Самые существенные онтологические желания и потребности человеческого существа раз и навсегда получают свое удовлетворение только в одном – в личности Богочеловека Христа. Ибо на все желания и потребности человеческого духа, которые относятся к миру горнему, Богочеловек отвечает Богом по-человечески, а на все желания и потребности духа человеческого, которые относятся к миру около человека и под ним, Он отвечает человеком по-Божиему. Богочеловек освобождает потенциал богочеловечества в человеческом существе, связанный тиранией богоборческого гуманизма, и дает людям силу реализовать себя в своей бессмертной полноте. Человек, ведомый Богочеловеком, все измеряет Богом и в этом загадочном мире живет Богом; таким образом он достигает идеального совершенства и представляет собою идеальный синтез Божиего и человеческого, духовного и материального, посюстороннего и потустороннего.
Богочеловек одинаково реально показал и Бога в Его совершенстве, и человека в его совершенстве. Если беспристрастно рассмотреть историю рода человеческого, то нужно будет признать, что в нем не было человека лучшего, чем Иисус, а значит, и лучшего Бога, ибо Иисус только как Богочеловек был и есть лучший человек, то есть человек без греха, без зла. Только Единый Безгрешный Господь Христос мог неустрашимо вопрошать Своих лютейших противников: (Ин. 8, 46). И никто из них не мог указать в Нем ни на какой грех. А человек без греха есть одновременно и самый идеальный, и самый реальный человек, так как только такой человек истинно совершенен, бессмертен и вечен.
Но то, что Богочеловека Христа делает ценностью превыше всех ценностей, это то, что Он первый и единственный решил проблему жизни и смерти, решил ее прагматически, реально, показав в Своей Богочеловеческой Личности воплощенное, очеловеченное бессмертие и жизнь вечную. Он это исключительно сильно показал и доказал Своим воскресением из мертвых и вознесением в вечную жизнь Божества. И вообще вся богочеловеческая жизнь Господа Христа, и до, и после воскресения, – очевидное доказательство того, что Он есть олицетворение бессмертия и вечной жизни, а тем самым и владыка смерти. Воскресением Своим Он человеческой природе навеки обеспечил победу над смертью, а Своим вознесением – жизнь бессмертную в вечности Трисветлого Божества. Поэтому Он единственный в роде человеческом имеет право сказать о себе: (Ин. 11, 25). Своею Богочеловеческою личностью Он есть воскресение и жизнь, потому что он безгрешен. Где нет греха, там нет смерти, так как только грех творит смерть. И так же, как грех есть единственный творец смерти, так и безгрешность, совершенная святость есть единственный созидатель бессмертия.
#прп_Иустин_Попович
Богочеловек одинаково реально показал и Бога в Его совершенстве, и человека в его совершенстве. Если беспристрастно рассмотреть историю рода человеческого, то нужно будет признать, что в нем не было человека лучшего, чем Иисус, а значит, и лучшего Бога, ибо Иисус только как Богочеловек был и есть лучший человек, то есть человек без греха, без зла. Только Единый Безгрешный Господь Христос мог неустрашимо вопрошать Своих лютейших противников: (Ин. 8, 46). И никто из них не мог указать в Нем ни на какой грех. А человек без греха есть одновременно и самый идеальный, и самый реальный человек, так как только такой человек истинно совершенен, бессмертен и вечен.
Но то, что Богочеловека Христа делает ценностью превыше всех ценностей, это то, что Он первый и единственный решил проблему жизни и смерти, решил ее прагматически, реально, показав в Своей Богочеловеческой Личности воплощенное, очеловеченное бессмертие и жизнь вечную. Он это исключительно сильно показал и доказал Своим воскресением из мертвых и вознесением в вечную жизнь Божества. И вообще вся богочеловеческая жизнь Господа Христа, и до, и после воскресения, – очевидное доказательство того, что Он есть олицетворение бессмертия и вечной жизни, а тем самым и владыка смерти. Воскресением Своим Он человеческой природе навеки обеспечил победу над смертью, а Своим вознесением – жизнь бессмертную в вечности Трисветлого Божества. Поэтому Он единственный в роде человеческом имеет право сказать о себе: (Ин. 11, 25). Своею Богочеловеческою личностью Он есть воскресение и жизнь, потому что он безгрешен. Где нет греха, там нет смерти, так как только грех творит смерть. И так же, как грех есть единственный творец смерти, так и безгрешность, совершенная святость есть единственный созидатель бессмертия.
