...А еще сегодня мразота внесла в список иноагентов Улицкую. Я давным-давно научился с тем восхищенным ужасом, с каким нянечка в палате смотрит на хорохорящегося умирающего, относиться к тем, что верил, что список врагов советской власти и диссидентов в литературе состоит сплошь из гениев. Но Путин, похоже, и правда стремится иноагентство уравнять с госпремией.

Вышло мое, свежее. Да, paywall, но я за доступ к Republic плачу и считаю это трату разумной
https://republic.ru/posts/111685

А вот мой текст, опубликованный неделю назад в Republic:

Про свободный рынок, Чубайса, мыслящий класс и мораль

Я как-то написал в сердцах, что все споры о том, когда и где Россия пошла не туда, увязнув в чавкающем дерьмом и кровью болоте, – бессмысленны. Потому что ложна идея, что вначале шли «туда». Проблема «не туда» не в том, что в 1996-м (или в 2000-м) «не туда» свернули, избрав Ельцина (или Путина). А в том, что ошибочной была идея, будто свобода (слова, выборов, рынка - неважно) гарантируют трансформацию России в Запад. К свободе стремятся и бандиты. У Путина столько свободы, что хоть ушами ешь.

Идея свободы не является ложной. Ложной является идея, будто свободы для преобразований достаточно. Или – это вторая большая иллюзия 1990-х – что для преодоления отставания от Запада достаточно разрешить частную собственность и рынок. Хотя реформаторы, выросшие при дефиците, безденежье и вранье (и не знавшие жизни при рынке) и правда в это верили.

Я помню, как Чубайс во время залоговых аукционов (и одновременно - первой чеченской войны) повторял, как мантру (цитируя, кажется, Гайдара): «Неважно, как распределена собственность, важно, что она распределена». Это казалось разумным до очевидности. Свободный рынок все поставит на места, и собственность от нерадивых владельцев перейдет к рачительным. Что же до чеченской войны… Какое значение имел локальный кавказский конфликт на фоне вестернизации огромной отсталой страны?!. Чеченцы, думаю, были Чубайсу примерно как Путину пригожинские зэки. А настоящие битвы для младореформаторов тогда шли в Москве: за «Сибнефть», «Норникель», «ЮКОС». Элиты четко видели перед собой указатели типа: «Догнать Португалию по ВВП через 15 лет». А на знаки типа «уступи дорогу» или «пешеходный переход», нередко оставшиеся еще от советской власти, лишь махали рукой. Они лихачили, как многие, кто из «жигулей» пересел в «мерседесы».

Еще раз повторю главную реформаторскую, чубайсовскую идею: нужно лишь провести приватизацию, создать класс частных собственников, завести рыночный мотор, - и русское небо будет в алмазах счастья. Никогда не жившие при рынке были, судя по всему, обречены на иллюзию о благостности рыка. А рыночная экономика – она вообще не про справедливость, счастье и благо. Это просто усилитель и ускоритель и производства, и общественных отношений. Форсированный мотор. Машине все равно, куда везти пассажиров. Да хоть на тот свет: тут с мощным движком шансов на выживание даже меньше. Чтобы свободная рыночная экономика была еще и человечной, требуются ограничители. Некоторые из них хорошо известны, поскольку формализованы: независимые пресса, суды, профсоюзы, выборы, сменяемость власти, свобода забастовок и протестов. Но есть и другие: те, которые у адептов рынка в России (у меня в том числе) вызывали в 1990-х усмешку. Таким ограничителем является мораль: укоренившиеся представления общества о справедливости, базирующиеся на Западе на христианском (я не про церковь) культурном фундаменте. Милость к падшим. Признание в чужом ровни. Защита слабых.

Мораль не в меньшей степени является ограничителем для частных и государственных безобразий, чем независимые суды или пресса. Может быть, даже большим, поскольку выкорчевать нравственное чувство все же сложнее, чем выхолостить социальные институты. Но когда кто-то заговаривал в 1990-х о нравственности, мы, дети уже не райка, но рынка, в ответ презрительно цедили про пирамиду потребностей Маслоу: в смысле, сперва нужно людей накормить, а потом уже требовать от них нравственного поведения.
Увы, убежденность, что нравственность нарастет вместе с жирком, оказалось еще одной иллюзией, и опасной. С жирком нарастает не нравственность, а пузо. Путин и его окружение стали заметно нравственно деградировать тогда, когда они удовлетворили все материальные запросы. После чего у них возникли запросы нематериальные и неожиданные. Так они сначала восстановили систему тайной полиции, а потом неправедных судов, а затем перешли к тайным убийствам, а следом и к войне. Деньги и власть развратили и растлили их. И ни рынок, ни личная свобода, ни владение иностранными языками, ни образование, ни европейские манеры и машины их от деградации не спасли.

