В жизни каждого мужчины есть коробки, в которые он складывает свои ситуации и отношения. На потом.

Есть такие, которые все пережитое сбрасывают с башни или жгут на площади. Таких мы изучаем в учебниках истории.


А нормальные - по коробкам
На коробках надписи, поясняющие содержимое.

«Развалины»
«Непонятное»
«Трущоба»
«Месиво»
«Куча»
«Как я служил»
«Не помню»

И «Таня Мустафаева».

Все бывшие любови мужчины делятся на категории, обозначенные на коробках.

Коробки с отношениями нормальный мужчина хранит между сломанным ножом в ржавчине, пассатижами, молотком и коробочкой с саморезами. Рядом с пыльной изолентой. Между банок, оставшихся от Месива.

У меня три коробки.

«Первая»
«Самая»
И «Таня Мустафаева».

Сегодня ушла насовсем Никаноровна. Глафира. Глашенька.

Каждая кошка умрет.
Никаноровна - кошка.
Логика.
Лучше бы умерла эта самая логика.

Каждая кошка умирает по-разному. Под балконом, на пустыре, в реке, в хирургии.

Каждая кошка умирает своей очередной смертью и у каждой кошки есть всегда один, только ей ведомый, хозяин. У которого жизней и смертей - сколько хочешь. И он непостижим. Нам до него не дотянуться.


Кошки живут с нами и мы им должны. За всё!
И не расплатиться нам.
Потому, что единственное благодеяние, которое мы им можем оказать напоследок - боль укола в холодной операционной вместо долгой несменяемой боли.


Кошки лукавы. Кошки игривы. Кошки как львы, только без гривы.
Кошки спокойно, не понарошку, прыгают в бездну вдруг из лукошка.

Кошки изменчивы. Они свирепо-нежны и ласково-беспощадны.

Они не заискивают в поисках любви хозяина. Они постоянно врут. Они прыгают всеми лапами по лицам спящих, они орут, они не исполняют команд, они мощно и весело гадят в обувь гостей. Они не так, чтобы добрячки. Они не так, чтобы невероятные умницы. Они задницу могут вытереть о ковер запросто. Они охотятся на попугая. Они устраивают с псом безобразные сцены. Они коварны. Они прожорливы. Они везде шастают и трясут мокрыми хвостами.
Кошки могут быть назойливыми. По утрам особенно. И по ночам. Днем они спят и набираются красоты.

Кошки - маленькие существа. Они не слоны и не медведи. Но вони от них соизмеримо с бегемотом. Характер такой.

И только один раз они вдруг серьёзно и бесповоротно
уходят навсегда. И тогда что? Что тут остается? Из любимого и самого нежного - немного.

Глафира всегда была котенком. Даже когда стала весомой и значительной, в ней билась та, крошечная, Глаша: отважная исследовательница антресолей, срывательница струн на гитарах, теплый комочек беззащитности, встревоженная чужим плохим настроением оберегательница.

Кошки умирают одни. Они уберегают нас от боли. У них не получается.

Живешь себе будничной жизнью пожилого специалиста. Глаза забиты повседневностью. Серенькой. В голове откисает что-то. В руках телефон. Всё, как у людей. Ночь под таблами. Утро под кофеином. День под наркозом. Вечер под сериалом.
Но в школе случаются чудеса.
Вот на днях учащаяся химического класса доказала мне, что всё прекрасное рядом. И что муза Данте Росетти живет теперь в Самаре. Муза не очень понимает моего удивления. Ей нужна пятерка по обществознанию.

Промышляю всем.
Я - работящий старичок.
Сегодня на входе проверял паспорта у школьников. Пока не стали орать, работал тщательно. На свет. Переспрашивал дату выдачи. Колупал фото желтым ногтем. Был сосредоточен. Рядом два физкультурника взмахивали металлоискателями. В полутьме коридора мы втроем вполне сливались в дракона. Защищающего колдовское подземелье.
Школьники теперь ходят в костюмных ансамблях типа «земляночка». Кочевая нора на человеке. Все в ней есть: карманы повсеместные, все мешковатое, лапы втянул, капюшон натянул и доставай из кармана на лодыжке и того, и этого. Там и дрова, и кружечка. Можно спать где угодно. Кучей такой. Поверх - цепь. По бокам пушистые брелоки в натуральную величину.

Разница между медведем и девочкой в таком обвесе есть. Глаза у медведя желтые.

На выходе после экзамена дети стремились угостить меня недогрызенными шоколадками. Я косился по сторонам. Навроде, покормили меня уже. Всем довольны! Начальство отмечает за службу.
Отдавал проходящим честь, но флага не утратил.

Не спрашивайте, зачем. Я перебираю записи свои. И внезапно понял, что мой почерк номер три (у меня сорок девять почерков) абсолютно похож на почерк покойной королевы Елизаветы Виндзор.
Это лишний раз убеждает в том, что не зря меня истязали в начальной школе пером и чернильницей.
Не зря я акакием акакиевичем горбился с макательной ручкой у непроливайки. Под градом критических замечаний учительниц. Под хохот успешных ровесников.

Уроки чистописания обратили меня к вере в будущее и веселому скептицизму.

Непроливайка - обязательно прольется.
Стальное перо - обязательно сломается.
Каменная школа - рассыпется в прах и щебень.

Дневник - истлеет.

Твои серые жлобские нарукавники будет копировать Балансиага.
Твоя прическа с чубчиком и торчащими ушами - кормит миллионы барберов.

А на твой корявый почерк обязательно найдется своя королева.