#прп_Иустин_Попович
8. Ум, стоящий и призывающий Христа на врагов и к Нему прибегающий, подобен зверю какому-нибудь, который быв окружен множеством псов, мужественно стоит против них, укрывшись в некоем ограждении. Издали, приводя мысленно мысленные ковы невидимых врагов, он непрестанно против них молится Миротворцу Иисусу, и чрез то пребывает неуязвимым ими.
#ЦСДобротолюбие
#прп_Исихий_Иерусалимский
#ЦСДобротолюбие
#прп_Исихий_Иерусалимский
Подвижники прежних веков оставили нам бесценное сокровище — книги, изъясняющие способы ведения невидимой брани с невидимыми врагами — демонами.
«И во время этой борьбы, — пишет Макарий Великий, — встретятся противящиеся тебе помыслы, борющиеся с умом твоим, и помыслы эти повлекут тебя и станут кружить в видимом, то есть в мирском и суетном, от чего ты бежал».
Неожиданным мысленным нападениям человек подвергается в течение всей жизни независимо от времени суток. А потому Господь и предостерег нас, говоря: Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение (Мк. 14,38).
А апостол Павел добавил: Непрестанно молитесь! (1 Фес.5,17). И мы, сознавая опасность своего положения, молитвенно взываем: невидимых враг моих неусыпание веси Господи, и окаянныя плоти моея неможение веси, Создавый мя.
Крик о помощи в этой мысленной брани мы находим в молитве ко Пресвятой Деве Богородице — «Нескверная неблазная...», находящейся в чине службы великого повечерия, где говорится: Не гнушайся мене сквернаго, скверными помыслы, словесы и деянии всего себе непотребна сотворша..., и в повседневной утренней молитве — «Воспеваю благодать Твою Владычице...» где мы взываем: Умерщвленна мя страстьми оживи... и во многих других. У апостола Павла в послании к Римлянам сказано: В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих... (Рим.7,23).
Страстность не в естестве человека, как учат об этом святые Отцы, она совне, как нечто придаточное, как порок, как порча, которую диавол стремится привить человеку во все дни его жизни, внушая ему страстные помыслы. В непрестанности и неутомимости этих внушений и заключается успех мироправителей тьмы века сего.
Как вы знаете, братья, основных страстей, по общему разумению святых Отцов, насчитывается восемь: чревоугодие, блудная страсть, сребролюбие, гнев, тщеславие, гордыня, уныние, суетность. Одержимый, хотя бы одной из этих страстей, отчуждает себя от Бога, и Благодать Святого Духа покидает его. Тело, например, делается мертвым, когда выходит из него душа, а душа умирает, когда покидает ее Благодать Святого Духа. Отсюда и молитвенное воззвание: Умерщвленна мя страстьми оживи, а потому святые Отцы увещевают: либо ты должен уничтожить зародившуюся в тебе страсть, либо она, укрепившись, уничтожит тебя.
Попытаюсь теперь показать вам, братья, невидимую деятельность лукавых духов на примере наиболее часто встречаемой в повседневной жизни страсти гнева.
Вот демон бросает первую мысленную стрелу в спокойно сидящего человека. Отцы называют ее прилогом, заключающим в себе, например, такую мысль: «Вчера в споре собеседник уязвил тебя оскорбительным словом, на которое ты не смог тогда дать надлежащего ответа». Сидящий встрепенулся, потому что мысленная стрела угодила в цель.
С этого момента началось развитие помысла — это вторая ступень, именуемая Отцами вниманием. Сидящий человек поднялся с табурета, в голове промелькнула мысль: «Да, действительно, я не нашел, что ему ответить, а ответить можно было бы вот таким словом или даже вот таким».