Когда я говорю о морали, я не имею в виду абстракции. Мораль - это алгоритм, дающий лучшие шансы на выживание при меньших рисках. Вот почему мораль, с одной стороны, исторически конкретна, а с другой – динамична. Мораль развитого общества не обязательно понятна обществу отсталому. Суды как общественный институт странны тем, кто привык к самосуду. Эволюция морали состоит не (с)только в ее усложнении (от авторитарного распределения к современной западной рационально-легальной модели, реализующей принцип «win-win»), сколько в увеличении процента людей, для которых применение этого алгоритма является выигрышным.
Моральная деградация Путина, а вместе с ним его и сторонников (и, боюсь, и его заложников, по принципу «стокгольмского синдрома») – это его откат и отказ от морали XXI века. Нападение на Украину - вполне себе типичный поступок для главы европейской державы еще в XIX веке. Так поступал Наполеон: вполне как Путин. Но уже в начале XX века такая мораль начинала дурно пахнуть. Добродетелью стали пацифизм, неучастие, дезертирство, побег с поля боя: взять лейтенанта Генри из хемингуэевского «Прощай, оружие!». Путин преступен и аморален именно потому, что решил вернуть Россию на два века назад, поиграть в императора, заплатив за личную поездку на машине времени жизнями нескольких украинских и русских поколений.

Я порой даже думаю, что ярость, с какой путинские стражи контрэволюции нападают сегодня на Акунина, клеймя иноагентом, объявляя в розыск, называя террористом и экстремистом, – идет именно от того, что для Акунина тема нравственного поведения человека, живущего в безнравственном государстве, является центральной. Начиная с детективов про сыщика Фандорина. А уж вся сага «Семейный альбом» вообще сфокусирована на этом. Акунин вместе с Улицкой и Быковым раньше других и четче других понял, что направление движения государства зависит не только от экономики или выборной демократии, которым можно свернуть шею, как свернул Путин. А от того, насколько сильно и остро люди в обществе реагирует (или не реагируют) на уничтожение чужого достоинства. Насколько мощны в обществе, простите за пафос, нравственные маяки и нравственные стоп-сигналы. Какой класс или какая группа является носителем и хранителем нравственного чувства. Путин – это ведь довольно типичный представитель второго городского поколения, для которого ничего не значили ни моральные устои дедов из крестьянства, основанные на общинной жизни и вере в бога, ни выхолощенные коммунистические идеи. В таких ребятах не было ни заложенных в детстве моральных аксиом, ни рефлексии по поводу этих аксиом. Мораль заменялась карьерой, а карьера понималась как путь к достатку, особо ценному на фоне общей нищеты. И даже нравственное поведение, когда неожиданно приходилось определяться, было не усвоенным, а ухваченным. Грех Путина не в том, что он сначала был гэбэшником, приставленным следить за своими в армейском клубе в Дрездене, а потом без перехода метнулся к демократу Собчаку, служа ему столь же верно, как прежде Андропову (и даже помог Собчаку с эмиграцией). Путь из Савлов в Павлы – да будь благословен! Грех в том, что во всем этом не было ни личного выбора, ни рефлексии, ни вывода, а просто поворот под воздействием внешних обстоятельств. Путин – человек, как все замечают, серый, но что более печально, пустой. Когда обстоятельства изменились в очередной раз, и речь пошла о сохранении власти, Павел так же легко вернулся в Савлы. Савл-2, впрочем, превзошел Савла дрезденского, войдя во вкус унижений и уничижений, вплоть до убийств.
И вот эту внутреннюю нравственную пустоту, которая если и заполнялась искренне, то обожествлением государства, обеспечившим заполнение карьеры и карманов, можно поставить в вину чуть ли не всем представителям околопутинских поколений, - от Эрнста и Добродеева до Сечина и Грефа. Возможно, даже уехавшему, но молчащему Чубайсу. Одна из функций морали в том, что она обеспечивает своему хранителю автономность существования, и во враждебной среде тоже. Отсутствие морали легко переводит автономное существование в агентное. По-русски говоря – человека несет, как щепку, прибивая, к чему угодно. Таковы и Путин, и, например, Прилепин. Вот почему они нашли друг друга: во всяком случае, Прилепин - Путина.

