Свадьба ливанских евреев в синагоге Маген Авраам. Бейрут, 1947 год.

Синагога Маген Авраам открылась 25 августа 1926 года. Она оставалась крупнейшим религиозным и культурным центром ливанских евреев до гражданской войны 1975-90 гг., когда община покинула Ливан. На территории синагоги находилась также еврейская школа имени Селима Тарраба.

Помимо Маген Авраам в Бейруте действовало ещё несколько синагог поменьше. Большинство в еврейской общине составили мизрахи и сефарды. Когда между мировыми войнами в Ливане появились ашкеназы, они проводили религиозные службы в специальных комнатах дома у членов общины.

В середине XX века ливанские евреи жили в основном в Бейруте, особенно в районе Вади Абу Джамиль. Однако люди побогаче переезжали в более престижные районы.

(Kirsten E. Schulze, The Jews of Lebanon: Between Coexistence and Conflict)

Публичная лекция в синагоге Маген Авраам. Бейрут, 1951 год

Синагога использовалась не только для религиозных нужд, но и для лекций и торжественных приемов, и туда нередко приходили почётные гости из разных конфессий.

Например, в 1937 году Маген Авраам посетил патриарх Маронитской церкви Антуан Арида, а в 1951 году на празднование Песаха в синагогу пришли – среди прочих – видные суннитские политики Сами ас-Сольх и Абдалла аль-Яфи. Оба неоднократно были премьер-министрами. Синагогу не раз посещал и Пьер Жмайель – многолетний лидер христианской партии Катаиб.

При этом среди влиятельных политиков не было иудеев, поскольку ливанские евреи обычно не занимались политикой. И в отличие от некоторых других арабских стран (например, Египта), в Ливане евреи не играли заметной роли в коммунистическом движении (в отличие от армян, арабов-христиан и шиитов).

(Kirsten E. Schulze, The Jews of Lebanon: Between Coexistence and Conflict)

🇱🇧 Подтвердились слухи о том, что на выборах президента Свободное патриотическое движение может поддержать Сулеймана Франжье (кандидата шиитских партий). Однако в обмен на голоса своих депутатов СПД требует административную и финансовую децентрализацию, а также создание некого трастового фонда. Всё это уже всплывало в СМИ, но в последние недели это подтверждает и председатель СПД Джибран Басиль.

Проблема с требованиями СПД заключается в том, что шиитские партии вряд ли согласятся на децентрализацию. Впрочем, теоретически можно представить косметические реформы, которые сохранят влияние шиитских партий в финансовой и фискальной системах и в то же время позволят Басилю продать это как политическую победу.

Не исключено, что Басиль хочет затянуть переговоры до начала 2024 года. В январе истекает срок генерала Жозефа Ауна, главнокомандующего ливанской армией. Из-за своей должности генерал Аун является одним из наиболее вероятных компромиссных кандидатов, и в то же время он опасен для СПД, т.к. может увести у партии сторонников. Кандидатуру Ауна поддерживают некоторые партии (христианские Ливанские силы, друзская Прогрессивно-социалистическая партия) и международные партнёры Ливана (в частности, Катар, Саудовская Аравия и США).

Так или иначе, нельзя не отметить определённые успехи Басиля. Когда его тесть, основатель СПД Мишель Аун, покинул президентский дворец в прошлом октябре, многие в Ливане сомневались, что Басиль сумеет удержаться на политическом Олимпе. На выборах 2022 года СПД впервые уступило пальму первенства среди христиан Ливанским силам (врагам СПД и Хезболлы), а в самом СПД есть недовольные председателем. Однако на фоне паралича политической системы бурная деятельность Басиля может принести политические очки.

В недавнем интервью L’Orient-Le Jour Джибран Басиль рассказал, что несмотря на противоречия с Хезболлой, «альтернативы диалогу нет»: «если мы позволим нашим расхождениям првести к конфронтации, это приведёт к напряжённости вроде той, что была в Кахале, [где местные христиане недавно вступили в перестрелку с Хезболлой]». Впрочем, по словам Басиля, пока непохоже, что шиитские партии согласятся на реформы. Но переговоры с Хезболлой продолжаются. СПД и Хезболла – союзники с 2006 года; аунисты обеспечивают христианское прикрытие вооружённому крылу Хезболлы, а в обмен получают сильного союзника. В 2016 году Хезболла сыграла ключевую роль в избрании Мишеля Ауна президентом. С конца прошлого года в отношениях СПД с Хезболлой наметились трения – в первую очередь в связи с президентскими выборами.

В беседе с изданием al-Modon Джибран Басиль заявил, что в отсутствие альтернатив ливанцы должны сохранить соглашение в Таифе (1989), которое положило конец гражданской войне (1975-90). Лидер СПД также не считает, что в обозримой перспективе ситуация в экономике или сфере безопасности резко ухудшится. Вдобавок, Басиль утверждает, что не видит предпосылок для избрания ни Франжье, ни генерала Ауна. При этом Басиль готов взять на себя ответственность за избрание Франжье, если это будет ценой реформ.

