Два месяца своей юной 55-летней жизни отдал я расследованию коррупционных схем и произвола органов дознания.
Приехал в Петербург делиться полученными данными.
Сподвижники Петра I не уйдут от справедливого воздаяния.
Будут названы новые имена.
Шокирующие подробности.
Допросы губернаторов. Слезы министров. Спекуляции китовым жиром. Рекет в Германии. Сектанты в генеральной прокуратуре.
А потому что не надо было мне под руку подворачиваться…
Выехал в адрес ст.оперуполномоченного Д.Ю. Пучкова.
Приехал в Петербург делиться полученными данными.
Сподвижники Петра I не уйдут от справедливого воздаяния.
Будут названы новые имена.
Шокирующие подробности.
Допросы губернаторов. Слезы министров. Спекуляции китовым жиром. Рекет в Германии. Сектанты в генеральной прокуратуре.
А потому что не надо было мне под руку подворачиваться…
Выехал в адрес ст.оперуполномоченного Д.Ю. Пучкова.
Самое ужасное, что кукла Катя жива до сих пор. Дома сгорали, жены уходили, машины бились о машины, друзья бежали прочь, соседи по третьему кругу меняются, нет ни прежних идей, ни желаний, мечты кончились, а Катенька жива.
Переживет меня. Таков план у нее, видимо. На похоронах моих скажет «мама», посидит в углу, окруженная заботливым вниманием. Вдовой посидит, первой любовью, учительницей жизни.
И к следующему переберется.
Она же ходить умеет. И не скрипит при этом так, как я.
Переживет меня. Таков план у нее, видимо. На похоронах моих скажет «мама», посидит в углу, окруженная заботливым вниманием. Вдовой посидит, первой любовью, учительницей жизни.
И к следующему переберется.
Она же ходить умеет. И не скрипит при этом так, как я.
Есть ли люди, которые могут красиво есть круассан?
Я думаю, что, скорее всего, такие люди есть.
Хоть это и городская легенда.
Круассан способен унизить любого.
Я думаю, что, скорее всего, такие люди есть.
Хоть это и городская легенда.
Круассан способен унизить любого.
Опять известие о смерти бывшего коллеги.
Раньше с этого номера мне звонили, чтобы мы орали друг на друга, яростно сплетничали и жарко мечтали о конце света.
Теперь с этого номера мне больше никто не позвонит.
Это ужасно. Правда.
Берегите себя изо всех оставшихся сил. Так нельзя. Навсегда перестать звонить - так нельзя.
Раньше с этого номера мне звонили, чтобы мы орали друг на друга, яростно сплетничали и жарко мечтали о конце света.
Теперь с этого номера мне больше никто не позвонит.
Это ужасно. Правда.
Берегите себя изо всех оставшихся сил. Так нельзя. Навсегда перестать звонить - так нельзя.
Во время тренировки в зале внезапно включили радио. По-вдовьи вздохнув, сел на скамейку, протерся за ушами, свел брови.
Новости, стало быть.
«Санкт-петербургские общественники пожаловались на горы мусора, оставленные после праздников: горы пластика, упаковок и одноразовых мангалов».
Вздохнул я, пригорюнясь.
Так стало жалко общественников.
На кого они жалуются? Кто оставил горы одноразовых мангалов в черте города Санкт-Петербург?
И, главное, кому они жалуются? Жителям Чебоксар? Самары? Пскова?
Мол, наведите, наконец, порядок в культурной столице, чебоксарцы! Или кто там вы? Аборигены! Идите же сюда, эфиопы эдакие!
Споспешествуйте испещренному мусорными кучами граду воскресить предивные нравы пресветлой Елисавет! Наведите порядок!
С другой стороны, общественники - это, глядь, наш бич. Толпы кислых капризников, которые повадились жаловаться на собственное дерьмо на ковре в собственной квартире. Жаловаться по соседним дворам. Мол, обратите же внимание, у нас унитаз в квартире забился, вообразите, одноразовыми мангалами! А ведь мы в том сортире читаем! И классику читаем и поём про дедушку-академика!