Далее в развитии помысла выделяют третью ступень, именуемую Отцами — сочетанием. Человек начал ходить взад и вперед по комнате, потрясая кулаками. В голове замелькали мысли, обгоняя одна другую. Демон молниеносно внушает ему подходящие для воображаемого диалога язвительные слова: «Надо было бы ему сказать то и это. Ах, как жаль, что нужные слова всегда приходят на ум слишком поздно. Да, да, нужно было уязвить его вот таким словом. Ну-ка, ну-ка, хотел бы я знать, что бы он мне на это ответил?»
«И во время этой борьбы, — пишет Макарий Великий, — встретятся противящиеся тебе помыслы, борющиеся с умом твоим, и помыслы эти повлекут тебя и станут кружить в видимом, то есть в мирском и суетном, от чего ты бежал».
Неожиданным мысленным нападениям человек подвергается в течение всей жизни независимо от времени суток. А потому Господь и предостерег нас, говоря: Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение (Мк. 14,38).
А апостол Павел добавил: Непрестанно молитесь! (1 Фес.5,17). И мы, сознавая опасность своего положения, молитвенно взываем: невидимых враг моих неусыпание веси Господи, и окаянныя плоти моея неможение веси, Создавый мя.
Крик о помощи в этой мысленной брани мы находим в молитве ко Пресвятой Деве Богородице — «Нескверная неблазная...», находящейся в чине службы великого повечерия, где говорится: Не гнушайся мене сквернаго, скверными помыслы, словесы и деянии всего себе непотребна сотворша..., и в повседневной утренней молитве — «Воспеваю благодать Твою Владычице...» где мы взываем: Умерщвленна мя страстьми оживи... и во многих других. У апостола Павла в послании к Римлянам сказано: В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих... (Рим.7,23).
Страстность не в естестве человека, как учат об этом святые Отцы, она совне, как нечто придаточное, как порок, как порча, которую диавол стремится привить человеку во все дни его жизни, внушая ему страстные помыслы. В непрестанности и неутомимости этих внушений и заключается успех мироправителей тьмы века сего.
Как вы знаете, братья, основных страстей, по общему разумению святых Отцов, насчитывается восемь: чревоугодие, блудная страсть, сребролюбие, гнев, тщеславие, гордыня, уныние, суетность. Одержимый, хотя бы одной из этих страстей, отчуждает себя от Бога, и Благодать Святого Духа покидает его. Тело, например, делается мертвым, когда выходит из него душа, а душа умирает, когда покидает ее Благодать Святого Духа. Отсюда и молитвенное воззвание: Умерщвленна мя страстьми оживи, а потому святые Отцы увещевают: либо ты должен уничтожить зародившуюся в тебе страсть, либо она, укрепившись, уничтожит тебя.
Попытаюсь теперь показать вам, братья, невидимую деятельность лукавых духов на примере наиболее часто встречаемой в повседневной жизни страсти гнева.
Вот демон бросает первую мысленную стрелу в спокойно сидящего человека. Отцы называют ее прилогом, заключающим в себе, например, такую мысль: «Вчера в споре собеседник уязвил тебя оскорбительным словом, на которое ты не смог тогда дать надлежащего ответа». Сидящий встрепенулся, потому что мысленная стрела угодила в цель.
С этого момента началось развитие помысла — это вторая ступень, именуемая Отцами вниманием. Сидящий человек поднялся с табурета, в голове промелькнула мысль: «Да, действительно, я не нашел, что ему ответить, а ответить можно было бы вот таким словом или даже вот таким».
Далее в развитии помысла выделяют третью ступень, именуемую Отцами — сочетанием. Человек начал ходить взад и вперед по комнате, потрясая кулаками. В голове замелькали мысли, обгоняя одна другую. Демон молниеносно внушает ему подходящие для воображаемого диалога язвительные слова: «Надо было бы ему сказать то и это. Ах, как жаль, что нужные слова всегда приходят на ум слишком поздно. Да, да, нужно было уязвить его вот таким словом. Ну-ка, ну-ка, хотел бы я знать, что бы он мне на это ответил?»
