Экипаж "Гедана" вырезали, видимо, полностью. Командира 10-пушечного "Гедана" обер-лейтенант Иоганна Вильгельмса изрубили в месиво.
Из экипажа "Астрильда" удалось царю отбить от осатаневших солдатиков капитана Карла фон Вердена. Карл видел, как Петя орудует топором на палубе. Потом Карл пришёл в сознание и поговорил с Петром Алексеевичем.
Через месяц лейтенант королевского флота Швеции Карл фон Верден перешёл на русскую службу. Дослужился до капитана первого ранга и командира флагмана русского флота, построенного по чертежам царя 64-пушечного линейного корабля 3 ранга "Ингерманлад". Составил первую карту Каспийского моря.
Кстати, и Александр Данилович Меншиков фон Вердена не забывал. Регулярно посылал ему практичные и полезные подарки: хрусталь свой, стекло свое, трофейный компас, ковры и обезьянку.
Пётр собирался послать своего любимого капитана в Тихоокеанскую экспедицию. Послали в итоге Витуса Беринга. А то имели бы мы все шансы иметь Верденский пролив и Верденское море.
Из экипажа "Астрильда" удалось царю отбить от осатаневших солдатиков капитана Карла фон Вердена. Карл видел, как Петя орудует топором на палубе. Потом Карл пришёл в сознание и поговорил с Петром Алексеевичем.
Через месяц лейтенант королевского флота Швеции Карл фон Верден перешёл на русскую службу. Дослужился до капитана первого ранга и командира флагмана русского флота, построенного по чертежам царя 64-пушечного линейного корабля 3 ранга "Ингерманлад". Составил первую карту Каспийского моря.
Кстати, и Александр Данилович Меншиков фон Вердена не забывал. Регулярно посылал ему практичные и полезные подарки: хрусталь свой, стекло свое, трофейный компас, ковры и обезьянку.
Пётр собирался послать своего любимого капитана в Тихоокеанскую экспедицию. Послали в итоге Витуса Беринга. А то имели бы мы все шансы иметь Верденский пролив и Верденское море.
В жизни каждого мужчины есть коробки, в которые он складывает свои ситуации и отношения. На потом.
Есть такие, которые все пережитое сбрасывают с башни или жгут на площади. Таких мы изучаем в учебниках истории.
А нормальные - по коробкам
На коробках надписи, поясняющие содержимое.
«Развалины»
«Непонятное»
«Трущоба»
«Месиво»
«Куча»
«Как я служил»
«Не помню»
И «Таня Мустафаева».
Все бывшие любови мужчины делятся на категории, обозначенные на коробках.
Коробки с отношениями нормальный мужчина хранит между сломанным ножом в ржавчине, пассатижами, молотком и коробочкой с саморезами. Рядом с пыльной изолентой. Между банок, оставшихся от Месива.
У меня три коробки.
«Первая»
«Самая»
И «Таня Мустафаева».
Есть такие, которые все пережитое сбрасывают с башни или жгут на площади. Таких мы изучаем в учебниках истории.
А нормальные - по коробкам
На коробках надписи, поясняющие содержимое.
«Развалины»
«Непонятное»
«Трущоба»
«Месиво»
«Куча»
«Как я служил»
«Не помню»
И «Таня Мустафаева».
Все бывшие любови мужчины делятся на категории, обозначенные на коробках.
Коробки с отношениями нормальный мужчина хранит между сломанным ножом в ржавчине, пассатижами, молотком и коробочкой с саморезами. Рядом с пыльной изолентой. Между банок, оставшихся от Месива.
У меня три коробки.
«Первая»
«Самая»
И «Таня Мустафаева».
Сегодня ушла насовсем Никаноровна. Глафира. Глашенька.
Каждая кошка умрет.
Никаноровна - кошка.
Логика.
Лучше бы умерла эта самая логика.
Каждая кошка умирает по-разному. Под балконом, на пустыре, в реке, в хирургии.
Каждая кошка умирает своей очередной смертью и у каждой кошки есть всегда один, только ей ведомый, хозяин. У которого жизней и смертей - сколько хочешь. И он непостижим. Нам до него не дотянуться.
