Феофану Греку приписывают также создание знаменитой иконы Донской Божьей Матери (ок. 1395 г.). Достоверных сведений в пользу авторства Феофана нет, но стиль живописи выдает руку мастера-грека, а образный строй иконы свидетельствует об исихастской направленности его мысли. Образ Богородицы Донской написан явно под влиянием знаменитой Владимирской Богоматери, которую в конце XIV века перенесли из Владимира в Москву. Живописная манера сочная, свободная, цвета насыщенные, глубокие, плавь мазков создает драгоценную поверхность. Так писали в это время в лучших мастерских Константинополя. И сам образ Богоматери и Младенца Христа трактован глубоко и неординарно. Особенно активную роль здесь играет синий цвет и золото. Золотым помимо фона (теперь фон счищен до левкаса и выглядит белым) написаны одежды Христа (символ Его царского достоинства), кайма на мафории Богородицы (символ Ее духовных даров, которыми Она украшена) и звезды (символ Ее непорочности). Глубоким синим тоном написаны клав на рукаве Христа, чепец и рукав нижнего платья Марии. Но самая удивительная деталь – это синий свиток в руке Иисуса, перевитый тонкой золотой нитью. Это символ учения Христа, Слова, пришедшего в мир.

Удивительно написаны лики Христа и Богородицы – мягкая плавь с легкой подрумянкой словно хранит тепло плоти, из глаз струится нежный свет. Хочется сказать, что это тихий свет, но в глубине глаз таится невероятный источник энергии, который сообщает образам силу и внутреннюю заряженность, необыкновенную концентрацию духа. Здесь Феофан обходится без внешне экстравагантных приемов, как это было в новгородских фресках, но, активизируя традиционный язык, мастер создает образ не меньшей убедительности и духовной силы.

Икона Донской Богоматери двухсторонняя, выносная. На ее оборотной стороне написан образ «Успения Пресвятой Богородицы», так как она предназначалась для Успенского собора Коломны. Художник представляет композицию Успения в сжатом, сокращенном варианте (без апокрифических сюжетов – перенесения апостолов из разных концов света к ложу Богоматери и др.). Все внимание мастер сосредотачивает на главном – Христос приходит за душой Богородицы. На ложе возлежит Божья Матерь, вокруг стоят апостолы, пришедшие проститься с Ней.

Лаконизм иконографической схемы заставляет более активно работать каждую деталь. Например, свеча, стоящая перед ложем Богородицы – весьма многозначный символ. Это и жизнь святого, который, сгорая, отдает свет, и молитва, которая возносится Богу, свеча также символ Богоматери, которую в Акафисте величают «свечой светоприемной». Свеча корреспондирует с фигурой Христа в золотых одеждах. Над головой Христа – ярко-красный серафим. Образ Христа также напоминает свечу. Свеча и фигура Христа определяют основную вертикальную ось композиции; вместе с горизонтальным ложем Богоматери образуется крест – символ Христовой победы, Воскресения, Торжества жизни над смертью. Палаты с двух сторон фланкируют композицию, словно направляя наше внимание к центру, к действию, происходящему у ложа. Сконцентрированное, несколько затиснутое пространство разделяется как бы на две зоны, как реальность, разделенная на два пласта: видимый и умопостигаемый. В первом – апостолы, пришедшие проститься с умирающей Богородицей, во втором – явление Христа с душой Марии на руках в виде запеленатого младенца. Рядом с Христом два святителя – это Иаков Брат Господень и Иерофей Афинский (оба мученики, жившие в 1 веке). Первое, что бросается в глаза – странный темный, иссиня-черный цвет мандорлы, окружающей фигуру Христа. Мандорла – знак божественной славы, света, сияния, которое сопровождает Христа. Почему же Феофан пишет мандорлу темно-синей, почти черной?

Обратимся вновь к исихастской традиции. Отцы-исихасты называют божественный свет – сверхсветлой тьмой, уча, что в глубине своей свет этот непроницаем так же, как и непознаваем Бог. Этот неприступный свет может восприниматься человеком как темнота. Свет ослепляет человека и встреча с ним многими подвижниками воспринималась как вхождение в мрак. Вспомним, что Павел на пути в Дамаск был ослеплен этим светом.. (Деян. 22:6-11). Об этом пишут св. Симеон Новый Богослов, Григорий Палама и другие мистики и богословы. На темном фоне мандорлы ярко выделяется фигура Христа в золотых одеждах и над Его головой огненный серафим ярко-красного цвета – здесь Феофан остается верен любви к экспрессивным приемам.

