#откровения_синей_горы
Клементина Ширшова
на этой неделе отдыхали в деревне у родственников мужа, в Беларуси.
Дусаевщина, час от Минска на маршрутке. дачные деревянные домики. есть и кирпичные здания — детский сад, школа, баня, но все они стоят заброшенные. мы заходили внутрь и разглядывали выбитые окна, валяющиеся куски арматуры и заросшие одуванчиками дверные косяки.
улицы довольно пустынны, можно простоять целый час у местного пруда и мимо не пройдёт ни одного человека.
но стоит посмотреть на участки, и увидишь местных, непрестанно трудящихся на своих огородах, возделывающих почву. такова и бабушка Андрея, Ядвига Константиновна, открывшая мне за эту неделю множество белорусских блюд, таких как холодник и мочанка. они наверняка будут мне сниться в Москве.
Андрей провел меня по разным местам своего детства, неустанно рассказывая: «вот тут дед учил сестру кататься на велосипеде», «вот тут раньше была баня, которую построил мой дед», «вот тут однажды мужик на проекторе показывал кино».
и передо мной постепенно вырисовывался совершенно другой мир, отличный даже от того, что я видела перед глазами, призрачный и утраченный. а вместе с ним — и какой-то совершенно новый портрет моего супруга.
я знаю Андрея больше 7 лет, но такое ощущение, что за эту неделю узнала о нём ещё больше, чем за всё это время. подгрузился какой-то значительный кусок его личности, идентичности, которая до этого была скрыта в тени его памяти.
стало ясно, откуда взялись в нём качества, которые я в нём так ценю. откуда «растут» многие образы из его поэзии.
например, я своими глазами увидела сад из этого стихотворения:
* * *
шесть соток фамильного сада
луна освещает, но мне
немного по совести надо,
и этого хватит вполне.
сидеть на ступенях веранды,
смотреть, как сгущаются: тьма,
и жизнь, и ее варианты,
и прочие игры ума.
и подумалось, как же неисчерпаем человек, если после стольких лет нахождения рядом находишь в нём новый и новый космос, словно вглядываешься в деревенское небо, наполненное гроздями норовящих сорваться вниз звёзд. самый настоящий космос поэзии.
Клементина Ширшова
на этой неделе отдыхали в деревне у родственников мужа, в Беларуси.
Дусаевщина, час от Минска на маршрутке. дачные деревянные домики. есть и кирпичные здания — детский сад, школа, баня, но все они стоят заброшенные. мы заходили внутрь и разглядывали выбитые окна, валяющиеся куски арматуры и заросшие одуванчиками дверные косяки.
улицы довольно пустынны, можно простоять целый час у местного пруда и мимо не пройдёт ни одного человека.
но стоит посмотреть на участки, и увидишь местных, непрестанно трудящихся на своих огородах, возделывающих почву. такова и бабушка Андрея, Ядвига Константиновна, открывшая мне за эту неделю множество белорусских блюд, таких как холодник и мочанка. они наверняка будут мне сниться в Москве.
Андрей провел меня по разным местам своего детства, неустанно рассказывая: «вот тут дед учил сестру кататься на велосипеде», «вот тут раньше была баня, которую построил мой дед», «вот тут однажды мужик на проекторе показывал кино».
и передо мной постепенно вырисовывался совершенно другой мир, отличный даже от того, что я видела перед глазами, призрачный и утраченный. а вместе с ним — и какой-то совершенно новый портрет моего супруга.
я знаю Андрея больше 7 лет, но такое ощущение, что за эту неделю узнала о нём ещё больше, чем за всё это время. подгрузился какой-то значительный кусок его личности, идентичности, которая до этого была скрыта в тени его памяти.
стало ясно, откуда взялись в нём качества, которые я в нём так ценю. откуда «растут» многие образы из его поэзии.
например, я своими глазами увидела сад из этого стихотворения:
* * *
шесть соток фамильного сада
луна освещает, но мне
немного по совести надо,
и этого хватит вполне.
сидеть на ступенях веранды,
смотреть, как сгущаются: тьма,
и жизнь, и ее варианты,
и прочие игры ума.
и подумалось, как же неисчерпаем человек, если после стольких лет нахождения рядом находишь в нём новый и новый космос, словно вглядываешься в деревенское небо, наполненное гроздями норовящих сорваться вниз звёзд. самый настоящий космос поэзии.
#откровения_синей_горы
Андрей Фамицкий
Поваленная водонапорная башня, как древний колосс. Заросшие крапивой и лопухами фундаменты основательных построек. И только не выводимый временем запах навоза, свидетельствующий: здесь была ферма.
Она была здесь не так давно.
