(2/2) Почти год Харири пытался сформировать кабинет. Судя по информации СМИ, формирование правительства зашло в тупик из-за противоречий между 1) Харири и 2) президентом Мишелем Ауном и его зятем Джибраном Басилем, председателем Свободного патриотического движения. Аун и Басиль хотят контролировать треть министров плюс одного, т.к. это даст им право вето. Харири якобы настаивает на правительстве технократов, в котором права вето не будет ни у одной из ключевых партий. Не секрет, что Басиль очень хочет сменить тестя на посту президента, а для этого ему нужна поддержка большинства в парламенте. А в 2022 в Ливане снова выборы в парламент, и Басилю пригодились бы контроль над МВД и право вето в правительстве, которое будет проводить голосование.

Непонятно, кто придёт на смену Харири, ведущему суннитскому политику Ливана. Ведь независимый политик вроде Наджиба Микати вряд ли захочет идти на поводу у Ауна и Басиля, а относительный ноу-нэйм типа Хасана Диаба вряд ли проведёт реформы, которые нужны для восстановления страны. Тем временем лира обесценилась с 1500 за доллар в конце 2019 до более чем 22 000.

Неясно также, пройдут ли выборы в следующем году. За последний год в парламенте уже освободилось 10 мест из 128: восемь депутатов подали в отставку после взрыва в порту, двое умерли от коронавируса. По закону, довыборы в их округах должны были пройти в течение двух месяцев после отставки/смерти, однако власти не стали проводить их, ссылаясь на коронавирус и проблемы с финансированием. Вероятно, под этим предлогом выборы можно будет не проводить и в следующем году. Из позитивных – для оппонентов правящих партий – трендов можно отметить успехи беспартийных кандидатов на выборах в руководство профсоюзов и студенческие советы, однако это ещё не значит, что независимые кандидаты смогут бросить серьёзный вызов электоральным машинам традиционных партий.

Кроме того, дальнейшие события будут зависеть от состояния ливанской армии. Доходы военных снизились со средних до ничтожных, и неизвестно, сможет ли армия поддерживать порядок в случае чего, если экономический и политический кризис затянутся (а выхода пока не видно), а военная помощь от западных стран окажется недостаточной.

Арабский национализм накануне Первой мировой войны

Первые политические организации арабских националистов появились после младотурецкой революции в Османской империи (1908). Идея о том, что арабы образуют некую общность, которая обладает некими политическими правами, зародилась во второй половине XIX века. Однако мне неизвестны заслуживающие упоминания попытки создать политическое движение, которое защищало бы «права арабской нации», вплоть до 1908 года. На мой взгляд, во многом это объясняется тремя факторами: 1) несмотря на значительные достижения в распространении образования, грамотное городское население, которое могло бы стать опорой националистических движений, оставалось относительно малочисленным; 2) османская монархия оставалась легитимной в глазах большинства арабов, и национальные права их ещё не особо интересовали; 3) цензура и репрессии султана Абдульхамида II не способствовали развитию общественно-политических движений.

После революции и отстранения от власти Абдульхамида начался непродолжительный период демократических реформ, а у власти оказались турецкие националисты. Часть арабской публики была недовольна политикой «туркизации» (араб. tatrīk), которую, по их мнению, проводило новое правительство. Политика эта заключалась в замене арабских чиновников и офицеров турецкими, а также перевод школ, судов и госорганов в арабских провинциях на турецкий язык. О том, насколько широко и последовательно проводилась эта политика, я судить не могу. Так или иначе, из-за нового курса часть арабских граждан опасалась за свои политические и гражданские права.

После революции в Османской империи стали появляться новые политические организации, и некоторые из них вдохновлялись идеями возрождения арабской нации и стремились защищать её права. Наиболее известными из них были секретные организации Младоарабское общество (Ǧamʿiyyat al-ʿArabiyya al-Fatāt), более известное просто как al-Fatāt, и Союз/Обет (al-ʿAhd) – общество арабских военных османской армии, многие из которых в годы Первой мировой перешли на сторону арабского восстания (1916), а впоследствии составили важную часть политической элиты Ирака.

