышний, что же это творится с нами людьми?"
На том суде, она переводила язык Господа, на том суде с нами говорила жизнь. Вот только это наречие так быстро и не перевести, да и вместить не сразу получится. Тут нужно быть допущенным через смыслы, может даже и повисеть на кресте, как тот, что потом "побрёл по водной глади домой".
Когда уже было покинул продуктовый, то невольно стали одолевать раздумия. Почему-то этот "якут" мне напомнил образ "Балабановского брата", который вернулся с войны в другой, не менее суровый мир, со своими жестокими правилами и законами.
Который столкнулся с алчностью и предательством родного человека, но даже при всём этом смог простить своего брата.
Думаю и "якут" смог простить того самого кассира, пусть даже и "не брата". Спасение, оно ведь всегда в прощении, а там уже время для каждого рассудит.

"Вышел за пределы Мира"

"Прокляты и забыты"

Припоминается, как в одном из разбитых посёлков за нами увязалась одна коротконогая собачонка. Качаясь как бочка она постоянно хромала, а её запущенная шерсть напоминала истрепанный временем старый ковер. Однако несмотря на это, через  поросшую копну всё ещё просматривались её «добрые» глаза. И вот за них, псу прощались любые непозволительные шалости. 
Ещё тогда невольно подумалось, почему так не редко полагается, что в глазах зверя мы отыскиваем что-то общечеловеческое и миролюбивое, чего не усмотреть в людском взоре. Сколько угодно несёт в себе человеческий взгляд, будь то печать сиротства, удрученности или одиночества, но только не миролюбивое общечеловеческое.
А ещё так случается, что помимо прочего, взор человека несёт в себе утопление, провал за пределы пространства и времени. Такое проявление на войне ещё называют "взглядом на тысячу ярдов".
Подобный вгляд загнанного зверя ни с чем не перепутать, потому что он ступорный и зачастую имеет вид "санпаку", а именно такую особенность строения глаз, при которой белок виден не только по бокам от радужной оболочки, но и снизу или сверху, вот словно бы от ужаса разулись веки этих людей. Согласно древним китайским повериям, люди с подобным взглядом несли в себе преждевременную кончину или считались проклятыми. Нередко замечаешь такие взгляды у забывшихся солдат, которые выбрались из проклятых мест, настоящего ужаса мясной молотилки. Впервые я увидел такие глаза еще в начале войны, когда наша колонна попала в засаду, а вернувшиеся уцелевшие в ступоре сидели в снегу. Причем подобные, просевшие во времени взгляды очень выделяются среди прочих остальных. Их владельцы, а именно уцелевшие, часто сами рассказывают о своём пребывании в чистилище.
Так, один из мобилизованных входил в состав небольшой группы, которая оказывала огневую поддержку смежному штурмовому отряду. Им нужно было подавить огневую точку и забрать тело одного из штурмовиков, пропавшего несколько дней назад.
По истечению двадцати минут стрелкового боя, он одним из первых смог подползти на предельно допустимое расстояние к полу разбитому дому. И там он увидел омертвевшее тело пропащего, которое уже как три дня свисало на двери полу разбитого дома. Его попросту приколотили за уши большими гвоздями, их ещё называют "двухсотками". Так и он висел на ушах, до него попросту не смогли дойти, ни тогда, ни после, потому как в тот день наступающую часть стрелковой группы накрыло артиллерийским огнём. Тот самый "первый" смог выйти лишь отделавшись контузией, при этом он ещё вытащил двоих раненых. Тогда, уже по пути нашего следования я заметил его ступорный взгляд, в котором отражалось то самое безумие, тяжелое воспоминание.

* * *

И утром вставать на заре,
И вечером поздно ложиться, —
В однообразной игре
Кружиться, кружиться, кружиться.
И виду нельзя подавать,
Что солнце порою не светит, —
И годы тебя не видать,
И знать, что живешь ты на свете.

Н.И. Туроверов

Из «Заветов славянству» генерала М. Д. Скобелева. 1882 г.

«Я должен сказать, признаться перед вами, почему Россия не всегда стоит на высоте своих патриотических обязанностей и своей славянской роли. В частности, это потому, что как внутри, так и извне ей приходится вести борьбу с чужеземным влиянием. Мы не хозяева в собственном доме…

Россия — единственная страна в Европе, где достаточно идеализма, чтобы воевать из‑за чувства. Ее народ не уклоняется от жертв за веру и братство… История нас учит, что самосознанием, проявлением народной инициативы, поклонением народному прошлому, народной славе, в особенности же усиленным уважением, воскресением в массе народа веры отцов, во всей ее чистоте и неприкосновенности — можно воспламенять угасшее народное чувство, вновь создать силу в распадающемся государстве…».