Новости, стало быть.
«Санкт-петербургские общественники пожаловались на горы мусора, оставленные после праздников: горы пластика, упаковок и одноразовых мангалов».
Вздохнул я, пригорюнясь.
Так стало жалко общественников.
На кого они жалуются? Кто оставил горы одноразовых мангалов в черте города Санкт-Петербург?
И, главное, кому они жалуются? Жителям Чебоксар? Самары? Пскова?
Мол, наведите, наконец, порядок в культурной столице, чебоксарцы! Или кто там вы? Аборигены! Идите же сюда, эфиопы эдакие!
Споспешествуйте испещренному мусорными кучами граду воскресить предивные нравы пресветлой Елисавет! Наведите порядок!
С другой стороны, общественники - это, глядь, наш бич. Толпы кислых капризников, которые повадились жаловаться на собственное дерьмо на ковре в собственной квартире. Жаловаться по соседним дворам. Мол, обратите же внимание, у нас унитаз в квартире забился, вообразите, одноразовыми мангалами! А ведь мы в том сортире читаем! И классику читаем и поём про дедушку-академика!
Какие же сейчас интересные темы для сочинений! Восторг!
В мои годы писали сочинения или голосом Брежнева, или срывались на интонации Бэллы Ахмадулиной.
Я умудрялся в седьмом классе в начале сочинения выходить на трибуну поступью державного властелина. Раскрывал папку с отчетным докладом съезду. Откашливался. Кряхтя и чмокая, доставал из внутреннего кармана пиджака очешник. Надевал очки. Закрывал очешник. Тяжело вздыхая, закладывал его в полной тишине зала во внутренний карман. Откашливался. Вынимал из бокового кармана носовой платок. Значительно вглядывался в знамена. Шевелил губами. Провожал глазами сотрудника, принесшего к трибуне в накрытом салфеткой стакане теплое молоко. Медленно поправлял пионерский галстук.
« Дорогие товарищи! Друзья! Уважаемые педагоги!
Заря новых невероятных побед взошла над нашей великой страной! С каждым днем преображается и хорошеет наша великая страна! Полнятся житницы тяжелым спелым колосом, реализуется повсеместное жилищное строительство, растут новые заводы, в горнилах кипит сталь, в сердцах - верность идеалам!
Преображение и созидание вписывают новые страницы в трудовую биографию нашего великого народа!
Конечно, в такое время трудно и больно читать про крепостное угнетение крестьянина Герасима и его собачки Муму. Но уроки прошлого не должны смолкать в гуле эпохальный строек и реве космодромов!»
А теперь, конечно, всё иначе.
В мои годы писали сочинения или голосом Брежнева, или срывались на интонации Бэллы Ахмадулиной.
Я умудрялся в седьмом классе в начале сочинения выходить на трибуну поступью державного властелина. Раскрывал папку с отчетным докладом съезду. Откашливался. Кряхтя и чмокая, доставал из внутреннего кармана пиджака очешник. Надевал очки. Закрывал очешник. Тяжело вздыхая, закладывал его в полной тишине зала во внутренний карман. Откашливался. Вынимал из бокового кармана носовой платок. Значительно вглядывался в знамена. Шевелил губами. Провожал глазами сотрудника, принесшего к трибуне в накрытом салфеткой стакане теплое молоко. Медленно поправлял пионерский галстук.
« Дорогие товарищи! Друзья! Уважаемые педагоги!
Заря новых невероятных побед взошла над нашей великой страной! С каждым днем преображается и хорошеет наша великая страна! Полнятся житницы тяжелым спелым колосом, реализуется повсеместное жилищное строительство, растут новые заводы, в горнилах кипит сталь, в сердцах - верность идеалам!
Преображение и созидание вписывают новые страницы в трудовую биографию нашего великого народа!