СПД годами говорит о реформах. Тем не менее, после многих лет во главе министерства энергетики аунисты не решили проблем с электричеством, а президентство Мишеля Ауна ознаменовалось экономическим коллапсом. Отчасти это связано с объективными особенностями политической системы, которая требует широкого консенсуса для принятия решений. На практике это означает, что любое решение откладывается, пока ведущие партии и политики не извлекут из этого выгоду в виде назначений своих ставленников в госаппарате и сделок в частном секторе.

А ещё в Ливан недавно приезжал спецпредставитель Франции по Ближнему Востоку Жан-Ив Ле Дриан. Он встретился с ведущими политиками и пообещал вернуться в сентябре. Покинув Бейрут, Ле Дриан также разослал опросник, в котором требовалось описать, какой кандидат им подходит. Это «домашнее задание» озадачило политиков, и многие просто отказались отвечать – тем более, что они уже высказывали свои предпочтения. Ливанский журналист Мунир Рабиъ пишет, что скорее всего усилия Ле Дриана ни к чему не приведут.

Наконец посетил Рамаллу, благодаря товарищам-арабистам Максиму и Олегу, а также воспользовавшись рекомендациями людей, уже бывавших там. Учитывая динамику, хотелось съездить туда как можно скорее, пока Бен Гвир на пару с Хамасом не начал новую интифаду.

За время различных поездок по палестинским территориям, включая работу в охране после армии, проживания в Иерусалиме в 2021, я успел убедиться, что СМИ многое недоговаривают относительно арабо-еврейских отношений, поэтому хочется вникнуть побольше в ситуацию на местах, оправдывая диплом специалиста по международным отношениям. Отправиться, так сказать, в "сердце тьмы". Однако впечатления оказались гораздо лучше, чем я предполагал. Город напомнил скорее район Тальпиот в Иерусалиме, чем то, что я видел в детстве в Египте и Тунисе. Мы смогли въехать и выехать без каких-либо серьезных проблем с местными или солдатами. Люди были адекватные и вежливые, еда вкусная, город не шумный. Разве что пешеходные переходы бесполезны, и вообще пешеход там - это аномалия. Да и неубранного мусора очень много. В любом случае, было приятнее Лода или Рамли.

Мы успели обойти и объехать почти весь город за день. Так что я очень доволен поездкой и своими компаньонами. Впечатлений, фотографий набралось на 2 больших поста в Телеграфе с исторической справкой.

Так что вот мой трип-репорт из Рамаллы:
1 ЧАСТЬ - https://telegra.ph/Puteshestvie-po-Ramalle-v-kompanii-s-arabistami-09-01
2 ЧАСТЬ - https://telegra.ph/Puteshestvie-po-Ramalle-v-kompanii-s-arabistami-09-01-2

Плакат палестинской группировки «Львиное логово» (ʿArīn al-Usūd). Наблус, 2023

Насколько я понимаю, на местах деление на те или иные организации бывает довольно условным. Часть палестинской молодёжи разочарована политикой руководства что ФАТХ, что ХАМАС, и предпочитает сообща действовать с оружием в руках, атакуя израильских солдат и гражданских.

Сверху цитата из Корана: «Не считайте мёртвыми убитых на пути Аллаха, нет, они живые у своего Господа получают удел» (3:169)

На плакате – «воин-мученик» Хусам Ислим. 22 февраля 2023 года он был «трусливо убит вероломными сионистскими силами» в Наблусе. Вместе с ним погиб руководитель Бригады Наблус группировки Исламский джихад в Палестине.

Израильские военные разыскивали Хусама Ислима за убийство израильского солдата Идо Баруха в октябре 2022 года. В результате операции в Наблусе 22 февраля погибло 11 палестинцев, больше ста были ранены, сообщает палестинский минздрав.

Итоги израильской операции против Львиного логова, в которой погиб Хусам Ислим, палестинское информагенство Вафа охарактеризовало как «резню» (maǧzira).

По данным израильского Центра информации по разведке и терроризму, только 6 из 11 убитых 22 февраля 2023 г. были членами Львиного логова. У других связей с радикалами не нашли.

Из шести погибших, связанных с Львиным логовом, двое были членами Исламского джихада, а один состоял в Бригадах мучеников аль-Аксы (связаны с ФАТХ, на местах не всегда подчиняются руководству ФАТХ).

Среди погибших были старики и 16-летний Мухаммад Фарид Шаабан. Я не нашёл информации о его связях с террористами. В пресс-релизе ХАМАС он обозначен как «ребёнок-мученик» (aš-šahīd aṭ-ṭifl) — в отличие от Хусама Ислима, который значится как «воин-мученик» (aš-šahīd al-muǧāhid).