Она была здесь ещё менее 10 лет назад. Менее 10 лет назад, когда я жил в Беларуси, и довольно часто приезжал в деревню, эта деревня ещё жила.
Но уже на моей памяти, когда я ещё не переехал, коров с нашей, дальней улицы стали объединять с коровами из основной деревни. И пас их один пастух. Затем на нашей улице коров не стало: старики уже не могли им заниматься, а молодым — не нужно, да и сметану, молоко проще купить в магазине. Затем коров не стало во всей нашей деревне.
А сейчас и на двери магазина, где можно было купить молочко, висит накарябанная надпись «Магазин временно не работает».
Временно не работает он уже 9 месяцев.
Деревенский дом, где прошла большая часть моего детства и который ассоциируется у меня с Домом, снесён, а вместо него возведён современный, двухэтажный. В нём уютно, но уютно иначе. Детства и Дома не стало.
Прошлое перестраивается. Местами обваливается, облупливается, местами зарастает, а местами, да, застраивается новым, чьим-то настоящим (а моим никаким).
Вот и Минск я больше не узнаю. Я прошёл по его краю, проехал по периметру и диагонали, я приблизил его и посмотрел на него. Он не знает меня, а я его не узнаю.
Поэзия жила в деревне на Копыльщине, я пытался засеять поэзию в городскую минскую почву, но она не прижилась, захирела и отмерла.
Я ощутил в эту белорусскую поездку, что в Москве всё не так: здесь меня знают и ценят, здесь я чувствую себя не самозванцем и не тем, кто толкает свой товар в электричке, когда пассажир хочет просто поглазеть в окно.
Это грустное чувство, когда находишься в Минске, но отрадное чувство — когда находишься в Москве.
Но земля и воздух в деревне Дусаевщина всё ещё пахнут, как в детстве.
Андрей Фамицкий
Поваленная водонапорная башня, как древний колосс. Заросшие крапивой и лопухами фундаменты основательных построек. И только не выводимый временем запах навоза, свидетельствующий: здесь была ферма.
Она была здесь не так давно.
Она была здесь ещё менее 10 лет назад. Менее 10 лет назад, когда я жил в Беларуси, и довольно часто приезжал в деревню, эта деревня ещё жила.
Но уже на моей памяти, когда я ещё не переехал, коров с нашей, дальней улицы стали объединять с коровами из основной деревни. И пас их один пастух. Затем на нашей улице коров не стало: старики уже не могли им заниматься, а молодым — не нужно, да и сметану, молоко проще купить в магазине. Затем коров не стало во всей нашей деревне.
А сейчас и на двери магазина, где можно было купить молочко, висит накарябанная надпись «Магазин временно не работает».
Временно не работает он уже 9 месяцев.
Деревенский дом, где прошла большая часть моего детства и который ассоциируется у меня с Домом, снесён, а вместо него возведён современный, двухэтажный. В нём уютно, но уютно иначе. Детства и Дома не стало.
Прошлое перестраивается. Местами обваливается, облупливается, местами зарастает, а местами, да, застраивается новым, чьим-то настоящим (а моим никаким).
Вот и Минск я больше не узнаю. Я прошёл по его краю, проехал по периметру и диагонали, я приблизил его и посмотрел на него. Он не знает меня, а я его не узнаю.
Поэзия жила в деревне на Копыльщине, я пытался засеять поэзию в городскую минскую почву, но она не прижилась, захирела и отмерла.
Я ощутил в эту белорусскую поездку, что в Москве всё не так: здесь меня знают и ценят, здесь я чувствую себя не самозванцем и не тем, кто толкает свой товар в электричке, когда пассажир хочет просто поглазеть в окно.
Это грустное чувство, когда находишься в Минске, но отрадное чувство — когда находишься в Москве.
Но земля и воздух в деревне Дусаевщина всё ещё пахнут, как в детстве.
#откровения_синей_горы
Екатерина Мурашова
После одного из постов Клементины прочитала книгу «Убить Бобрыкина, или история одного убийства» Александры Николаенко. Читала как раз этой холодной весной. Когда утром иной раз было непонятно, ноябрь за окном или всё же апрель. И было так же холодно внутри. И книга не согревала. Она забирала в свой какой-то совершенно иной, почти потустронний мир. Где можно закрыться ото всех на дверь, и где не ботинки скрипят об пол, а пол скрипит ботинками.
Книга постоянно толкала к краю. Заставляла вспоминать что-то очень похожее из своей жизни, сдерживать слёзы, а иногда и не сдерживать.
Вспомнился Бенджи из «Шума и ярости». Мы все живём в своём мире и видим мир своими глазами. А думаем иногда, что так его видят все. Есть такая дурацкая детская игрушка — игрушка-вывернушка. Снаружи один зверь, а если вывернуть резко — другой. От этого выворачивающего движения почти больно.