Кошки живут с нами и мы им должны. За всё!
И не расплатиться нам.
Потому, что единственное благодеяние, которое мы им можем оказать напоследок - боль укола в холодной операционной вместо долгой несменяемой боли.
Кошки лукавы. Кошки игривы. Кошки как львы, только без гривы.
Кошки спокойно, не понарошку, прыгают в бездну вдруг из лукошка.
Кошки изменчивы. Они свирепо-нежны и ласково-беспощадны.
Они не заискивают в поисках любви хозяина. Они постоянно врут. Они прыгают всеми лапами по лицам спящих, они орут, они не исполняют команд, они мощно и весело гадят в обувь гостей. Они не так, чтобы добрячки. Они не так, чтобы невероятные умницы. Они задницу могут вытереть о ковер запросто. Они охотятся на попугая. Они устраивают с псом безобразные сцены. Они коварны. Они прожорливы. Они везде шастают и трясут мокрыми хвостами.
Кошки могут быть назойливыми. По утрам особенно. И по ночам. Днем они спят и набираются красоты.
Кошки - маленькие существа. Они не слоны и не медведи. Но вони от них соизмеримо с бегемотом. Характер такой.
И только один раз они вдруг серьёзно и бесповоротно
уходят навсегда. И тогда что? Что тут остается? Из любимого и самого нежного - немного.
Глафира всегда была котенком. Даже когда стала весомой и значительной, в ней билась та, крошечная, Глаша: отважная исследовательница антресолей, срывательница струн на гитарах, теплый комочек беззащитности, встревоженная чужим плохим настроением оберегательница.
Кошки умирают одни. Они уберегают нас от боли. У них не получается.
Каждая кошка умрет.
Никаноровна - кошка.
Логика.
Лучше бы умерла эта самая логика.
Каждая кошка умирает по-разному. Под балконом, на пустыре, в реке, в хирургии.
Каждая кошка умирает своей очередной смертью и у каждой кошки есть всегда один, только ей ведомый, хозяин. У которого жизней и смертей - сколько хочешь. И он непостижим. Нам до него не дотянуться.
Кошки живут с нами и мы им должны. За всё!
И не расплатиться нам.
Потому, что единственное благодеяние, которое мы им можем оказать напоследок - боль укола в холодной операционной вместо долгой несменяемой боли.
Кошки лукавы. Кошки игривы. Кошки как львы, только без гривы.
Кошки спокойно, не понарошку, прыгают в бездну вдруг из лукошка.
Кошки изменчивы. Они свирепо-нежны и ласково-беспощадны.
Они не заискивают в поисках любви хозяина. Они постоянно врут. Они прыгают всеми лапами по лицам спящих, они орут, они не исполняют команд, они мощно и весело гадят в обувь гостей. Они не так, чтобы добрячки. Они не так, чтобы невероятные умницы. Они задницу могут вытереть о ковер запросто. Они охотятся на попугая. Они устраивают с псом безобразные сцены. Они коварны. Они прожорливы. Они везде шастают и трясут мокрыми хвостами.
Кошки могут быть назойливыми. По утрам особенно. И по ночам. Днем они спят и набираются красоты.
Кошки - маленькие существа. Они не слоны и не медведи. Но вони от них соизмеримо с бегемотом. Характер такой.
И только один раз они вдруг серьёзно и бесповоротно
уходят навсегда. И тогда что? Что тут остается? Из любимого и самого нежного - немного.
Глафира всегда была котенком. Даже когда стала весомой и значительной, в ней билась та, крошечная, Глаша: отважная исследовательница антресолей, срывательница струн на гитарах, теплый комочек беззащитности, встревоженная чужим плохим настроением оберегательница.
Кошки умирают одни. Они уберегают нас от боли. У них не получается.
Живешь себе будничной жизнью пожилого специалиста. Глаза забиты повседневностью. Серенькой. В голове откисает что-то. В руках телефон. Всё, как у людей. Ночь под таблами. Утро под кофеином. День под наркозом. Вечер под сериалом.
Но в школе случаются чудеса.