На фото: плакат в память о Мухаммаде Шаабане. Плакат повесил ФАТХ, то есть по факту местные власти. В отличие от плаката Львиного логова, цитат из Корана нет, зато есть Ясир Арафат, основатель ФАТХ.

Свадьба в синагоге Бхамдуна. Ливан, 1950-е

Как и другие состоятельные ливанцы, бейрутские евреи из среднего класса спасались от летней жары в живописных Ливанских горах.

Те, кто был побогаче, останавливались в горном городке Бхамдун, а остальные предпочитали Алей. Оба расположены недалеко от Бейрута.

Синагога в Алей действовала с 1890 года, а синагога Бхамдуна, украшенная итальянскими люстрами, открылась в 1940-х. Работали эти синагоги в основном летом и на праздники.

(Kirsten E. Schulze, The Jews of Lebanon: Between Coexistence and Conflict)

Вышел мой перевод мемуаров ливанской феминистки Анбары Салам аль-Халиди (1897–1986) для журнала Неприкосновенный запас! Полный текст досупен по этой ссылке.

Анбара Салам родилась в Бейруте в 1897 году, училась в Ливане и Англии и состояла в первых женских объединениях, которые боролись за образование для девочек и бóльшую роль женщин в общественной жизни.

Анбара Салам происходила из влиятельной семьи бейрутских мусульман (Аль Салам): её отец активно занимался бизнесом и политикой в 1900-1930-х, а её брат неоднократно был премьер-министром Ливана в 1950-70-х; идеологически оба были прагматиками с пан-арабскими наклонностями. Так что в переводе немало интересных деталей о жизни высших слоев Ливана в начале XX века и тогдашнем Бейруте. Тут вам и ранние браки, и множество детей, и смерть брата Анбары от тифа (современную медицину уже несколько десятилетий как изучают в Американском университете в Бейруте*, но многие болезни остаются смертельными – даже для элит).

Она также пишет, что в позднем османском Бейруте заметную роль в движении за права женщин сыграл Ахмад Мухтар Бейхум – общественный деятель из суннитской семьи успешных торговцев и политиков. Он финансировал и всячески поддерживал одно из первых женских обществ в Бейруте. Оно устраивало публичные лекции для женщин и превратилось в «настоящий литературный и социальный салон: довольно скоро в Бейруте не осталось ни одного видного ученого, литератора или врача, которого мы не пригласили бы к себе». Мемуары рассказывают об этом клубе и других арабских женских организациях, а также их (успешных) попытках координироваться и проводить международные конгрессы (уже в 1920-30-х).

В конце 1920-х Анбара Салам вышла замуж за палестинского просветителя по имени Ахмад Самех аль-Халиди. Он принадлежал к видной палестинской семье и возглавлял педагогический колледж в Иерусалиме, который готовил учителей для арабских школ. После женитьбы Анбара Салам Халиди уехала туда вслед за супругом. Семья покинула Иерусалим, когда в конце 1947 года конфликт между арабами и евреями в Палестине перешёл в горячую фазу.

Многое из того, за что боролись Анбара Салам аль-Халиди и ее соратницы, осуществилось. Сегодня в Ливане девочки учатся в школах и поступают в вузы, женщины могут заседать в правительстве и парламенте, преподавать в университетах и вести телеэфиры – даже на каналах, близких к исламистам, вроде al-Manār (канал Хезболлы). А старую и уважаемую газету an-Nahār и связанное с ней издательство возглавляет Наиля Туэйни – наследница семьи выдающихся журналистов и издателей.

В то же время, обычно видные женщины-политики – выходцы из политических династий (например, маронитка Наиля Моавад, суннитка Бахия аль-Харири, православная Мирна эль-Мурр) или зависимые представительницы партий (Иная Из ад-Дин от шиитского Движения Амаль, Рая аль-Хасан и другие от суннитского аль-Мустакбаль). К тому же, подавляющее большинство политиков, бизнесменов и медиамагнатов – это по-прежнему мужчины (в том числе все самые влиятельные люди в Ливане).

И всё же женщины повсеместно участвуют в общественной и политической жизни, причём по всему политическому спектру: тут и шиитские Хезболла** с Движением Амаль, и христианские Ливанские силы с суннитским аль-Мустакбаль, и просто некоторые политические династии. А на последних выборах в парламент прошли сразу несколько женщин, не связанных с традиционными партиями и династиями – например, выдающийся химик Наджат Аун Салиба (христианка) и юристка Халима Каакур (суннитка).

Разумеется, неравенство сохраняется, и не только в политике. Самый известный пример – это то, что ливанское гражданство передаётся детям только по отцу.