Возбуждаемый подобными мысленными внушениями, гнев все более и более охватывает человека. Наступает четвертая стадия поражения ума демонами, именуемая пленением.
Наконец, разъяренный человек начинает мечтать о реванше, строить планы мщения на завтрашний день, когда он сможет употребить все, что заготовил. В этом усматривается завершительная — пятая стадия развития помысла, именуемая страстью.
Люди, живущие в миру, подпадая подобным образом под влияние страсти гнева, не придают этому никакого значения, хотя апостол Павел предупреждал, что ни гневливые, ни злоречивые досадители Царствия Божия наследовать не могут (см. 1 Кор. 6,9–10).
Возможно ли человеку избежать этой бедственной страсти? Конечно, возможно!
Духовно опытные люди, внимательно и постоянно следя за прилогами, в тот момент, когда демон бросает свою мысленную стрелу, сразу уклоняются от нее, то есть не вступают в разговор с прилогом. Этим и останавливается губительное развитие помысла.
Прилог, как мысленное внушение извне, не вменяется человеку в вину. Им лишь выявляется произволение человека в выборе между добром или злом. Если же в сердце имеется хотя бы незначительное расположение к той или иной страсти, то он останавливает на демонском внушении свое внимание, и тогда прилог, развиваясь, пленяет ум и сердце.
Бывают, однако, случаи, когда по невнимательности человек как-то бессознательно допускает развитие прилога до третьей стадии «сочетания», но если затем, как бы встрепенувшись, он волевым усилием оторвется от беседы с греховным помыслом, то не допустит ему овладеть собой. Если же этот момент будет упущен, то в четвертой стадии пленения вырвать ум из опутавшей его сети почти невозможно.
Внимая себе, нужно непрестанно творить Иисусову молитву, пусть даже первоначально по четкам. Впоследствии она обратится в самодействующую, по навыку, — и в этом основа основ, ибо молящийся ум опознает приближение подкрадывающегося помысла. Мгновенно опознав его, ум должен стремительно, как научает этому Святой Исихий, с гневом воспротиворечить лукавому словами псалмопевца: отвещаю поношающим ми слово, ...не Богу ли повинется душа моя! (Пс. 118,42; 61,2). И после противоречия тотчас из глубины сердца следует возопить ко Христу, моля о помощи. И тогда сам подвизавшийся увидит, как достопоклоняемым именем Иисуса враг, словно прах ветром, развевается и гонится прочь.
Но даже и над тем, кто уже одержим страстью, простирается всемилостивая Десница Божия. И если он прибегнет в неотступной молитве к милующему и спасающему Богу, то увидит начало избавления. По мере усердия в покаянии, сначала он увидит ослабление, а потом с течением времени затухание страсти.
В этот период человека можно сравнить с мухой, запутавшейся в паутине и стремящейся высвободиться из нее. Паук, в свою очередь, тоже употребляет все известные ему способы, чтобы удержать муху в паутине. Своим покаянным молитвенным трудом человек приклоняет к себе милосердие Божие, и Господь помогает ему, постепенно рассекая узы, делающие его пленником закона греховного. Но и диавол не медлит в своем усердии и, как тот паук, обматывает дополнительными путами уловленную сетью душу. С великим усилием он, словно штопор, ввинчивает в сознание человека свои душепагубные помыслы, от которых вновь воспламеняется затухшая было страсть.
Писал некто из Отцов: «Не все ли мы стали храмом идолов, вместо храма Божия? Не все ли мы стали вместилищем злых духов, вместо Духа Божия? Не все ли мы из сынов Божиих соделались сынами геенны? И никто не негодует на меня, слыша сию истину...»
Продолжительность диавольского пленения будет зависеть от того, как долго человек будет позволять себе беседовать с помыслами. Некто из святых Отцов сравнил страсть с горящей лампадой, которая угаснет, если в нее не добавлять масла. Так и человек, если не будет принимать внушаемые демонами страстные помыслы, увидит, как страсть постепенно исчезнет.
#В_горах_Кавказа
Наконец, разъяренный человек начинает мечтать о реванше, строить планы мщения на завтрашний день, когда он сможет употребить все, что заготовил. В этом усматривается завершительная — пятая стадия развития помысла, именуемая страстью.
