Последние два, однако, схожи ещё тем, что они тесно связаны с проблемами мужской самоидентификации в наши дни; но если Дерден является средством найти себя для героя, уже изуродованного одомашнивающим действием цивилизации, опять-таки, оказываясь в итоге всё же его противником, врагом, угрожающим самому существованию, то Алекс наш Делардж ничего подобного над собой сотворить не позволил, и лишён даже намёка на подчинение требованиям и нормам, прекрасен в своей обворожительной свободе и первобытной наготе нравов… по крайней мере, до поры до времени.

В отличие от прочих упомянутых, Алекс словно посетил нас, покинув сюжет глубоко древний, античный. Кое-кто воображает, что Кубрик в этом kino пытается показать нам некие «проблемы, имеющиеся в обществе», однако вовсе не подобное интересовало этого глубоко языческого режиссёра. Он разворачивает перед нами рассказ об эфебе, молодом юноше, проходящим становление по всем правилам, которые когда-то предъявлялись для получения аттестата зрелости.

Речь идёт о тех, кого компаративистика именует *kóryos: для этих индоевропейских молодёжных отрядов, ассоциировавших себя с волками-оборотнями, не существовало никаких запретов и устоев, но, напротив, они были буквально обязаны нарушать имеющиеся, в частности, указывает д.фил.н. М.Ф. Корецкая (2014), в их случае ожидалось «мародерство, сексуальное насилие» и всякое такое прочее, а проф.-клас. Р. Цебриан (2010) добавляет, что *kóryos в свободное время в основном «практиковал грабеж скота и женщин». Именно этому и посвящает своё время Алекс, чего не скрывает даже сам слоган исследуемого kino, который обещает зрителю the adventures of a young man whose principal interests are rape, ultraviolence and Beethoven, и не обманывает.

Так, в частности, ничуть не стесняется Алекс обращаться к сексуальному насилию, а ведь уж что-то, а это в наш век #metoo и подобного прочего точно спускать не принято; и тут уже совсем как-то неловко будет называть его героем, неправда ли? Однако же если вспомнить, что именно «Героем» Павсаний именовал того самого волка, точнее, оборотня, с которым столкнулась Красная шапочка, тоже замеченного в подобном, то, напротив, такое наименование будет весьма тонкой реконструкцией.

Напомню, что для представителя *kóryos, согласно д.ф.н. В.Ю. Михайлину, всякая «женщина, попавшая на маргинальную, охотничье-воинскую территорию без сопровождения родственников-мужчин … лишается всех и всяческих … оберегов и становится законной добычей».

Впрочем, не всегда помогают и сопровождающие, да и место пребывания: например, разрушение до основания со всеми вытекающими вроде как безопасных для дам городов было своеобразным know-how, если не прямой специальностью этих оборотней. То, что для других считалось культурным, безопасным пространством, для волчьих юношей могло запросто восприниматься иначе, что показывает и Алекс сотоварищи, не единожды врывающиеся на протяжении фильма в чужие дома.

Часто вспоминают, что хотя Алекс и совершает чудовищные вещи, он один во всем фильме человек творческого склада, большой любитель композиций Ludwig van'а. А ведь бог-окровитель волчьих юношей в Греции известен в первую очередь именно а это: то Аполлон, патрон вообще всяких искусств, но в особенности музыки. Аналоги эфебов в других культурах тоже ценили её, в частности, хорошо известно, как уважали скальдическую поэзию викинги, а в те времена она всегда сопровождалась музыкой при исполнении.

Также и в Ирландии, согласно ист.-компар. Б. Сержену (2003), местный *kóryos, именуемый фианной, при наборе в свои ряды требовал, кроме смелости и силы, также поэтических дарований. Упоминают о подобном и арх. Д. Энтони и Д. Браун (2019).

Характерно, что зовут Алекса в точности так, как одного любимца сребролукого бога, виновника Троянской войны Париса, прозванного Александром, впоследствии с помощью патрона сразившего самого Ахилла. В некоем хеттском договоре царь Алаксанду клянётся в том, что будет соблюдать договорённости богом Апалиуной, и это первое упоминание обоих имён: столь сильной и древней является их связь.

⬅️⬆️ «Долония Александра», 3/5 ➡️

Даже в мелочах Алекс подобен греческому эфебу, ещё не познавшему взросления: так, в его трости запрятан нож, который показывается только в крайних ситуациях, а ведь такой, пишет проф.-клас. А. Лома (2019), имелся у всякого проходящего инициацию юноши, исследователь даже выводит имя заглавного героя X песни Илиады, «Долонии», который как раз покрывает себе голову «кожею волка седого», от подобного оружия: «Греческое δόλων … происходит от δόλος … потайное оружие (кинжал либо стилет) … который использовался эфебами».

В те времена в подобном времяпровождении молодёжи не видели ничего дурного, напротив, его поощряли, по крайней мере, пока, сообщает проф. арх. и линг. Дж. Мэллори (2006), оно было направлено вовне. Так молодецкому задору давался выход, выпускался своеобразный пар: поскольку молодняк по природе своей склонна к бунтарству и борьбе с уствоями, а против общины так или иначе обитают потенциальные её противники, от перенаправления на оных деструктивного поведения юных обреталась двойная выгода.

Древние справедливо полагали, что серьёзным и правильным человек ещё успеет стать, когда достигнет зрелости, до той же поры следует в некотором роде представлять собой её противоположность: речь шла буквально о дихотомии, о нарочитом и радикальном противопоставлении, реверсивном поведении. В наши же дни подобное просто немыслимо, страстям юных не просто больше не потакают, но подавляют их довольно страстно, истребляют на корню, и ныне ребёнок с малых лет должен «вести себя прилично», стараться подражать взрослым.

Преследуются не только такие откровенно социально опасные наклонности, как у Алекса, но и вообще любая подвижность за пределами одобренной: как отмечает психол. Ф. Зимбардо (2015 [2017]), на Западе уже с первого класса школы (или даже ранее, известны случаи от 2 лет) могут начать пичкать мальчиков психотропными веществами навроде риталина (запрещённого, к слову, в РФ) просто затем, чтобы они были более послушны, как он пишет, «сидели смирно». Это, видимо, и есть те самые «проблемы», которые, как упоминалось, по мнению некоторых, Кубрик хотел показать.

Большее же своеволие, подобное описанному выше, которые, как отмечает д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006), когда-то квалифицировались как «„статусные“ стратегии», попросту необходимые для того, чтобы быть уважаемым как собой, так и другими, сейчас и вовсе «заказаны … по определению»: они, «связанные с самореализацией в „зоне судьбы“, с обретением высокого маргинального статуса „городским“ сообществом чаще всего не приветствуются … вплоть до прямого подавления … в порядке уголовного преследования», что с Алексом впоследствии и приключается.

Теперь он преступник, а ведь этим словом характеризуется, как писал Ницше, «сильный человек, которого сделали больным. Ему недостает джунглей, более свободной и опасной природы и формы бытия … Его добродетели преследуются обществом; его живейшие инстинкты, которые он приносит с собою, срастаются тотчас же с угнетающими аффектами, с подозрением, страхом, бесчестьем … [он] принужден делать втайне, с постоянным напряжением, осторожностью, хитростью … то, что он лучше всего может и больше всего любит … постоянно пожинает от своих инстинктов лишь опасность, преследование, роковые последствия … Таково наше общество, наше прирученное, посредственное, оскопленное общество, что в нем сын природы, пришедший к нам с гор или из морских авантюр, неизбежно вырождается в преступника».

Итак, Алекса сажают в тюрьму, место, в котором вроде как перевоспитывают, учат «больше так не делать», — однако уже Фуко (1999 [1975]) замечал, сколь беспощадно статистика указывает на не просто низкую, но отрицательную эффективность заключения в этом плане, плодящего только рецидивистов. То же проговаривается и в самом фильме: за 2 года заключения у Алекса не наблюдается и намёка на исправление.

⬅️⬆️ «Долония Александра», 4/5 ➡️

ПРОЛЕТАРСКОЕ ЧТИВО

Автор этих строк в своё время не единожды имел сомнительное счастье столкнуться с людьми определённого склада, так сказать, background'а, которым, помимо прочих одиозных качеств, было присуща также склонность довольно презрительно относиться к такому искусству, в особой частности литературе, которое, как они его характеризовали, не «за жизнь». Речь идёт не столько о тех, кого и в Риме, и в СССР именовали «пролетарий», с которыми всё, в принципе, ясно, и ожидать иного было бы странно, но скорее о некоем старшем поколении в целом, ему зачастую такое отношение присуще вне зависимости от социальной ситуации.

Такие полагают явление, известное как fiction, или художественный вымысел, баловством, детским увлечением, предпочитая ему истории о жизни рабочих и крестьян и тому подобное — «вот это да», говорят они, «вот это про нас», «вот так мы жили». Если же произведение не посвящено тому, как поднималась целина или оставался зеленеть от зависти сам квирит Стаханий, оно, на взгляд подобных, не заслуживает интереса.

Более всего тут достаётся, конечно, фэнтези, которое более всех «оторвано от реальности», сочиняет совсем уж выдуманные миры — на моей памяти кое-кто из числа вышеописанных как раз с особенной страстью ненавидел франшизу Star Wars не за что-то ещё, а как раз за это, ведь там сюжеты происходят буквально в иной Галактике, это совсем не «за жизнь».

А что же древние говорят на этот счёт? Разве они не согласились бы с таким рассуждением? И разве древнейший, ещё греческий принцип μίμησις не требует от искусства как раз соотноситься и всячески подражать реальности?