У арабско-националистического дискурса тех лет было несколько важных черт. Во-первых, хотя многие арабские националисты ценили научные и общественные достижения Европы, никаких иллюзий по поводу европейской колониальной политики у них не было: европейская экспансия не без оснований воспринималась как серьёзная угроза. Во-вторых, важным требованием ранних арабских националистов было сохранение и расширение политических прав и свобод османских граждан, особенно на фоне авторитарного поворота в начале 1910-х. В-третьих, арабские националисты опирались не на религиозную традицию, а на рациональную аргументацию с примерами из ближневосточной и европейской истории и апелляциями к правам человека. Из этого, однако, не следует, что арабско-националистический дискурс отвергал ислам: можно найти примеры и светских мыслителей, отождествлявших арабское цивилизационное наследие с исламским (как Мухаммад Курд Али), и религиозных деятелей, говоривших об особой роли арабов и необходимости возрождения арабской нации (как Мухаммад Рашид Рида).

Важно также отметить, что хотя сегодня под арабским миром подразумевается пространство от Марокко до Ирака, это представление вошло в арабско-националистический мейнстрим только в 1920-30-х гг. Когда об арабской нации говорили ранние арабские националисты, речь шла в первую очередь об арабских провинциях Османской империи в Леванте и Ираке. Ключевыми интеллектуальными центрами арабского национализма перед Первой мировой стали Дамаск, Бейрут и Каир, причём арабские националисты в Каире были по большей части мигрантами из сиро-палестинского региона.

С 1909 года в Бейруте выходила газета al-Mufīd. Издание служило рупором Младоарабского общества (al-Fatāt), и в нём публиковались многие видные арабские националисты предвоенных лет. Об одном из них, журналисте Абд аль-Гани аль-Урайси, я подробнее напишу в другой раз.

Абд аль-Гани аль-Урайси (ʿAbd al-Ġanī al-ʿUraysī) родился в Бейруте в 1891 году в небогатой суннитской семье. Он окончил школу, основанную знаменитым Исламским обществом благотворительных намерений (al-Maqāṣid), которое продвигало образование среди мусульман. Какое-то время аль-Урайси работал школьным учителем, после чего обратился к журналистике. Уже работая в газете al-Mufīd, он ездил в Париж изучать журналистику и политику. В Париже аль-Урайси общался с другими арабскими националистами, сотрудничал с активистами al-Fatāt и даже участвовал в подготовке Первого арабского конгресса в Париже (1913) – крупнейшего на тот момент съезда арабских националистов.

Ключевыми темами статей аль-Урайси были реформирование и сохранение Османской империи, а также защита прав арабов перед лицом всё более авторитарного режима младотурок и колониальных амбиций европейцев. С точки зрения аль-Урайси, арабы составляют нацию, так как говорят на одном языке, имеют общие происхождение, историю и традиции и обладают общими политическими интересами. Своим существованием арабы обязаны предкам, с которыми они связаны «духом и телом» (rūḥan wa-ǧisman).

Абд аль-Гани аль-Урайси исходил из того, что как индивиды, так и группы обладают определёнными правами. Поскольку арабы как группа образуют нацию, они обладают правом на сохранение собственных языка и культуры, и именно эти права попирала политика туркизации. На арабском конгрессе 1913 года аль-Урайси также заявлял, что арабы должны быть справедливо – более-менее пропорционально доли арабского населения империи – представлены как в законодательной, так и в исполнительной власти. Тогда же аль-Урайси выдвинул лозунг «Нет законам без представительства» (lā qānūn qabla tamṯīl): то есть если закон принят без адекватного представительства заинтересованных сторон, то он нелегитимен и не должен соблюдаться. Вероятно, это отсылка к американскому no taxation without representation.

Хотя аль-Урайси последовательно критиковал младотурок, он неоднократно подчёркивал свой османский патриотизм (waṭaniyya). Он продвигал реформы как способ укрепить и усилить османское государство: с его точки зрения, политическое представительство разных групп должно усилить их связи с государством, а значит укрепить и само государство. Идеалом аль-Урайси было государство, в котором представители различных национальностей предоставлены сами себе в вопросах внутренней политики, в то время как центральное правительство отвечает за оборону, экономику, фискальную и внешнюю политику.

Аль-Урайси также утверждал, что турок и арабов связывает не только общая родина, но и религия, которая «осталась бы самой прочной связью, даже если бы не стало всех остальных». В то же время он отмечал, что арабские мусульмане и христиане связаны узами языка и происхождения. При этом и турки, и арабы всех религий являются в первую очередь «османскими патриотами» (waṭaniyūn ʿuṯmāniyūn).