*До ~1920 он назывался Сирийский протестанстский колледж.
**Про женщин и Хезболлу есть потрясающее исследование Lara Deeb An Enchanted Modern: Gender and Public Piety in Shii Lebanon (2006).

🇱🇧🇵🇸 В лагере беженцев Эйн аль-Хильве снова вооруженные столкновения между движением ФАТХ и радикальными исламистами. Перестрелки с применением гранатометов и пулеметов продолжались неделю. Вчера было подписано очередное соглашение огня, и пока что оно держится.

На @detalynews как раз вышла моя статья о конфликте в Эйн аль-Хильве и возможном участии ХАМАС и Ирана. Но ситуация меняется быстро, так что вот несколько интересных деталей, которые не попали в статью (источник):

🔸Спикер парламента Набих Берри (Движение Амаль) встретился с представителями ХАМАС (в том числе вице-главой движения Мусой Абу Марзуком) и ФАТХ (включая члена ЦК ФАТХ Аззама аль-Ахмада и палестинского посла Ашрафа Дабура).

ХАМАС в столкновениях не участвует, однако у движения хорошие отношения с исламистами в Эйн аль-Хильве, и оно играет заметную роль в переговорах.

🔸Известно, что вчера утром генерал Жозеф Аун посещал военную базу, расположенную в городе Сайда/Сидон (там же находится Эйн аль-Хильве). Генерал Аун возглавляет ливанскую армию, и его имя всплывает в связи с президентскими выборами (Ливан почти год живет без президента).

В силу своей должности Жозеф Аун может стать компромиссным кандидатом. Однако против выступают несколько ключевых игроков: шиитские партии Движение Амаль и Хезболла, а также христианское Свободное патриотическое движение. Шансы генерала Ауна стать президентом зависят в том числе от того, как армия реагирует на подобные вызовы.

🔸Муса Абу Марзук (ХАМАС) также встретился с генералом Тони Кахваджи, главой ливанской военной разведки. По итогам встречи ХАМАС опубликовал заявление, в котором признал роль «армии, военной разведки и всех государственных институтов Ливана» в борьбе за «безопасность и стабильность в палестинских лагеря».

🔸Член ЦК ФАТХ Аззам аль-Ахмад заявил прессе, что от ситуации попахивает «иностранным заговором».

🔸Наследственный депутат от Сидона Усама Саад подтвердил, что за столкновениями стоят радикальные исламисты. Он описал их следующим образом: «Незаконные вооруженные группы разыскиваемые властями, [которые действуют] вне палестинского национального консенсуса и вне ливанского политического консенсуса и угрожают безопасности лагеря, безопасности Сайды и национальной безопасности Ливана».

Усама Саад также заявил, что ответственность лежит как на палестинских движениях, так и на ливанских властях и политических партиях.

Всё это ослабляет ФАТХ и усиливает ХАМАС. ХАМАС всё чаще выступает представителем палестинцев в диалоге с ливанскими властями, пока их соперники из ФАТХ теряют людей и ресурсы.

Подобные столкновения уже происходили в конце июля – начале августа. Тогда исламисты убили Абу Ашрафа аль-Армуши – регионального начальника сил безопасности ФАТХ. Движение ФАТХ требует выдать подозреваемых. Всего с конца июля в результате боёв погибло больше 30 человек.

Между тем, в Пробковом Шлеме уже больше 15 тысяч подписчиков. Мы с вами примерно в два раза превосходим по численности Королевскую армию Бутана. По сложившейся традиции подобные юбилеи мы сопровождаем хаотичной подборкой интересных каналов. В этот раз их будет много, некоторые не слишком широко известны.

Южная Азия

Индия сегодня - ежедневные новости
Девять рас - канал Татьяны Дубянской про индийскую культуру
Gandhara - интереснейший канал про индийскую древность
Индийская библиотека - обзоры на современную литературу региона

Восток

Дежурный по Ирану - не такие уж и дальние соседи
Zangaro Today - лучший канал про современную Африку
Повестка дня Турции - читал там про недавние выборы
Junger Orientalist - про Ливан
Минареты, автоматы - Израиль и близлежащие страны
Oleg Bazaleev - повседневная жизнь Курдистана
Записки из Аравии - друзья из Эр-Рияда
Tezeta - интересное про эфиопскую культуру
Капитан Фалькас - Китай и уйгуры
Записки на досуге - наши давние друзья-японисты
где твой хиджаб, сестра? - канал Дарьи Сапрынской про восточные культуры
Центральное Болото - археологи в Ираке
восточные обложки - книжный ориентализм

Просто интересные каналы

Стальной шлем - Интербеллум и окрестности
Пшеничные поля Терезы Мэй - бывшая метрополия
USSResearch - жизнь СССР
Блог историка и отщепенца - народники, эсеры и эсдеки
ЦАРЬ КАЗАНСКИЙ - краеведение и не только
Starcheolog - новгородская археология
Knigsovet - книжные обзоры

В 1896-98 гг. российско-украинский востоковед Агафангел Крымский жил в Ливане. Он переписывался со своей семьей в Российской империи, и впоследствии письма были опубликованы.