Что же, такой принцип есть, но он всё-таки несколько об ином, а подобное пролетарское чтиво в действительности как раз ни в коей мере не относится к искусству, к тому, что уже возможно называть литературой, но находится на уровне, который предшествовал её созданию. Он был известен уже на Древнем Востоке, в частности, в Вавилоне и Египте, и тем ограничивался, и только греки, согласно д.ф.н. С.С. Аверинцеву (1981), «спасли слово», «изъяв его из житейского … обихода … положив … начало литературе». «В этом смысле», пишет он, «ближневосточная литература может быть названа» чем угодно, «только не „литературой“».

Таким образом, в СССР мы наблюдаем откат к древневосточному уровню, реазиатизацию. Подробнее обо всём этом читайте в свежем посте «Эллинистики» (на Бусти, бесплатно).

Как отмечал тот же Фуко, технология уже давно верная помощница пенитенциарных учреждений. Протягивает она руку и в случае Алекса, когда превращает его в тот самый «Заводной апельсин»: и вот уже Алекс подвергается особенно гротескной форме brainwashing'а. Ведь, согласно Фуко, ныне «система исполнения наказания в самых строгих ее формах уже не обращена на тело», теперь «искупление … должно быть заменено наказанием, действующим … на сердце, мысли, волю, наклонности», или, словами Г. де Мабли (1789), которого он приводит, оно «должно поражать скорее душу, чем тело». Это и происходит с Алексом, которого, так сказать, «программируют», отключая целые пласты его личности.

Опять же, всё по Ницше, предупреждавшему, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», а общество «устраивает против страсти во всех смыслах резню: её практика, её „лечение“ есть кастрация. Она никогда не спрашивает: „как одухотворить, украсить, обожествить вожделение?“», но «во все времена ставила дисциплинирующий акцент на искоренении».

Кастрация — термин донельзя удачный для обозначения того, что происходит с героем, в котором, кроме склонности к насилию, также истребляют и сексуальность, и влечение к женщине для него теперь тоже невозможно, а заодно, походя, прививают и отвращение к музыке, совершая совсем уж законченное оскопление.

Нельзя не заметить, какую неизбывную радость доставляет эта процедура и вообще наказание как явление всем т.н. представителям закона и правопорядка в этом kino: для описания подобного отношения выдуман ёмкий термин self-righteous. Для них, собственно, это лишь ширма для того, чтобы предаваться первобытному садизму, в котором отнюдь не уступят Алексу, они лишь менее искренни, прямодушны в его проявлении, вынуждены искать социально приемлемые проявления. Менее всего удивительно, что в рядах полицейских затем обнаруживаются бывшие соратники Алекса по банде.

Собственно, между волчьими юношами и теми из них, кто был завербован государством себе на службу, всегда существовали понятные трения. Как пишет Михайлин, «на совершенно „собачий“ манер организована и система выражения ненависти к главному противнику — правоохранительным органам», где «самый устойчивый пейоративный термин — лягавые», а также «волки́, но волки́ позорные».

Как он добавляет, «тот же „стайный“ принцип четко виден в системе отношений между „черной мастью“ и ворами … пошедшими на разного рода сотрудничество с властью, да и в самом наименовании последних: суки». Итак, переход из одной «стаи» в другую происходит запросто, хотя и подлежит проклятию.

Впрочем, в книжной версии в итоге с Алексом приключается нечто ещё и похуже — к нему там как бы приходит осознание, что он-таки жил неправильно, и что пора переставать так себя вести, наконец, принимая навязываемые ему с самого начала правила игры, обращаясь-таки в обывателя.

На взгляд Кубрика, однако, подобная концовка противоречила бы всей идее произведения, и потому он предпочитает ей иной финал, такой, где герой не изменяет себе, но вновь возвращается на путь волка, и он явно всё ещё только в начале своего пути, ему предстоит ещё немало приключений. Этот Алекс предпочитает предлагаемому ему «исцелению» совсем иное: выяснив под конец, что он снова волен быть самим собой, преодолел промывание, он заключает: I was cured allright!

⬅️⬆️ «Долония Александра», 5/5

В апреле 2016 г. на Youtube вышло видео за авторством некоего «проекта Arzamas», наметившее амбициозную цель, заявленную уже в названии: за всего-навсего 18 минут набросать всю историю Древней Греции. Этот прямо-таки лаконский формат, здраво мыслится, и стал основной причиной популярности ролика, на момент написания этих строк в феврале 2024 набравшего уже свыше 8 млн. просмотров, что подтверждают и ощущения, которыми делится в комментариях публика, нередко там признающаяся, что-де «узнала за минуты просмотра больше, чем за год обучения в пятом классе».

Последнее, конечно, понятный сентимент, учитывая тенденцию уровня образования во всём мире становиться только хуже, однако дело, сдаётся, не столько в этом: обучение, хотя бы и в школе — процесс трудоёмкий, забирающий немало сил и времени, здесь же можно нахвататься по верхам и получить иллюзию знания. Что щедро и предоставляется, на соответствующем уровне.

Спартанская краткость изложения не мешает этому видео быть чрезвычайно ёмким — но только в аспекте количества невероятно грубых ошибок, откровенных заблуждений, бреда и ерунды на единицу времени. Таковых там в среднем набирается даже более, чем одна в минуту, что для такого короткого экскурса прямо-таки в изобилии.

Что именно не так с излагаемыми фактами в этом видео? Да буквально всё: это как попросту непонятно на чём основанные построения, которые прямо противоречат первоисточникам и их обычным интерпретациям, так и когда-то верные, но ныне вконец устаревшие представления, отвергаемые в академической среде, наконец, откровенная идеология, заставляющая жертвовать фактами в уходу схемам.

Глядя на всё это, складывается ощущение, что создателем видео был человек, не имеющий совершенно никакого отношения к истории как науке: подобную картину восприятия древности мог бы выдать средний обыватель с улицы. Ведь популярные представления о предмете если и не представляют собой совсем уж глупости и стереотипы, зачастую довольно дикие, то трусят позади актуальной научной картины мира позади эдак на пару десятков, в худшем случае — сотни и того более лет.

Однако, кажется, пресловутая «популяризация науки» и была задумана, чтобы такие недоразумения исправлять, разрыв между пониманием обывателя и специалиста хоть как-то нивелировать? Тут же мы видим способствование совсем обратному, нечто вроде намеренной диверсии… и считать так, как мы увидим несколько далее, есть все основания.

В этой перспективе ранее упомянутая популярность видео видится уже совсем совсем иначе, не так ли? А именно как нечто, напротив, крайне опасное и глубоко вредоносное, при том, что ведь доводилось слышать, что его иной раз советовали к просмотру и чуть ли не прямо показывали прямо на уроках в школах.

Кто-то может здесь возразить, что, хотя и дурное получилось у «Арзамаса» «просвещение», но оно всё же произошло, люд удалось заинтересовать историей Древней Греции, преодолеть, так сказать, первоначальное трение, которое покоя, и следует приветствовать уже это. Мол, большинство этим и ограничится, и хоть что-то будет знать о древности, тем же немногим, кому захочется взглянуть глубже, не помешает тот факт, что знакомство ограничилось заблуждениями. По этой логике, однако, простительна и какая-нибудь «Новая хронология»…

Потом таких приходится перевоспитывать, тщательно заменяя начинку разного рода заблуждениями на нечто стоящее, что всегда куда более сложная задача: уже Дион Хрисостом заметил, что «учиться трудно, но еще трудней переучиваться». Вот и оказывается, действительно, что лучше бы уж люди вовсе ничего не знали, а разбираемое видео «Арзамаса» никогда не увидело свет.

Переобучение впоследствии тем более трудно, что люд как-то не очень привычен к самой возможности разночтений: ведь в той же школе вообще не учат истории как науке, самому методу исследования, тому, как создаются интерпретации на основе источников, но подают сведения сугубо догматически, как некую окончательную, несомненную истину.

#arzamas
«Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 1/18 ➡️

Наследует этому принципу и пресловутая «популяризация», предлагающая как бы слепо «написанному — верить», а все слова про «критическое мышление», которому она якобы пытается научить, никогда не становятся практикой. Опыт такого «просвящения» напоминает прослушивание проповеди, изрекаемую непререкаемым авторитетом-«белым халатом».

В итоге единожды усвоенное народонаселение склонно воспринимать тем единственным, что только и можно знать о той же Греции, встретив же в дальнейшем на этот счёт иное мнение, оно скорее всего воспримет как «альтернативную историю» или вроде того, при том, что одним из ключевых критериев современного научного познания заявляется как раз фаллибилизм, неокончательность: оно всегда есть лишь очередная модель, нынешняя попытка интерпретации реальности, по определению склонная ошибаться.

Однако, как мы увидим далее, этот ролик — лучшая антиреклама того, чтобы так делать, учитывая, кто выступил его консультантом. Вот почему автор этих строк поступает иначе, призывая не доверять, но проверять, не забыв по возможности указать, на чём же основывается его мнение.


Ошибка №1: «Но ведь спартанцев [в битве при Фермопилах] было гораздо больше [чем 300]» (0:20-0:22), «вместе с ними натиск сдерживают ещё несколько тысяч греков из других полисов и … полукрепостные илоты» (10:13-10:19)

Мнение о том, что Фермопилы якобы обороняло от персов «гораздо больше» спартанцев, не основано буквально ни на чём. Геродот, основной источник, упоминает лишь классическое: «Лео­нид при­шел в Фер­мо­пи­лы, ото­брав себе, по обы­чаю, отряд в 300 чело­век», то были «300 спартанских гоплитов» (202). Немного иначе у Диодора, где «Леонид, царь спартанцев … заявил, что только одна тысяча человек должна следовать за ним в поход», однако и он отмечает, что это «лакедемонян одна тысяча», «а вместе с ними триста спартиатов», то есть всё то же.

