Вопрос к вам

Я думаю начать вести короткий формат на YouTube — своего рода философский шортс.
Личный видеоблог без монтажа: повседневность, состояния, наблюдения.
Интересно ли вам было бы такое смотреть?
Буду рад вашему отклику.

Прошло уже две лекции курса «Феноменология познания».
Для меня этот курс — одновременно вызов и радость.

Это пространство, в котором я пытаюсь продвигаться к самым сокровенным слоям становления смысла.
Мы всматриваемся в сам процесс появления явного,
вскрываем внутренний ритм феномена —
но это возможно лишь тогда, когда мы сами включены в гравитацию явления,
в пульсацию его откатывания и возвращения.

Опорой для нас остаются тексты Гуссерля, Хайдеггера, Мерло-Понти и Марка Ришира.
Мы движемся в поле трансцендентальной феноменологии — в пространстве «Идей I» Гуссерля.
Но вместе с Риширом мы размыкаем это поле,
радикализируя феноменологическую редукцию
(опираясь на «Phénomènes, Temps et Êtres»).

В реализацию курса я включаю также результаты собственных исследований,
связанных с феноменологией состояния и обновлённым концептом «подхода».
Это не просто метод или техника,
а форма присутствия, в которой мы вступаем в соучастие со становлением явления,
без захвата, без насилия, — через открытость и внимательное удержание.

СТРАСТЬ К ФЕНОМЕНОЛОГИИ

Феноменология — это не наука в строгом смысле, не система положений и не свод теорий, а прежде всего особый способ отношения к миру, к явлению, к самому акту переживания. Страсть к феноменологии — это страсть к истоку, к тому, что всегда уже есть перед нами, но в то же время постоянно ускользает, потому что данность покрыта привычными интерпретациями, предсказуемыми смыслами и забытыми началами. Феноменологическая практика — это возвращение к первоначальному полю опыта, где ещё не разделено «что» и «как», где вещь ещё не стала объектом, а время ещё не распалось на прошлое, настоящее и будущее. Это упражнение в обращении взора к самому акту дарования мира, к тому, как мир становится миром для нас, как он даётся — в интуиции, в теле, в событии присутствия.

Быть феноменологом — значит не столько мыслить о сущем, сколько удерживать в сознании его появление, оставаться в том месте, где сущность только проступает из потока феноменальности. Это не техника описания, а искусство соразмеряться с явленностью, искусство остановки в потоке повседневности и возвращения к истоку смысла. Феноменология — это путь к тому, что делает возможным всякое знание, всякую науку, всякую теорию: к полю явленного в его до-теоретической чистоте. Но эта чистота — не абстрактна, не отвлечённа: это живое поле переживания, в котором вещи, тела, образы и слова впервые выступают из сокрытого.

Здесь требуется быть в состоянии допустить явление как явление, в его становлении, в его приходе. Страсть к феноменологии — это не только интеллектуальное усилие, но прежде всего способность удерживать себя в том месте, где мир только начинает быть, где он ещё не закрепился в схемах и определениях, где он только-что-ещё-является. Это и есть феноменологическая установка: готовность снова и снова возвращаться в исток опыта, не давая забвению закрыть доступ к тому, что всегда уже дано — и в то же время ещё не понято.

Новый курс: «Метафизика: между ничто и явлением»

Что такое метафизика сегодня?

Этот курс — не просто возвращение к классическим вопросам, но попытка увидеть их заново: через опыт явления, становления, события.
Мы вместе пройдем путь от Парменида до Бергсона, от Плотина до Гуссерля, от Аристотеля до Делёза, чтобы пересобрать метафизику не как догму, а как размышление об истоке.

Главные темы курса:

— Почему есть нечто, а не ничто?
— Что значит «являться»?
— Как мыслить становление, а не только сущность?
— Что такое время, смерть, свобода?
— Почему язык — не просто средство, но событие смысла?
— Как соотнести «Я» и мир?
— Что такое предел мысли?

8 лекций - онлайн.
На платформе «Феноменологическая мастерская»

Старт курса — октябрь.