Конечно, в такое время трудно и больно читать про крепостное угнетение крестьянина Герасима и его собачки Муму. Но уроки прошлого не должны смолкать в гуле эпохальный строек и реве космодромов!»
А теперь, конечно, всё иначе.
Если взять сухие спагетти и размолотить их в миксере, добавить сухие помидоры, пармезан, перец, базилик, морскую соль, цедру апельсина.
Если вбить три желтка.
Если влить Сан-Пелегрино апельцыновое три ложки.
Если замесить тесто.
Если раскатать его и нарезать ножом для пиццы на грубые, толстые полосы.
Ах, если….
Далее, понятно, крутой кипяток.
И понеслась вечеря.
Пока еда доспевает.
Хватаем сливки. Льем в сотейник. Пламя. Лаймовый сок. Не свернется. Нет.
В сливки сметану.
И сливочного масла. Укипячиваем тихонько.
Ранее этот кошмар назывался сандефьордским соусом.
Полосы в миски.
Сверху медленно выливается кислая жирь.
Прокручиваем ещё душистого перцу. Штрихами.
И вперед. До исступления.
Если вбить три желтка.
Если влить Сан-Пелегрино апельцыновое три ложки.
Если замесить тесто.
Если раскатать его и нарезать ножом для пиццы на грубые, толстые полосы.
Ах, если….
Далее, понятно, крутой кипяток.
И понеслась вечеря.
Пока еда доспевает.
Хватаем сливки. Льем в сотейник. Пламя. Лаймовый сок. Не свернется. Нет.
В сливки сметану.
И сливочного масла. Укипячиваем тихонько.
Ранее этот кошмар назывался сандефьордским соусом.
Полосы в миски.
Сверху медленно выливается кислая жирь.
Прокручиваем ещё душистого перцу. Штрихами.
И вперед. До исступления.
Мороженое надо есть так. От кирпича пломбира ножом. Строго глядя. Взмах. Нна! Еще взмах.
Оливковое масло. Экстра. Зеленоватое.
Соль крупная.
И кислые оттаявшие вишни.
Таков мой закон.
Прежде чем делиться со мной замечаниями - сделайте. Потом - делитесь замечаниями. Не раньше.
Оливковое масло. Экстра. Зеленоватое.
Соль крупная.
И кислые оттаявшие вишни.
Таков мой закон.
Прежде чем делиться со мной замечаниями - сделайте. Потом - делитесь замечаниями. Не раньше.
Утро туманное 7 ( a значит 18-го по новому стилю) мая 1703 года царь-государь Пётр Алексеевич встретил на палубе шведского "Астрильда" с топором в руках. Петр Алексеевич убивал топором шведов. А шведы пытались убить Петра Алексеевича. А остальные участники сего предивного действа резали друг друга с не меньшим воодушевлением.
Петр Алексеевич, Великия и Малыя и Белыя России самодержец... брал на абордаж шведский корабль в устье Невы. Второй корабль - "Гедан" брал на абордаж Алексашка Меншиков.
Дата захвата "Гедана" и "Астрильда" считается датой создания русского Балтийского флота. Собственно два захваченных корабля, шнява "Астрильд" и бот "Гедан", и стали первыми русскими кораблями на Балтике. Александр Данилович Меншиков поздравил царя "с новым флотом!"
Пётр Алексеевич и Меншиков получили по ордену Андрея Первозванного. Остальные офицеры и матросы получили медали "Небываемое бывает. 1703".
Петр Алексеевич, Великия и Малыя и Белыя России самодержец... брал на абордаж шведский корабль в устье Невы. Второй корабль - "Гедан" брал на абордаж Алексашка Меншиков.
Дата захвата "Гедана" и "Астрильда" считается датой создания русского Балтийского флота. Собственно два захваченных корабля, шнява "Астрильд" и бот "Гедан", и стали первыми русскими кораблями на Балтике. Александр Данилович Меншиков поздравил царя "с новым флотом!"
Пётр Алексеевич и Меншиков получили по ордену Андрея Первозванного. Остальные офицеры и матросы получили медали "Небываемое бывает. 1703".