#Богословие_иконы

О раскрытии царствия Божия внутрь

Это же о чем? О проявляющихся по временам в душе, самоусиленно и самотрудно ищущей Бога, невольных, глубоких и неудержимых влечениях к Богу. Понятнее будет, если скажем: о том, что бывает с душею, и как нам надобно держать себя, когда крепко захочется помолиться, или когда потянет на молитву. Это испытывают все в большей или меньшей степени, и на переходе от самотрудного искания к живому богообщению, и по достижении его. Состояние это похоже на то, в каком бывает человек, когда о чем либо задумывается. Задумавшийся уходит внутрь себя и сосредотачивается в своей душе, не обращая внимания на свою внешнюю обстановку, на лица, вещи и события. Тоже и здесь: только там-дело ума, а здесь-дело сердца. Находит влечение к Богу, душа собирается в себя и становится пред лице Бога, и, или изливает пред Ним свои надежды, и болезни сердечные, как Анна, матерь Самуилова, или славословит Его, как Пресвятая Дева Мария, или стоит пред Ним в изумлении, как часто стоял св. Апостол Павел. Тут все своеличные действования – мысли, намерения, прекращаются, и все внешнее отходит от внимания. Душе самой не хочется заниматься ничем посторонним. Бывает это и в церкви, и дома на молитвенном правиле, или при чтении и размышлении; может быть даже во время каких либо внешних занятий, и среди общества. Но во всех случаях оно не зависит от произвола. Однажды испытавший это влечение может помнить о нем, желать повторения его, напрягаться к нему; но сам своим усилием не привлечет его: оно находит. Произволу остается одно: когда найдет, не позволяй себе расстраивать его, а попекись, сколько сил есть, дать ему простор побольше побыть в тебе. Можно назвать это проявлениями настоящего молитвенного духа, или ощущениями приближения Божия, которые в руках благодати, руководящей ревнителя о спасении, суть воспитательные приемы. В них предуказывается, чего надобно искать и домогаться; и вместе свидетельствуется, что труды искания, доселе подъятые, не пропадают даром, и тем возгревается ревность к неутомимейшему исканию. Душе говорится этим: «видишь, что есть из-за чего трудиться, – трудись же!» И как это случается обычнее после крутых актов самоотвержения, выражающихся в особых произвольных лишениях, или в делах благотворения, или занятиях благочестия, сопровождаемых внутри актами положения себя в руки Божии, или предания себя Божию попечению и Божию водительству, то и внушается собирать побольше таких актов, и дело искания быстрее придет к концу. Конец же искания тот, чтоб это временное состояние сделалось постоянным, не в том, конечно, виде, но в том же существе дела. Когда это придет, тогда в душе совершится раскрытие царствия Божия.

#свт_Феофан_Затворник

«Отец Иероним с другими русскими келлиотами в числе 35 человек в 1838 году отправился на наемном судне в Иерусалим на поклонение. В числе келлиотов был один из военных фельдфебелей необыкновенно вздорного характера, со всеми почти разругался и ни с кем не мог жить. Когда же и на судне также не мог вести себя мирно, то один пустынник ему заметил, что-де вот если бы он поговорил с отцом Иеронимом, указывая ему на духовника, то тот усмирил бы его. Это келлиота заинтересовало, и он стал искать случая заговорить с ним. Случай представился, и они заговорили, сидя на палубе судна. Пустынник из фельдфебелей рассказал отцу Иерониму свою жизнь и что он по своему характеру не может больше жить на Афоне и из Иерусалима намерен проехать в Россию. Но отец Иероним, напротив, посоветовал ему возвратиться на Афон и устроиться на какой-либо каливе, жить без товарищей, одному, на совет же к нему приходить чрез две недели. Пустынник этот, Иоанн, послушался и по совету отца Иеронима поселился один на каливе, пищей имел только сухари и чрез две недели приходил на совет к отцу Иерониму.