Вот на днях учащаяся химического класса доказала мне, что всё прекрасное рядом. И что муза Данте Росетти живет теперь в Самаре. Муза не очень понимает моего удивления. Ей нужна пятерка по обществознанию.
Но в школе случаются чудеса.
Вот на днях учащаяся химического класса доказала мне, что всё прекрасное рядом. И что муза Данте Росетти живет теперь в Самаре. Муза не очень понимает моего удивления. Ей нужна пятерка по обществознанию.
Промышляю всем.
Я - работящий старичок.
Сегодня на входе проверял паспорта у школьников. Пока не стали орать, работал тщательно. На свет. Переспрашивал дату выдачи. Колупал фото желтым ногтем. Был сосредоточен. Рядом два физкультурника взмахивали металлоискателями. В полутьме коридора мы втроем вполне сливались в дракона. Защищающего колдовское подземелье.
Школьники теперь ходят в костюмных ансамблях типа «земляночка». Кочевая нора на человеке. Все в ней есть: карманы повсеместные, все мешковатое, лапы втянул, капюшон натянул и доставай из кармана на лодыжке и того, и этого. Там и дрова, и кружечка. Можно спать где угодно. Кучей такой. Поверх - цепь. По бокам пушистые брелоки в натуральную величину.
Разница между медведем и девочкой в таком обвесе есть. Глаза у медведя желтые.
На выходе после экзамена дети стремились угостить меня недогрызенными шоколадками. Я косился по сторонам. Навроде, покормили меня уже. Всем довольны! Начальство отмечает за службу.
Отдавал проходящим честь, но флага не утратил.
Я - работящий старичок.
Сегодня на входе проверял паспорта у школьников. Пока не стали орать, работал тщательно. На свет. Переспрашивал дату выдачи. Колупал фото желтым ногтем. Был сосредоточен. Рядом два физкультурника взмахивали металлоискателями. В полутьме коридора мы втроем вполне сливались в дракона. Защищающего колдовское подземелье.
Школьники теперь ходят в костюмных ансамблях типа «земляночка». Кочевая нора на человеке. Все в ней есть: карманы повсеместные, все мешковатое, лапы втянул, капюшон натянул и доставай из кармана на лодыжке и того, и этого. Там и дрова, и кружечка. Можно спать где угодно. Кучей такой. Поверх - цепь. По бокам пушистые брелоки в натуральную величину.
Разница между медведем и девочкой в таком обвесе есть. Глаза у медведя желтые.
На выходе после экзамена дети стремились угостить меня недогрызенными шоколадками. Я косился по сторонам. Навроде, покормили меня уже. Всем довольны! Начальство отмечает за службу.
Отдавал проходящим честь, но флага не утратил.
Не спрашивайте, зачем. Я перебираю записи свои. И внезапно понял, что мой почерк номер три (у меня сорок девять почерков) абсолютно похож на почерк покойной королевы Елизаветы Виндзор.
Это лишний раз убеждает в том, что не зря меня истязали в начальной школе пером и чернильницей.
Не зря я акакием акакиевичем горбился с макательной ручкой у непроливайки. Под градом критических замечаний учительниц. Под хохот успешных ровесников.
Уроки чистописания обратили меня к вере в будущее и веселому скептицизму.
Непроливайка - обязательно прольется.
Стальное перо - обязательно сломается.
Каменная школа - рассыпется в прах и щебень.
Дневник - истлеет.
Твои серые жлобские нарукавники будет копировать Балансиага.
Твоя прическа с чубчиком и торчащими ушами - кормит миллионы барберов.
А на твой корявый почерк обязательно найдется своя королева.
Это и есть Надежда.
Это и есть Вера.
И Елизавета, царствие ей небесное.
Это лишний раз убеждает в том, что не зря меня истязали в начальной школе пером и чернильницей.
Не зря я акакием акакиевичем горбился с макательной ручкой у непроливайки. Под градом критических замечаний учительниц. Под хохот успешных ровесников.
Уроки чистописания обратили меня к вере в будущее и веселому скептицизму.
Непроливайка - обязательно прольется.
Стальное перо - обязательно сломается.