Далее следует сразу же решить, что именно мы понимаем под «спартанцами» — сами они, без сомнения, относили к этой категории исключительно «гомоев» (ὅμοιοι), или «равных», тех самых спартиатов, иные же категории жителей так называться никак не могли. Среди прочих выделяют, например, периэков (περίοικοι), о которых, согласно д.ф. П. Видаль-Накэ (2001 [1982]), «почти ничего не известно, за исключением того, что они являлись гражданами полисов, присоединенных к Лакедемонскому государству», а не его частью, то есть никакими спартанцами не являлись. О рабски подчинённых илотах, понятное дело, тоже не может идти и речи.

Диодор, быть может, более прав, чем Геродот, и стоит принять уточнение, что «триста» сопровождались другими лаконцами, но отнюдь не спартанцами: то могли быть как периэки, так и илоты. Последние в такой ситуации выполняли бы роль оруженосцев и помощников, что было довольно характерной функцией греческого раба, если господин брал его на войну.

Это тем логичнее, если вспомнить, что эти самые отборные «триста» назывались «гиппеями» (ἱππεύς), то есть «всадниками» или же «рыцарями» (вот почему вполне уместно их в англоязычной литературе именуют knights), хотя и сражались пешими в силу презрения большей части греков к кавалерии. А ведь никто не станет уточнять, что, скажем, в некоторой средневековой битве-де «рыцарей было намного больше», кивая в сторону их в разы более многочисленного «копья», того, которое lance fournie, i.e. всех тех, кто помогал и обслуживал конную единицу.

В пользу этого говорит то, что у Геродота есть об илотах: один из них «про­вел [спартанца] Еври­та в Фер­мо­пи­лы, но потом бежал, а Еврит попал в самую гущу схват­ки и погиб». Впоследствии, уже после сражения, когда персы осматривали убитых, они «вери­ли, что лежав­шие там мерт­ве­цы были толь­ко лакеде­мо­няне и фес­пий­цы (за них же счи­та­ли и ило­тов)». Итак, как удачно подытоживает д.фил.н. М.Ф. Корецкая (2014), «отряд он [Леонид — Б.] берет из 300 человек … не считая илотов — но кто их считает?».

#arzamas
⬅️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 2/18 ➡️

Что касается «нескольких тысяч греков из других полисов», которые помогали спартанцам, то это чистая правда, вот только неясно, кто когда-либо это скрывал: даже в знаменитом фильме «300» (2006) Зака Снайдера, на который так часто пеняют за надругательство над историей, показаны и другие греки, участвующие в битве, и их явно больше, чем спартанцев, что даже вынуждает в какой-то момент Леонида похитить у плутарховского Агесилая фразу о том, что профессиональных воинов, а не ополчения, он вообще-то привёл много больше.

Геродот подробно перечисляет, из кого, помимо 300 спартанцев, состояли «эллинские … силы, ожидавшие в этой местности персидского царя», и таких действительно набирается несколько тысяч, ок. четырёх. Диодор же ограничивается упоминанием, что «остальных греков, которые были отправлены с ними [т.е. той тысячей] в Фермопилы, было три тысячи», явно основываясь исключительно на памятной надписи, выбитой позднее на месте сражения, которая, по Геродоту, гласила: «Против трехсот мириад здесь некогда бились пелопоннесских мужей сорок лишь сотен
всего».

Вот насчёт этих мириад, сиречь десятков тысяч, спорить можно и нужно, ведь представить 3 млн. персов в узком проходе довольно сложно. Обманывает памятник и в другом, называя всех, кто там бился, «пелопонесскими мужами» — не из этого ли «Арзамас» сделал вывод о том, что спартанцев «было намного больше»? Что, однако, не помешало ему затем совершенно верно считать эти дополнительные тысячи явившимся «из других полисов»…

Таким образом, действительно, помогали «трёхстам» и другие греки, и это всё не новость. Важно другое: когда говорится о подвиге, который совершил отряд Леонида, имеется в виду последний, третий день битвы, когда эллины прознали про грозящее им окружение со стороны персов из-за того, что предатель Эфиальт указал тем обходной путь. До того они ещё надеялись отстоять проход, не допустив движения персов далее, теперь же дело стало пропащим; тогда, по Геродоту, «Леонид отослал союзников, чтобы спасти их от гибели. Ему же самому и его спартанцам не подобает, считал он, покидать место, на защиту которого их как раз и послали».

Диодор сообщает то же: «Леонид … приказал всем остальным грекам отходить … чтобы они могли бороться … в битвах, которые ещё предстояли; но что касается лакедемонян, сказал он, они должны остаться». Лишь немногих он удержал с ним, чтобы вместе лечь костьми: «он, имея всего не более пятисот человек, был готов встретить смерть во имя Эллады».

Итак, принести его великую жертву отряду «трёхсот» помогал совсем небольшой контингент союзных сил, даже не превосходивший их числом. Где здесь «спартанцев намного больше» или «несколько тысяч других греков»?


Ошибка №2: «3760 лет назад … на острове Крит … уже есть … трёхэтажные дворцы с водопроводом, канализацией и даже бассейном» (0:52-1:09), где «критяне … разглядывают цветочки, голубых обезьян и красивых женщин» (1:14-1:17)

Т.н. «дворец Миноса» на Крите в момент обнаружения представлял собой лишь руины стен высотой не более полуметра. То, как он выглядит сейчас — дело рук сэра Артура Эванса, который, согласно проф. ист. К. Гир (2010), в процессе мало что применял кроме бетона и собственного воображения.

Гир убеждена, что слово «реконструкция» к данному случаю допустимо применять исключительно в кавычках, отмечая, что то впечатляющее сооружение, которые сегодня доступно взорам миллионов туристов в год, является лишь очень вольной фантазией на тему того, что там когда-то могло стоять.

В то же время этот новодел как внутри, так и снаружи вполне отвечает веяниям архитектуры нач. XX в., в частности, она указывает на «зловещее» сходство при определённом ракурсе между ним и мавзолеем Ленина, построенным примерно тогда же (а согласно какому-нибудь Галковскому — и теми же). А знаменитый тронный зал она сравнивает с творениями Ле Корбузье, вдохновителя и идеолога такого явления как «хрущёвка».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 3/18 ➡️

И такой взгляд отнюдь не нов: скажем, д.ф. Л. Палмер уже в 1963 г., рассмотрев все pro et contra, пришёл к выводу, согласно Гир, что Эванс «систематически подделывал свидетельства, чтобы они подтверждали его построения». В критическом обзоре (1969) Палмер «ведёт читателя из комнаты в комнатой, полных недостоверных источников, шатких интерпретаций и переваренной реконструкции».

Из всего этого не следует, конечно, что у этого и прочих критских дворцов не могло иметься стольких этажей, быть канализации и прочего упомянутого: скажем, современная реконструкция склоняется, что скорее да, хотя и руководствуясь при этом зачастую сильно косвенными данными. Тем не менее, учитывая всю ситуацию, рассуждать здесь следует с большой осторожностью, никак не с наблюдаемым в видео апломбом, но, напротив, постоянно подчёркивая то, как примерно, условно всё построение, сколь мало за ним может стоять твёрдых фактов.

Вместо этого «Арзамас» не делает никаких различий между сообщаемыми сведениями в плане достоверности, не сортирует их, точно тем же тоном затем повествуя, скажем, о бесконечно более надёжно изученной Пелопоннесской войне. Всё это опять-таки способно научить обывателя только тому, что есть некая выбитая в граните раз и навсегда верная версия истории, в которую необходимо истово веровать.

Что тут интересует, так это кто же надоумил «Арзамас» столь некритически подойти к имеющейся информации, даром что в целом ряде наук искусство борьбы с фальсификациями чуть ли не важнее и более развит, чем умение обрабатывать саму доподлинную, аутентичную информацию.

Научным консультантом видео прямо указан некто д.и.н. С.Г. Карпюк, профессор РГГУ и научный сотрудник РАН, и его же сборник лекций для студентов МГУ (1997) приведён в списке источников.

Действительно, он-то и придерживается подобных своеобразных представлений об истории Античности, в чём можно без труда убедиться, ознакомившись с тем, чему он учил, выступая в том же 2016 г. для иного, не менее пресловутого проекта, известного как «Постнаука». Их с «Арзамасом» обоих губит общая для «популяризаторских» проектов наивная убеждённость, что дело «просвещения» уж точно будет в шляпе, если пригласить сколь можно более дипломированных специалистов, которые уж точно знают, о чём говорят. В том, что это просто не так, легко убедиться хотя бы на этом примере.

На «Постнауке» С.Г. говорит всё то же: «Артур Эванс нашел роскошные сооружения, которые он назвал дворцами … Это были большие сооружения, Кносский дворец содержал до 300 помещений и располагался на трех уровнях, то есть там было три этажа. Это был скорее не дворец, а мини-город». Звучит так, как будто бы Эванс именно в таком виде и нашёл их, не так ли? Тогда как на деле было несколько иначе.