Вот как Агафангел Крымский описывал Бейрут 1896 года:

«Бейрут — замечательно красивый город. Он весь то­нет в садах (пальмы, фиги, апельсины); улицы в нем поч­ти европейские; чудесный вид на море; изящные здания. Стиль зданий преимущественно мавританский. Однако жители в массе не мусульмане, а преимущественно христиане*. Они легко поддаются европейской культуре».

А вот, какое впечатление на Агафангела Ефимовича произвела местная кухня:

«Но пока что не это горе, а непривычная пища. Чаю здесь нет, супу нет, борщу нет. Говядины здесь не едят, не любят, а едят баранину, и то в самом малом-малом количестве. Почти вся пища растительная. Первые дни (два дня) мне это очень нравилось, но наконец я заболел самым страшным расслаблением желудка и в настоящую секунду нахожусь в полуотчаянии. Как же далее быть? Все эти капустные зразы с рисом, баклажаны, на­битые рисом, гарбузики — кабачки, начиненные рисом, бобы с сливками и перцем — все это очень вкусно, но, оказывается, что этого мне есть нельзя [...].

На тре­тий день я отправился к доктору-европейцу, и дело выяснилось. В России я привык пить чай, т. е. кипяченую воду. Здесь чаю не пьют (утром пьют чашечку кофе, в полдень завтракают, в 6 часов обедают), супу тоже нет, поэтому за горячей нежидкой едой приходится пить мно­го воды (некипяченой и холодной) [...]. Доктор ска­зал мне пить ежедневно вместо воды красное вино (бу­тылка здесь стоит, если вино хорошее, 2,5 пиастра, т. е. 18—19 копеек)».

«Говядины здесь не любят, она гораздо дешевле бара­нины, и я без труда упросил хозяйку [квартиры] жарить мне говяди­ну. Никто не может здесь понять, что можно больше лю­бить говядину, чем баранину. Умная моя хозяйка, воображая, что я совсем ничего не понимаю по-новоарабски**, объяснила гостям (собравшимся смотреть, как интересно я ем вилкой), что у нас в России баранов нет, баранину привозят издали, она в дороге портится и не бывает у нас вкусна, и оттого мы любим больше говядину. Вообще я не дотрагиваюсь к некоторым здешним наиболее люби­мым блюдам (есть, между прочим, тут большая мер­зость, субстанция которой — оливки, и ее запивают холодной водой). Зато большинство блюд (правда, арабами менее любимых) — превкусные.

Главная же моя пища — прекрасный виноград после обеда и ужина. Я его ем с хлебом... Виноват! Не с хлебом! Здесь того, что мы называем хлебом, нет ведь. Я ем виноград с «хубзом». Слово «хубз» переводится, пожалуй, словарями, как «panis», но на самом деле «хубз» — это корж, очень вязкий. С сочным виноградом «хубз», однако, очень недурен. Ем я три раза в день: утром кофе, в полдень обед, в 6 часов ужин: и я никогда не голоден. Первые дни мне казалось, что я пропаду без чая, но теперь я не чувствую никакого лишения».

«Плоды здесь необыкновенно дешевы. Око винограда (три фунта) стоит полпиастра, т. е. 3,5 копейки. Вино­град прекрасный. Апельсины уж и теперь по копейке, но еще подешевеют. Бананы (необычайно приятный плод), которые в России в Москве продаются полтора рубля, здесь стоят полкопейки. Яблоки здешние вовсе не так плохи, как говорил в Москве М. О. Аттая, а напротив. Груш я еще не пробовал, да и не видел их. Но я плоды решался есть только в первые дни, пока жил в отеле и не страдал желудком».

*О том, как менялось население Бейрута в XIX веке, я писал тут и тут.

**Т.е. на диалекте, а не литературном арабском.

Ливанская коммунистическая партия появилась в 1924 году. Одним из первых её лидеров был журналист и переводчик Юсуф Ибрахим Язбек*. В начале 1920-х Язбек и его единомышленники писали о нищете и страданиях в Ливане после Первой мировой и призывали ограничить рабочие часы и ввести пенсии.

Они также с большим интересом следили за революцией в России и тамошними реформами. В то же время, тогда ливанские коммунисты ещё не зависели от Москвы и подчас открыто критиковали большевиков.

Изначально ливанские коммунисты действовали под названием Ливанская народная партия. Отчасти это было сделано, чтобы было проще получить регистрацию и действовать публично.