Люди, живущие в миру, подпадая подобным образом под влияние страсти гнева, не придают этому никакого значения, хотя апостол Павел предупреждал, что ни гневливые, ни злоречивые досадители Царствия Божия наследовать не могут (см. 1 Кор. 6,9–10).
Возможно ли человеку избежать этой бедственной страсти? Конечно, возможно!
Духовно опытные люди, внимательно и постоянно следя за прилогами, в тот момент, когда демон бросает свою мысленную стрелу, сразу уклоняются от нее, то есть не вступают в разговор с прилогом. Этим и останавливается губительное развитие помысла.
Прилог, как мысленное внушение извне, не вменяется человеку в вину. Им лишь выявляется произволение человека в выборе между добром или злом. Если же в сердце имеется хотя бы незначительное расположение к той или иной страсти, то он останавливает на демонском внушении свое внимание, и тогда прилог, развиваясь, пленяет ум и сердце.
Бывают, однако, случаи, когда по невнимательности человек как-то бессознательно допускает развитие прилога до третьей стадии «сочетания», но если затем, как бы встрепенувшись, он волевым усилием оторвется от беседы с греховным помыслом, то не допустит ему овладеть собой. Если же этот момент будет упущен, то в четвертой стадии пленения вырвать ум из опутавшей его сети почти невозможно.
Внимая себе, нужно непрестанно творить Иисусову молитву, пусть даже первоначально по четкам. Впоследствии она обратится в самодействующую, по навыку, — и в этом основа основ, ибо молящийся ум опознает приближение подкрадывающегося помысла. Мгновенно опознав его, ум должен стремительно, как научает этому Святой Исихий, с гневом воспротиворечить лукавому словами псалмопевца: отвещаю поношающим ми слово, ...не Богу ли повинется душа моя! (Пс. 118,42; 61,2). И после противоречия тотчас из глубины сердца следует возопить ко Христу, моля о помощи. И тогда сам подвизавшийся увидит, как достопоклоняемым именем Иисуса враг, словно прах ветром, развевается и гонится прочь.
Но даже и над тем, кто уже одержим страстью, простирается всемилостивая Десница Божия. И если он прибегнет в неотступной молитве к милующему и спасающему Богу, то увидит начало избавления. По мере усердия в покаянии, сначала он увидит ослабление, а потом с течением времени затухание страсти.
В этот период человека можно сравнить с мухой, запутавшейся в паутине и стремящейся высвободиться из нее. Паук, в свою очередь, тоже употребляет все известные ему способы, чтобы удержать муху в паутине. Своим покаянным молитвенным трудом человек приклоняет к себе милосердие Божие, и Господь помогает ему, постепенно рассекая узы, делающие его пленником закона греховного. Но и диавол не медлит в своем усердии и, как тот паук, обматывает дополнительными путами уловленную сетью душу. С великим усилием он, словно штопор, ввинчивает в сознание человека свои душепагубные помыслы, от которых вновь воспламеняется затухшая было страсть.
Писал некто из Отцов: «Не все ли мы стали храмом идолов, вместо храма Божия? Не все ли мы стали вместилищем злых духов, вместо Духа Божия? Не все ли мы из сынов Божиих соделались сынами геенны? И никто не негодует на меня, слыша сию истину...»
Продолжительность диавольского пленения будет зависеть от того, как долго человек будет позволять себе беседовать с помыслами. Некто из святых Отцов сравнил страсть с горящей лампадой, которая угаснет, если в нее не добавлять масла. Так и человек, если не будет принимать внушаемые демонами страстные помыслы, увидит, как страсть постепенно исчезнет.
#В_горах_Кавказа
«Молитва – выше всех наших деланий, потому что она – любовь к Богу. Но для того чтобы стяжать дар истинной молитвы, молитвы созерцательной, необходимо преодолеть большие препятствия, взять на себя непрерывный и тяжкий труд преобразования природы. Как бы ни были велики ваши духовные делания, вам будет от них мало пользы, если сердце ваше не испытывало при том никакой боли».