Встречаются у него там, впрочем, и более одиозные заявления, к примеру, он считает, что на минойском Крите «жили индоевропейцы, не греки». То, что минойцы были индоевропейцами, мягко говоря, не мейнстримная версия. Ист. С. Будин (2004), приводя все теории на сей счёт, отмечает, что «к нынешнему времени мы не только не можем прочесть их язык, но даже не знаем, к какой языковой фамилии, если вообще к какой-то, он принадлежал».

Так зачем же Карпюк продвигает столь маргинальную версию? Не вызывает сомнений, что лишь потому, что её доказательством занималась… его сестра, М. Финкельберг (2001), которая уверена в наличии «высокой степени сходства между … минойским и ликийским [языками]», последний же как раз является индоевропейским.

Что перед нами, как не непотизм a.k.a. кумовство в его худших проявлениях? Довольно характерный момент, многое говорящий нам о характере консультанта. И это при том, что 19 годами ранее, в лекциях для МГУ, Карпюк утверждал совсем другое, говоря, что «знаменитый Фестский диск написан на языке до-индоевропейских обитателей Средиземноморья».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 4/18 ➡️

Далее не раз ещё можно будет заметить, что его прежнее мнение куда более взвешено, нежели то, с которым позднее так не повезло познакомиться «Постнауке» и «Арзамасу», а через них — и простым трудящимся.

Также мы практически никакого понятия не имеем, что там разглядывали критяне, ибо почти все настенные изображения восстановлены командой Эванса по тому же принципу, что и дворец, буквально из ничего.

К примеру, фреска «Капитан чёрных» («Captain of the Blacks») в начале «реставрации» представляла собой «не более, чем пару фрагментов, выкрашенных чёрной краской», сообщает Гир, что, однако, не стало препятствием для нанятых Эвансом отца и сына Жиллеронов, которые известны тем, что «порой восстанавливали крупные и сложные сцены из крохотных фрагментов».

Верно это и насчёт знаменитых «Дам в голубом» («Ladies in Blue»), которые, продолжает она, «являются почти полным изобретением этих художников XX в.», о которых, кроме того, «известен как минимум один слух о том, что именно они стояли за массовым производством минойских подделок», а Жиллерон-ст., кроме того, «почти наверняка был важным связующим звеном в цепи между производителями подделок и музеями» (sic!).


Ошибка №3: «[На Крите] совсем нет крепостных стен. Похоже, критяне живут относительно спокойно» (1:10-1:13), тогда как позднее у греков-микенцев «города уже прячутся за шестиметровыми стенами. Жизнь тут совсем не мирная» (2:16-2:21)

Всегда было печально наблюдать, как этот сомнительный силлогизм некритично и совершенно бездумно повторяется из раза в раз, поскольку лично мне в первый же раз, когда я его услышал, пришло в голову простейшее и вместе с тем налучшее возражение — если, действительно, отсутствие стен прямо коррелирует с мирностью, следовательно, самыми большими пацифистами из всех будут спартанцы, чей город, как известно, вообще никак не был укреплён: согласно Плутарху, когда «кто-то спросил его, почему у Спарты нет городских стен, Агесилай показал на вооруженных граждан и сказал: „Вот — спартанские стены“». Что со всей очевидностью не так, ведь воинственность Лакедемона, напротив, является притчей во языцах, а (не)укреплённость, таким образом, сама по себе слабо с ней связана.

Всё это, впрочем, и не важно, поскольку стены на Крите ещё как имелись, что не было секретом уже для Эванса, который ок. 1895 г., сразу же, как получил разрешение вести раскопки, пишет Гир, натолкнулся «на серию древних сооружений, которые … были интерпретированы как крепости», писал о множестве «фортов», «бастионов», «насыпей» и «башен», рассуждал о «городе замков», упоминал «группу „циклопических“ укреплений», из чего делал вывод о том, что общество тех, кого он решил назвать «минойцами», было довольно воинственным (warlike, belligerent).

Лишь к 1897 г. он передумал, и принялся выставлять древний Крит беспрецедентно мирным обществом, а к 1901 г. уже заявлял, что Кносс не знал «и следа сложной системы укреплений, характерных, например, для Тиринфа и Микен»: именно под влиянием подобной риторики со временем сложилась тенденция видеть минойцев и микенцев как некую дихотомию мира и войны.

С сер. XX в. и по 80-ые его годы, пишет Гир, археологи, занимавшиеся вопросом, и камня на камне не оставили от прежнего тезиса сэра Артура о «минойском пацифизме», а к концу века и вовсе восприятие этой цивилизации «совершила полный оборот», и «воинственные … минойцы Эванса из его ранних интерпретаций были уже готовы вернуться» на страницы академических изданий, при том, что основаны были «на тех же самых свидетельствах … которые Эванс же и обнаружил в 1895, только чтобы позднее отвергнуть».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 5/18 ➡️

Как мы видим, концепция Pax Minoica, названная так по очевидной аналогии с Pax Romana, но совсем в другом смысле, не имеет ничего общего с реальностью, основана буквально на подтасовках, на сокрытии фактов, в результате чего интерпретация стала представлять собой отражение реальности с точностью до наоборот.

Научное сообщество об этом прекрасно в курсе: уже «к кон. 90-ых», заключает Гир, «минойский пацифизм был более или менее изгнан из уважаемой археологии», из чего следует, что «Арзамас» так охарактеризовать трудно.

Прошедших с той поры лет оказалось недостаточно, чтобы д.и.н. и академик РАН С.Г. Карпюк сумел актуализировать свои представления, продолжая на «Постнауке» заявлять, что «микенские правители жили во дворцах, но не таких, как критские, а с огороженными стенами», «критская цивилизация была достаточно мирной … фрески носят очень миролюбивый характер … вообще отсутствуют сцены войн и охоты».

И это при том, что упоминавшийся «Капитан чёрных» был реконструирован как изображение как изображение отряда чернокожих воинов под командованием минойца, что Эванс интерпретировал как армию, с помощью которой критянами была покорена материковая Греция, ничтоже сумняшеся позабыв здесь про их предполагаемый пацифизм.

С предполагаемой мирностью, к слову сказать, тесно связывали и другой аспект минойской культуры, который С.Г. тоже не забывает упомянуть на «Постнауке»: мол, на Крите «очень большую роль и в религии, и в государстве, очевидно, играют женщины»; более того, как замечает Будин, подобное направление мысли «заставляло ранних исследователей предполагать … [там] матриархат». Сейчас, однако, отбривает она, всё «это считается маловероятным»; что, впрочем, уже было подробно исследовано в статье о додревнем матриархате, точнее, том, как было с нуля выдумано это не имеющее никакого отношения к реальности понятие.

Вот такое «просвещение» выходит у Карпюка, а через него и у «Постнауки» с «Арзамасом»: слово «поверхностно» даже не начинает обрисовывать наблюдаемую ситуацию.


Ошибка №4: «Тем временем на острове Фера … [происходит] самое сильное извержение в истории Европы, часть Феры уходит под воду … [возникает] стометровый цунами, [который сопровождают] облака пепла на тысячу километров вокруг. От извержения Крит уже не оправится. Вскоре сюда приходят захватчики» (1:30-1:53)

Убеждение, что именно грандиозное извержение вулкана якобы положило конец крито-минойской цивилизации, впервые было высказано С. Маринатосом в 1939 г., личностью, лишь едва менее одиозной, нежели Эванс, и им же страстно, даже фанатично, продвигалось до самой его смерти.

Как сообщает д.ист. Дж. Антонопулос (1992), Маринатос считал, в частности, что «волны положили конец минойскому господству на море, повредили торговле, а пепел разрушил основанную на сельском хозяйстве экономику острова. Так минойский Крит был поставлен на колени суровой силой природы, и больше уже не поднялся». Это-то мнение, собственно, «Арзамас» и вопроизводит, местами едва ли не дословно.

На первый взгляд теория выглядит весьма стройно, а корреляция между извержением и упадком напрашивается сама собой, ведь первое, как полагал Маринатос, а также до сих пор уверены его последователи, случилось ок. 1400 г. до н.э., и примерно тем же временем определяли начало заката минойской цивилизации.

Проблема в том, что если последняя дата осталась в целом неизменной, то время извержения было сдвинуто на значительный срок: так, сам Антонополус предпочитает «куда более раннюю дату … ок. 1550±50 до н.э.» Если катастрофа и вправду была такой страшной, как считали, 100 и больше лет для того, чтобы она возымела действие, звучат уже откровенно неубедительно. В курсе о смещении датировки и «Арзамас», сопроводительная инфографика которого подсвечивает 1600 г., что не мешает ему далее говорить о том, что на Крит «вскоре» приходят захватчики, хотя происходит без малого 200 лет спустя, ок. 1450 г.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 6/18 ➡️

Проф. клас. арх. С. Маннинг (2012) в свою очередь замечает, что «знаменитое предположение» Маринатоса «было опровергнуто находками, полученными в ходе раскопок и других археологических поисков, проводившися с кон. 1960-ых», под влиянием которых академическое сообщество «более или менее единогласно признало» датировать время извержения периодом LM IA, i.e. 1700-1625 гг., то есть между ним и упадком легла пропасть теперь уже в без малого в 300 лет. В пользу этого говорит, например, радиоуглеродный анализ деревьев, найденных под слоем пепла, также изучение годовых колец у них же, а кроме того, содержание выбросов, характерных для таких извержений, в льдах Гренландии.