В ноябре 1924 с Юсуфом Язбеком связался некий Джозеф Бергер, представившийся журналистом. При встрече выяснилось, что Бергер — агент (преимущественно еврейской) Палестинской компартии, который прибыл помочь ливанским товарищам организовать партийную работу. Так у коммунистов в Ливане появились связи с коммунистическим движением за рубежом и финансирование.

В 1925 году партия провела первое публичное мероприятие. Десятки коммунистов отпраздновали 1 мая в кинотеатре «Кристалл» в Бейруте.

В том же году в партии произошли серьёзные перемены. Коммунисты из Народной партии объединились с армянским коммунистическим движением Спартак. Так в руководстве компартии оказался Артин Мадоян — один из основателей Спартака. Товарищ Мадоян оставался видным лидером коммунистов вплоть до 1970-80-х. Слияние со спартакистами также сделало компартию заметным игроком среди ливанских армян.

Тогда же (1925) ливанские коммунисты объединились с сирийскими. Этот союз просуществовал в разных формах до начала 1960-х гг.

Наконец, партия стала организовывать профсоюзы и издавать газету al-Insāniyya. Однако французские мандатные власти закрыли её после нескольких выпусков. Из-за того, что ливанские коммунисты поддержали антиколониальное восстание в Сирии, в 1925 году их стали преследовать. На протяжении последующих десятилетий партия то действовала открыто, то уходила в подполье.

В 1926 году Ливанскую компартию возглавил Фуад аш-Шимали. В отличие от большинства ранних коммунистов, у Шимали был опыт работы на заводе и профсоюзной борьбы. Юсуф Язбек был исключён из партии, но продолжил поддерживать её.

При Шимали партия продожила расти. У неё появились отделения в разных городах, в том числе в Триполи – крупном порту на севере Ливана, где коммунисты оставались заметной силой до 1980-х.

В 1930 году в партию вступил 18-летний Халед Багдаш. Образованный и харизматичный, он был наследником влиятельного курдского племени из Сирии. В начале 1930-х молодой кадр отправляется в Москву изучать марксизм-ленинизм.

В 1932/36/37 году Халед Багдаш обвинил Фуада Шимали в работе на Францию. Шимали исключили из партии, и сталинист Багдаш стал вождём коммунистов Сирии и Ливана. Сирийскую компартию он возглавлял до своей смерти в 1995 году. Фуад Шимали умер в нищете и безвестности.

*UPD: По другой версии, партию сразу возглавлял Фуад аш-Шимали.

(Michael Suleiman, The Lebanese Communist Party)

Из бейрутских писем Агафангела Крымского (1896):

«Приучаюсь вразумительно говорить по-новоарабски. До сих пор, однако, не могу отвыкнуть от языка IX—X вв., и оттого курьезы еще встречаются на каждом шагу. Вче­ра ещё, когда уличный чистильщик сапог, мальчишка, предложил мне свои услуги, я ему сказал: “иф'аль, ма важиб", т. е. «сотвори, еже есть на потребу» (язык мой ведь вроде нашего церковнославянского), и он, поду­мавши, решил, что я его прогоняю.

Но “образованные” люди приходят в восторг от моего архаического языка и стараются меня затащить почаще к себе, чтобы услы­шать, как “москоб" говорит по-древнему. Я поставил “образованные” в кавычках, так как я еще не видел подлинно образованных арабов старшего поколения. Я на­блюдал наиболее богатые дома (например, Традов): все члены семьи одеты по-европейски, все болтают по-фран­цузски даже между собою, но неразвитость и малая интеллигентность поражают. Любимое времяпровождение— собраться вечером большой компанией и петь песни, при­везённые из Египта. Поют хором, гнусят невыносимо. Я записал одну из модных песен: бесцветная или баналь­ная по содержанию, важна она для певцов как набор красивых слов и словосочетаний. Посредине сядет еги­петский певец, одетый еще по-азиатски; богачи третиру­ют его, но тем не менее очень прилежно учатся у него песням.

О чтении книг частенько и понятия не имеют, кроме мальчиков, воспитавшихся у иезуитов [в миссионерских школах]. Это будет новое поколение.

У более старых людей разговор вертит­ся на торговле и на религии: православные ругают маронитов, описывают гнусность пропаганды иезуитов, ждут много благ от России. Международной политикой интересуются все усердно.

Я не хожу в церковь, и это производит сенсацию. Моя хозяйка заставляла меня перекреститься перед ней, что­бы убедиться, христианин ли я. Прошлое воскресенье я утром занимался, вдруг какая-то девочка подходит и сту­чит мне в окно. Я подымаю голову: “Шу битриди?” (Чего тебе?) — спрашиваю. А она: “Йахуди” [иудей] — и по шла дальше. Я остался с разинутым ртом.

«Мне обещано, что через десять дней хозяева отыщут другую квартиру, где я буду иметь совсем особую комнату. Увы! Мои русские знако­мые уверяют меня, что на языке арабов “10 дней” значит “два месяца”, да и то лишь тогда, когда я буду ежеднев­но напоминать об обещании.