#прп_Макарий_Оптинский
#прп_Макарий_Оптинский
Содержание жизни напряженно молящегося человека – подобно безбрежному океану живой воды. Наш дух непрестанно обогащается, но не столько количеством новых слов или понятий, сколько углублением уже пережитых-стяжённых опытов. Годами и даже десятилетиями длящиеся многие смены состояний страдания или утешения, свыше сходящего, воспитывают все же наш дух, делая его более способным к новым формам мышления и восприятия бытия вообще: ум привыкает безвидно мыслить весь мир, сердце же – молитвенно, с любовной болью носить в себе сей мир в его совокупности. В подобном акте духовного синтеза пребывает зрелая молитва христианина, предстоящего Богу всем умом, всем сердцем (ср.:Лк. 10, 27) в их слиянии воедино. Бессильный выражать словом все, что он носит в себе, подвижник нередко молится без слов, но опять-таки в глобальном разумении всего познанного им, или в полном погружении в Боге до забвения о земле.
#прп_Софроний_Сахаров
#прп_Софроний_Сахаров
Forwarded from Игнат RS
Рождественская история на фресках Собора Сретения Владимирской иконы Божией Матери
Сретенский монастырь
Благовествующий Ангел и пастух
Сретенский монастырь
Благовествующий Ангел и пастух
Об одном-единственном дне
А ты попробуй, поживи
внимательно хоть один день,
понаблюдай за собой. Кто ты есть
по отношению к людям? Сначала
узнай себя, потом попробуй
пожить, сопротивляясь греху.
Узнаешь, как это трудно;
а узнав, научишься снисхождению
к немощам человеческим
и не будешь никого осуждать.
Два греха самых страшных для
спасения в человеке – осуждение
и соблазн.
* * *
Берегитесь осуждения
и скоропалительных выводов.
Если себя познаем с трудом,
то что скажем о других.
Умолчим! Помолимся о тех,
кто так или иначе внес смущение
в нашу душу.
И Господь помилует и нас,
и того, кто согрешает. Ведь все мы
так нуждаемся в милости.
#архимандрит_Иоанн_Крестьянкин
А ты попробуй, поживи
внимательно хоть один день,
понаблюдай за собой. Кто ты есть
по отношению к людям? Сначала
узнай себя, потом попробуй
пожить, сопротивляясь греху.
Узнаешь, как это трудно;
а узнав, научишься снисхождению
к немощам человеческим
и не будешь никого осуждать.
Два греха самых страшных для
спасения в человеке – осуждение
и соблазн.
* * *
Берегитесь осуждения
и скоропалительных выводов.
Если себя познаем с трудом,
то что скажем о других.
Умолчим! Помолимся о тех,
кто так или иначе внес смущение
в нашу душу.
И Господь помилует и нас,
и того, кто согрешает. Ведь все мы
так нуждаемся в милости.
#архимандрит_Иоанн_Крестьянкин
Твори, еже глаголю ти
Обратим внимание на известный трактат прп. Никифора Монаха в Добротолюбии, который считается основным источником описания художественных приемов молитвы. Именно здесь мы встречаем ту не совсем привычную мысль, что отсутствие наставника не является препятствием к занятию умным деланием. Более того, именно при невозможности найти опытного учителя прп. Никифор и предлагает прибегнуть к методу художества как к средству, заменяющему непосредственное старческое руководство. Такая позиция святого отца не согласуется с распространенным в наше время представлением об умном делании, когда преобладает скепсис или полный запрет на какие-либо попытки углубленного занятия молитвой. Последнее может быть справедливо, если учесть, каково в массе реальное духовное состояние современных христиан. Но то, что оправдано в широком смысле, не обязательно должно распространяться на отдельные частные случаи.
[Отрицательное отношение, которое можно встретить у современных пастырей к умной молитве, - это не безобидное явление, но, по существу, одна из форм варлаамитской ереси, выражающейся в непонимании необходимости для христианина умного делания. Варлаамизм, не признавая нетварность Фаворского света, отрицает возможность живого богообщения в молитве и обожения человеческой природы. Соответственно, варлаамиты отвергают аскетическую практику очищения сердца и непрестанной умной молитвы, тогда как в исихазме эта практика признана необходимым средством на пути достижения богопознания и восхождения к обожению].