Книга — как вывернутая на изнанку душа. Страшно от того, что мы можем жить в своих снах, иллюзиях, заблуждениях, пустых надеждах и думать, что это и есть реальность. А потом вдруг увидим однажды что-то типа свадебных цветов, как увидел израненный Саша Шишин, и внешний настоящий мир обрушится на нас всем своим безжалостным весом. Хорошо, если в этот момент будет, кому обнять.
Мне было больно и страшно читать. Страшно, когда герой получал письма, которых ему никто не писал. Страшно, что всё повествование такая холодная и жёсткая мать вдруг назвала его, но слишком поздно, — «миленький и родной»... Почему мы не видим друга друга... Не чувствуем. Когда увидим, там уже и книге конец.
Хорошо, что теперь настоящая пышная, тёплая весна. Она согревает и исцеляет. Такое искрящее тепло любил Моне, который Клод. Когда солнце светит сквозь воздух, сквозь листья, сквозь сердце. Распадается, как в калейдоскопе, цветными осколками. Как будто ветер сорвал бусы с тонкой нити и рассыпал повсюду хрустали и жемчужины. Хочется читать что-то похожее на «Вино из одуванчиков». И вина такого хочется. Цвета солнца. С ярким вкусом счастья и любви. Где такое можно купить?
Екатерина Мурашова
После одного из постов Клементины прочитала книгу «Убить Бобрыкина, или история одного убийства» Александры Николаенко. Читала как раз этой холодной весной. Когда утром иной раз было непонятно, ноябрь за окном или всё же апрель. И было так же холодно внутри. И книга не согревала. Она забирала в свой какой-то совершенно иной, почти потустронний мир. Где можно закрыться ото всех на дверь, и где не ботинки скрипят об пол, а пол скрипит ботинками.
Книга постоянно толкала к краю. Заставляла вспоминать что-то очень похожее из своей жизни, сдерживать слёзы, а иногда и не сдерживать.
Вспомнился Бенджи из «Шума и ярости». Мы все живём в своём мире и видим мир своими глазами. А думаем иногда, что так его видят все. Есть такая дурацкая детская игрушка — игрушка-вывернушка. Снаружи один зверь, а если вывернуть резко — другой. От этого выворачивающего движения почти больно.
Книга — как вывернутая на изнанку душа. Страшно от того, что мы можем жить в своих снах, иллюзиях, заблуждениях, пустых надеждах и думать, что это и есть реальность. А потом вдруг увидим однажды что-то типа свадебных цветов, как увидел израненный Саша Шишин, и внешний настоящий мир обрушится на нас всем своим безжалостным весом. Хорошо, если в этот момент будет, кому обнять.
Мне было больно и страшно читать. Страшно, когда герой получал письма, которых ему никто не писал. Страшно, что всё повествование такая холодная и жёсткая мать вдруг назвала его, но слишком поздно, — «миленький и родной»... Почему мы не видим друга друга... Не чувствуем. Когда увидим, там уже и книге конец.
Хорошо, что теперь настоящая пышная, тёплая весна. Она согревает и исцеляет. Такое искрящее тепло любил Моне, который Клод. Когда солнце светит сквозь воздух, сквозь листья, сквозь сердце. Распадается, как в калейдоскопе, цветными осколками. Как будто ветер сорвал бусы с тонкой нити и рассыпал повсюду хрустали и жемчужины. Хочется читать что-то похожее на «Вино из одуванчиков». И вина такого хочется. Цвета солнца. С ярким вкусом счастья и любви. Где такое можно купить?
#откровения_синей_горы
Клементина Ширшова
продолжаю участвовать в книжном клубе моей подруги и бывшей коллеги по работе, недавно произошла интересная ситуация. искали претендента на следующее обсуждение, предыдущая книга, которую мы обсуждали, — «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары, была достаточно тяжёлая психологически, и было решено сфокусироваться на варианте лёгком, весёлом, ещё я хотела выбрать что-то, что не читала сама, чтобы у меня тоже были свежие ощущения от прочтения. поэтому я попросила Андрея помочь с советом, он порекомендовал «Русский роман» Меира Шалева. все с моим предложением согласились. важно отметить, что среди нас из писателей — только я, остальные — исключительно читатели, которые хотят привнести литературу в свою жизнь. то есть те самые, часто искомые нами, литераторами, «чистые читатели».