Замечу также, что ни о каком «стометровом цунами» не может идти и речи: специалист по вопросу Дж. Парасас-Карайаннис (1974) уверен, что с какой бы силой этот вулкан ни извергся, он всё равно бы не сумел спровоцировать волны выше 50 м, и это ещё если сильно расщедриться, тогда как Антонополус (1979) и вовсе называет вероятными лишь 30 м, хотя и этого хватило бы, как он признаётся, чтобы снести кое-какие прибрежные города, что, впрочем, не оказало особого эффекта. Эта деталь довольно характерна: выходит, даже в таких мелочах и нюансах нельзя ожидать достоверности от Карпюка и «Арзамаса».

Д.ф. Э. Халлагер описывает последствия извержения как довольно умеренные: как он пишет, критяне без особого труда оправились от случившегося, и к концу LM IB, i.e. ок. 1470 г., «остров снова был богат и процветающ». «Таким образом», подытоживает Антонопулос, «оно не могло стать причиной гибели минойской цивилизации». Но тогда что? Уже Эванс предполагал, что то могло быть междоусобие, также весьма распространена версия с вторжением микенцев с материка; так или иначе, многое говорит в пользу человеческого фактора: согласно Халлагеру, характер повреждений, которым подвергались постройки, отчётливо демонстрирует, что уничтожались они далеко не бездумно, но следуя некоему принципу, замыслу.

Всё вышеизложенное кажется попросту неизвестным Карпюку, который на «Постнауке» преспокойно заявляет, что «в 1450 г. происходит извержение вулкана на острове Фера к северу от Крита. Это оказывает отрицательное влияние на развитие критской цивилизации».

Однако всё становится интереснее, если взглянуть, чему он учил своих студентов за 19 лет до этого, а именно совсем даже противоположному: «Раньше считалось, что … извержение послужило главной причиной заката критской цивилизации. Однако результаты последних раскопок не подтверждают это предположение».

Выходит, что ему всё прекрасно известно, и дело не в незнании, а намеренном искажении фактов в случае массовой аудитории, которой сообщается нарочито неверное, ровно перпендикулярное правильному. Так что же, это какая-то диверсия «популяризации»?


Ошибка №5: «[Под влиянием извержения] часть Феры уходит под воду … видимо, так родился миф про Атлантиду» (1:41-1:45)

Уже один из первых историков, логограф Гекатей, хотя и полагал сказания эллинов «многоразличными и смехотворными», не отверг их полностью, но попытался примирить с исторической действительностью, рационализировать: удаляя из мифа чудесное, он надеялся реконструировать доподлинную историю, не понимая всей бесплодности таких попыток.

С той самой поры его последователи, будь то древние или вполне современные, нет-нет да попробуют нечто в том же духе. Характерен, скажем, случай, когда Дионисий критиковал легенду о Ромуле и Реме, полагая, что это «неосве­дом­лен­ные писа­те­ли сочи­ни­ли миф о вол­чи­це», вскормившей их, тогда как на самом деле, по мнению его и других скептиков, то была человеческая женщина очень определённой профессии, ведь, как пишет Плутарх, «волчица (lu­pa) на латы­ни и сам­ка вол­ка, и жен­щи­на, зани­маю­ща­я­ся ремеслом блуд­ни­цы».

В действительности же версия с волчицей куда более древняя и несёт глубокие смыслы, к моменту рождения письменности уже совсем забытые, извлечь же их оказалось возможно лишь с развитием антропологии в самые последние десятилетия.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 7/18 ➡️

В общем, всем им очень уж хотелось, чтобы хоть какая-то у мифа была связь с наблюдаемой реальностью, хотя на деле он зачастую не основывался вообще ни на чём. Тем не менее, и в XIX-нач. XX вв. были те, кто отказывался это понимать, в частности, особо отличились т.н. «кембриджские ритуалисты», которые мифы считали некоей сохранившейся устной традицией, чем-то вроде примитивной исторической памяти.

Так считал, например, отец концепции первобытного матриархата Бахофен, а также его последователи: по их мнению, сообщает иссл. С. Георгуди (1992), «мифологическая традиция в целом добросовестно отражает реалии прошлого», это — «наиболее прямая и подлинная передача реалий первобытного времени», что, естественно, бесконечно далеко от истины.

Что касается конкретно Атлантиды, то нет никаких оснований полагать, что этот миф существовал до Платона, а его несильно интересовали реальные события прошлого, которым он целиком предпочитал гипотетические построения. Поглощение Атлантиды водой — это божья кара, которая, по Платону, грозит морским державам, явлению, которое философ глубоко презирал в силу ряда причин, которые ещё будут изложены.

На эту тему исчерпывающе высказался Видаль-Накэ, которого, по иронии, советуют к чтению… на том же «Арзамасе». Вот так раз, неловко вышло, правда? Не помешало бы, господа хорошие, при случае ознакомиться со своими же рекомендациями. Что же до С.Г. Карпюка, то он и вовсе является редактором упоминаемой книги.

Согласно Видалю-Накэ, «среди современных искателей платоновского континента особенно популярна гипотеза о связи гибели Атлантиды с катастрофой, произошедшей в середине II тысячелетия до н. э. на острове Санторин. Столь же абсурдная, как и все предыдущие гипотезы, она обязана своим появлением патриотизму греческого археолога С. Маринатоса и его учеников». Нюанс заключается в том, пишет он в другой книге (2012 [2005]), что по мнению Маринатоса «легенда об Атлантиде была подсказана взрывом на Санторине, случившимся уже после того, как Платон вернулся из Египта», а философ жил, напомню, в V-IV вв., а вовсе не в XV, XVI или XVII, которые полагают датами извержения. Абсурд — это ещё мягко сказано.

Далее он пишет исчерпывающее: «В 1841 г. в своих знаменитых „Исследованиях о «Тимее» Платона“ … Тома-Анри Мартен … разобрал все гипотезы, выдвинутые разными учеными и полуучеными по поводу местонахождения исчезнувшего острова … он выражается предельно ясно: „По моему мнению, Атлантида не имеет отношения ни к истории событий, ни к реальной географии … она принадлежит к другому миру, располагающемуся не в пространстве, а исключительно в мыслях“. Нельзя сказать вернее! И я считаю, что давно пора оставить историю этих вымыслов именно там, куда ее определил Мартен, „первый … который кажется трезвым после стольких пьяниц“». Завязать с выпивкой следует и «Арзамасу».

Действительно, только плохо понимая Платона и его идею умопостигаемого, можно воображать, что его обязательно должен был вдохновить предмет из реальности, которую он определял исключительно как лживый, кажущийся чувственный мир.


Ошибка №6: «[Микенцы] плавают и богатеют … почти все [их] таблички с письмом — это бухгалтерские отчёты» (2:56-3:02)

Что верно и для любой другой цивилизации, и не говорит само по себе о богатстве. Уже в Месопотамии, пишет антроп. Дж. Скотт (2020 [2017]), письменность спервоначалу использовалась исключительно для коммерческих и государственных нужд, и понадобилось до полтысячелетия, чтобы она нашла применение в культуре.

Согласно арх. Ш. Парэну (1967), уже отец структурной антропологии Клод Леви-Стросс «отмечает, что … первичной функцией письменной коммуникации было содействие эксплуатации человека, его порабощению», а «использование письма в незаинтересованных — интеллектуальных или эстетических — целях вторично». Знает об этом и Карпюк, на «Постнауке» подтверждая, что таково «было первоначальное использование письменности».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 8/18 ➡️

Ошибка №6: «Легендарный Троянский конь, высадивший микенский десант в тылу врага» (3:20-3:22)

Здесь перед нами очередная попытка как бы выпотрошить миф на предмет исторической истины, свести два параллельных мира, которые выделяли уже греки, воедино, тем самым подражая Гекатею. Хотя стоило бы Геродоту: у него, замечает Видаль-Накэ, «человеческая история … противопоставляется мифологии, которая изгоняется начиная уже с введения», где «отец истории» называет тирана Поликрата первым «из времени людей», царя Миноса справедливо отнеся к выдумкам.

Попыткам реконструкции Троянской войны от этого принципа приходится хуже всего: в ходе них пытаются словно насытить рассказанное Гомером всем тем, что известно о бронзовой, минойско-микенской Греции, в результате, например, облачая ахейских героев в слоистую бронзовую броню из Дендры, как, скажем, поступает в своих реконструкциях П. Конолли. Впрочем, оный даже греческих богинь зачем-то обряжает по критской моде, в т.ч. в плане гологрудости.

Броню из Дендры действительно могли носить греки во времена, когда, как считается, ок. 1250 г. помогали союзным хеттам вести войну против Вилусы, исторической Трои, однако у Гомера описаны совсем другие доспехи. Также и сам принцип военный действий у него отличен, реалии им взяты из своего времени, IX-VIII вв., и, скажем, реликт прежней эпохи, боевая колесница, на которой разъезжали тяжело бронированные лучники, у него используется исключительно в качестве, который классически принято сравнивать с такси.

Буквально всё об этом сказал д.ф.н. А.И. Зайцев (1990): «Пытаться извлечь из гомеровских поэм подробности исторических событий бесполезно; хотя героический эпос всегда отправляется от каких-то подлинных исторических фактов, эпос так трансформирует историческую реальность … что никакая реконструкция реальных событий на [его] основе … невозможна», к примеру, «мы не могли бы восстановить по русским былинам даже в общих чертах события истории Киевской Руси, если бы не знали их из летописей».

В общем, микенцы и Троянский конь пребывают в совершенно разных чтениях Троянской войны, и вместе им делать нечего.