Обратимся к интересующему нас месту в вышеупомянутом трактате [«Потреба искати наставника непрелестна... Аще ли же наставника несть, потреба искати болезненно. Аще не обретается. Бога призвав в сокрушении духа и слезах, и с нестяжанием, Сему помолився, твори, еже глаголю ти...» Добротолюбие (слав.)]. Всякий, приступающий к умному деланию, говорит прп. Никифор, нуждается в руководстве: «Нужно искать наставника незаблудного, — читаем в переводе свт. Феофана. — Если нет на виду такого наставника, надо поискать его, не жалея трудов». Затем преподобный пишет: «Аще не обретается», то есть «если же и при таком искании не найдется» таковой наставник, то тогда — «твори, еже глаголю ти», или — «делай, что скажу тебе». И далее дается описание приемов художественного метода умной молитвы: «Ты убо сед, и собрав твой ум, введи его в ноздренный путь...» и так далее.
Отсюда очевидно, что художественный метод, по мысли прп. Никифора, как раз и надлежит применять при самообучении по книгам, в случае «аще» учитель «не обретается». Текст же своего трактата преподобный рекомендует использовать в качестве письменного руководства. Таким образом, прп. Никифор, патриарх исихазма и наставник свт. Григория Паламы, благословляет при самостоятельном обучении умному деланию обращаться к аскетическим писаниям как к учебным пособиям.
Обратим внимание на известный трактат прп. Никифора Монаха в Добротолюбии, который считается основным источником описания художественных приемов молитвы. Именно здесь мы встречаем ту не совсем привычную мысль, что отсутствие наставника не является препятствием к занятию умным деланием. Более того, именно при невозможности найти опытного учителя прп. Никифор и предлагает прибегнуть к методу художества как к средству, заменяющему непосредственное старческое руководство. Такая позиция святого отца не согласуется с распространенным в наше время представлением об умном делании, когда преобладает скепсис или полный запрет на какие-либо попытки углубленного занятия молитвой. Последнее может быть справедливо, если учесть, каково в массе реальное духовное состояние современных христиан. Но то, что оправдано в широком смысле, не обязательно должно распространяться на отдельные частные случаи.
[Отрицательное отношение, которое можно встретить у современных пастырей к умной молитве, - это не безобидное явление, но, по существу, одна из форм варлаамитской ереси, выражающейся в непонимании необходимости для христианина умного делания. Варлаамизм, не признавая нетварность Фаворского света, отрицает возможность живого богообщения в молитве и обожения человеческой природы. Соответственно, варлаамиты отвергают аскетическую практику очищения сердца и непрестанной умной молитвы, тогда как в исихазме эта практика признана необходимым средством на пути достижения богопознания и восхождения к обожению].
Обратимся к интересующему нас месту в вышеупомянутом трактате [«Потреба искати наставника непрелестна... Аще ли же наставника несть, потреба искати болезненно. Аще не обретается. Бога призвав в сокрушении духа и слезах, и с нестяжанием, Сему помолився, твори, еже глаголю ти...» Добротолюбие (слав.)]. Всякий, приступающий к умному деланию, говорит прп. Никифор, нуждается в руководстве: «Нужно искать наставника незаблудного, — читаем в переводе свт. Феофана. — Если нет на виду такого наставника, надо поискать его, не жалея трудов». Затем преподобный пишет: «Аще не обретается», то есть «если же и при таком искании не найдется» таковой наставник, то тогда — «твори, еже глаголю ти», или — «делай, что скажу тебе». И далее дается описание приемов художественного метода умной молитвы: «Ты убо сед, и собрав твой ум, введи его в ноздренный путь...» и так далее.
Отсюда очевидно, что художественный метод, по мысли прп. Никифора, как раз и надлежит применять при самообучении по книгам, в случае «аще» учитель «не обретается». Текст же своего трактата преподобный рекомендует использовать в качестве письменного руководства. Таким образом, прп. Никифор, патриарх исихазма и наставник свт. Григория Паламы, благословляет при самостоятельном обучении умному деланию обращаться к аскетическим писаниям как к учебным пособиям.