Каменная школа - рассыпется в прах и щебень.
Дневник - истлеет.
Твои серые жлобские нарукавники будет копировать Балансиага.
Твоя прическа с чубчиком и торчащими ушами - кормит миллионы барберов.
А на твой корявый почерк обязательно найдется своя королева.
Это и есть Надежда.
Это и есть Вера.
И Елизавета, царствие ей небесное.
Forwarded from Tynu40k Goblina (oper.ru)
Джон Шемякин про Меншикова в Берёзове, часть 1
👉 Канал Джона Шемякина в Telegram
👉 Подписывайся на наш Rutube канал
👉 Канал Джона Шемякина в Telegram
👉 Подписывайся на наш Rutube канал
RUTUBE
Джон Шемякин про Меншикова в Берёзове, часть 1
Подписывайся на наш канал!
Канал Джона Шемякина в Telegram: https://t.me/gillshem
Аудиоверсия: https://oper.ru/video/getaudio/interview_menshikov1.mp3
Канал Джона Шемякина в Telegram: https://t.me/gillshem
Аудиоверсия: https://oper.ru/video/getaudio/interview_menshikov1.mp3
Завтра будет Последний Звонок у принцессного, самого замечательного, смелого, резкого, честного и талантливого класса. Будут песни, ленты, неумелые слова и умелые танцы, будут торжественные первоклассники и самые радостные родители. Завтра будет странный и удивительный день.
Сегодня мы сажали трогательные липы. Учителя, родители, уженедети, дети. Были приведены братья, сестры. Торжественно принесены домашние любимцы.
Сажали аллею. Давали каждому дереву имя. Пели. Танцевали. Надеялись, что завтра никто не расплачется. За себя не поручусь.
Сегодня мы сажали трогательные липы. Учителя, родители, уженедети, дети. Были приведены братья, сестры. Торжественно принесены домашние любимцы.
Сажали аллею. Давали каждому дереву имя. Пели. Танцевали. Надеялись, что завтра никто не расплачется. За себя не поручусь.
Не могу поверить…
Дорогие мои сильные девочки, последнее моё распоряжение по принцессному классу будет категоричным: всегда оставайтесь такими же удивительными, точными, изящными, нежными и беспощадными! При любом раскладе, на любом козыре держите ваш неповторимый фирменный стиль.
Вы неплохо мной поруководили, 11 Г, так скажу. Без вас всё будет совсем не то, не с теми и не так.
С якоря сниматься, эскадре держать курс на сближение с целью!
Дети, ставьте огонь.
Дорогие мои сильные девочки, последнее моё распоряжение по принцессному классу будет категоричным: всегда оставайтесь такими же удивительными, точными, изящными, нежными и беспощадными! При любом раскладе, на любом козыре держите ваш неповторимый фирменный стиль.
Вы неплохо мной поруководили, 11 Г, так скажу. Без вас всё будет совсем не то, не с теми и не так.
С якоря сниматься, эскадре держать курс на сближение с целью!
Дети, ставьте огонь.
Внезапно продовольственные запасы экспедиции закончились. Отчаяние. Суетливые попытки. В панике бегал туда и сюда, мужественно подняв руки вверх и взвизгивая.
Решил разворачивать обратно. Подвиги надо своевременно заканчивать.
Но! Заведение суровой эскимосской кухни на проселочной дороге. У эскимосов я свой. Я у любых свой. Вплоть до Иерусалима. Но у эскимосов я вхожу в коллектив плотно. Без зазора.
Даже не знаю кого ем. И знать не хочу. Я иду к полюсу, мне не до подробностей.
По вкусу судя, ем фельдшера. Или конвойного какого. Вкус плотный насыщенный. Привкус хвойный. Послевкусие на средних нотах тяжелого чая. С дымком.
Экспедиция продолжается. На десерт принесли луковицу.
Решил разворачивать обратно. Подвиги надо своевременно заканчивать.
Но! Заведение суровой эскимосской кухни на проселочной дороге. У эскимосов я свой. Я у любых свой. Вплоть до Иерусалима. Но у эскимосов я вхожу в коллектив плотно. Без зазора.