время шло, участницы переписывались в чате о том, как идёт освоение романа, и многие поделились тем, что продвигаться вперед сложновато. соглашусь, что у этой книги довольно тяжёлый порог вхождения. это не массовая литература, нужно погрузиться в тему, интересоваться ею, «влиться» в язык и атмосферу. у меня самой это получилось не сразу, но я по опыту уже понимала, что такие книги бывают и, через сто страниц, уже была по уши в произведении. я сопереживала героям, которые пришли на голую землю и там, из ничего, основали свою деревню, а вообще-то и целую жизнь, создали целое общество, что куда больше, чем многие из нас успевают сделать за время своего существования на планете Земля.
но... в итоге мне позвонила основательница клуба и попросила заменить книгу. она сказала, что язык очень тяжёлый, а книга настолько сложна для восприятия, что уже несколько девушек написали ей в личку с просьбой поговорить со мной аккуратно, чтобы меня не обидеть, и заменить книгу на что-то «более попсовое». конечно же, я согласилась. я понимала, что порог вхождения могут преодолеть не все, да и не обязаны. в конце концов, и тема произведения не должна быть обязательно им интересна — раз книга не зашла, значит, так тому и быть. сейчас мы читаем «Театр» Моэма.
но я подумала о другом. насколько профессиональная деформация литератора заставляет его иначе воспринимать литературу? это делает его восприятие более точным или более специальным? требует ли чтение «особой подготовки», можно ли «не осилить» что-то, просто потому что не хватает «мышечной массы» восприятия? а если ответы на все эти вопросы — да, становится ли книга хуже, если её высокое качество отрывает ее от читателя? в конце концов, должен ли читатель тянуться за книгой или книга должна пригибаться, чтобы помочь читателю в собственном освоении?
моё мнение состоит в том, что книга заслуживает того, чтобы за ней тянуться. сейчас очень распространено мнение, что «надо уметь закрыть книгу, которая тебе не нравится», и порой это верное решение. но часто преждевременное закрытие книги делает невозможным преодоление порога вхождения в неё и лишает читателя потенциальных сокровищ, которые он может для себя в этой книге почерпнуть. всегда легче обвинить автора в том, что он «не зацепил», «неинтересно пишет», чем действительно постичь инаковое, другое, то, что не близко сейчас тебе по той или иной причине. но, тем не менее, я считаю, что здесь не стоит искать виноватых, каждый поступает так, как ему проще.
а путь к любой книге — это моя точка зрения — должен быть преодолён по любви. и только по любви.
Клементина Ширшова
продолжаю участвовать в книжном клубе моей подруги и бывшей коллеги по работе, недавно произошла интересная ситуация. искали претендента на следующее обсуждение, предыдущая книга, которую мы обсуждали, — «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары, была достаточно тяжёлая психологически, и было решено сфокусироваться на варианте лёгком, весёлом, ещё я хотела выбрать что-то, что не читала сама, чтобы у меня тоже были свежие ощущения от прочтения. поэтому я попросила Андрея помочь с советом, он порекомендовал «Русский роман» Меира Шалева. все с моим предложением согласились. важно отметить, что среди нас из писателей — только я, остальные — исключительно читатели, которые хотят привнести литературу в свою жизнь. то есть те самые, часто искомые нами, литераторами, «чистые читатели».
время шло, участницы переписывались в чате о том, как идёт освоение романа, и многие поделились тем, что продвигаться вперед сложновато. соглашусь, что у этой книги довольно тяжёлый порог вхождения. это не массовая литература, нужно погрузиться в тему, интересоваться ею, «влиться» в язык и атмосферу. у меня самой это получилось не сразу, но я по опыту уже понимала, что такие книги бывают и, через сто страниц, уже была по уши в произведении. я сопереживала героям, которые пришли на голую землю и там, из ничего, основали свою деревню, а вообще-то и целую жизнь, создали целое общество, что куда больше, чем многие из нас успевают сделать за время своего существования на планете Земля.
но... в итоге мне позвонила основательница клуба и попросила заменить книгу. она сказала, что язык очень тяжёлый, а книга настолько сложна для восприятия, что уже несколько девушек написали ей в личку с просьбой поговорить со мной аккуратно, чтобы меня не обидеть, и заменить книгу на что-то «более попсовое». конечно же, я согласилась. я понимала, что порог вхождения могут преодолеть не все, да и не обязаны. в конце концов, и тема произведения не должна быть обязательно им интересна — раз книга не зашла, значит, так тому и быть. сейчас мы читаем «Театр» Моэма.
но я подумала о другом. насколько профессиональная деформация литератора заставляет его иначе воспринимать литературу? это делает его восприятие более точным или более специальным? требует ли чтение «особой подготовки», можно ли «не осилить» что-то, просто потому что не хватает «мышечной массы» восприятия? а если ответы на все эти вопросы — да, становится ли книга хуже, если её высокое качество отрывает ее от читателя? в конце концов, должен ли читатель тянуться за книгой или книга должна пригибаться, чтобы помочь читателю в собственном освоении?