По некотором времени, упражняясь молитвою Иисусовой в воздержании с самоукорением и во всякой добродетели, он пришел в великое сокрушение и смирение духа и получил от Господа дар непрестанной молитвы и плача. От воздержания же великого он до того ослаб, что по приходе к отцу Иерониму в монастырь дрожал и не мог говорить. Тогда отец Иероним приказал своему келейнику отцу Никодиму по приходе того прежде напоить его чаем с хлебом, а потом принял его к себе. Отец Иероним так выразился о нем своему ученику отцу Никодиму: “Ты как можно лучше принимай этого пустынника, ибо он помогает нам своими молитвами духовную жизнь проводить”. Услыхав такой отзыв о том, отец Никодим попросил отца Иеронима рассказать ему о его дарованиях и потом попросил и сам заниматься упражнением в молитве и самоукорении, что и получил. А так как он любил празднословить, то по благословению отца Иеронима носил во рту камень, чтобы молчать. И вот сей отец Никодим чрез постоянное упражнение в молитве и самоукорении получил дар слез и непрестанную молитву, так что глаза у него были всегда от плача красные. Он после говорил отцу Иерониму, что плачет, когда хочет. Камень же однажды проглотил, но ничего не потерпел от него».

Вот плоды духовные отца Иеронима, свидетельствующие о его высоком благодатном устроении.

Из жизнеописания игумена Иеронима (Соломенцова) - духовника Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне

#Великая_стража
#иеросхимонах_Иероним_Соломенцов

При произнесении этой проповеди, на новый год пришёлся Праздник Обрезания Господня и день памяти святителя Василия Великого.
-------------------------------------------------
Ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа (1Кор. 2:2).

Ныне у нас Новый год; это, без сомнения, все вы знаете, слушатели. Ныне память иже во святых отца нашего Василия Великого; и это тоже редкие не знают. Но какой еще ныне праздник? Едва ли все из вас это знают. Да, многие, как мне известно, не знают, что ныне еще по плоти обрезание Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Видите, слушатели, какого важного обстоятельства из жизни Иисуса Христа не знают, не помнят некоторые из христиан. От чего это? От неразумия? Без намерения?..

Впрочем, не из этого одного случая видно неведение или забвение христиан об Иисусе Христе – подобных случаев немало. Взгляните, например, в ином доме на иконы святые: икона Спасителя или не первое между ними занимает место, или даже вовсе нет ее. Это тоже от неразумия? Без намерения?.. Посмотрите у некоторых на книги: всяких книг увидите много, и духовных, и светских, а Евангелия Господа нашего Иисуса Христа или нет вовсе у них, или оно лежит где-нибудь далеко. И это также от неразумия? Без намерения?..

А почитайте книги нынешние, светские книги, так часто и в таком множестве издаваемые ныне для просвещения людей, для распространения между ними света истины. О Иисусе Христе или ни слова в них не говорится, или, если где неизбежно было сказать о Нем, говорится в таких выражениях, что не скоро поймешь, что писатель хотел сказать тут о Иисусе Христе, точно он боялся назвать Его настоящим именем, Господом и Богом Иисусом Христом. Ужели и это от неразумия? Без намерения?.. Или послушайте, когда иные христиане говорят между собой где-нибудь, дома или в беседах, в собраниях, в обществе… Об Иисусе Христе едва ли и там услышите, куда собираются рассуждать о предметах важных, об усовершенствовании людей, об их умственном и нравственном образовании, а в других собраниях, мирских… о, там странным, почти неприличным показалось бы для многих, если бы кто произнес имя Господа Бога нашего Иисуса Христа!.. Ужели и это тоже от неразумия? Без намерения?..

Ах, слушатели-христиане, от чего бы и почему бы это неведение или забвение о Иисусе Христе ни происходило – от неразумия ли или от разума, положим, что и от неразумия, – но как же христианину не разуметь, как же не знать Иисуса Христа? Или как же, разумея Иисуса Христа, не помнить, забывать о Нем! Ведь Его мы и должны знать всего больше и помнить всего чаще; ведь весь наш ум мы должны употреблять на познание Его, всю нашу память на памятование о Нем. В этом-то ведь и состоит истинное просвещение наше, в этом-то и есть истинный свет, чтобы знать и помнить Иисуса Христа, Его жизнь, Его учение, Его дела. Мы и учиться всему должны для того только, чтобы лучше познать Иисуса Христа. Бесполезны все наши познания, когда мы при них Иисуса Христа не знаем; тьма – наше просвещение, когда оно нас ко Иисусу Христу не приводит.

Мы все читать и все помнить должны для того только, чтобы о Иисусе Христе вспомнить. Ведь все святое только Иисусом Христом свято; все чтимое только по Иисусе Христе досточтимо. Ни к чему нам не служат всякие памяти, нами творимые, когда мы при них о Иисусе Христе забываем. Мы и говорить и писать все должны для того, чтобы о Иисусе Христе при этом что-нибудь сказать или написать. Мертво то писание, которое не во имя Иисуса Христа пишется; гнило то слово, которое не ради Иисуса Христа из уст наших исходит. Весь свет наш, слушатели, от Него, а потому и все наше светить нам должно для познания Его.