Экипаж "Гедана" вырезали, видимо, полностью. Командира 10-пушечного "Гедана" обер-лейтенант Иоганна Вильгельмса изрубили в месиво.
Из экипажа "Астрильда" удалось царю отбить от осатаневших солдатиков капитана Карла фон Вердена. Карл видел, как Петя орудует топором на палубе. Потом Карл пришёл в сознание и поговорил с Петром Алексеевичем.
Через месяц лейтенант королевского флота Швеции Карл фон Верден перешёл на русскую службу. Дослужился до капитана первого ранга и командира флагмана русского флота, построенного по чертежам царя 64-пушечного линейного корабля 3 ранга "Ингерманлад". Составил первую карту Каспийского моря.
Кстати, и Александр Данилович Меншиков фон Вердена не забывал. Регулярно посылал ему практичные и полезные подарки: хрусталь свой, стекло свое, трофейный компас, ковры и обезьянку.
Пётр собирался послать своего любимого капитана в Тихоокеанскую экспедицию. Послали в итоге Витуса Беринга. А то имели бы мы все шансы иметь Верденский пролив и Верденское море.
Из экипажа "Астрильда" удалось царю отбить от осатаневших солдатиков капитана Карла фон Вердена. Карл видел, как Петя орудует топором на палубе. Потом Карл пришёл в сознание и поговорил с Петром Алексеевичем.
Через месяц лейтенант королевского флота Швеции Карл фон Верден перешёл на русскую службу. Дослужился до капитана первого ранга и командира флагмана русского флота, построенного по чертежам царя 64-пушечного линейного корабля 3 ранга "Ингерманлад". Составил первую карту Каспийского моря.
Кстати, и Александр Данилович Меншиков фон Вердена не забывал. Регулярно посылал ему практичные и полезные подарки: хрусталь свой, стекло свое, трофейный компас, ковры и обезьянку.
Пётр собирался послать своего любимого капитана в Тихоокеанскую экспедицию. Послали в итоге Витуса Беринга. А то имели бы мы все шансы иметь Верденский пролив и Верденское море.
В жизни каждого мужчины есть коробки, в которые он складывает свои ситуации и отношения. На потом.
Есть такие, которые все пережитое сбрасывают с башни или жгут на площади. Таких мы изучаем в учебниках истории.
А нормальные - по коробкам
На коробках надписи, поясняющие содержимое.
«Развалины»
«Непонятное»
«Трущоба»
«Месиво»
«Куча»
«Как я служил»
«Не помню»
И «Таня Мустафаева».
Все бывшие любови мужчины делятся на категории, обозначенные на коробках.
Коробки с отношениями нормальный мужчина хранит между сломанным ножом в ржавчине, пассатижами, молотком и коробочкой с саморезами. Рядом с пыльной изолентой. Между банок, оставшихся от Месива.
У меня три коробки.
«Первая»
«Самая»
И «Таня Мустафаева».
Есть такие, которые все пережитое сбрасывают с башни или жгут на площади. Таких мы изучаем в учебниках истории.
А нормальные - по коробкам
На коробках надписи, поясняющие содержимое.
«Развалины»
«Непонятное»
«Трущоба»
«Месиво»
«Куча»
«Как я служил»
«Не помню»
И «Таня Мустафаева».
Все бывшие любови мужчины делятся на категории, обозначенные на коробках.
Коробки с отношениями нормальный мужчина хранит между сломанным ножом в ржавчине, пассатижами, молотком и коробочкой с саморезами. Рядом с пыльной изолентой. Между банок, оставшихся от Месива.
У меня три коробки.
«Первая»
«Самая»
И «Таня Мустафаева».
Сегодня ушла насовсем Никаноровна. Глафира. Глашенька.
Каждая кошка умрет.
Никаноровна - кошка.
Логика.
Лучше бы умерла эта самая логика.
Каждая кошка умирает по-разному. Под балконом, на пустыре, в реке, в хирургии.
