ебать ребят если хотите репостьте конечно но вы знайте как теперь я буду опозорена на весь мьюком

лунный свет обрамлял высеченное словно из камня лицо мужчины, раскапывающего могилу. гарри не мог отвести своего взгляда от сильных рук, напрягающихся под тяжестью вязкой болотной земли - мох расходился слоями, пока острие лопаты не упёрлось в гроб с глухим стуком. по шее худого мужчины стекал пот, маленькими-маленькими наверняка холодненькими капельками - гарри прижался к дереву сильнее, ногтями впиваясь в мокрую кору, не в силах описать то необъятное, чудовищное желание оказаться рядом.

месяц в этом богом забытом месте, дамхане, городке, полном одних пауков и чудаков до этого момента казался самым настоящим кошмаром. чужие зоркие глазки смотрели на него даже из под каменной вуали - настолько они, местные, хотели разодрать его в клочья, настолько они желали утащить его в гиенну огненную. жадные животные и варвары, совершенно не почитающие бога - гарри бога тоже не почитал, но здешние и вовсе верили в какую-то ересь.

мужчина отбросил лопату, и принялся доставать - гарри не сразу понял, что нечто, завёрнутое в грязный, некогда белый кусок ткани было телом. старое, дряхлое тело женщины - гарри не смог разглядеть лица, но взгляд привлекли нарядные, почти праздничные одежды. незнакомец не трогал тело, не взял ни одной вещи кроме нити блестяще красных гранатов, маленьких неровных осколков. яркие блики казались чужеродными в ночном свете - они становились совсем алыми, подобными крови. гарри не понравилось это сравнение - оно так сильно подходило этому месту, что становилось не по себе. по спине пробежался холодок - мерзко лизнув копчик.

незнакомец с тёмными глазами повернулся - губы его были искусаны в кровь, и блестела она подобно гранатам.

- кто здесь?

гарри не помнил, как сорвался с места. как задыхался, добежав до отеля - астма добралась до него раньше, чем он смог прийти в себя. северус болезненно хватанул его за руку, вталкивая в двери номера - он не спрашивал, почти не говорил, пока помогал гарри придерживать ингалятор. он был почти благодарен.

***

гранаты легли на его шею - легко и так, словно действительно ему принадлежали. те самые могильные гранаты, украденные томом ради него. гарри был уверен, что том это сделал ради него - он видел, как дрожали его тонкие пальцы, надевающие на него бусы.

в книге много говорилось про гранаты - что они защищают, берегут, охраняют. это знание грело ему сердце - том заботился о нём столь сильно, что дыхание, и так резкое и обрывистое, терялось ещё сильнее. том только-только назвал ему своё имя, и гарри не смог промолвить и слова.

- тебе стоит завязывать с ночными прогулками, - тихим, уставшим голосом проговорил том. где-то рядом гарри вновь заметил пауков - они ползли по деревянным стенам домика в паре шагов от них, - некоторые вещи не стоит знать.

гарри улыбнулся, чувствуя, как румянец опаляет его щёки.

гарри нравилось, как робко том пытался защитить его, даже если и повесил на его шею кровавую мишень.

её сын был обещан лесу. так же, как и она сама когда-то - обречённая на вечный голод и пустой желудок. карина баюкает антона, чувствуя дрожь в пальцах - она приговаривала себе под нос выученную наизусть молитву. она знала, что это их не спасёт - не спасёт ни москва, ни молитва, ни сотни маминых приговоров. она прижимает антона к груди - с отчаянной силой, желанием спрятать его глубоко-глубоко в себе. не дать тварям на растерзание. в темноте детской карина не может сдержать слёз - она молится богу.

***

холодно. повсюду кровь - карина морщится, ощущая всепоглощающий голод. ей чудовищно хочется есть, она совершенно ничего не помнит - как она оказалась на улице, в лесу, по колено в снегу? холод пробирает до костей, беспощадный ветер свистит и воет, а в темноте чащи виднеется ничего. звук есть и звука нет - она не слышит собственного голоса, но не может скрыться от чьих-то визгов - они исходят откуда-то из глубины, и ей на мгновение кажется, что там находится ад.

- кариночка! кариночка! - голос мамы изводится в слезах и ужасе. карина не слышит шагов.

- мамочка! мамочка! - кричит она охрипшим голосом, пытаясь подняться. ноги становятся тяжёлыми, а колени подгибаются.

её подхватывают руки - пахнущие травами, родные и знакомые. мама прижимает её к груди и кутает в шубу - мех колется. карина плачет, обнимая маму - и скулит. как же ей хочется есть.

ей хочется танцевать. тайга поёт и ей хочется подпевать.

***

- даже близко не смей подходить к лесу, - карина ставит на стол горячий чай и бутерброды, строго смотря на сына. - после школы сразу домой. по той тропе, по которой мы шли. понятно?

- да что такого в этом лесу? - антон отворачивается, на неё не смотрит. взгляда избегает и к завтраку не притрагивается. - лес как лес.

- антон, - карина морщится, - проподают дети - это не шутка. просто послушай меня, хорошо?

карина кладёт руку на ладошку сына и старается улыбнуться тепло. не вымученно, не смиренно. антон напрагается, но кивает.

- хорошо, мам.

***

- там звери танцевали, мам.

карина замирает. замирает и её сердце. она смотрит вглубь леса и видит - перепачканного в крови антона, в руке комок тёмных волос, маленькие ножки без сапог. на нём нет маски, но она ему и не нужна - звериные черты ластятся к нему, становятся второй кожей. толстой и вечной. где-то внутри она давит крик - слёзы подступают к горлу.

- я голоден, мам. - антон смотрит на неё мокрыми глазами.

карина всхлипывает.

- пойдём, милый, пойдём, - она не протягивает к нему руку. ждёт, когда он сделает шаг первым, - пойдём, антоша, я тебя накормлю.