Так, христианин, с Нового года положи себе за правило: все внимание свое обращать к Иисусу Христу. Как можно чаще о Нем читай и слушай, чтобы тебе каждый шаг из Его жизни и каждое слово из Его учения помнить; как можно чаще о Нем говори и пиши, как можно чаще на Его святую икону взирай и молись, чтобы ты мог Ему непрестанно духом молиться и неумолчно Его устами славословить. В познании Иисуса Христа весь наш свет; в молитве к Иисусу Христу все наше спасение; в славословии Иисуса Христа – все наше блаженство.

Господи! Твоею благодатью вразуми нас; всех нас, Господи, вразуми; и мы узнаем и уразумеем, и будем помнить, и не забудем, что Ты Един Свет, всех освящаяй, и Тебе Единому подобает всякая слава, честь и поклонение со Отцем и Святым Духом. Аминь.

Протоиерей Родион Путятин

Если ты любишь Бога всем сердцем, то ты будешь молиться Ему всегда всем сердцем, всей душой, всей силой, всем разумением, не будешь никогда рассеян, ленив, небрежен, холоден в молитве, не будешь давать во время молитвы в сердце места никаким житейским заботам и попечениям, всякое попечение житейское отложишь, всю печаль возверзешь на Господа, ибо Он печется о тебе (1Пет. 5:7), как говорит апостол. Старайся вразуметь молитву, службу Божию вполне, во всей глубине.

#праведный_Иоанн_Кронштадтский

Водительство отцов

По закону естества
Протоиерей Георгий Бреев

Предваряя дальнейшее развитие темы этого раздела, предоставляем слово протоиерею Георгию Брееву*. В своих беседах с московской паствой отец Георгий затрагивает два ключевых для данной темы вопроса: первый из них связан с пастырским служением, а второй имеет отношение к руководству отеческими писаниями. Особенно важно здесь то, что с нами говорит человек, обладающий богатейшим опытом, говорит не о прочитанном или слышанном, но о пережитом.

*Бреев Георгий (1937 - 2020), митрофорный протоиерей, был одиним из старейших московских пастырей, духовник клириков г. Москвы, настоятель храмов иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыне и Рождества Богородицы в Крылатском. Цикл бесед с прихожанами, обзор которых предлагается читателю, проводился о. Георгием в храме Рождества Богородицы в Крылатском в 2003 г.

Часто спрашивают — нужно ли брать благословение на занятия Иисусовой молитвой? Все в Церкви должно делаться по благословению. Тем более опасно молитву начинать с самочиния. Если человек по собственному разумению и желанию начнет молитвенные занятия, то, при всех благих устремлениях, вполне возможно, что рвение его окажется неумеренным. Он начнет, например, творить молитву с превышением своих возможностей, а это приводит к очень сложным, к тяжелым духовным состояниям. Это и срывы психические, это и угроза прелести. Умное делание, Иисусова молитва - вещь очень серьезная. Для нас это занятие вообще слишком высокое, мы можем только в самой малой мере ему приобщаться. И, конечно, по благословению духовника. Рекомендуется человеку, приступающему к деланию молитвы Иисусовой, иметь такого наставника духовного, который мог бы его контролировать.

Я знаю много конкретных случаев, которые заканчивались трагически. Особенно опасно, когда происходит резкий переход к иному образу жизни. Случается, что человек лет сорок прожил без веры в Бога, прожил весьма вольно, в храм никогда не входил, каких только грехов не имел на совести, а затем, наконец крестившись или обратившись к Богу, тут же, безо всякой предварительной работы, берется заумное делание. Это, бывает, оборачивается большой трагедией. Человек в подобном положении весьма уязвим, им могут овладеть такие состояния, что он приходит в исступление ума. У людей могут возникать видения, перед ними могут появляться необычные существа, начинаются такие страхи и мучения, что человек собой уже не владеет и выйти сам из такого состояния не способен. Некоторые попадали в психиатрические больницы, а там, как правило, не знают способов лечения подобных недугов.

Молитва — дело само по себе святое и спасительное — может наносить вред при неправильном употреблении, так же как люди отравляются пищей, хотя питание есть дело самое естественное и необходимое для поддержания жизни. Даже хорошей пищей можно себе навредить, если не знать меры, и не всегда подойдет моему организму то, что для других вполне безопасно.