Ошибка №8: «Одиссей царь только потому, что у него больше коз и свиней … его дворец — деревянный сарай за частоколом с кучей навоза у входа … Его отец спит на земле в куче золы вместе с рабами» (4:13-4:24)

На этот раз Карпюк последователен, ровно тому же он учил и на лекциях: «Повседневная жизнь гомеровской знати мало отличалась от жизни простонародья: Гомер описывает басилеев, обедающих вместе со своими рабами, царская дочь Навсикая стирает одежду своего отца».

Перед нами взгляды безумно устаревшие, они старше открытий Шлимана (кон. XIX в.). Как пишет дорев. ист. Р.Ю. Виппер (1916), «историки и филологи в течение почти всего XIX в. сходились более или менее на том, что культура, отраженная в песнях Гомера, весьма близка к примитивной. Гомеровское общество считали долго классическим примером первобытного … состояния человечества. Признаков утонченности жизни, развития богатства, художественного ремесла, торговли, придворной жизни, неравенства имуществ и т.д., во множестве рассеянных в поэмах, как бы не замечали.

Напротив, преувеличивали черты грубости понятий и привычек, искали во что бы то ни стало указаний на первобытные формы … усиленно разыскивали у Гомера первоначальную общину … Такой взгляд на Гомера находил поддержку в общих исторических воззрениях, господствовавших приблизительно до 70-х и 80-х годов XIX в.» в остальном мире, но весь XX в. — в СССР и прочих марксистских странах, где искусственно поддерживался устаревший взгляд, необходимый для того, чтобы система формаций держалась.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 9/18 ➡️

«Прежде, та сцена в Одиссее, где царевна Навзикая моет со служанками бельё, считалась за наивное изображение патриархальных порядков старины», пишет Виппер, и тут же уточняет, что в действительности «здесь надо видеть вовсе не реальную картинку быта, а сантиментальную пастораль на манер изображаемых в повестях XVII в. принцесс, пасущих овечек».

Что же до отца Одиссея, то у Гомера мы читаем следующее: «Жив благородный Лаэрт, но всечасно Зевеса он молит дома, чтоб душу его он исторгнул из дряхлого тела; горько он плачет о долгоотсутственном сыне, лишившись доброй … супруги, которой смерть преждевременно в дряхлость его погрузила». Иначе говоря, живёт он так из-за глубокой скорби и тоски, депрессии, говоря на современный лад, а не потому, что таков образ его жизни был всегда.

Другие же описания жизни басилеев и их семьи ни в чём не позволит заподозрить, что-де она «мало отличалась от жизни простонародья», напротив, эти реалии поданы как весьма пышные. Скажем, не имеет под собой почвы утверждение, что Одиссей-де царь «только из-за того, что у него больше коз и свиней»: согласно Випперу, «без конца любит Гомер перечислять богатства, которыми блещут „лучшие“. О сокровищах и запасах подробно упоминается … Тут всегда на первом месте металлы, золото, серебро, медь и железо в виде оружия, утвари и просто в весовых массах, затем искусные в работе рабы», и только в конце идут, «наконец, стада и земля».

Всё с точностью до наоборот: это богаты цари из-за того, что властвуют, делают же они это по праву сильного и наследственному, а также народному принятию: Виппер отмечает, что у Гомера «многое в быту и понятиях напоминает раннее европейское Средневековье».


Ошибка №9: «Вместо денег [в греческие Тёмные века используются] быки» (4:26-4:27)

Этот тезис «Арзамас» почерпнул уже не в лекциях Карпюка, но у д.и.н. С.Я. Лурье (1993 [1930-40?]), также указанного в списке литературы. О том, какие его книге присущи изъяны, сразу же в предисловии предупреждает д.и.н. Э.Д. Фролов, упоминающий, в частности, «неубедительность или даже неверность некоторых идей, высказанных С.Я. Лурье … под влиянием … распространенных политических представлений … в т.ч., разумеется, и марксистских».

К такого рода идеям он относит «убеждение в преимущественно натуральном характере античной экономики, укоренившееся в советской литературе … с оглядкою на … высказывания К. Маркса в прямом противоречии с действительным достаточно широким развитием товарно-денежных отношений в классической древности (в Греции во всяком случае со времен Гесиода)». Перед нами идеологическое «убеждение … продиктованное установкой, примитивизирующей Античность», и тем же, сиречь «марксистским шаблоном … [инспирировано] и категорическое отрицание существования в гомеровское время каких-либо денежных единиц».

От всех этих заблуждений он считает себя обязанным «предостеречь тех, кто будет теперь знакомиться с книгой Лурье», защитив их «от некритического восприятия взглядов, не защитимых с позиций современной науки». Увы, у него не вышло прикрыть этим щитом ни сам «Арзамас», ни, как следствие, его аудиторию.

Мнение о том, что в эпоху Гомера у греков якобы были «вместо денег быки» явно основано на некоторых моментах из Илиады, например, том, где герои Диомед и Главк обмениваются оружием, при этом Главк получает в дар щит заметно худший, нежели Диомед, бронзовый против золотого, что Гомером характеризуется словами «даёт сто быков за девять».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 10/18 ➡️

ПРОГЕНИТОР

В самой первой части видеоигры Fallout (1997) герой почти сразу же после начала сюжета имеет возможность спасти местную demoiselle en détresse, Танди, из опасной ситуации, однако в качестве награды за это не получает, как водится в жанре, буквально ничего (проблема, которая уже отдельно, к слову, исследовалась), и, того более, весьма грубо ею посылается, если намекнёт, что хотел бы теперь, так сказать, узнать девушку получше.

Это довольно современная ситуация смотрится очень странно в условиях возродившегося фронтира, ведь для него характерно совсем иное мышление и поведение, известное, скажем, из древних мифов — когда, к примеру, Тесей в похоже ситуации выручает девицу, она полагает только естественным отплатить ему, разделив с ним ложе.

Более того, дамы специально искали возможности таким образом контактировать с героями, жаждали оставить от них, скажем, Геракла, потомство, неизменно оказывавшееся крайне жизнеспособным и могучим. Так что налицо явная аберрация, алогичность поведения — но это вообще характерный случай для фэнтези и смежных жанров, когда они, а это бывает весьма часто, переносят нынешние установки на совершенно иначе устроенный мир.

Обо всём этом подробнее читайте в новом посте «Эллинистики»!

Виппер уверен, что эти числа тут неспроста, и «что цена золота действительно относилась к цене бронзы как 100 к 9»: итак, «гомеровские цены расчислены на количество голов рогатого скота», всё правильно; однако, отмечает он, «нечего и говорить, что быков и коров не надо считать реальными деньгами; это лишь мерка, единица расчета и уплаты, кредитный знак. Монеты у Гомера нет; упоминаются только золотые таланты, т.‑е. весовые куски драгоценного металла … Богатые люди хранят у себя большие запасы металла для крупных расчётов, выкупов и т.п.»

Важно заметить, что монеты греки Тёмных веков действительно не использовали, но дело тут отнюдь не в упадке, просто она ещё не была изобретена: по той причине её не ведали ни микенцы с минойцами, ни даже египтяне с вавилонянами, ни кто-либо ещё вплоть до кон. VII в., когда она впервые начинает чеканиться в Лидии, о чём, к слову, упоминает вскользь и «Арзамас».

До того в качестве денег использовались куски драгоценных металлов отмеряя их по весу, впрочем, и позднее в монете её покупательская способность соответствовала содержанию металла, а не объявленному номиналу: последнее появляется лишь к XIX в.


Ошибка №10: «Микенскую цивилизацию уничтожают дорийцы: тоже греки, но совершенно дикие … прежнее население либо укрывается в горах, либо бежит на восток» (4:34-4:47)

Как замечает проф. ист. Дж. Холл (2014 [2007]), единственное, что неоспоримо касаемо преддверия Тёмных веков — это «археологический факт … что большинство микенских дворцов было резко уничтожено к кон. LH IIIB», i.e. ок. 1200 до н.э. Всё прочее же — допущения, основанные исключительно на литературных источниках, причём толкуемых избирательно.

Так, Фукидид действительно упоминает «насильственные переселения», в частности, то, как «на восьмидесятом году после падения Трои дорийцы вместе с Гераклидами захватили Пелопоннес», подтверждают это и более древние авторы. Однако нигде там нам не найти ни одного упоминания, даже смутного, о том, что это привело к гибели хотя бы одного города, при этом разрушения, согласно данным археологии, касались и мест, до куда дорийцы не дошли, в частности, о-ва Парос.

Кроме того, не совпадают и даты: так, в Лаконии, куда дорийцы должны были переселяться особенно активно, не только не наблюдается увеличения населения в нужный период XII-XI вв., но, напротив, раскопки тогда обнаруживают один лишь массовый исход и полное запустение, а Спарта, по видимости, основана не ранее вт.п. X в.

Выход здесь, уверен Холл, в том, чтобы «снять с дорийцев вину за разрушение дворцов, в то же время согласившись с убедительностью их миграции, положив, что племена прибыли веком позднее случившейся катастрофы» и покорили уже погибающую цивилизацию, которую сгубило междоусбие.

То, что под натиском дорийцев другие племена греков оказались переселены, является фактом, верно и что в основной массе они бежали за море в Малую Азию, как указывает карта «Арзамаса». Правда, ахейцы двинулись вовсе не на восток, а, напротив, к северо-западу от места, где прежде жили, населив область Ахайю, тогда как часть ионийцев ограничилась переездом в Аттику и Эвбею, чего «Арзамас» отнюдь не спешит показывать.