По мере того, как правление младотурок становилось всё более авторитарным, у оппозиционной прессы начались проблемы с законом. Преследования коснулись и al-Mufīd. Начиная с мая 1912, al-Mufīd несколько раз закрывали, но газета быстро возвращалась под новым названием. Самого аль-Урайси судили по десяткам разных дел. В 1916 году Абд аль-Гани аль-Урайси, как и большинство видных арабских националистов, был обвинён в измене и повешен.

(ʿAbd al-Ġanī al-ʿUraysī, Muḫtārāt al-Mufīd; Rashid Khalidi, ʿAbd al-Ghani al-Uraysi and al-Mufid: The Press and Arab Nationalism before 1914; Eliezer Tauber, The Emergence of the Arab Movements и The Press and the Journalist as a Vehicle in Spreading National Ideas in Syria in the Late Ottoman Period)

Скончался бывший президент Алжира Абдельазиз Бутефлика. Ему было 84 года.

Бутефлика начинал свою политическую карьеру ещё 1950-х в антиколониальном сопротивлении. Когда в 1962 году Алжир добился независимости от Франции по итогу долгой и очень жестокой войны, началось авторитарное правление бывших борцов за свободу в лице Национального фронта освобождения (FLN – Front de Libération Nationale). Молодой Абдельазиз Бутефлика занял пост министра иностранных дел ещё при первом президенте Алжира Ахмаде Бен Белле. Правда, уже в 1965-м Бен Беллу свергли военные, но Бутефлика благополучно продолжил возглавлять МИД и при новом президенте Хуари Бумедьене. Однако всё-таки был смещён вскоре после смерти Бумедьена в 1978-м.

К концу 1980-х в стране началась своя “перестройка”: режим FLN оказался не только весьма репрессивным и коррумпированным, но также и не слишком эффективным в экономике. Тогдашний руководитель республики Шадли Бен Джедид был вынужден провести либерализацию экономики, а потом в Алжире начались демократические реформы – и всё это на фоне уличных протестов. В начале 1990-х в Алжире проходили первые в истории страны конкурентные выборы. Однако уже на первом этапе голосования стало ясно, что Бен Джедид и FLN проигрывают исламистской оппозиции. Тогда военные снова открыто вмешались в политику и отменили промежуточные результаты выборов. После этого страна на десять лет погрузилась в гражданскую войну между старой военно-партийной элитой и исламистами.

На этом фоне Абдельазиз Бутефлика стал президентом в 1999 году. Первый срок его президентства ознаменовался постепенной стабилизацией политической обстановки. Исламистское сопротивление сошло на нет к середине 2000-х. Рост цен на углеводороды обеспечил определенный рост благосостояния. Это, а также воспоминания о предыдущих кризисах, способствовало политической стабильности.

На первый план вышли гражданские политики вроде Бутефлики, но военные сохранили своё влияние. Это проявилось особенно чётко во время политического кризиса, который начался в 2019 году. В начале 2019-го президент Бутефлика, возглавлявший страну уже 20 лет, заявил о выдвижении на пятый срок. К этому моменту у пожилого президента были серьёзные проблемы со здоровьем, и хотя алжирцы не ждали от выборов торжества демократии, выдвижение Бутефлики выглядело как попытка коррумпированных элит пропихнуть тяжело больного старика в президентский дворец, чтобы дальше обогащаться, пока народ беднеет. Итог: массовые протесты, длившиеся много месяцев.

И в первые месяцы лёд явно тронулся: Бутефлика отказался от участия с выборов, голосование перенесли… а потом армейское руководство стало открыто делать политические заявления и отстранило президента – по недееспособности. Был арестован брат президента Саид Бутефлика, который для многих стал символом кумовства и коррупции. А к концу 2019 года военные провели президентские выборы так, как было нужно им, и теперь страну возглавляет Абдельмеджид Теббун.

(Всем интересующимся политикой Алжира советую сборник The Politics of Algeria: Domestic Issues and International Relations под редакцией Yahia H. Zoubir и статьи Dr. Dalia Ghanem для Carnegie)

Президент Бутефлика с Ахмадом Гаидом Салахом, 2012 год. В 2019 именно этот генерал требовал убрать президента, ссылаясь на конституцию, и в целом выступал как главный публичный представитель военных. В 2019-м – уже после избрания нового президента – Ахмад Гаид Салах скончался на 80-м году жизни.