Мне довелось знать печальные случаи, когда люди даже кончали жизнь самоубийством. Знаю, например, об одной женщине, которая была кандидатом наук, известная личность. Она с большой ревностью обратилась к Богу, и какой-то молодой священник посоветовал ей заняться Иисусовой молитвой. Она начала по ночам молиться по четкам. И вот месяца через два-три такое началось, что она после этого не то что молиться, но даже слышать о молитве не могла, так тяжело ей было. Наступило сильнейшее духовное отравление. И вот, вскоре после этого, она бросилась с пятого этажа. Погиб человек. А была она искренна и по ревности, и по вере своей. Таких случаев много, потому что для занятия умным деланием нужна специальная подготовка. Для этого вырасти нужно. Поэтому апостол Павел и говорил, что ребенку свойственна своя пища — молочная. Новоначальным нужно словесное молоко, простое, чистое, теплое - тогда и здоровье духовное будет.

А если есть желание совершенства, тогда надо готовить себя соответственно. Нужно полностью себя этому делу посвятить. Потребуется изучать законы духовного развития. А главные принципы здесь связаны с недопустимостью насилия над собой. Здоровый духовный рост предполагает органичный процесс восхождения от силы в силу. Если мы, по примеру некоторых ученых, не захотим «ждать милости от природы», а попытаемся «взять их» силой, то ничего не получится. Потому что природа — это ты сам. И насилием ее можно только погубить. С нашей природой приходится считаться, нельзя брать на себя задачи непосильные, требовать от души того, что ей пока несвойственно. Чрезмерные претензии всегда движимы невежеством или гордыней, и они губительны.

Самая большая ошибка в том, что люди склонны не учитывать своих реальных возможностей. Пример со святых надо брать с умом. Вот величаем мы преподобных отцов равноангельными. Действительно, по жизни своей они равны были ангелам бесплотным, но что стояло за этим? Открываем житие прп. Сергия Радонежского, читаем: находясь в утробе матери, подавал возгласы на литургии, а во младенчестве постился, не беря сосцов в среду и пяток, и так далее. А у тебя было такое? Ты в грудном возрасте воздерживался от вкушения молока? Или ты до тридцати, а то и до пятидесяти лет прожил не ведая ни Бога, ни законов Его? И вдруг ты хочешь таким же молитвенником стать. Люди иногда не учитывают самых элементарных вещей.

Недавно вышла чудная книга одного афонского старца о молитве Иисусовой [«Трезвенное созерцание»]. Я ее открыл и вижу — да, эту книгу человек написал в возрасте шестидесяти-семидесяти лет. Но он в ней нигде не пишет о том, как проводил свою жизнь, не говорит ничего о своей подготовке духовной. Он только рассказывает о плодах своего подвига, о том, что даровано было, когда он уже созрел, после того, как он уже собственных учеников воспитал. Здесь изложен результат опыта целой жизни, плод ведения молитвенника-созерцателя.

Когда читатель берет такую книгу и примеряет ее к себе, хочет, чтобы плоды чужого труда стали его повседневной пищей, то — простите! — он отравится этой пищей. Ведь его организм не устроен соответственно, он еще ни в коей мере не подготовлен для принятия столь твердого питательного вещества. Это очень принципиальный момент. Все отцы святые написали свои труды, которые мы видим в Добротолюбии, когда они стали известными духовными мужами, когда к ним в пустыню люди потоком шли и умоляли: напишите нам руководство, оставьте нам наставления. И они описывали плоды своего ведения. Если мы теперь, взяв этот плод, приняв результат их труда за основу, начнем строить на ней свое молитвенное делание, то мы как бы начнем действовать с конца, а не с начала. Это страшная ошибка. И такой подход, конечно, приведет к полному краху. Вот почему прп. Иоанн Лествичник еще тогда, в IV веке, сказал, что изучать жизнь святых отцов нам очень полезно, знакомство с их подвигами благотворно действует на нашу душу, но подражать их зрелой жизни было бы верхом безумия.