моё мнение состоит в том, что книга заслуживает того, чтобы за ней тянуться. сейчас очень распространено мнение, что «надо уметь закрыть книгу, которая тебе не нравится», и порой это верное решение. но часто преждевременное закрытие книги делает невозможным преодоление порога вхождения в неё и лишает читателя потенциальных сокровищ, которые он может для себя в этой книге почерпнуть. всегда легче обвинить автора в том, что он «не зацепил», «неинтересно пишет», чем действительно постичь инаковое, другое, то, что не близко сейчас тебе по той или иной причине. но, тем не менее, я считаю, что здесь не стоит искать виноватых, каждый поступает так, как ему проще.
а путь к любой книге — это моя точка зрения — должен быть преодолён по любви. и только по любви.
#откровения_синей_горы
Андрей Кудрявцев
Недавно ходил в кино на фильм Civil War (в нашей локализации он называется «Падение Империи»). Фильм студии A24 от режиссера «Аннигиляция», «Род мужской», «Из машины» — Алекса Гарленда.
Фильм повествует о группе американских журналистов, военных корреспондентов, отправившихся в Вашингтон, чтобы взять последнее интервью у президента США перед тем, как он утеряет власть. Ведь в стране гражданская война, и скоро она закончится не в пользу нынешнего правительства. Фильм, словно репортаж, пытается быть максимально достоверным в рамках своего же концепта, фиксируя насилие без идеологии и сторон. Иногда посреди громких боевых действий нам быстро и в тишине показывают получившиеся фотографии героев. Одной из тем фильма является размышление о том, что работа корреспондента, что бы он ни снимал, является способом отчуждения или абстрагирования от окружающей реальности — пока человек заживо сгорает, фотожурналист настраивает фокус и нажимает кнопку спуска затвора. Его эмоции и его мысли уже не принадлежат окружающей действительности, только камере и кадру внутри неё. Только так можно продолжать работать и получать по-настоящему ценные кадры.
Меня этот фильм навёл на давнюю мысль о том, что, когда я снимаю, я не являюсь полноценным участником события. Только лишь пересматривая получившиеся видео, я понимаю, что это происходило и со мной. Даже самые обычные бытовые моменты. Например, я довольно часто снимал тусовки нашей большой дружной компании киноклуба. Все те моменты, когда мы выходили гулять в рассвет по весеннему полю или же бренчали на гитаре в полной темноте… Я очень много снимал, потом монтировал какие-то видео из этого, а какие-то просто лежат на жёстком диске в дальней папке. Все эти моменты я воспринимаю только через призму видео, которые я снимал, потому что в тот момент настоящий я работал.
Я работаю и когда снимаю live концертов, иногда это даже физически тяжелее, чем просто быть на концерте. Потому как, помимо мысленной деятельности о том, что тебе нужно выбрать ракурс, настроить камеру и т. д., нужно ещё и постоянно двигаться, с не самой лёгкой камерой в моём случае, менять положение, пробиваться через толпу танцующих людей, подхватывать движения. Я это ощущаю как некое состояние транса, когда мои глаза — это объектив, а моё тело лишь служит штативом. Поэтому ещё давно у меня возникла такая дилемма, что если я хочу запечатлеть какой-то момент из жизни или какое-то событие, то мне нужно быть готовым к тому, что я сам его упущу в той или иной степени.
Одна из моих первых съёмок была свадьба моих дорогих друзей. И от того празднования, что я должен был застать, я помню лишь то, как пытался настроить электронный стабилизатор, искал, где зарядить аккумуляторы, и в перерывах между съёмками нервно в микрофон поздравлял друзей со свадьбой…
Возможно, по этой причине я часто обращаю внимание на какие-то незначительные, но красивые для меня детали, когда я гуляю в парке и всматриваюсь в отражение в местном болоте, радуюсь, когда лучи солнца красиво падают на стены комнаты…
Одна моя подруга, представляя меня своим друзьям, сказала: «Это человек, который может показать на телефоне всю свою жизнь». Не знаю, хорошо ли это, конечно, на память много чего останется.
Эта дилемма будет со мной всегда, но иногда я теперь предпочитаю вообще ничего не снимать.
Андрей Кудрявцев
Недавно ходил в кино на фильм Civil War (в нашей локализации он называется «Падение Империи»). Фильм студии A24 от режиссера «Аннигиляция», «Род мужской», «Из машины» — Алекса Гарленда.