«Насеризм – продолжающаяся революция, и аль-Мурабитун – её солдаты. 15 января 1918 – день рождения вождя и учителя». Лик египетского президента Гамаля Абдель Насера и инструменты, символизирующие единство трудового народа и интеллигенции в их революционной борьбе. Плакат ливанского ополчения аль-Мурабитун, военного крыла Движения независимых насеристов.

Но кто это такие?

Движение возникло в начале 1970-х, а основал его Ибрахим Кулейлат (мужчина с решительным взглядом на плакате). Кулейлат был кем-то вроде районного авторитета, способного организовать молодежь бейрутского квартала aṭ-Ṭarīq al-ǧadīda для (около)политического движа. К услугам таких авторитетов нередко прибегали влиятельные политики, когда, например, нужно было сообщить владельцам магазинов, что они чём-то возмущены и объявляют забастовку. Иногда люди вроде Кулейлата помогали с запугиванием или ликвидацией политических оппонентов, а порой просто следили, чтобы сторонники того или иного политика непременно пришли и проголосовали.

Ещё с 1950-х Кулейлат был известен как большой фанат египетского президента Гамаля Абдель Насера, которого многие арабские националисты считали именно тем политиком, который положит конец иностранному влиянию в регионе и объединит арабские страны. Во время политического кризиса 1958 года в Ливане, когда дело дошло до вооруженных столкновений между сторонниками президента Камиля Шамуна и оппозиции, Ибрахим Кулейлат отметился как лидер местной молодёжи, недовольной про-американской и анти-египетской политикой Шамуна.

В 1960-х имя Кулейлата всплывало в связи с убийством известного журналиста и основателя газеты al-Ḥayāt по имени Камиль Мурувва. Мурувва, как и Кулейлат, был сторонником арабского единства, однако в то же время критиковал Насера и поддерживал про-западные арабские режимы.

В начале 1970-х Кулейлат и его товарищи отметились вооружённым нападением на кортеж Наджаха аль-Вакима – депутата от насеристской партии с лаконичным названием Союз сил трудового народа: Насеритская организация (Ittiḥād qiwā aš-šaʿb al-ʿāmil: at-tanẓīm an-nāṣirī). Причиной для конфликта могли стать противоречия спонсоров Кулейлата и ССТН-НО: первый ориентировался на Ливию и ФАТХ, вторые – на Сирию и про-сирийские палестинские группы.

К концу шестидесятых Кулейлат и его товарищи были главными насеристами на районе, но если попытаться разместить их на спектре между мелкой уличной бандой и политической партией, то окажутся они в лучшем случае где-то посередине. Какая-то организационная структура появилась лишь в 1972-м году; тогда же группа Кулейлата стала называть себя Движением независимых насеристов. Движение появилось на фоне радикализации ливанской политики и поляризации в обществе. Самой раскалывающей проблемой был вопрос о том, могут ли палестинские движения, входящие в Организацию освобождения Палестины, свободно действовать на ливанской территории – в том числе готовить и осуществлять атаки на израильские гражданские и военные цели. Вопрос усложнялся тем, что в ответ на теракты и обстрелы Израиль отвечал массированными бомбардировками южных районов Ливана, где действовали палестинские боевики. От обстрелов страдали не только палестинцы, но и шиитские крестьяне и без того нищего и неразвитого Южного Ливана, которые обычно не имели отношения к атакам на израильтян. Кроме того, часть ливанцев пугали нападения палестинских движений на ливанских военных и гражданских, похищения, блокпосты боевиков на дорогах и временами кровавые разборки палестинских движений между собой.

Кулейлат, как и большинство арабских националистов в Ливане, безусловно поддерживал «палестинскую революцию». В итоге тесное сотрудничество с палестинским движением ФАТХ под руководством Ясира Арафата оказалось для Ибрахима Кулейлата билетом на передовицы арабских газет. Дело в том, что палестинцы очень боялись повторения иорданского сценария 1970-го года, когда правительство с боями выдавило палестинские организации со своей территории из-за провокационного поведения. Поэтому в Ливане они стали активно финансировать и вооружать про-палестинские политические силы. Так малозаметные ранее интеллигентские тусовки вроде Организации коммунистического действия в Ливане смогли обзавестись собственными партийными ополчениями – всё благодаря дружбе с Народным фронтом освобождения Палестины. Ибрахиму Кулейлату повезло ещё больше: его милицию снабжал арафатовский ФАТХ. Сама милиция получила название al-Murābiṭūn («Стражи»), и состояла в основном из мусульман-суннитов, но также шиитов.