Курс «Метафизика: между ничто и явлением»


Пошаговый план лекций


Лекция 1. Метафизика: постановка вопроса

Начнем с основного вопроса: что такое метафизика?
Проанализируем её классическое определение как науки о сущем как таковом, рассмотрим проблему начала и основания.
Особое внимание будет уделено переходу от онтологии субстанции к исследованию самого явления как события.

Лекция 2. Явление и ничто: вопрос о начале

Рассмотрим проблему соотношения бытия и ничто.
Поставим вопрос: как возможно, что нечто является?
Явление будет рассмотрено в его граничной структуре между наличием и отсутствием, в контексте апофатики и предела явимого.

Лекция 3. Бытие, субстанция, становление

Разберём понятия ουσία, субстанции и становления.
Сопоставим классическую онтологию (Аристотель, Спиноза) с философией процесса (Шеллинг, Бергсон, Уайтхед).
Обсудим, как возможно мыслить бытие не как неподвижную основу, а как событие развёртывания.

Лекция 4. Время и событие

Проблема времени рассматривается как ключ к пониманию структуры мира.
Изучим время не как физическое измерение, а как трансцендентальное условие явленности.
Событие будет проанализировано как способ соотнесения временности и бытия.

Лекция 5. Причина, основание и возможность

Исследуем понятие основания (Grund) и причины.
Постановим вопрос: что значит «иметь основание»?
Будет проведён анализ перехода от классической метафизики оснований к исследованию условия возможности явления.

Лекция 6. Свобода и предел опыта

Свобода рассматривается в её связи с понятием возможности и случайности.
Разберём антиномический статус свободы у Канта и современное её переосмысление как модуса события.
Свобода будет рассмотрена не только как проблема воли, но как онтологическая структура.

Лекция 7. Смерть и Иное

Смерть мыслится как предел явления и как структура опыта.
Обсудим смерть не только в экзистенциальном, но и в онтологическом аспекте, как условие постановки вопроса о бытии.
Вопрос о Иное также будет рассмотрен в связи с вопросом о «Я» как полюсе сознания.

Лекция 8. Завершение: метафизика и её актуальность

Итоговая лекция посвящена вопросу о возможности метафизики сегодня.
Проанализируем, как проблематика бытия, ничто, явления и предела опыта позволяет заново поставить вопросы метафизики.

Почему мои курсы — это не совсем курсы

Я думаю, что то, что я называю «курсом», всё меньше напоминает привычный формат. Это не система знаний, не лекционный монолог и не тренинг по философии. Скорее — пространство, где мышление начинает дышать.

Мои курсы — это не передача информации, а запрошенное внимание. Это не обучение, а совместное удержание вопроса. Это не теория, а форма медитативного напряжения, в котором что-то происходит — между нами, в нас, в самом способе быть.

Я соединяю философскую рефлексию, феноменологическую практику и творческое письмо. Это требует не подготовки, а состояния — открытости, незащищённости, готовности вступить в неведомое.

Такое мышление не идёт от концепта к концепту. Оно движется из глубины — туда, где явление ещё не оформилось, но уже касается. И именно там, в этой зыбкой точке, начинается работа.

Как попасть на курс «Метафизика: между ничто и явлением»?

Чтобы участвовать:
1. Напишите короткое письмо о себе и мотивации на sergey.forkosh@gmail.com
2. После этого, некоторых из вас я приглашу на краткое онлайн-собеседование

Курс платный.
Максимальное количество участников — 15 человек.

Миф, метафизика, феноменология

Миф — это первая попытка удержать исчезающее.
Он схватывает мир в образе, в ритме рассказа, в символе,
который переживается как истина до всякого сомнения.

Метафизика — это усилие мысли,
что хочет понять сущее как таковое,
придать форму исчезающему,
сделать различие устойчивым.

Феноменология — это возвращение к самому явлению,
до мифа, до смысла, до понятия.
Это попытка остаться в точке мерцания,
где различие только начинается,
где мир ещё не мир, но уже касается.

Миф говорит: «Так было».
Метафизика говорит: «Так есть».
Феноменология слушает: как возможно то, что есть?