Фильм повествует о группе американских журналистов, военных корреспондентов, отправившихся в Вашингтон, чтобы взять последнее интервью у президента США перед тем, как он утеряет власть. Ведь в стране гражданская война, и скоро она закончится не в пользу нынешнего правительства. Фильм, словно репортаж, пытается быть максимально достоверным в рамках своего же концепта, фиксируя насилие без идеологии и сторон. Иногда посреди громких боевых действий нам быстро и в тишине показывают получившиеся фотографии героев. Одной из тем фильма является размышление о том, что работа корреспондента, что бы он ни снимал, является способом отчуждения или абстрагирования от окружающей реальности — пока человек заживо сгорает, фотожурналист настраивает фокус и нажимает кнопку спуска затвора. Его эмоции и его мысли уже не принадлежат окружающей действительности, только камере и кадру внутри неё. Только так можно продолжать работать и получать по-настоящему ценные кадры.
Меня этот фильм навёл на давнюю мысль о том, что, когда я снимаю, я не являюсь полноценным участником события. Только лишь пересматривая получившиеся видео, я понимаю, что это происходило и со мной. Даже самые обычные бытовые моменты. Например, я довольно часто снимал тусовки нашей большой дружной компании киноклуба. Все те моменты, когда мы выходили гулять в рассвет по весеннему полю или же бренчали на гитаре в полной темноте… Я очень много снимал, потом монтировал какие-то видео из этого, а какие-то просто лежат на жёстком диске в дальней папке. Все эти моменты я воспринимаю только через призму видео, которые я снимал, потому что в тот момент настоящий я работал.
Я работаю и когда снимаю live концертов, иногда это даже физически тяжелее, чем просто быть на концерте. Потому как, помимо мысленной деятельности о том, что тебе нужно выбрать ракурс, настроить камеру и т. д., нужно ещё и постоянно двигаться, с не самой лёгкой камерой в моём случае, менять положение, пробиваться через толпу танцующих людей, подхватывать движения. Я это ощущаю как некое состояние транса, когда мои глаза — это объектив, а моё тело лишь служит штативом. Поэтому ещё давно у меня возникла такая дилемма, что если я хочу запечатлеть какой-то момент из жизни или какое-то событие, то мне нужно быть готовым к тому, что я сам его упущу в той или иной степени.
Одна из моих первых съёмок была свадьба моих дорогих друзей. И от того празднования, что я должен был застать, я помню лишь то, как пытался настроить электронный стабилизатор, искал, где зарядить аккумуляторы, и в перерывах между съёмками нервно в микрофон поздравлял друзей со свадьбой…
Возможно, по этой причине я часто обращаю внимание на какие-то незначительные, но красивые для меня детали, когда я гуляю в парке и всматриваюсь в отражение в местном болоте, радуюсь, когда лучи солнца красиво падают на стены комнаты…
Одна моя подруга, представляя меня своим друзьям, сказала: «Это человек, который может показать на телефоне всю свою жизнь». Не знаю, хорошо ли это, конечно, на память много чего останется.
Эта дилемма будет со мной всегда, но иногда я теперь предпочитаю вообще ничего не снимать.
#откровения_синей_горы
Степан Орлов
У меня никогда не было отпуска. Не потому что я трудоголик, просто я официально нигде не работал (впрочем, как и сейчас). А моменты, когда я позволял себе куда-то выбраться отдохнуть, называть отпуском язык не поворачивался. В общем, я решил, что у меня сейчас будет первый полноценный официальный (я решил, что он будет официальный) отпуск — я в Армении! Вместе с замечательным членом Арарата — «Синей горы» — Лизой Яковлевой.
А ещё я подумал, что я грузил сюда довольно депрессивные посты. Моментами мне и правда казалось, что состояниям тревожности или безысходности нет конца, по крайней мере скорого. Возможно, вы помните один из них — он про войну и разлуку с моими близкими друзьями. Вчера я обнял (почти) всех своих друзей, по которым скучал два года. Завтра у них состоится свадьба среди гор, где-то на границе с Грузией. А послезавтра, или после-послезавтра… может, через месяц или через год закончится нечто большее, чем разлука с друзьями.
Передаю вам привет из раскалённого Еревана и призываю верить в лучшее. И отдыхать!!! Как же мне нравится хотя бы пару дней ничего не делать, всем советую!!!
Снизу фоточки от Лизы.
Степан Орлов
У меня никогда не было отпуска. Не потому что я трудоголик, просто я официально нигде не работал (впрочем, как и сейчас). А моменты, когда я позволял себе куда-то выбраться отдохнуть, называть отпуском язык не поворачивался. В общем, я решил, что у меня сейчас будет первый полноценный официальный (я решил, что он будет официальный) отпуск — я в Армении! Вместе с замечательным членом Арарата — «Синей горы» — Лизой Яковлевой.