Ибрахим Кулейлат не был выдающимся публичным политиком или идеологом. Вся философия его движения сводилась к отрывкам из речей президента Насера, который и сам к теоретическим вопросам был равнодушен, и, будучи прагматичным политиком, просто выдавал те лозунги и штампы, которые максимизировали его власть в Египте и влияние в регионе. Тем не менее, для многих политика Насера была символом арабской солидарности, противостояния иностранному влиянию и стремления к социальной справедливости. В Ливане насеристские идеи находили свою аудиторию даже после поражения Египта и союзников в Шестидневной войне (1967) с Израилем – особенно в небогатых суннитских районах вроде aṭ-Ṭarīq al-ǧadīda. Так что Кулейлат мог не ломать голову над лозунгами и сосредоточиться на том, что было ему ближе – политическом насилии создании ополчения.

В начале гражданской войны аль-Мурабитун прославились во время так называемой «битвы отелей» (конец 1975 – март 1976). Гостиничный квартал стал последним оплотом христианских ополчений в Западном Бейруте, прежде чем город был окончательно поделен на западную (мусульманскую) и восточную (христианскую) части. Пока союзники палестинцев выбивали христианских боевиков из Holiday Inn Beirut, противники палестинцев «зачищали» кварталы в Восточном Бейруте (Карантина и Набъа) от мусульманских боевиков, попутно изгоняя мирных мусульманских граждан, и штурмовали палестинский лагерь беженцев Тель аз-Заатар.

На плакате: ополченец с повязкой «аль-Мурабитун» разрушает здание Holiday Inn, справа узнаётся отель «Финикия», расположенный по соседству. Надпись: «21 марта аль-Мурабитун разгромили фашистских предателей и поклялись остаться на пути [борьбы], чего бы это ни стоило».

Во второй половине 1970-х аль-Мурабитун стали одним из сильнейших ливанских ополчений в Западном Бейруте и, вероятно, крупнейшим суннитским ополчением в стране. Контроль над частью столицы означал доходы от крышевания бизнеса, а дополнительные ресурсы позволяли привлекать новых сторонников и рекрутировать бойцов. По всей видимости, пика своего влияния аль-Мурабитун достигли на рубеже 1970-80-х. Переломный момент наступил в 1982, когда по итогам израильского вторжения ООП (и в том числе ФАТХ) была вынужден покинуть Ливан. Без своих главных союзников ополчение Кулейлата стало слабеть и сдавать территорию. Финальный удар по милиции Кулейлата был нанесён в 1985 году, когда боевики друзской Прогрессивно-социалистической партии и шиитского Движения Амаль внезапно атаковали и уничтожили инфраструктуру аль-Мурабитун.

На фото: последствия боёв сил Кулейлата и коалиции ПСП-Амаль в Западном Бейруте.

К слову, Прогрессивно-социалистическая партия и Движение Амаль ранее были союзниками аль-Мурабитун. Всего за год до разгрома ополчения Кулейлата, в феврале 1984, они все вместе выбили из Западного Бейрута силы, лояльные президенту Амину Жмайелю. Но союзы в ливанской войне менялись часто, да и действия ПСП и Амаль в 1985 вполне объяснимы. Во-первых, зачем делиться доходами от рэкета? Во-вторых, у шиитского Движения Амаль было сложное отношение к ООП, ведь из-за палестинского-израильского противостояния страдал в первую очередь шиитский Южный Ливан. Так что хотя шииты (как и многие христиане) сочувствовали палестинцам и не любили Израиль, они не хотели, чтобы палестинские организации снова стали важными военно-политическими игроками в Ливане. Кроме того, Движение Амаль, а к 1985-му уже и ПСП, тесно сотрудничал и с Дамаском. А сирийское руководство с 1976 года враждовало с Арафатом и ФАТХ, так как стремилось полностью контролировать палестинское национальное движение.