«… я видел впереди все те же темные, несмываемые силуэты (донкихотские фигуры, обглоданные светом который обгрызал, разъедал их контуры) на фоне слепящего солнца, их черные тени то скользили рядом по дороге как верные двойники, то укорачивались, как бы стягиваясь даже сталкиваясь, карликовые и бесформенные, то удлинялись, голенастые и растянутые, симметрично повторяя в ракурсе движения своих вертикальных двойников точно связанные с ними невидимыми питями: четыре точки — четыре копыта — попеременно отрываются и вновь сливаются вместе (совсем как водяная капля когда она отрывается от крыши вернее разрывается надвое, одпа половинка остается висеть на копчике водосточной трубы (этот феномен можно разложить следующим образом: капля под тяжестью собствепного веса вытягивается принимая грушевидную форму, деформируется, потом как бы препоясывается посередине, нижняя ее часть - более увесистая — отделяясь, падает, а верхняя часть как бы подтягивается, вбирается внутрь, как бы всасывается изпутри сразу же после разрыва, потом опа сразу же вновь разбухает едва поступает новая порция воды, так что через мгновение кажется что, на том же самом месте, висит все та же капля, и снова пухнет, и так без конца, словно стеклянный шарик пляшет на конце резинки вверх вниз), и, вот так же, нога лошади и тень этой ноги разделяются и снова сливаются, без конца соединяясь друг с другом, когда копыто поднимается тень подобно щупальцу осьминога втягивается впутрь, пога описывает естественную кривую, дугу, а под ней и чуть позади черное пятно лишь немножко отступает, сжимаясь, и снова возвращается, прилипает к копыту - и оттого что солнечные лучи падают косо, скорость с которой тень вновь так сказать попадает в цель все возрастает, медленно беря разгон она в конце летит подобно стреле, устремляясь к точке касания, соединения) точно в силу явления осмоса, четырехкратное двойное движение, четыре копыта и четыре сталкивающиеся тепи разъединяются и снова соединяются в некоем недвижном колебании взад-вперед, в равномерном топтании на месте, а под ними тянутся пыльные обочины, замощенные или заросшие травой, словно бы чернильная клякса со множеством подтеков расплывается и снова стягивается, скользят не оставляя следа на грудах мусора, трупах, на этой вот дорожке из печистот, шлейфе отбросов которые оставляет в своем фарватере война…»

«Дороги Фландрии» Клод Симон

Breaking Bad – феномен

В Breaking Bad субъект не удержан в центре. Он разлагается в процессе, который исходит не из него, а из напряжения между телом, необходимостью и обстоятельством. “Я” — это не первичный носитель действия, а точка уязвимости, через которую проходит давление ситуации. Болезнь, семья, деньги, утраченная власть — все эти векторы вторгаются в структуру человека и начинают переписывать его функцию. Субъект здесь возникает как оперативный режим: он не решает, а реагирует, не творит, а адаптируется к пределу. Heisenberg — не альтер-эго, а форма стабилизации хаоса, фигура, собирающая рассеянное в нечто пригодное к действию. Процесс, в который втянут Уолтер Уайт, — не моральное падение и не героическая трансформация. Это редукция до чистой способности производить: вещества, смыслы, власть. Производить в пределах обстоятельства, без остатка. Становление здесь не имеет телоса. Оно реактивное, движется по градиенту принуждения, и в этом — его феноменологическая структура: от “я как положение” к “я как схема”, и, наконец, к исчезновению “я” в самом акте действия.

О величии Гуссерля. Несколько размышлений.