Я всерьез полагаю, что моральные устои, усвоенные и выстраданные, отшлифованные рефлексией по поводу преступления прошлого, обеспечивают процветание надежнее свободного рынка. России рыночной не удалось расцвести. Она вместо вишневого сада превратилась в страну-агрессора и мировое пугало, потому что имморализм и нравственный релятивизм были, похоже, доминирующими качествами советских людей. Эти люди разрушили свою прежнюю ужасную жизнь, но, не имея ничего за душой, построили новую по образцу старой, только побогаче и побессовестнее.
Подозреваю, СССР после распада был обречен на путинскую Россию. Если в людях нет жестких представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо, если для них кантовский нравственный императив – абстракция для лохов, можно будет провести после смерти Путина провести еще одну перестройку, уволить всех старых судей и прописать в конституции полнейший федерализм, - и все равно все свернет в привычную колею, полную грязи, крови, перемолотых костей и дерьма.

В общем, мораль важнее экономики. А достоинство важнее денег.

Важная задача русского мыслящего тростника, неважно где сегодня растущего, в России или в эмиграции, - формулирование моральных принципов, формирование моральных максим и следование этим принципам и максимам в реальной жизни. А не только придумывание политических, социальных или экономических конструкций для постпутинской России.

Иначе российская телега так и будет катить с кровавой грязцой в колесе. Из века в век, из века в век. Ночь, улица, фонарь под глазом - и снова ночь, без конца и без края. Все будет так, исхода нет.

Простите, люди добрые: неделю с лишним я буду путешествовать, а потому оперативно монтировать и выкладывать эфиры с канала "Ищем выход" не смогу. Но пока я выдерживал паузу после этого эфира, упоминавшегося там Рому Либерова произвели в иноагенты. Моя поддержка Роме (и - никаких "поздравляю"! По своей сути - унизить и заклеймить - иноагентство конгруэнтно объявлению евреем по нюрнбергским расовым законам. И прошло еще 7 лет после их принятия, прежде чем в Ванзее Гитлером будет принято решение о реальном массовом уничтожении унижаемых).
https://youtu.be/MlFZC-qglRU

Голосование в Берлине - это что-то. Охрана посольства - тамбовская братва образца эдак 1991-го года. Лица, комплекции и повадки - неотличимы. При проходе сквозь калитку просят сдать сумку, телефон, наушники, ключи и часы, а перед металлоискателем - и очки. Я пришел к 8 утра и до входа в посольство дошел примерно за час: очередь в это время занимала всего лишь один квартал вдоль Komische Oper. Час по утреннему морозцу с ветерком - удовольствие еще то, даже с поправкой на то, что в немецком "комиш" значит "странный", а не "комический". Когда кто-то что-то в недовольстве пискнул по поводу необходимости снимать часы, в ответ услышал: "Нам скажут раздевать - мы разденем". Кто бы сомневался. У этих ребят явно сомнений не было, что если надо - можно раздеть хоть до гола. Посольство, внешне напоминающее владение Саурона, внутри хранит дух пламенеющего Советского Союза, то есть станции московского метро, но с красными ковровыми дорожками. Зал, в котором происходит голосование, годится либо для бала Наташи Ростовой, либо для гроба с телом Сталина, но больше ни для чего. Человек двадцать за столами переписывают данные и раздают бюллетени. Ощущение, в целом - из-за размеров и прадедушкина декора зала - немножечко преисподней. К двенадцати дня напротив входа в посольство наУнтер-ден-Линден начинается митинг, при проходе на который не миновать огромной желто-синей ванны, в которой в алой крови нежится огромный пупс-Путин. К этому времени очредь же занимает уже и второй квартал, и третий, и четвертый: я минут пятнадцать иду вдоль нее, пытаясь отыскать устье, а оно уже почти на Потсдамер-платц: посреди Moll of Berlin. Кто-то узнает меня, кого-то узнаю я. Люди понимают, что им стоять часа три, а то и четыре, и обмениваются новостями. "Юлия Навальная была здесь, и Ходорковский тоже". - "Неужели Ходорковский не побоялся зайти в посольство?" - "Юлия дважды в очереди отстояла!" - "Да что вы!" Настроение, впрочем, добродушное. Но знакомый с DW сказал, что благодушие процентов с 20-30 слетело сразу же, как только увидело логотип "Немецкой волны" на его микрофоне. Я же с утра столкнулся с дивной парой. Один бородач орал и наседал на машину с несущейся из нее украинской музыкой - "Заткни свою пикалку! Да мы вас всех!", явно провоцирую на конфликт. Я сказал, что еще слово - пойду в полицию. Он не унялся. Я подошел к полицейскому, стал объяснять, в чем дело. Невесть откуда возле нас материализовался второй бородач и, тыча в меня пальцем, стал утверждать, что я оскорблял невинного человека и провоцировал на конфликт, я. В общем, в паре ребятки работали.