На фото: Ибрахим Кулейлат (1985)

А вот ещё один плакат аль-Мурабитун, посвящённый «битве отелей». Надпись аналогичная («21 марта аль-Мурабитун разгромили фашистских предателей и поклялись остаться на пути [борьбы], чего бы это ни стоило»). На фотографиях – пострадавший от боёв Holiday Inn Beirut и боевики (видимо, после взятия отеля). А также, по всей видимости, фотографии «мучеников».

Сегодня в Бейруте около трёх часов продолжались вооружённые столкновения.

Всё началось с демонстрации, организованной шиитскими партиями Хезболла и Движение Амаль. Они требуют отстранения судьи Тарека Битара от расследования взрыва в порту Бейрута 4 августа 2020 года. Дело в том, что Битар осмелился вызвать на допрос очень влиятельных людей, в том числе бывшего министра Али Хасана Халиля из Движения Амаль. Али Хасан Халиль входит в ближайшее окружение Набиха Берри, лидера Амаль и бессменного спикера парламента с 1992 года.

Халиль не явился на допрос. Позавчера он дал интервью про-иранскому каналу аль-Маядин, в котором обвинил судью Тарека Битара в политизации расследования, а также заявил, что за Битаром стоят иностранные посольства, и пригрозил «эскалацией на улицах».

Сегодня сторонники Хезболлы и Движения Амаль вышли на демонстрации с требованием отстранить Битара от расследования. Кто-то (предположительно, снайпер) открыл огонь по протестующим. Люди из Хезболлы и Амаль начали стрелять из автоматов, потом в ход пошли гранатомёты.

Зоной конфликта стали районы Бейрута, где сильна христианская партия Ливанские силы. Партией руководит Самир Джаджа, полевой командир времён гражданской войны и один из главных критиков Хезболлы. Судя по всему, именно его сторонники вели бои с людьми из Хезболлы и Амаль.

Теперь шиитский дуэт и их союзники обвиняют «шайку Самира Джаджа» в «агрессии против Сопротивления [сионизму и американскому империализму]». Тем временем депутат от Ливанских сил Имад Ваким описал происходящее как «столкновение между Хезболлой и оставшимися свободными ливанцами, которые стремятся защитить остатки государственных институтов от гегемонии этой партии».

Армия уже в зоне конфликта, пока выстрелы стихли. На данный момент известно о пяти убитых.

Передовица ливанской газеты аль-Ахбар, близкой к Хезболле: лидер партии Ливанские силы Самир Джаджа в образе Гитлера. Вместо свастики на повязке – стилизованный крест, один из символов Ливанских сил.

Партия выросла из одноимённого христианского ополчения времён гражданской войны. Сегодня это крупнейшая христианская партия, которая критикует Хезболлу и требует её разоружения. Хезболла же тесно сотрудничает с ещё более сильной христианской партией – Свободным патриотическим движением, организацией нынешнего президента Мишеля Ауна, а точнее его зятя Джибрана Басиля. При этом Аун и Джаджа враждуют ещё с конца 1980-х, когда они успели повоевать во время гражданской войны, а в следующем году и Джибран Басиль, и Самир Джаджа скорее всего выдвинут свои кандидатуры на пост президента. В 2016 году Джаджа проиграл Ауну. Исход следующего голосования зависит от того, как пройдут парламентские выборы, намеченные на весну 2022. (В Ливане президента выбирают депутаты парламента.)

Миха Гудман, «Уловка 67» (продолжение, начало здесь)

Итак, по Гудману Израиль находится перед неразрешимой дилеммой: он не может уйти с территорий, но не может на них остаться – оба сценария представляют для государства экзистенциальную угрозу. Это и есть израильская «ловушка 67». 

Своя ловушка есть и у палестинцев. Ключевые вопросы любого теоретического соглашения между палестинцами и израильтянами – признание Израиля и возвращение беженцев 1948 года (которых сейчас насчитываются миллионы). По Гудману, для палестинцев признать Израиль на «земле ислама» равносильно предательству их религиозной идентичности; отказаться от претензий на возвращение беженцев – равносильно предательству идентичности национальной.  

Это ловушка палестинцев: их единственный путь к суверенному и независимому государству лежит через трансформацию их религиозной и национальной лояльности. 

Что же с этим делать? 