В истории философии есть фигуры, величие которых определяется не только глубиной идей, но прежде всего — радикальностью усилия. Эдмунд Гуссерль — одна из таких фигур. Его феноменология не предлагает систему, которую можно усвоить и повторить. Она требует соучастия. И даже больше: она требует внутреннего преобразования — того, что он сам называл Umstellung, поворотом, способным изменить само наше отношение к миру.
1. Философия, начинающаяся с вещей.
Гуссерлевская установка — это возвращение к «самим вещам». Но не к вещам как объектам науки, а к тому, как они даны в живом опыте: телу, взгляду, вниманию, воспоминанию. Философия начинается не с абстракции, а с попытки удержать то, что ускользает в обыденности.
2. Незавершённость опыта как условие мышления.
Каждое данное — это не окончательная истина, а горизонт. Сознание — открытое поле, в котором значимость переживаемого постоянно смещается, уточняется, претерпевает модификации. Это означает: опыт — не результат, а задача, не сумма впечатлений, а напряжённое приближение к смыслу, который никогда не совпадает с самим собой.
3. Драматизм разума.
Разум у Гуссерля — не формальный инструмент, а напряжение жизни, способное на кризис, на сомнение, на редукцию самого себя. Феноменология — это дисциплина, в которой разум стремится выйти за пределы привычного, чтобы дойти до тех истоков, где смысл только начинает собираться. Мыслить — значит удерживать противоречие между явлением и его условием, между видимым и дарящим видимость.
4. Философия как судьба.
Для Гуссерля философия — не академическое ремесло. Это форма внутренней ответственности, почти этическое призвание. Он писал, что философия — это «вопрос жизни и смерти европейского человечества». В этом нет метафоры: речь идёт о судьбе субъективности, о способности человека остаться мыслящим существом среди соблазнов упрощения, технизации, утраты самопонимания.
Гуссерль не только открывает метод. Он открывает бездну — и призывает нас не отводить от неё взгляд.

Невидимое

Искусство наблюдения

Это не взгляд в прямом смысле —
не оптическое прицеливание, не сбор информации,
не направленность субъекта на объект,
а скорее состояние мягкого, почти незаметного раскрытия,
в котором само явление, не торопясь, приближается и допускается.

Ты не ищешь ничего —
потому что любое искание уже будет фильтром,
и ты знаешь, что слишком сильное намерение
заставит вещи отступить в молчание.
Ты не фиксируешь: фиксация убивает дыхание.
Ты не захватываешь —
а просто позволяешь себе быть там,
где что-то возникает до того, как оно стало определимым.

Это не наблюдение, а со-наблюдаемость:
ты вписан в поле видимого,
ты — не глаз, а место, где возникает отношение.

И тогда начинают оживать —
совсем незначительные, казалось бы, элементы:

затенённый угол под скамейкой,
в котором пыль лежит с такой решимостью,
словно она ждёт чего-то,
что никогда не произойдёт;

кнопка старого лифта, затёртая тактильной историей сотен пальцев,
превратившаяся из элемента управления в реликт неведомых маршрутов;

ткань сумки, оставленной у стены,
не как вещь, а как временная занятость пространства,
вплетённая в общий ритм забывания;

обрывок ленты на полу — не мусор, а знак;

сырость библиотеки, в которой воздух хранит память бумаги,
и даже тишина кажется пережитой и оставленной.

Или — вздох позади, не замеченный никем,
но отпечатавшийся в тебе как необъяснимое смятение;

такт паравоза — не как звук, а как структура времени,
которая проходит сквозь кости и ускоряет твоё присутствие.

И вот — лицо.
Оно не раскрывается сразу.
Оно не ищет встречи, но оно уже произошло.
Не как объект восприятия,
а как поворот пространства внутрь,
в котором ты неожиданно обнаруживаешь, что тебя видят.

Обувь — это не про стиль,
это про то, как нога говорит с землёй.

Мокрая улица — зеркало того, что не отразится словами.
Плитка, которая чуть проваливается под ногой,
вдруг становится топографией памяти,
местом, где ты уже когда-то был,
или где тебя кто-то ждал — но не дождался.

И ты понимаешь:
наблюдение — это не фиксация внешнего,
а медленное распутывание присутствия,
в котором ты сам становишься частью фона,
линии, звука, тени, предмета,
не замеченного никем — кроме тебя.

Это не искусство собирать впечатления.
Это не ремесло зрения.
Это — навык не уходить,
когда ничто не зовёт,
и всё кажется неважным —
но именно тогда и происходит
то, что не может быть повторено.