Михаил Дмитриевич Скобелев (1843 — 1882) — русский военачальник, генерал от инфантерии, генерал-адъютант.

"Дорога цветов"

Как-то в один из весенних дней везли трехсотого с минно-взрывной травмой: одна из его обожжённых конечностей, ниже колена походила на рваную культю, другую же можно было и сохранить, однако грызаная рана, более напоминавшая обширный надкус дикого зверя ничего хорошего не предвещала, кроме как последующей ампутации голеностопа.

Путь эвакуации пришелся достаточно напряженным, обусловленный не столько ухабистой дорогой, сколько судорожным поведением раненого.
Всю дорогу были танцы с бубнами: то он подушку скидывал из подголовья, а после, отбрасывал ее уже из-за спины, то периодически переворачивался, стараясь найти более выгодное положение, способное отвлечь его от боли.
Все эти телодвижения, сопровождающиеся в купе с изнеможенными стонами походили на предсмертную агонию.
Когда уже оставалось минут десять до подъезда к району, он вдруг вымолвил фразу: "- Похоже я умираю, прощайте мужики".
И после этого его метания как-то внезапно улеглись. Ушные раковины стали совсем бледные, а губы, вытянувшиеся в трубочку, всё ещё пытались засасывать недостающий воздух.
Тут уже сомнения рассеивались, видимо будет умирать - подумал я.
В общем, так и вышло.
Сердце остановилось как только мы его привезли. Врачи стали проводить сердечно-легочную реанимацию, но было уже тщетно, слишком большая кровопотеря. Ушел дорогой цветов.

Уже собрались было уезжать, садимся. Вижу понурое лицо водителя, чувствую что он переживает, хотя и вины-то по сути на нём нет. Начинаю его воодушевлять, добавляя, что может быть того мальчишку ещё смогут вытянуть из комы.
И он вдруг неожиданно выложил: "-Ну слушай, у меня ведь тоже когда-то была клиническая смерть. Меня тоже так качали. В шестнадцать лет один пьяница пырнул ножом - аккурат в левую проекцию легкого. Тогда у меня тоже была большая кровопотеря, сердечно-легочную реанимацию делали. Я со стороны это всё видел".
Ну у меня конечно некоторое недопонимание, а он и продолжает: "- Всё видел. Видел как меня реанимировали, как бригада врачей крутилась с дефибрилляторами, а после я вернулся в себя. С тех пор я и поверил в Бога. Бабушка мне тогда сказала, что, видимо мне "туда" ещё рано, на этом свете не все успел сделать"

Так что, услышанное невольно подтолкнуло на мысль, что все ушедшие на какое-то время остаются рядом с нами. Те же ушедшие воины.
Только представить, что ты везешь несколько черных мешков, казалось бы уже погасших душ, а они все сидят перед тобой. Смотрят на тебя. Пытаются тебя растормошить и о чем-то спросить, сказать фамилию неизвестного. Только ты их не замечаешь. Не видишь и не слышишь.

Из открытых источников сети.

Март месяц, Херсонская область.

Мы уже несколько раз проезжали то место, где двумя неделями ранее наши ребята попали на засаду, там погибло семь десятков парней, только двадцать из моей роты. Сгорели девять боевых машин. Страшное место в самом деле...

В один из дней, когда мы возвращались с задачи, я попросил водителя Илью остановится, я вышел из машина волоча за собой пулемёт.

В воздухе стоял чётко ощущаемый запах гари и трупов, я ни с чем не спутаю этот сладко-горький запах, будто церковными свечами и ладаном.

Я шёл вдоль дороги, смотрел на разорванные в клочья, до неузнаваемости Боевые Машины Десанта.

Вот лежал чей-то наколенник, обгоревший кевлар от бронежилета, шлемофон механика-водителя, гильзы, штурмовые очки...

Мой взгляд остановился на военном ботинке, я подошёл ближе и взял его в руки, в нём была часть чей-то ноги, видимо когда собирали останки ребят не заметили его.

Я вернулся к нашему пикапу, Илья наблюдал всю эту картину. Взяв саперную лопатку я пошел к соседнему холму, вырыв не большую ямку, положив туда ботинок с ногой, закопал его там. Рядом положил найденные на месте засады вещи: пачка сигарет, шлемофон, наколенник, очки и иконку Святого Георгия.

Илья подошёл ко мне и молча протянул флягу. Мы выпили спирта, помолчали не много, и поехали на базу.