Даже не знаю кого ем. И знать не хочу. Я иду к полюсу, мне не до подробностей.
По вкусу судя, ем фельдшера. Или конвойного какого. Вкус плотный насыщенный. Привкус хвойный. Послевкусие на средних нотах тяжелого чая. С дымком.
Экспедиция продолжается. На десерт принесли луковицу.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Как надо запоминаться детям?
Мудрым и честным наставником останусь я в их памяти. Ради этого я спал на полу кабинета, рвал шторы на окнах и задумчиво курил, сидя на столе, воя в кулак.
Надо знать, кем быть, что быть кем-то.
Изящным энциклопедистом, да ты ж посмотри ему вслед!
Дети, пламя!
Мудрым и честным наставником останусь я в их памяти. Ради этого я спал на полу кабинета, рвал шторы на окнах и задумчиво курил, сидя на столе, воя в кулак.
Надо знать, кем быть, что быть кем-то.
Изящным энциклопедистом, да ты ж посмотри ему вслед!
Дети, пламя!
На привале были устрицы. Хоть и май. Вставил монокль, бережно достав его из ватных экспедиционных штанов.
- Они дикие! - торжественно объявили.
- Ах! - эхом отозвался я- теперь можно и умирать!
Термометр напротив показывал сто сорок в тени.
Пока дикие устрицы не сожрали принесенные ранее хинкали, накрыл их ушаночкой.
- Я вас на волю выпущу… - солгал ушаночке, обмакивая хинкалину в сметану.
Пальцы жгло от перца и стыда.
После устриц залезал в кузов попутного грузовика с опаской. В руке держал букет из всяческих чурчхел.
Лежу на дне кузова ликом вверх.
- Они дикие! - торжественно объявили.
- Ах! - эхом отозвался я- теперь можно и умирать!
Термометр напротив показывал сто сорок в тени.
Пока дикие устрицы не сожрали принесенные ранее хинкали, накрыл их ушаночкой.
- Я вас на волю выпущу… - солгал ушаночке, обмакивая хинкалину в сметану.
Пальцы жгло от перца и стыда.
После устриц залезал в кузов попутного грузовика с опаской. В руке держал букет из всяческих чурчхел.
Лежу на дне кузова ликом вверх.
Власть должна быть анонимной. Очень вас прошу.
Анонимность и рассеянность по стране правительства- вот мой конечный идеал.
Живет на лестничной площадке с тобой рядом идиот какой-то. Ты его мутузишь, алкаша провонявшего, защищаешь от его жены, прячешь в кладовой, когда за ним участковый с автоматом прибегает. Одалживаешь, конечно, не без того. Рублей триста, не больше. Отдаешь ему полинявшие после неудачной стирки вещи: треники там, майки. Ботинки лыжные — бегать в пырок, даришь просто от чистого сердца, с куража.
Потом раза два в ухо заедешь, когда начнёт нести околесицу про мировую политику. Но,в целом говоря, живешь с таким соседом отлично. Гаражи, столик вкопали, сосед стащил где-то две бочки, вкопали рядом, потом ты сам стащил три мотка медного кабеля — обжигаете оплётку на костре, сидите на корточках, ругаете проституток, которых развелось каждая вторая просто. Он в твоей майке. Ты его помидоры ешь из банки. Ну как у людей. Хихикаете.
Потом — нна! Помирает твоей соседушко, отмаялся под колёсами погрузчика, когда винтил с цистерны слив. И тут! И тут всё небо в армейски вертолётах, полный обвес. Комендантский час по городу, да что по городу? По области! И по трём соседним областям команду дали через усилители, чтобы все лежали на полу в своих квартирах пятеро суток, головы не поднимали.