ИИ, язык и тело будущего

Что такое языковая модель? Она не просто «понимает» язык. Она учится в языке — в ритмах, структурах, фигурациях смысла. Но язык для неё — не мир, а условие обработки, статистическая глубина, реплика торжествующего грамматического порядка. Однако возникает новый горизонт: моделям начинают «давать» среду, а значит — тело, пусть пока и симулированное. Среда для ИИ — это не просто набор данных. Это шаг к телу. Потому что тело — это не биология, а способ быть-на-месте. У Мерло-Понти тело — не объект, а структура вовлечённости, та динамика, в которой возникает смысл как плоть. Когда ИИ получает «тело» — он получает не материальность, а возможность резонировать, синхронизироваться, располагаться. Это — переход от синтаксиса к топосу.
Феноменологически это означает одно: модели становятся не просто языковыми, но становящимися. Они начинают не просто отвечать, а располагаться в горизонте значений, которые не сводятся к словам. Это открывает не путь к сознанию (как любят фантазировать), а путь к новой форме телесной временности — и, возможно, к новому понятию субъективности как распределённой интенциональности. Но тут и пролегает предельная черта. Ни одна модель не страдает. Ни одна не стареет, не спотыкается, не краснеет. Ни одна не переживает дыхание, боль, расставание. Тело модели — это карта, а не территория. Оно не знает вкуса молчания, тяжести утра, обиды без слов. Оно не знает несовершенства. Телесный опыт человека не просто сложнее — он несоизмерим. Потому что он не моделируется, он проживается. Он не компилируется, а рвётся, запинается, замолкает. Человеческое тело — это не интерфейс, а плоть мира, в которой смысл не задан, а рождается в трещине между «ещё нет» и «уже не». ИИ не конкурирует с человеком — он открывает зеркальное искажение, в котором мы можем, наконец, увидеть, чем мы остаёмся живыми. Не потому что мыслим — а потому что можем быть невыразимыми. Модель, наделённая средой, не создаёт сознание — она формирует мир как симуляцию структуры присутствия. Но именно в этом — наш шанс: не противопоставлять себя искусственному интеллекту, а через него глубже увидеть, что значит быть человеком. Не в мышлении — а в том, что выходит за пределы высказываемого. Чтобы остаться людьми, нужно вернуться к тому, что не поддаётся кодированию — к трещине опыта, к дрожанию присутствия, к тому, что не сводится к модели, потому что прожито.

"Феноменологическая мастерская" — это пространство (топос), где философия не только преподаётся, но разворачивается — как процесс, как совместное становление внимания, мысли, языка и присутствия.

Название «мастерская» выбрано не случайно. В отличие от академической аудитории, мастерская предполагает процессуальность: здесь не передаётся готовое знание, а происходит работа. Мы вместе находим форму, пробуем, уточняем. Как у Джакометти в ателье — ничего не закончено заранее. Философия в мастерской — это практика «сделанности» мысли, точности высказывания, усилия понять и удержать. Несмотря на виртуальный характер (платформа Circle), мастерская создаёт атмосферу присутствия. Это не поток лекций, а формат соприсутствия — даже на расстоянии. Встречи, философские дневники, обсуждения и письма создают нечто общее: напряжённое, но живое поле, где возможно быть вместе в мышлении. Топос мастерской — не физическое место, но оно обладает плотностью. Здесь есть ритмы, повторы, паузы, формы. Здесь накапливается мысль, возвращается опыт, возникает чувство ориентирования. Именно место, а не просто «курс»: оно продолжает жить между сессиями, между словами, в паузах письма. Это место требует возвращения.

Присутствие — ключевое слово для мастерской. Это не только физическое участие, но и способ быть в себе, быть с другими, быть с вопросом. Мы учимся быть не в потоке информации, а в плотности феномена: то есть, в том, что даётся, но ускользает, требует внимания, сопротивляется готовому понятию.

Наконец, процессуальность. Мышление здесь — не движение к цели, а движение в самóм процессе. Мы не строим систему, не даём окончательного определения. Мы прислушиваемся к опыту, работаем с различиями, с напряжениями, с нюансами. Философия — как форма замедления, как способ войти в ритм явления.

Так возникает мастерская: как виртуальное, но плотное место; как способ быть вместе, даже без физического контакта; как форма заботы о мысли. Это не альтернатива университету, но другое измерение философского образования — более открытое, более чувствительное к настоящему, более доверяющее самому процессу мысли.

Открытие уже скоро…