Каждая кошка умирает своей очередной смертью и у каждой кошки есть всегда один, только ей ведомый, хозяин. У которого жизней и смертей - сколько хочешь. И он непостижим. Нам до него не дотянуться.
Кошки живут с нами и мы им должны. За всё!
И не расплатиться нам.
Потому, что единственное благодеяние, которое мы им можем оказать напоследок - боль укола в холодной операционной вместо долгой несменяемой боли.
Кошки лукавы. Кошки игривы. Кошки как львы, только без гривы.
Кошки спокойно, не понарошку, прыгают в бездну вдруг из лукошка.
Кошки изменчивы. Они свирепо-нежны и ласково-беспощадны.
Они не заискивают в поисках любви хозяина. Они постоянно врут. Они прыгают всеми лапами по лицам спящих, они орут, они не исполняют команд, они мощно и весело гадят в обувь гостей. Они не так, чтобы добрячки. Они не так, чтобы невероятные умницы. Они задницу могут вытереть о ковер запросто. Они охотятся на попугая. Они устраивают с псом безобразные сцены. Они коварны. Они прожорливы. Они везде шастают и трясут мокрыми хвостами.
Кошки могут быть назойливыми. По утрам особенно. И по ночам. Днем они спят и набираются красоты.
Кошки - маленькие существа. Они не слоны и не медведи. Но вони от них соизмеримо с бегемотом. Характер такой.
И только один раз они вдруг серьёзно и бесповоротно
уходят навсегда. И тогда что? Что тут остается? Из любимого и самого нежного - немного.
Глафира всегда была котенком. Даже когда стала весомой и значительной, в ней билась та, крошечная, Глаша: отважная исследовательница антресолей, срывательница струн на гитарах, теплый комочек беззащитности, встревоженная чужим плохим настроением оберегательница.
Кошки умирают одни. Они уберегают нас от боли. У них не получается.
Каждая кошка умрет.
Никаноровна - кошка.
Логика.
Лучше бы умерла эта самая логика.
Каждая кошка умирает по-разному. Под балконом, на пустыре, в реке, в хирургии.
Каждая кошка умирает своей очередной смертью и у каждой кошки есть всегда один, только ей ведомый, хозяин. У которого жизней и смертей - сколько хочешь. И он непостижим. Нам до него не дотянуться.
Кошки живут с нами и мы им должны. За всё!
И не расплатиться нам.
Потому, что единственное благодеяние, которое мы им можем оказать напоследок - боль укола в холодной операционной вместо долгой несменяемой боли.
Кошки лукавы. Кошки игривы. Кошки как львы, только без гривы.
Кошки спокойно, не понарошку, прыгают в бездну вдруг из лукошка.
Кошки изменчивы. Они свирепо-нежны и ласково-беспощадны.
Они не заискивают в поисках любви хозяина. Они постоянно врут. Они прыгают всеми лапами по лицам спящих, они орут, они не исполняют команд, они мощно и весело гадят в обувь гостей. Они не так, чтобы добрячки. Они не так, чтобы невероятные умницы. Они задницу могут вытереть о ковер запросто. Они охотятся на попугая. Они устраивают с псом безобразные сцены. Они коварны. Они прожорливы. Они везде шастают и трясут мокрыми хвостами.
Кошки могут быть назойливыми. По утрам особенно. И по ночам. Днем они спят и набираются красоты.
Кошки - маленькие существа. Они не слоны и не медведи. Но вони от них соизмеримо с бегемотом. Характер такой.
И только один раз они вдруг серьёзно и бесповоротно
уходят навсегда. И тогда что? Что тут остается? Из любимого и самого нежного - немного.
Глафира всегда была котенком. Даже когда стала весомой и значительной, в ней билась та, крошечная, Глаша: отважная исследовательница антресолей, срывательница струн на гитарах, теплый комочек беззащитности, встревоженная чужим плохим настроением оберегательница.
Кошки умирают одни. Они уберегают нас от боли. У них не получается.