[...]

Многое печально. Ничем, кроме практического араб­ского языка, не занимаюсь теперь: негде сосредоточиться. Моя комната — это гостиная хозяев. Более важные го­сти обязательно идут в мою комнату. Впрочем, и вся окрестность, по собственному побуждению, стекается ежедневно смотреть на “москоба” (т. е. меня). Придет то тот араб, то другой, станет возле меня и молча любуется мною. Ходят арабы-бейрутинцы (кроме стариков) обыч­но в европейских костюмах, но лоск европейский — чисто внешний [...]. По-французски болтают многие, ска­зал бы, большинство [...]. По мнению здешних детей-школьников, la langue frangaise se partage en grammaire, geographie et arithmetique [французский язык делится на грамматику, географию и арифметику] Из этой фразки (одного малого ученика иезуитов) видишь, кстати, насколько здесь сильно влияние французов: понятие «lа langue frangaise» [французский язык] равносильно с понятием “наука”.

Нравы. Тут во дворе есть один эпилептик. Когда с ним припадок, тогда весь двор сходится смотреть: преимущественно дети, женщины; из них некоторые с груд­ными детьми. Так как каждый поросенок во дворе счи­тает своей обязанностью при встрече со мною показывать на какой-нибудь предмет и называть его по-арабски, то, понятно, при первом же припадке этого эпилептика вспо­мнили меня, чтобы научить меня, как по-арабски называется тот или другой болезненный симптом. Я, понятно, умчался со всех ног от подобного урока, бьющего по нервам, но матери с младенцами преспокойно любовались эпилепсией».

В «золотой век» Бейрута (в ~1950-70-х) улица Хамра была одним из культурных и деловых центров ливанской столицы.

Хамра с её высотной застройкой, неоновыми вывесками, кафе и кинотеатрами никогда не спала, и там можно было встретить людей всех возрастов и конфессий. Художники, студенты и журналисты собирались в свободной атмосфере бейрутских кафе и дебатировали о поэзии и политике.

Фото: улица Хамра, Бейрут, ~1975

Два обстоятельства работали на эту космополитичную атмосферу.

В десяти минутах ходьбы от улицы Хамра, в том же районе Рас Бейрут, расположен кампус Американского университета в Бейруте (AUB). Один из первых современных вузов в арабском мире (основан в 1866), в 1950-60-х гг. AUB был важнейшим центром как науки и образования, так и студенческого активизма. В этом престижном университете учились арабские студенты из разных стран, и на кампусе были сильны пан-арабские националисты.

В частности, в 1950-х там появились первые ячейки партии Баас в Ливане. Среди баасистов в Бейруте был иракский студент Саадун Хаммади. Впоследствии он стал одним из руководителей Ирака при режиме Баас.

Помимо студентов, в Рас Бейрут селились иностранцы со всего мира. В дополненном введении к своему классическому исследованию The Precarious Republic (1968) политолог Michael Hudson пишет, что атмосфера Рас Бейрут мешала ему представить, что уже в 1975 году противоречия в обществе приведут к гражданской войне.

📷Хамра, Бейрут, 1970-е

🇱🇧🇪🇹Последователи шейха из Эфиопии, которые ругаются с суннитскими исламистами, дружат с Сирией и Хезболлой, заведуют сетью школ и заседают в ливанском парламенте… Поистине, аль-Ахбаш (араб. «эфиопы») — одно из самых необычных движений в Ливане.

Как общественная организация аль-Ахбаш появились в 1980-х на фоне гражданской войны и роста исламизма. В 1983 сторонники суфийского шейха Абдаллы аль-Харари аль-Хабаши перехватили руководство Исламским обществом благотворительных проектов, которое было основано в Бейруте ещё в 1920-х. Однако идейные корни хабашитов уходят в эфиопский город Харар.

Именно там где-то между 1910 и 1920 гг. родился Абдалла ибн Мухаммад аль-Харари. Харар был важным центром ислама на востоке Африки, и город отличался богатой традицией местных исламских верований. В частнсоти, город был центром суфизма (исламского мистицизма).

Зачастую верования были связаны с мифами о праведниках прошлого (Харар даже называли «город праведников», араб. madīnat al-awliyāʾ). Были и ритуалы, связанные с посещением захоронений.

Кроме того, в городе и окрестностях преобладали мирные отношения между мусульманами и христианами. Антрополог Patrick Desplat отмечал*, что люди посещали религиозные празднества друг друга, а также сообщал о христианках, молившихся у мусульманских святынь.

Согласно официальной биографии, Абдалла аль-Харари изучал исламское право (фикх) разных юридических школ (мазхабов) в Эфиопии и Сомали и уже в раннем возрасте стал муфтием и специалистом по хадисам. По всей видимости, уже в 1930-х аль-Харари был учителем и муфтием в родном Хараре и окрестностях.

