Мир преображенный, но не уничтоженный

В чем же состояла надежда фарисея первого столетия? Ответить на этот вопрос без долгих рассуждений можно было бы просто: в спасении.

Но что могло бы, в сущности, означать это слово — «спасение»?

Во многих научных исследованиях, посвященных вопросу надежды иудеев эпохи Второго Храма, как нечто само собой разумеющееся принимается тезис о том, что спасение в конечном итоге достигается только в мире ином. Часто такое представление просто принимается как данность.

Пока вам комфортно
пользоваться очками, которые вы носите, вы смотрите не на них, а через их линзы. Это принимаемое как данность «потустороннее» спасение (мыслящееся как вознесение на небеса по смерти), таким образом, контекстуализировало и обусловило подход ученых и проповедников к вопросам, непременно затрагиваемым в связи со спасением: не в последнюю очередь это вопросы оправдания, Закона, дел, благодати и т. д. Но в самих текстах периода Второго Храма выражены представления, решительно противоречащие идее потустороннего спасения, т. е. против представления о том, что конечным назначением людей вообще и иудеев в частности является избавление спасенных душ от теперешнего воплощения, более того, от пространства, времени и материи в целом.

В текстах, которые мы рассматривали, и в частности в непрерывном повествовании, которое мы исследовали, цель и назначение бытия человека имеют отношение не к уничтожению вселенной, сотканной из пространства, времени и материи, и не к избавлению людей от такой катастрофы, но к их осуществлению.

По сути, мы могли бы перечитать массу произведений иудейской литературы данного времени, но так и не найти (кроме одного или двух коротких отрывков, вырванных из контекста) в них мысли о том, что души праведных покинут этот настоящий мир и навсегда унесутся в вечность, где не будет пространственно–временных рамок. Это платоническое видение, как я утверждал в других текстах, резко противоречит связанной с сотворенным миром надежде, какую питало подавляющее большинство иудеев первого столетия, включая фарисеев.

Разумеется, в Дан. 12 сказано о том, что праведные будут сиять, как солнце; в Завещании Моисея Израиль показан возвеличенным до небес, превыше своих врагов; в греческом Апокалипсисе Варуха, созвучно с тем, о чем предвозвестил Даниил, говорится о том, что народ Божий вкусит благ ангельского мира. Но — вопреки тому что утверждалось учеными на протяжении последней сотни лет, — я повторяю слова Эда Сандерса: как и другие иудеи, ессеи не считали, что мир прекратит существовать.

Из этого можно сделать два вывода. Во–первых, было бы огромной ошибкой, читая указанные тексты, ставить вопрос: «Что я должен сделать, чтобы наследовать жизнь вечную?» в том смысле, в каком его понимают практически все современные западные люди. В евангелиях, разумеется, этот вопрос задает иудей времен Второго Храма, и, как показал я и другие авторы, это означало не «как мне попасть на небеса, когда я умру?», а скорее «как мне стать причастником Века Грядущего, Будущего Века, ha`olam ha–ba?» Как явствует из всех упомянутых нами текстов, этот Век Грядущий вовсе не был похож на небеса средневекового и послесредневекового западного воображения, — он более напоминал освобожденный Израиль и, возможно, освобожденный мир надежды библейской и времен Второго Храма.

Если мы все же проецируем на тексты вопросы индивидуального спасения, согласно классической западной схеме «небеса–или–ад», пытаясь понять, каково их место в контексте тех качеств, которыми должны были бы обладать люди соответствующих категорий, и как (посредством благодати Божьей, в силу человеческих заслуг или на основании некоего сочетания того и другого) некоторые могли бы достигнуть такого спасения, — мы просто оставим в стороне всю историю, в рамках которой жили авторы этих текстов.