А ещё я подумал, что я грузил сюда довольно депрессивные посты. Моментами мне и правда казалось, что состояниям тревожности или безысходности нет конца, по крайней мере скорого. Возможно, вы помните один из них — он про войну и разлуку с моими близкими друзьями. Вчера я обнял (почти) всех своих друзей, по которым скучал два года. Завтра у них состоится свадьба среди гор, где-то на границе с Грузией. А послезавтра, или после-послезавтра… может, через месяц или через год закончится нечто большее, чем разлука с друзьями.
Передаю вам привет из раскалённого Еревана и призываю верить в лучшее. И отдыхать!!! Как же мне нравится хотя бы пару дней ничего не делать, всем советую!!!
Снизу фоточки от Лизы.
#откровения_синей_горы
Елизавета Яковлева
На прошлой неделе Стёпа поделился тем, что мы сейчас с ним находимся в Армении. Приехав сюда на свадьбу эмигрировавших друзей, не можешь не размышлять. Об эмигрантах и национализме в целом.
Только выходя из самолета, я словила двойственное ощущение. С одной стороны, путешествия и отдых прекрасны. С другой — а что если бы здесь и сейчас я первый раз встретилась со страной не из-за свадьбы друзей, а из-за вынужденного и резкого переезда? Что если бы я шла и видела все надписи на армянском языке не потому, что это интересно, а потому, что теперь это мой новый дом и нужно привыкать и учиться их читать? И мой багаж бы состоял из чемодана не на 10 дней, а на неизвестное количество месяцев/лет?
Это страшно. И очень больно. Не потому что страна плохая, а потому что априори существовал бы контекст некоторой вынужденности. Вынужденности быть чужим и строить всё заново.
И я вот думаю. Окей, Ереван. Место, во-первых, значительно меньшее по площади, чем Москва, во-вторых, дающее возможность разговаривать на своем языке, потому что бОльшая часть людей знает русский, в-третьих, имеющее очень дружелюбно настроенную культуру и людей по отношению к русским. И тут очень сильное, большое и радушное русское комьюнити.
А вот представим, как приезжают в Москву эмигранты с юга. Из Узбекистана, Таджикистана и т. д. Точно также бегут от войн, плохой экономики и отсутствия работы. Но приезжают в место намного более сложное для восприятия даже просто по своим размерам, без знания языка и возможности общаться на своем языке в повседневной жизни, без возможности читать вывески, банально. И при этом с культурой местами националистической, враждебно настроенной по отношению к тебе просто по факту места твоего рождения. А языковой барьер в восприятии других людей делает тебя «ниже» — он, к сожалению, очень сильно влияет на то, что даже умнейшего человека из-за языкового барьера будут воспринимать «простым чёрным работягой». Я не представляю, насколько это трудно.
Да, есть среди мигрантов неприятные и агрессивные люди, спора ноль. Но они есть везде и всегда, вне зависимости от национальности. Судить по нескольким людям о целой нации — это когнитивная ошибка. Да и по личному опыту, все разы, когда до меня кто-то домогался/докапывался — это были русские, ахах.
Может, вы знаете мем «я Сабинина мама». Это голосовое сообщение, которое записывает мама южной национальности в родительский чат о том, что её дочка потеряла сменку в школе. Акцент у неё очень явный, и голосовое кажется забавным. Но вот если задуматься. Она же офигеть героиня. В чужой стране, на чужом языке она хочет разобраться и помочь своему ребёнку. Знаю, что многие россияне, уехавшие за границу, очень боятся разговаривать на другом языке из-за акцента, стесняются. А кто-то его и совсем не учит. А она выучила и не боится, разговаривает, строит жизнь, даже если с неидеальным произношением. Ну это же вау.
Чем дальше живу, тем больше мне эмигранты в России кажутся героями. Желающими строить свою жизнь и помогать своей семье, а не кем-то «недостойным». Хочется сохранить в своём сердце эту мысль и отношение к людям на всю жизнь.
Елизавета Яковлева
На прошлой неделе Стёпа поделился тем, что мы сейчас с ним находимся в Армении. Приехав сюда на свадьбу эмигрировавших друзей, не можешь не размышлять. Об эмигрантах и национализме в целом.
Только выходя из самолета, я словила двойственное ощущение. С одной стороны, путешествия и отдых прекрасны. С другой — а что если бы здесь и сейчас я первый раз встретилась со страной не из-за свадьбы друзей, а из-за вынужденного и резкого переезда? Что если бы я шла и видела все надписи на армянском языке не потому, что это интересно, а потому, что теперь это мой новый дом и нужно привыкать и учиться их читать? И мой багаж бы состоял из чемодана не на 10 дней, а на неизвестное количество месяцев/лет?