Это и есть Надежда.
Это и есть Вера.
И Елизавета, царствие ей небесное.

‍Джон Шемякин про Меншикова в Берёзове, часть 1

👉 Канал Джона Шемякина в Telegram
👉 Подписывайся на наш Rutube канал

Краткое содержание последних двух лет.

Сильная личность и я.

В дальнюю дорогу надо приготовить дорожный пирог шотландских проходимцев. Фамильный секрет увяжу в платок и ринусь в заросли. Впереди меня ждут, а сзади бояться.
Баранина, жир, овес, картофель, корка, пропитавшаяся мясным - целебная основа нашей диеты.

Поеду я.

Внезапно продовольственные запасы экспедиции закончились. Отчаяние. Суетливые попытки. В панике бегал туда и сюда, мужественно подняв руки вверх и взвизгивая.

Решил разворачивать обратно. Подвиги надо своевременно заканчивать.

Но! Заведение суровой эскимосской кухни на проселочной дороге. У эскимосов я свой. Я у любых свой. Вплоть до Иерусалима. Но у эскимосов я вхожу в коллектив плотно. Без зазора.

Даже не знаю кого ем. И знать не хочу. Я иду к полюсу, мне не до подробностей.
По вкусу судя, ем фельдшера. Или конвойного какого. Вкус плотный насыщенный. Привкус хвойный. Послевкусие на средних нотах тяжелого чая. С дымком.
Экспедиция продолжается. На десерт принесли луковицу.

Как надо запоминаться детям?
Мудрым и честным наставником останусь я в их памяти. Ради этого я спал на полу кабинета, рвал шторы на окнах и задумчиво курил, сидя на столе, воя в кулак.
Надо знать, кем быть, что быть кем-то.
Изящным энциклопедистом, да ты ж посмотри ему вслед!
Дети, пламя!

На привале были устрицы. Хоть и май. Вставил монокль, бережно достав его из ватных экспедиционных штанов.
- Они дикие! - торжественно объявили.
- Ах! - эхом отозвался я- теперь можно и умирать!

Термометр напротив показывал сто сорок в тени.
Пока дикие устрицы не сожрали принесенные ранее хинкали, накрыл их ушаночкой.

- Я вас на волю выпущу… - солгал ушаночке, обмакивая хинкалину в сметану.

Пальцы жгло от перца и стыда.

После устриц залезал в кузов попутного грузовика с опаской. В руке держал букет из всяческих чурчхел.

Лежу на дне кузова ликом вверх.

Власть должна быть анонимной. Очень вас прошу.

Анонимность и рассеянность по стране правительства- вот мой конечный идеал.
Живет на лестничной площадке с тобой рядом идиот какой-то. Ты его мутузишь, алкаша провонявшего, защищаешь от его жены, прячешь в кладовой, когда за ним участковый с автоматом прибегает. Одалживаешь, конечно, не без того. Рублей триста, не больше. Отдаешь ему полинявшие после неудачной стирки вещи: треники там, майки. Ботинки лыжные — бегать в пырок, даришь просто от чистого сердца, с куража.
Потом раза два в ухо заедешь, когда начнёт нести околесицу про мировую политику. Но,в целом говоря, живешь с таким соседом отлично. Гаражи, столик вкопали, сосед стащил где-то две бочки, вкопали рядом, потом ты сам стащил три мотка медного кабеля — обжигаете оплётку на костре, сидите на корточках, ругаете проституток, которых развелось каждая вторая просто. Он в твоей майке. Ты его помидоры ешь из банки. Ну как у людей. Хихикаете.
Потом — нна! Помирает твоей соседушко, отмаялся под колёсами погрузчика, когда винтил с цистерны слив. И тут! И тут всё небо в армейски вертолётах, полный обвес. Комендантский час по городу, да что по городу? По области! И по трём соседним областям команду дали через усилители, чтобы все лежали на полу в своих квартирах пятеро суток, головы не поднимали.

На улицах танки из дивизии. Бойцы камуфляжные в разгрузках сыпятся из транспортников. На шевронах вепри, летучие мыши, барсы, олени, перекрещенные мечи. Вместо ГИБДД подполковники, с Сахалина переброшенные, стоят на перекрёстках. Морская пехота по детским садам проволоку намотала и засела снайперски. Спецназ ГРУ билеты проверяет в автобусах у олигархов. Нету билета — рвут шапки или авоськи отбирают. Олигархи ведь тоже должны жить анонимно. Это ясно. Сорок семь глав правительств приехали алкаша твоего хоронить. Королева Иордании прилетела в слезах. Папа Римский лично венок несет на пятый этаж. Почётный караул из Китая! У мусоропровода лейб-штандарты, по третьему этажу орхидеи, а на орхидеях Элтон Джон поёт. Открываешь дверь на звонок — канцлер Австрии, премьер Японии и какой-то в простыне в туалет просятся. Обаму во двор не пускают. Евросоюзные дипломаты на логанах паркуются. Их-то все знают, пальцем показывают. Ксения Анатольевна в школьном ещё платьице на заднем сидении скорбит.
Ибо скончался чуть ли не вице-премьер по образованию. Или даже ещё кто круче. Дорожник главный по мостам через Волгу.

По айфону управлял. С айпеда давал команды. На Марсе разворачивал базы пока мы с ним про биатлон лаялись. И на бирже ещё поигрывал некрупно, всё фьючерсами да зерном, в основном миллиардов на девять выставлялся, осторожничал.

Вот, чего я жажду.