Наконец, часть тех самых микенцев и вовсе не сдвинулась с места, оставшись себе жить в самом центре Пелопоннеса: речь идёт об Аркадии, где, по Холлу, «диалект наиболее близок тому языку, на котором говорили микенцы», что знает и Карпюк, на лекциях учивший, что «ахейское население Греции … в некоторых областях (Аттика, Аркадия, Ахайя) … осталось».

И это всё при том, что жители этой области всю классическую эпоху имели у прочих греков устойчивую репутацию распоследних селюков, про них ходили анекдоты, очень напоминающие те, которые были у нас про чукч: Sic transit gloria mundi.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 11/18 ➡️

Ошибка №11: «Его [вино], кстати, разбавляли водой 1 к 3. И только варвары пили чистоганом» (6:33-6:36)

«Во всей Греции считается, что пить чистое вино — варварский обычай», подтверждает эту мысль крупнейший специалист в вопросе Ф. Лиссараг (2008 [1987]): так, у Геродота для спартанский царь Клеомен «слишком часто общался со скифами … [отчего] научился у них пить неразбавленное вино», что закончилось для него безумием и смертью; это впрочем, не помешало спартанцам и впоследствии себе «наливать по-скифски».

Само название чистого вина у греков называется через отрицание нормы: ἄκρατος, «несмешанное». В то же время хотя «пропорции смешения … могут варьироваться в пределах от 3 частей воды на 1 часть вина до 5 к 3 или 3 к 2, в зависимости от желаемой крепости». При этом «они никогда не будут случайными»: «для греческой морали, основанной вовсе не на идеалах фрустрации и аскезы, а на идее равновесия» перелить воды было не менее дурно, чем не долить.


Ошибка №12: «Поэтому он [греческий тиран] ничего не реформирует» (7:58-7:59)

«Тираны не стремились к проведению социальных реформ», учит похожему на лекциях Карпюк, они «обычно не проводили каких-либо значительных социальных преобразований».

В действительности же при тиранах политические изменения зачастую были тотальны, а жизнь полиса изменялась кардинально и бесповоротно. Так, д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006) пишет, что «Афины до начала VI в. до н.э. навряд ли были чем-то большим, нежели „публичным местом“ жителей Аттики, где они собирались для принятия общезначимых решений … Эпоха [тирана] Писистрата и Писистратидов (сер.-тр. четв. VI в. до н.э.) стала одной из переломных эпох в развитии афинского полиса. Именно в это время Афины превратились в мощный городской центр.

Писистрат с самого начала делал ставку на создание мощной городской элиты в противовес локальным аттическим … на постепенное перетягивание основной культурной активности в городскую среду … Именно он начал строить в Афинах каменные храмы. Именно он заложил первые камни в основание будущей Афинской морской империи, которая со временем превратит … Афины — в первую настоящую „столицу“ античного мира».


Ошибка №13: «А недовольных [тираном] можно сварить в медном быке. Но всех не сваришь. Тиранов свергают», далее изображены Гармодий и Аристогитон (8:07-8:14)

Здесь внаглую исключение выдаётся за правило, ведь оный бык применялся одним только Фаларидом, тираном Акрагаса в Южной Италии, и более нигде,. Кроме того, Лукиан передаёт даже речь-апологию тирана, в которой тот пытается объяснить, что был неверно понят, и только единожды применил по назначению устройство: чтобы погубить в нём самого же негодяя-изобратателя, хотя она и считается сомнительной.

Общая идея, которую здесь внушает публике «Арзамас», такова, что греческие тираны, мол, ничем полезным не занимались, но лишь самодурствовали, совершая расправы направо и налево, покуда разъярённый народ не сместил негодяев; однако нет мнения, более далёкого от истины.

При этом далее видео вроде как даже сообщает, что «греческий тиран не обязательно терроризирует народ-демос, скорее наоборот», впрочем, это явное преуменьшение: правильнее сказать, что практически никогда, но, напротив, активно на него опирается. Суть тирании в том, что это популистская власть, которая беспокоится в первую очередь нуждами простого народа, противостоя и оттесняя аристократию, которая потому-то и стремилась во все времена прикончить тиранов, самый известный пример их успеха — Юлий Цезарь.

Согласно Випперу, «легенду о жестоких правителях придумали враги тиранов, аристократы, которые также идеализировали тираноубийц и добились постановки им памятника», а также «привили народу убеждение, что тиранию сверг сам демос, который, наконец, перестал нуждаться в руководителях и опекунах», и теперь, наконец, будет править «сам» — а не деле, разумеется, его попросту некому будет защитить от своеволия аристократии.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 12/18 ➡️

Миф о том, что Гармодий и Аристогитон были тираноубийцами, был развенчан уже Фукидидом. Как он сообщает, «после того как Писистрат скончался … тиранию унаследовал не Гиппарх, как обычно думают, а старший сын Гиппий», Гиппарх же принялся оказывать знаки внимания юноше Гармодию, о чём последний пожаловался своему возлюбленному Аристогитону, «и тот, страстно влюбленный, весьма огорчился, опасаясь к тому же, что могущественный Гиппарх применит … насилие», чего тот, однако, вовсе не планировал, ведь это «не соответствовало характеру его власти, которая вовсе не была непопулярной или в тягость народу».

Кончилось это гибелью Гиппарха, чей «печальный конец … сделал его столь знаменитым, что впоследствии стали даже думать, что он-то и был тираном». Гиппий же правил себе дальше, пока его не сместила иноземная армия; характерно, пишет Фукидид, что «тиранов свергли не сами граждане и не Гармодий, а лакедемоняне … и возвратившиеся из изгнания Алкмеониды».

«Можно сказать, что прославление тираноубийства составляет изобретение аристократии», заключает Виппер; «в Афинах романтическое творчество врагов тирании имело большой успех: они сумели прочно водворить легенду о жестокости последних тиранов из дома Писистратидов и представить заговорщиков, убивших Гиппарха, частного человека … идеальными республиканцами, мучениками за освобождение порабощенного народа».


Ошибка №14: «К сер. VI в. самыми развитыми оказываются не Афины и Спарта, а полисы Ионии. Они раньше осваивают инновации восточных соседей», в числе которых названа математика (8:50-9:01)

Даже Лурье, на которого вроде как при создании этого видео ориентировались, замечает, что хотя «факт влияний на раннюю греческую геометрию надо признать несомненным», «существенного значения это не имело», а «логически отчетливая последовательная система доказательств — самостоятельная заслуга греческого гения».

Д.фил.н. Л.Я. Жмудь (1994) добавляет, что «называя греческую геометрию и восточные вычисления одним и тем же словом „математика“, мы имеем в виду разные вещи»: только у греков «впервые появляются постановка проблем в общем виде и дедуктивное доказательство — качества, позволяющие отделить математическую науку от занятий числами вообще».

Виновниками этого заблуждения являются… сами же греки, которые «были склонны приписывать восточное происхождение многим областям своей культуры, в том числе и математике».

В том, что касается истории науки, им был присущ подход, называемый сейчас в антропологии «диффузионизмом», который отрицает самостоятельное появление схожих явлений, полагая, что в любом таком случае речь идёт о проникновении, заимствовании. Согласно Жмудю (2002), «когда Геродот писал, что геометрия была открыта в Египте, а затем перенесена в Грецию, то основывался он не на каких-то исторических свидетельствах», а просто на «здравом смысле», как его понимал.

В действительности наука и философия родились именно в Ионии вовсе не из-за её близости к Востоку, а потому, что в колониях процветало свободомыслие, была выше терпимость к вольнодумству. Продолжали они развиваться тоже на периферии, причём и в противоположной части греческого мира, в Южной Италии, где влиянием Востока уже не объяснить, и лишь много позднее были допущены на материк.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 13/18 ➡️

Ошибка №15: «Как им [грекам] удалось победить [персов]? Первая причина — военная инновация. В битве при Марафоне греки использовали фалангу» (9:38-9:45)

На момент битвы при Марафоне в 490 г. фалангу трудно назвать «военной инновацией». С 1909 г. принято так или иначе соглашаться с В. Хельбигом, что гоплитская пехота сформировалась в Греции после появления щита-асписа (ἀσπίς), неверно называемого часто гоплоном (ὅπλον), в период между ок. сер. VII и VI вв. Вот и в наши дни, пишет проф.-клас. П. Крентц, большинство историков «датируют появление фаланги п.чет. VII в.»

Проф.-клас. В. Хансон (2000) сообщает, что «как минимум два столетия, с 700 по 500 гг., и, вероятно, большую часть ран. V в.» война в Греции была почти исключительно сражением гоплитов. Таким образом, ко времени сражения следует говорить уже о традиции длиной не менее двух веков, и скорее о начинающемся снижении значения фаланги, ни о каком новшестве не может идти и речи.

Если же тут смысл в том, что при Марафоне греки впервые применили фалангу против негреков, то и это неверно, ведь во время одного только Ионийского восстания древние пять раз успели сойтись в битве с персами, причём каждый раз потерпев сокрушительное поражение. Да и в этой битве превосходство греков в вооружении и защите не помешало персам рассеять афинян по центру, проиграв лишь на усиленных флангах.

Что же тогда позволило афинянам победить при Марафоне? Карпюк в ином ликбезе «Постнауки» уверен, что дело было так: «Когда греки узнали о том, что персы погрузили на суда конницу с целью произвести внезапный рейд на Афины, было решено не медлить», и перешли в наступление.