Это страшно. И очень больно. Не потому что страна плохая, а потому что априори существовал бы контекст некоторой вынужденности. Вынужденности быть чужим и строить всё заново.
И я вот думаю. Окей, Ереван. Место, во-первых, значительно меньшее по площади, чем Москва, во-вторых, дающее возможность разговаривать на своем языке, потому что бОльшая часть людей знает русский, в-третьих, имеющее очень дружелюбно настроенную культуру и людей по отношению к русским. И тут очень сильное, большое и радушное русское комьюнити.
А вот представим, как приезжают в Москву эмигранты с юга. Из Узбекистана, Таджикистана и т. д. Точно также бегут от войн, плохой экономики и отсутствия работы. Но приезжают в место намного более сложное для восприятия даже просто по своим размерам, без знания языка и возможности общаться на своем языке в повседневной жизни, без возможности читать вывески, банально. И при этом с культурой местами националистической, враждебно настроенной по отношению к тебе просто по факту места твоего рождения. А языковой барьер в восприятии других людей делает тебя «ниже» — он, к сожалению, очень сильно влияет на то, что даже умнейшего человека из-за языкового барьера будут воспринимать «простым чёрным работягой». Я не представляю, насколько это трудно.
Да, есть среди мигрантов неприятные и агрессивные люди, спора ноль. Но они есть везде и всегда, вне зависимости от национальности. Судить по нескольким людям о целой нации — это когнитивная ошибка. Да и по личному опыту, все разы, когда до меня кто-то домогался/докапывался — это были русские, ахах.
Может, вы знаете мем «я Сабинина мама». Это голосовое сообщение, которое записывает мама южной национальности в родительский чат о том, что её дочка потеряла сменку в школе. Акцент у неё очень явный, и голосовое кажется забавным. Но вот если задуматься. Она же офигеть героиня. В чужой стране, на чужом языке она хочет разобраться и помочь своему ребёнку. Знаю, что многие россияне, уехавшие за границу, очень боятся разговаривать на другом языке из-за акцента, стесняются. А кто-то его и совсем не учит. А она выучила и не боится, разговаривает, строит жизнь, даже если с неидеальным произношением. Ну это же вау.
Чем дальше живу, тем больше мне эмигранты в России кажутся героями. Желающими строить свою жизнь и помогать своей семье, а не кем-то «недостойным». Хочется сохранить в своём сердце эту мысль и отношение к людям на всю жизнь.
#откровения_синей_горы
Клементина Ширшова
наткнулась вот на такой комментарий — ещё с 2019 года под одной из моих колонок на «Текстуре». помнится, я видела его ещё тогда, но не ответила, потому что он не содержал в себе ни вопроса, ни приглашения к дискуссии. но сколько же в нём горечи и беспомощности! похоже, человек даже не может себе представить, что в отношениях с литобъединениями, культуртрегерами или издателями возможно что-то иное, кроме слепого подчинения «рабовладельцам» (какое ужасное определение, в сущности, равных с тобой в правах людей). я искренне сочувствую такому восприятию реальности.
мы же с 2019 года издали множество полезных материалов, сделали кучу крутых мероприятий, открыли издательство. и всё это в атмосфере бесконечного уважения к нашим авторам. мы убеждены, что мы не просто можем, нам НУЖНО влиять на происходящее и создавать безопасную литсреду, в которую можно заходить смело, без страха быть использованным или униженным. осознаю это как нашу миссию, если угодно.
вижу, что у нас получается,
и мы будем продолжать это делать 💙
Клементина Ширшова
наткнулась вот на такой комментарий — ещё с 2019 года под одной из моих колонок на «Текстуре». помнится, я видела его ещё тогда, но не ответила, потому что он не содержал в себе ни вопроса, ни приглашения к дискуссии. но сколько же в нём горечи и беспомощности! похоже, человек даже не может себе представить, что в отношениях с литобъединениями, культуртрегерами или издателями возможно что-то иное, кроме слепого подчинения «рабовладельцам» (какое ужасное определение, в сущности, равных с тобой в правах людей). я искренне сочувствую такому восприятию реальности.
мы же с 2019 года издали множество полезных материалов, сделали кучу крутых мероприятий, открыли издательство. и всё это в атмосфере бесконечного уважения к нашим авторам. мы убеждены, что мы не просто можем, нам НУЖНО влиять на происходящее и создавать безопасную литсреду, в которую можно заходить смело, без страха быть использованным или униженным. осознаю это как нашу миссию, если угодно.
вижу, что у нас получается,
и мы будем продолжать это делать 💙