С точки зрения Гудмана, ответ заключается в концепции «сужения» конфликта. Она не разрешит «Уловку 67» и не приведет к миру с палестинцами, но примирит два противоборствующих лагеря в самом Израиле и создаст пространство для более здорового (как считает Гудман) дискурса внутри страны. Контроль над территориями при этом перестанет быть экзистенциальной угрозой, а останется чем-то вроде хронического заболевания: неприятно, но жить можно. 

Гудман представляет два плана того, как это можно сделать, но подчеркивает, что это лишь информация к размышлению: планы могут дополнять друг друга, могут быть доработаны и т.д. 

Первый – план «частичного мира». Он заключается в том, что Израиль сохраняет за собой военный контроль над частью Западного берега, которая представляет военный интерес: в частности, в Иорданской долине, которая и так довольно слабо заселена палестинцами. Между Иорданской долиной и зеленой чертой должно появиться демилитаризованное Палестинское государство. 

При этом от палестинцев не требуется ни признавать государство Израиль, ни отказываться от требования возвращения беженцев (хотя границы все равно контролируются Израилем). Это – не постоянное мирное соглашение, а долгосрочное соглашение о прекращении войны. Как пишет Гудман, «здесь кроется одно из самых больших преимуществ плана частичного мира: он освобождает как израильтян, так и палестинцев из их соответствующих ловушек». 

Этот процесс не устранит угрозу для жизни израильтян, но он устранит угрозу для существования самого Израиля. Именно частичный и несовершенный характер этого плана делает его наиболее легким для израильского общества.

Второй план – «план раздела», предложенный в общих чертах еще Генри Киссинджером. Израиль, по словам Киссинджера, должен расширить полномочия Палестинской автономии – как территориальные, так и символические – тем самым увеличивая ее автономию до тех пор, пока она не будет функционировать почти как государство – но все это не потребует от палестинцев рассматривать результат как окончание конфликта или согласиться отказаться от всех дальнейших претензий.

Этот план может включать: признание Израилем Палестинской автономии в качестве государства Палестина и содействие международному признанию; Израиль мог бы передать некоторые районы Восточного Иерусалима под контроль палестинского государства.

Но главное – Израилю необходимо устранить КПП на Западном берегу, которые затрудняют передвижение палестинцев и являются главным напоминанием, что они – оккупированный народ. Для этого потребуется расширить территории, находящиеся под контролем палестинцев, передав части зоны С ПА, и использовать ряд технологических и инфраструктурных средств – включая мосты, туннели и объездные пути – для того, чтобы палестинцы, проживающие в районах Палестинской автономии, могли свободно перемещаться из пункта в пункт.

Сочетание этих двух усилий, дипломатических и территориальных, укрепит впечатление палестинского суверенитета в символическом плане и минимизирует контроль над палестинцами в практическом плане. Объединение этих усилий создадут значимый процесс раздела.

Позже напишу, как все это транслируется (или нет) на реальную израильскую политику.

(1/2) На заре своего существования, т.е. в первой половине – середине 1980-х, Хезболла прославилась похищениями и убийствами иностранных журналистов и дипломатов. Некоторые проводили в плену по несколько лет. По словам бывшего заложника, француза Жан-Поля Кауфмана, пленных сковывали цепями и держали на грязных матрасах в одних трусах и с повязками на глазах. Жертв похищений прятали на конспиративных квартирах и нередко перевозили с места на место. При этом их полностью заматывали скотчем, оставляя лишь прорезь в районе носа, и прятали в секретные отделения под днищем машины. Поездки продолжались до 10 часов.

От действий Хезболлы и сотрудничавших с ней группировок пострадали и советские граждане. Осенью 1985 года в Бейруте были похищены четверо сотрудников советского посольства. Вот что пишет об этом бывший посол СССР в Ливане Василий Колотуша в своих воспоминаниях:

«‎Итак, в разгар обстрела сирийской артиллерией оплота фундаменталистов в североливанском городе Триполи, в столице страны — Бейруте, в районе расположения советского посольства в квартале Мар-Эльяс с небольшим временным интервалом неизвестными лицами были перехвачены две служебные автомашины с номерами посольства СССР, а сидевшие в них четыре сотрудника схвачены и увезены в неизвестном направлении. Это трагическое событие произошло 30 сентября 1985 года.