В чем можно видеть огромное достоинство наших русских отцов — оптинских, например, старцев? В том, как внимательно, как бережно относились они к душам. Главное, они видели реальное состояние современного человека, понимали его устроение, знали, в чем назидать его. Прежде всего, они понимали, что ему можно преподать только самые элементарные навыки, но не учить его высочайшим истинам, не ориентировать сразу на высокие аскетические подвиги. Люди, которые преждевременно берутся за умную молитву, совершают насилие над собой, насилуют свою природу и, как следствие, надрывают свою психику. Они рвут те связи, на которых закономерно построены взаимоотношения ума и прочих душевных сил. Душа не может перенести этого насилия, теряет способность самообладания, теряет разум. Вот в чем трагедия.

Когда человек идет верным, законным путем, то все совершается органично и нет никакого насилия. Такой подход описан у свт. Игнатия (Брянчанинова). Он учит, что нужно только одно — читать молитву и держать мысль на словах со вниманием, с проникновенностью, с искренностью чувств. Читай и сопереживай слову. Все остальное само будет в душе возрастать, как зерно пшеничное. Молитвенное состояние будет постепенно рождаться в тебе изнутри и воспитываться. Слово молитвенное будет само постепенно входить в душу. И более ничего не требуется. Особенно не должно примешиваться воображение. Нельзя навязывать себе какие-либо образы молитвенных состояний. Нужно полное отключение воображения, и только одно хранить — внимательность.

При правильном делании процесс этот естественен, так же как и дыхание. Молитвенное слово само проникает в сердце, и постепенно делание переходит в сердечную молитву, как утверждает свт. Игнатий. Незаметно сердце начнет откликаться на молитвенное слово радостью, трепетом, теплым восхищением. Тогда ощутится глубина слова — объемность и выразительность его, богатейшая многоплановость, неистощимая содержательность. Каждое слово будет как изумруд, как отшлифованный камушек драгоценный, который блистает со всех сторон. Это процесс органичный — и сердце и душа начнут молиться без всякого насилия над их природой**.

** Бреев Георгий, прот. Пастырские беседы. О молитве. Фонограмма. М., Храм Рождества Богородицы в Крылатском, 13.02.2003.

#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков

– Геронда, иногда во время молитвы, чтобы ум не рассеивался, я говорю: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, я Тебя люблю».

– Как ты можешь любить Христа и при этом ум твой рассеивается во время молитвы? Один-два раза так сказать – ничего страшного. Но если повторяешь всё время, тогда это ложь. Нельзя одно иметь в сердце, другое в уме, а третье произносить языком. Тогда к нам применимы слова Писания: «Приближаются мне людие сии усты своим и устнами чтут мя: сердце же их далече отстоит от мене».

– Геронда, почему я молюсь без теплоты?

– Потому что рассеиваешься на внешнее, сердце твоё в другом месте; нет взыграния, любви к Богу, поэтому и молитва выходит слабая. Любовь Божия собирает ум в сердце, и потом человек теряет разум.

– Геронда, как добиться того, чтобы постоянно стремиться к Богу и творить молитву сердцем?

– Если человек постоянно имеет в уме благодеяния Божии и собственную неблагодарность, тогда сердце уязвляется и начинает работать. Сердце само любочестно угнетается, и молитва сама неотступно следует за человеком. Потому всегда имей любочестные и смиренные помыслы. Так войдёт в тебя благодать Божия, потому что Господь обитает в сердце смиренных, тогда сердце услаждается и молитва становится сердечной.

– Тогда может, геронда, прийти злой помысел?

– Нет, не может. Чтобы пришёл злой помысел, нужно прекратить молитву. Но если и прекратишь творить молитву умом, если её творит сердце, всё равно не может прийти, потому что её творит сердце.

– Геронда, пожелайте мне что-нибудь и скажите, как собрать ум.

– Желаю, чтобы ум твой собрался в сердце. Что мы имеем в виду, когда говорим «сердце»? Сердце – это не сосуд, куда мы кладём ум; сердце – это то, что мы чувствуем. Следовательно, когда говорим «чтобы ум собрался в сердце» – имеем в виду, чтобы он собрался в любви, доброте, желании, трепете, в этом сладком взыгрании…

Бог есть Любовь, и сердце имеет любовь; если сердце чисто, тогда человек имеет в себе Бога. «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею». Возлюби Его всем своим существом. Если ум усладится любовью и добротой сердца, когда говорит «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», весь придёт в умиление и трепет. Всё основание духовной жизни – чтобы человек очистил сердце, дабы принять Христа и обуздать ум, усладить его в сердце. Если ум усладится в сердце, тогда не захочет уходить из сердца, как ребёнок, если привести его в кондитерский магазин, он не захочет оттуда уходить.

#прп_Паисий_Святогорец