Здесь и на ютубе мне понакидали и про "зачем я тратил время на выборы, если все ясно и так", "зачем тратить время на митинги, если все ясно и так" и про "очереди на участках дополнительно легитимировали Путина". Мне даже странно, что такими пастушечьими вопросами можно задаваться. Но я все время забываю, что когда живешь в России, то даже искренне считая себя демократом, ты не понимаешь элементарнейших вещей, которые в Европе ясны, потому что воздух жизни прозрачен. Мой обобщенный ответ только что вышел на Republic.
https://republic.ru/posts/111845

Говорят, за тг-каналом "Кровавая барыня" какая-то Собчак стоит. Эта Собчак пишет про задержанных (даже не обвиняемых) по теракту: "И сгниет в тюрьме. И он, и остальные ублюдки. Никакого снисхождения". Не повезло Собчак! Совсем без образования девушка. Да и отец у Собчак, поди, был биндюжником, а мать уборщицей. А вот родилась бы в семье профессора-юриста и отучилась бы в приличном универе - поди, понимала бы разницу между подозрением, обвинение и осуждением. Да еще бы гневно и про судилища 1937-го вспоминала, когда каждый схваченный был заведомо, кровавая собака, в преступлениях против народа виноват...

Ох, елки-палки! Совсем забыл ссылку по последний эфир "Губин ON AIR" выложить. https://youtu.be/UP-xkErmajg

И сразу же - для любителей чистого звука:

"Время отчуждения" прошло, и для тех, у кого нет подписки на Republic, публикую здесь свой послевыборный текст. Он, как посмотрю, ничуть не устарел.
* * *
Об унынии пейзажа после выборной битвы

После первых данных Центризбиркома о приближении электорального успеха Путина к таким же успехам Туркмен-баши (я сам ставил на лишь на 78%, и наглости с 87% не ожидал) – уныние размазано по оппозиционному пейзажу. А поскольку испытанный способ адаптации к реальности в России состоит в поиске виновных, то соцсети заполняются инвективами типа: «Ну что, оппозиционеры? Ваши идиотские призывы прийти в полдень на выборы и очереди лишь дополнительно легитимировали Путина!» Особенно, конечно, этими всполохами заполнен твиттер – и без того давно уже напоминающий играющего на дудочке пастушка. Искренне, интуитивно и предельно примитивно.

Я был одним из тех идиотов, кто полдня в воскресенье 17марта (включая полдень) провел возле избирательного пункта в российском посольстве в Берлине, и в очереди свое отстоял. К слову, в полдень только поход вдоль этой людской реки в попытке отыскать ее исток, занял у меня четверть часа. Если верить Юлии Навальной, она отстояла в берлинской очереди 6 часов. И даже те, кто приехали прямо к открытию, стояли час. Очередь уже в 8 утра завивалась за угол Унтер-ден-Линден и символично шла вдоль Komische Oper. «Komisch» (это для тех, кто ухмыльнулся) по-немецки значит не «комический», а «редкий, странный». А еще – «веселый, остроумный».
Я сейчас не о том, что вся эта странная очередь была длиннее той, которую я в 1979-м отстоял в Мавзолей, и даже длиннее той, которую я отстоял в 1983-м в ГУМе за болгарскими дубленками (мне не досталось). И не о том, что вся она выстроилась делать что угодно, только не голосовать за Путина. Данные берлинского экзит-полла, проводившегося «Голосом» (они лишь промелькнули в твиттере и сейчас я не могу найти их поиске, но экзит-полл проводился, подтверждаю): 15% портили бюллетени, около 20% голосовали за Даванкова. Но в очереди было много и тех, кто за Путина, кто устраивал перепалки теми, кто нес антивоенные плакаты или включал украинские песни.

Я о более важных вещах. Перечислю.

1. Бывают ситуации, когда историю надо писать своими ногами, вне надежды на результат. Когда Мстислав Ростропович прилетел в 1991-м в Москву и отправился защищать Белый дом, его вела именно эта логика. Он вписывал себя в историю просто как еще одно человеческое тело на баррикадах. Понимая, что этому телу будет невозможно жить в согласии с самим собой, если оно этого не сделает. В 1991 году это была гигиеническая процедура. Как и протестное голосование (или отказ от голосования) 17 марта 2024 года. Даже с пониманием, что это ничего в России не изменит. Но мы в нашей жизни вообще не можем изменить главное: путь к смерти, к превращению в гниющую белковую массу. Однако это еще не повод не чистить зубы и ходить в несвежем белье.