В начале 1940-х Абдалла аль-Харари вступает в конфликт, который продлится до его смерти в 2008 г. Группа паломников возвращается из Мекки и приносит с собой идеи ваххабизма – официальной трактовки ислама в Саудовской Аравии. Ваххабиты отличаются буквальным (без метафор) толкованием Корана и критикуют многие практики, сложившиеся в исламе на протяжении веков, как вредные «нововведения».

В частности, ваххабизм запрещает многие ритуалы, связанные с суфизмом, – например, посещение могил праведников (ziyārat al-qubūr). С точки зрения ваххабитов, люди начинают поклоняться могилам вместо того, чтобы поклоняться только Аллаху.

Абдалла аль-Харари добился, чтобы эфиопские власти начали преследовать ваххабитов, но в какой-то момент в результате всех этих интриг он покинул Эфиопию. Данные о том, когда он приехал в Ливан, рознятся, но, вероятно, это было в 1950-60-х гг. Будучи специалистом в исламском праве, в Ливане аль-Харари начал преподавать в системе образования под контролем официального муфтията (Dār al-Fatwā).

Это было золотое время Ливана. Бейрут был центром бизнеса, науки и культуры, а суннитские исламисты были даже маргинальнее, чем сейчас. Ваххабизм и похожие пуританские течения в исламе были ещё явно вне мейнстрима. А шейх аль-Харари преподавал право, был суфийским шейхом и общался с другими богословами. Постепенно множились его ученики и последователи, но в целом он оставался малозаметным и малоизвестным шейхом.

Хабашиты стали известны в 1980-х, и с самого начала у них была противоречивая репутация. Благотворительность, жесточайшая полемика против исламистов, осуждение насилия и призывы к диалогу с шиитами и христианами шли в комплекте с обвинениями в захвате мечетей, чрезмерном преклонении перед шейхом аль-Харари и связях с сирийской разведкой.

Так или иначе, с 1992 года хабашиты иногда представлены в парламенте, а на прошлогодних выборах они получили беспрецедентные два мандата (Аднан Трабулси от Бейрута и Таха Наджи от Триполи). Кроме того, у них есть определённое влияние в диаспоре. В частности, ученик аль-Харари по имени Ахмад Тамим возглавляет Духовное управление мусульман Украины.

*The Articulation of Religious Identities and Their Boundaries in Ethiopia: Labelling Difference and Processes of Contextualization in Islam (2005)

Израильский внутренний паспорт (teʿūdat zehūt) палестинского национального поэта Махмуда Дарвиша. Музей Дарвиша, Рамалла.

Махмуд Дарвиш родился в 1941 г. в деревне аль-Бирве в Галилее. В ходе арабо-израильской войны 1948 г. его семья бежала в Ливан, а аль-Бирва была разрушена. Однако спустя год семья Дарвиша тайно вернулась и получила израильские документы.

Окончив школу, Махмуд Дарвиш вступил в Израильскую компартию и стал писать тексты для её арабской газеты al-Ittiḥād. В партии Дарвиш познакомился с молодой еврейкой, и у них завязался роман. Их расставанию посвящено одно из самых известных стихотворений Дарвиша – «Рита и винтовка».

В 1960-х произведения Дарвиша появились в авангардистском поэтическом журнале aš-Šiʿr (араб. «Поэзия»), который выходил в Бейруте. К концу 1960-х Дарвиш был уже довольно известным молодым поэтом, и в 1970-х он перебрался в ливанскую столицу, которая как раз в те годы стала центром палестинского национализма и фактической штаб-квартирой Организации освобождения Палестины.

Ленинская премия палестинского поэта Махмуда Дарвиша за «выдающиеся заслуги в деле борьбы за сохранение и укрепление мира» (1983). Музей Дарвиша, Рамалла.

В 1970 году Махмуд Дарвиш покинул Хайфу, где он был активистом и журналистом компартии Израиля. Прежде чем обосноваться в Бейруте, поэт побывал в Москве и Каире. В ливанской столице он оставался вплоть до израильского вторжения 1982 года и осады Западного Бейрута. Посетив Кипр и Тунис, Махмуд Дарвиш поселился в Париже, где и пробыл до середины 1990-х.

В 1987–1993 гг. Дарвиш, будучи знаковым поэтом, входил в исполком Организации освобождения Палестины (ООП), написал несколько речей для Ясира Арафата и приложил руку к тексту палестинской декларации независимости (1988).

После соглашений в Осло (1993–4) Израиль и ООП договорились о создании Палестинской национальной администрации на Западном берегу р. Иордан и в Секторе Газа. Махмуду Дарвишу позволили посетить семью в Израиле, но вплоть до своей смерти он проживал в Рамалле и Аммане.