На улицах танки из дивизии. Бойцы камуфляжные в разгрузках сыпятся из транспортников. На шевронах вепри, летучие мыши, барсы, олени, перекрещенные мечи. Вместо ГИБДД подполковники, с Сахалина переброшенные, стоят на перекрёстках. Морская пехота по детским садам проволоку намотала и засела снайперски. Спецназ ГРУ билеты проверяет в автобусах у олигархов. Нету билета — рвут шапки или авоськи отбирают. Олигархи ведь тоже должны жить анонимно. Это ясно. Сорок семь глав правительств приехали алкаша твоего хоронить. Королева Иордании прилетела в слезах. Папа Римский лично венок несет на пятый этаж. Почётный караул из Китая! У мусоропровода лейб-штандарты, по третьему этажу орхидеи, а на орхидеях Элтон Джон поёт. Открываешь дверь на звонок — канцлер Австрии, премьер Японии и какой-то в простыне в туалет просятся. Обаму во двор не пускают. Евросоюзные дипломаты на логанах паркуются. Их-то все знают, пальцем показывают. Ксения Анатольевна в школьном ещё платьице на заднем сидении скорбит.
Ибо скончался чуть ли не вице-премьер по образованию. Или даже ещё кто круче. Дорожник главный по мостам через Волгу.
По айфону управлял. С айпеда давал команды. На Марсе разворачивал базы пока мы с ним про биатлон лаялись. И на бирже ещё поигрывал некрупно, всё фьючерсами да зерном, в основном миллиардов на девять выставлялся, осторожничал.
Вот, чего я жажду.
Анонимность и рассеянность по стране правительства- вот мой конечный идеал.
Живет на лестничной площадке с тобой рядом идиот какой-то. Ты его мутузишь, алкаша провонявшего, защищаешь от его жены, прячешь в кладовой, когда за ним участковый с автоматом прибегает. Одалживаешь, конечно, не без того. Рублей триста, не больше. Отдаешь ему полинявшие после неудачной стирки вещи: треники там, майки. Ботинки лыжные — бегать в пырок, даришь просто от чистого сердца, с куража.
Потом раза два в ухо заедешь, когда начнёт нести околесицу про мировую политику. Но,в целом говоря, живешь с таким соседом отлично. Гаражи, столик вкопали, сосед стащил где-то две бочки, вкопали рядом, потом ты сам стащил три мотка медного кабеля — обжигаете оплётку на костре, сидите на корточках, ругаете проституток, которых развелось каждая вторая просто. Он в твоей майке. Ты его помидоры ешь из банки. Ну как у людей. Хихикаете.
Потом — нна! Помирает твоей соседушко, отмаялся под колёсами погрузчика, когда винтил с цистерны слив. И тут! И тут всё небо в армейски вертолётах, полный обвес. Комендантский час по городу, да что по городу? По области! И по трём соседним областям команду дали через усилители, чтобы все лежали на полу в своих квартирах пятеро суток, головы не поднимали.
На улицах танки из дивизии. Бойцы камуфляжные в разгрузках сыпятся из транспортников. На шевронах вепри, летучие мыши, барсы, олени, перекрещенные мечи. Вместо ГИБДД подполковники, с Сахалина переброшенные, стоят на перекрёстках. Морская пехота по детским садам проволоку намотала и засела снайперски. Спецназ ГРУ билеты проверяет в автобусах у олигархов. Нету билета — рвут шапки или авоськи отбирают. Олигархи ведь тоже должны жить анонимно. Это ясно. Сорок семь глав правительств приехали алкаша твоего хоронить. Королева Иордании прилетела в слезах. Папа Римский лично венок несет на пятый этаж. Почётный караул из Китая! У мусоропровода лейб-штандарты, по третьему этажу орхидеи, а на орхидеях Элтон Джон поёт. Открываешь дверь на звонок — канцлер Австрии, премьер Японии и какой-то в простыне в туалет просятся. Обаму во двор не пускают. Евросоюзные дипломаты на логанах паркуются. Их-то все знают, пальцем показывают. Ксения Анатольевна в школьном ещё платьице на заднем сидении скорбит.
Ибо скончался чуть ли не вице-премьер по образованию. Или даже ещё кто круче. Дорожник главный по мостам через Волгу.
По айфону управлял. С айпеда давал команды. На Марсе разворачивал базы пока мы с ним про биатлон лаялись. И на бирже ещё поигрывал некрупно, всё фьючерсами да зерном, в основном миллиардов на девять выставлялся, осторожничал.
Вот, чего я жажду.