2. Легитимность выборов для многих почему-то зиждется на подсчете голосов. По этой логике, Элла Панфилова со своим Центризбиркомом все равно «нарисует, сколько скажут». А уж толпы избирателей, и все эти гигантские очереди не только в Берлине, но и в Зальцбурге, Париже, Гааге, - они легитимируют Путина и подавно. Но это ложный вывод. Подсчет голосов – это всего лишь завершение большого процесса, где должен быть законен каждый этап: от обеспечения равенства прав в выдвижении и регистрации до такого же равенства в агитации. Панфилова может говорить что угодно (ее губы давно для меня стали срамными), но президентские выборы в России нелегитимны просто потому, что ни один из возможных конкурентов (начиная с убитого – в тюрьме ли, тюрьмой ли, неважно! – Навального) к состязательному процессу допущен не был. Это ровно то основание, на котором держится представление все большего числа людей о президентских выборах 1996 года как о бесчестных, после которых «все пошло не туда». Голоса за Ельцина и за Зюганова в 1996-м считали честно. Но Зюганова, в отличие от Ельцина, просто не пускали на телеэкран (в том числе лично Константин Эрнст: об этом подробно рассказано в главе «Зюганов в эфире» в книге Михаила Зыгаря «Все свободны»). Путин как президент нелегитимен в силу бесчестности выборов как процесса – и финальный подсчет голосов этой бесчестности не отменяет. Если у вас нет возможности выбирать для лечения болезни эффективные лекарства (одни сняты с продажи, оборот других объявлен преступлением), вы, скорее всего, предпочтете хоть что-то, хоть гомеопатические шарики с сахаром. Но это будет шарлатанством, а не лечением.

3. Считается, что Путину (ну, или администрации президента) плевать на протест: ВЦИОМ с Панфиловой все равно «сделают красиво», а недовольных он либо задушит, либо убьет. Однако у меня, в отличие от так думающих, есть знакомые в администрации президента. Наши разговоры, когда это еще не таило угроз, были откровенны. Они говорили в голос: о, реальные показатели протестных настроений нас очень волнуют! С этой точки зрения неважно, что там нарисует Панфилова. Важно, сколько раз «Путин – убийца!» прочитают на бюллетенях сотрудники российского посольства в Берлине. Им придется об этом сообщать в Москву. И это будет на них действовать и на самих. Я помню, как в СССР случайно услышал разговор соседки, входившей в избирательную комиссию, уж не помню на каких выборах. Она говорила ровно о том же: об испорченных бюллетенях, о надписях матом. На меня этого тогда подействовало довольно сильно. Путин говорит, что эмигранты утрачивают корни? Как говорит в таких случаях Пугачева: мудак ты, Стасик! Корни моего испорченного в Берлине бюллетеня – в тех советских протестных надписях.

4. Глупо, посыпая голову пеплом, причитать, что результат Путина, хоть и подтасован, но все равно ужасающе высок, абсолютное большинство за него! Это одна из важных целей подтасовки: чтобы люди, не поверив самой цифре, верили, тем не менее, что Кощей Бессмертный если и не бессмертен, то еще лет 100 проживет. А вот насколько данные фальсифицированы, интересно будет знать, когда появятся результаты независимых математических экспертиз. Причем в том, что математика способна раскрывать фальсификации, меня убедили не столько предыдущие работы российских математиков (хотя и они), сколько книги «Фрикономика» и «Суперфрикономика» американцев Стивена Левитта и Стивена Дабнера. Первый – как раз математик, который показывает, как математические модели раскрывают договорные матчи борцов сумо или мухляж школьных учителей на экзаменах. И Панфилова может после этого рисовать, что угодно: ей зачтется, ей зачтется! - возможно, даже не на суде истории, а на обычном суде.

Так что, рассматривая пейзаж после битвы, я бы не убивался по поводу того, что «Путин опять победил, а мы, козлы, сели играть с шулерами и с наперсточниками». С шулерами и наперсточниками дел и правда не следует иметь, в то время как отношений с государством не избежать, если только ты не избавился от российского гражданства.

И вина за обман всегда лежит на обманщике, - сколько бы ни клял себя и ни чувствовал обмакнутым в дерьмо обманутый.