Вечером того же дня в редакцию газеты “Нахар”, самой солидной и влиятельной из ливанских изданий, были подброшены фотографии четырех похищенных. Они были пересняты в коллаже с приставленным к виску пистолетом! В тексте письма, приложенного к фотографиям, похитители предъявляли ультиматум: либо Советский Союз, используя свое влияние на Дамаск, добивается прекращения военной операции сирийцев в Триполи, либо советские граждане, взятые в заложники, будут убиты! Срок исполнения ультиматума — 24 часа. Реакцию в нашем посольстве в Бейруте, в Министерстве иностранных дел СССР в Москве и даже в Кремле можно было охарактеризовать лишь одним словом — шок. Помимо понятной тревоги за жизнь похищенных, на всех уровнях задавался вопрос: как вообще такое могло произойти? На тот момент это был первый случай захвата советских граждан в качестве заложников за всю историю советской дипломатии! И где?! В арабском мире, где, как считалось, нас любят и уважают…

Под воздействием личного обращения М. С. Горбачева к президенту Хафезу Асаду сирийские войска прекратили обстрел Триполи и отошли от города. Тем не менее, похитители заложников не отпустили. Более того, в ночь на третий или четвертый день после захвата в посольство по телефону поступило устное сообщение о том, что тело одного из заложников можно найти в районе бейрутского стадиона. Потребовалось несколько часов поисков, прежде чем при свете электрических фонариков среди обломков превращенного в руины стадиона группа работников посольства во главе с советником Ю.Н. Перфильевым отыскала тело Аркаши Каткова, молодого паренька, совсем недавно закончившего институт и поехавшего в свою первую загранкомандировку. Он лежал с простреленной головой и загноившейся раной в лодыжке. Собственно, именно эта рана сыграла роковую роль в том, что Каткова не удалось освободить, как трех других наших людей, живым. Дело в том, что когда террористы остановили машину, в которой Катков ехал вместе с врачом посольства, Аркадий, решив, что нападавшие хотят просто отобрать автомобиль, кинулся бежать. Тогда один из нападавших выпустил из автомата очередь стволом вниз, одна из пуль срикошетила от асфальта и попала Аркаше в ногу. Пока заложников прятали в каком-то темном подвале, врач попытался оказать Каткову первую помощь, но у Аркадия тем не менее началась гангрена с последующим заражением крови. Те, кто стоял за похищением, могли бы сдать его в какую-нибудь клинику, либо просто оставить в более или менее людном месте, где его подобрали бы, но похитители не сделали ни того, ни другого. Они сделали самый безжалостный выбор и решили просто добить ставшего обременительным заложника».

(2/2) «Для освобождения заложников было задействовано в первую очередь наше посольство в Бейруте — главная “точка приложения сил”. Но одновременно интенсивные контакты шли в Дамаске, Тунисе, Каире, Багдаде… Не хочу вводить в свой рассказ слишком много параллельных сюжетов, но попробую набросать хотя бы фрагментарную картину того, что тогда предпринималось. Наши люди были освобождены только в начале октября 1985 года, месяц спустя после их захвата. Сработал политический прессинг на организацию “Хизбалла”, стоявшую за похитителями. Сами похитители через посредников вырвали заверения, что советские спецслужбы ни прямо, ни опосредованно не будут мстить им за факт похищения и за смерть А. Каткова. Да и Имаду Мугние и Мустафе Дирани, организаторам похищения, становилось все труднее перепрятывать заложников в сжимавшемся кольце поисков. И еще один немаловажный фактор — на руководство шиитской общины было оказано недвусмысленное силовое давление. Пусть не путем “отрезанной головы” (этого точно не было), но тем не менее, как говорится, дыма без огня не бывает. Надо сказать прямо: направлявшиеся тогда обращения высшего политического руководства СССР в адрес глав других государств были важны. Были необходимы и полезны контакты на уровне соответствующих спецслужб. Но, по моему твердому убеждению, «процесс пошел» во многом благодаря личной энергии тогдашнего резидента КГБ в Бейруте Ю.Н. Перфильева и оказанной нам конкретной помощи лидера друзской общины Валида Джумблата. В сумме все эти усилия привели к тому, что в начале октября трое оставшиеся в живых из четырех похищенных были высажены из машины недалеко от посольства и смертельно усталые, грязные, небритые дошли, а вернее, добежали до “родного дома”».