Как замечает Крентц (2010), специалист по этой битве, поскольку Геродот не упоминает на поле боя конных войск, из этого кое-кем делался вывод что «[персидский военачальник] Датис решил оставить часть войска исполнять роль прикрытия, а кавалерию и половину пехоты погрузить на корабли и отплыть в сторону Афин, которые надеялся захватить, полагая беззащитными», а Мильтиад, будто бы прознав про это, перешёл в атаку и осуществил то, что называется defeat in detail. Итак, здесь Карпюк причиной победы видит ошибку противника, ни слова не говоря о пресловутой «инновации».

Хотя, продолжает Крентц, эта теория основана исключительно на домысливании, на argumentum ex silentio, и никак не соотновится с источниками, это не мешает ей быть популярной: он признаётся, что встречал её в научпопе, который «демонстрировал погрузку конников на корабли как установленный факт», и то же мы видим здесь.

В то же время свидетельства обратного, присутствия кавалеристов на поле боя, как раз существуют, в основном это изображения битвы, скажем, на Расписной Стое, демонстрирующие в т.ч. гоплитов, бьющихся с конными войсками. В общем, совсем не мудрено, что серьёзными исследованиями «предполагаемое раздробление персами своих сил отвергается как … додумывание», а греки сражались с полным персидским войском.

Карпюк на «Постнауке» также упоминает, что когда «Мильтиад … повел афинян в атаку … последний отрезок пути греки бежали … с целью уменьшить потери от действий персидских лучников».

В действительности, согласно Крентцу, «лучники объяснили бы бег на одну стадию, примерно соответствующую дальнобойности персидского лука, не на восемь», однако же греки пробежали их все. «Лишь присутствие … кавалерии объясняет длинный забег», который гоплитам пришлось совершить, чтобы пересечь равнину «до того, как конница персов замедлит или остановит их наступление, сделав лёгкой мишенью для обстрела».

Эллины держали победу потому, что смогли эффективно реализовать свои сильные стороны, навязав ближний бой, в котором были много искушённее, противнику же не позволили реализовать его преимущества. Это была тактическая победа: Мильтиад, согласно Крентцу, не один день обозревал персидский лагерь, чтобы понять, когда же лучше атаковать, и сделал это ровно в тот момент, когда кавалерия персов была наиболее не готова, и потому по итогу почти не участвовала в бою.

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 14/18 ➡️

Ошибка №16: «[После битвы при Марафоне был послан гонец], который бежал в Афины 42 километра, чтобы сообщить о победе, после чего немедленно умер», далее приписка о том, что «это миф», который «сочинил писатель Плутарх через пятьсот лет» (9:56-10:02)

Достаточно открыть Плутарха, чтобы убедиться, что он не выдумал его, а взял у другого автора, жившего, впрочем, тоже позднее битвы, 150 лет спустя: история эта у него начинается со слов «как рассказывает Гераклид Понтийский», который, к слову, не сообщает о гибели гонца: об этом, пишет Плутарх, «большинство говорят».

Смешнее всего, что здесь Плутарх, вовсе не являющийся писателем, но вполне себе историком, хотя и далеко не самым объективным из живших, с большой примесью, скажем так, философа-моралиста, рассуждает как раз на тему исторических выдумок, художественных преувеличений, и это — пример, который он приводит.


Ошибка №17: «Вторая причина [победы греков над персами] … 300 спартанцев» (10:03-10:07)

Согласно Корецкой, «харизматичность светит воину прежде всего не тогда, когда он демонстрирует готовность умереть в ситуации неизбежности, а тогда, когда в этом даже нет очевидной необходимости», и ярким примером подобного, на её взгляд, является как раз «известная всем оборона Фермопил»: «предательство, роспуск основного войска по причине бессмысленности дальнейшей обороны и героическая смерть тем более возвышенная, чем менее в ней было стратегического и тактического смысла. Персы прошли Фермопилы и двинулись дальше … на фоне общей численности армии Ксеркса эти потери вряд ли были существенны. Ergo, никакой причиной победы над персами подвиг «трёхсот» не является.


Ошибка №18: «Не зря уже они [спартанцы] пару веков уже даже в мирное время живут в казармах» (10:22-10:25)

И снова «Арзамас» о куда более сомнительных моментах рассуждает тем же уверенным тоном, с коим и о достоверных, отчего грань размывается. Касаемо источников, касающихся Спарты, есть более и менее скептические мнения; скажем, всё тот же Виппер высказывается довольно умеренно: «При анализе исторических известий о спартанской старине необходима крайняя осторожность в отношении романтической литературы, которая работала, начиная с IV в., и отчасти дошла до нас непосредственно в виде произведений Ксенофонта и Платона, отчасти собрана в биографии Ликурга, составленной Плутархом.

В этих сочинениях мы знакомимся не столько с различными описаниями лаконских порядков, сколько с чаяниями и программами, бродившими в публицистике эпохи упадка Греции. Литераторы смело переносят теории наилучшего общественного строя и проекты реформ в виде идеальных картин на глубокую древность», таким образом, изображая не Спарту, какой она была, но то, каким бы хотели видеть будущность, приписывали Спарте. «Историк поступит всего осторожнее, если будет исходить от известий V в., имеющихся у Геродота и Фукидида», заключает он.

Согласно Михайлину, невозможно говорить о том, что лакедемоняне уже «пару веков» живут своим своеобразным образом, на деле же оный является новоделом: Спарта, пишет он, «судя по всему, в архаический период была вполне „нормальным“ полисом, не брезгующим ни роскошью, ни праздничными способами существования, и только на переходе к ранней классике претерпела своеобразную „архаизирующую“ революцию и превратилась в тот феномен, который веками и тысячелетиями грел душу авторам консервативных утопий».


Ошибка №19: «Демократическим голосованием их [деньги с серебряных рудников] было решено пустить на постойку двухсот триер» (10:35-10:39)

Здесь как будто бы речь идёт о прямом волеизъявлении народа без какого-либо влияния извне, однако было совсем не так: как пишет Виппер, «по старинному обычаю, чрезвычайный излишек получений подлежал раздаче между гражданами. Но Фемистокл склонил народ не раздроблять этой суммы, а употребить ее целиком на постройку военных кораблей». Вот и Карпюк на «Постнауке» сообщает, что «Фемистоклу удалось убедить народное собрание использовать эти деньги на постройку 200 триер».

#arzamas
⬅️⬆️ «Апофеоз безграмотности: 25 ошибок видео „Арзамаса“ „Древняя Греция за 18 минут“», 15/18 ➡️

Древний, ещё античный принцип μίμησις, требующий от искусства так или иначе подражать (мимикрировать под, если дословно: от μῖμος, «имитатор» или «актёр», также «мим») реальности, отражать её, имеет известную крайность, когда всякое произведение, как его называет народонаселение определённого склада, «оторванное от жизни», ими обдаётся в изобилии презрением, и в лучшем случае театрально игнорируется.

Речь идёт, понятное дело, в основном о довольно возрастных людях, сильно старшем поколении, которому такие повадки привили в Совдепии, где научили, что любить следует совсем другое, освещающее, к примеру, быт рабочих и крестьян, всяческие реалии трудящегося люда. Вот это — дело, это понятно, скажут такие, это — «про нас», «во, вот так мы жили», «вот так мы моргали в СССР», прочее же всё — несерьёзно и для детей: здесь явно подразумевается, что последние-де ещё могут витать в облаках, зрелость же означает приземленность.

Здесь хуже всего приходится, пожалуй, какому-нибудь фэнтези, сочиняющему зачастую совсем уж выдуманные миры, иной раз — откровенно параллельные реальности, где нет ничего из нашего, кроме разве что человеческой расы, а иной раз и её тоже. При всех недостатках жанра, о которых сейчас мы говорить не станем, нельзя не отметить, что эта его особенность позволяет читателю понимать, сопереживать и соотноситься с чем-то совершенно иным, нежели ему привычное, понимать глубоко чуждое: собственно, в этом-то и состоит претензия тех приземленных людей, о которых говорилось выше.

Но дело не столько в фэнтези и примкнувших жанрах: неприязнь, о которой идёт речь, куда шире, и в конечном итоге оказывается направлена на явление, известное как fiction, художественный вымысел, в целом. Претензия, которая здесь предъявляется, по правде говоря, довольно смешна: вменяется выдуманность, то, что оно-де, подумать только, обманывает, хотя, казалось бы, в том и состоит modus operandi искусства, что особенно легко заметить в случае живописи, которая нередко довольно схематична, лишь намечая некие черты, например, лица, которые затем наш мозг считывает как знакомые; тем обманывается механизм узнавания.

Выходит, что даже на мгновение разрешить своему воображению нарисовать, и тем допустить существование, некоего иного, так или иначе отличного от нашего мира, такие не могут и не хотят. Наилучшей аналогией здесь будет довольно неожиданная: это богоборчество в самом его радикальном проявлении, не допускающий возражений атеизм. Чем он отличен от того же агностицизма? Довольно фундаментально: последний сомневается, он осознаёт вероятность, возможность того, что постулаты одной или нескольких конфессий всё же могут быть верны, — но что вообще значит «допускать возможность», что есть «может быть» в конечном итоге?

В этом случае мы как бы представляем себе не один мир, но несколько отличных его вариаций, более или менее вероятных моделей, и точно есть такая, в которой найдётся место самому невероятному. «Именно фактов не существует, а только интерпретации», писал об этом Ницше; «мир познаваем, но он может быть истолковываем и на иной лад, он не имеет какого-нибудь одного смысла, но бесчисленные смыслы».

«Пролетарское чтиво», 1/4 ➡️