[«Психофизический метод молитвы [т.е. художество] является, в сущности, практическим средством для начинающих, позволяющим избежать рассеяния ума и мечтания», - пишет о. Иоанн Мейендорф, комментируя следующее высказывание свт. Григория Паламы: «Вполне уместно обучать, в особенности новоначальных... посредством дыхания посылать собственный ум внутрь. Ведь никто же из благомыслящих не станет воспрещать еще не достигшему созерцания вновь собирать в самого себя свой собственный ум некоторыми приемами... Советуют им внимать частоте выдохов и вдохов и немного задерживать их, чтобы таким образом удержать ум». О. Иоанн замечает: «Свт. Григорий часто подчеркивает начальный и инструментальный характер этого способа, родственного, по его мнению, иным разновидностям телесной аскезы». Мейендорф Иоанн, прот. Жизнь и груды свт. Григория, с. 204].
Из более поздних учителей прп. Паисий Молдавский, очень остро осознававший, насколько необходим опытный проводник на узком пути умного делания, не раз со всей серьезностью возвращается к этому вопросу: «Художеством же святые отцы называют эту святую молитву, думаю, потому, что как художеству человек не может научиться сам собою без искусного художника, так и этому мысленному деланию молитвы без искусного наставника навыкнуть невозможно. Но дело это, по святому Никифору, и многим, или даже и всем, приходит от учения; редкие же без учения, болезненностью делания и теплотою веры, прияли его от Бога... Умом в сердце приносить Богу таинственную жертву молитвы, так как это духовное художество, без научения, как выше указано, невозможно».
Но если дело это без научения невозможно, то само научение возможно посредством книги. Прп. Паисий вторит Никифору Монаху и разъясняет, что, при отсутствии живых носителей традиции, истинным наставником в умном делании могут и должны быть писания святых отцов: «Если же бы кто предал себя в послушание, но не нашел бы в отце своем самым делом и опытом искусного наставника этой божественной умной молитвы (в нынешнее время — увы! достойно многого плача и рыдания — совсем исчезают опытные наставники этого делания), то не должен он поэтому приходить в отчаяние. Но, пребывая в истинном послушании по заповедям Божиим (а не самочинно, без послушания, чему обыкновенно последует прелесть), возложив всю надежду на Бога, вместе с отцом своим [то есть с благословения своего духовника. В древнерусской традиции понятие духовный отец соответствует понятию духовник]. пусть, вместо истинного наставника, верою и любовию повинуется учению преподобных отец наших, просвещенных Божественной благодатью и изложивших до тонкости учение об этом божественном делании, и отсюда пусть заимствует наставления об этой молитве. И, во всяком случае, благодать Божия, молитвами святых отцев, поспешит и вразумит — как, без всякого сомнения, научиться этому божественному делу».
В письмах прп. Паисия можно встретить конкретный пример, когда старец благословляет монахиню Марию (Протасьеву) самостоятельно обучаться по книгам: «Прилежно, с великим вниманием и размышлением, прочитывай в отеческих книгах о молитве, умом в сердце совершаемой, которая есть самый истинный, наиболее приятный Богу, монашеский подвиг, и если при помощи Божией уразумеешь изучением святых отец правильное понятие о ней, то понудь себя и на исполнение ее, призывая Бога на помощь, и ты получишь от нее великую пользу для души твоей».
Из более поздних учителей прп. Паисий Молдавский, очень остро осознававший, насколько необходим опытный проводник на узком пути умного делания, не раз со всей серьезностью возвращается к этому вопросу: «Художеством же святые отцы называют эту святую молитву, думаю, потому, что как художеству человек не может научиться сам собою без искусного художника, так и этому мысленному деланию молитвы без искусного наставника навыкнуть невозможно. Но дело это, по святому Никифору, и многим, или даже и всем, приходит от учения; редкие же без учения, болезненностью делания и теплотою веры, прияли его от Бога... Умом в сердце приносить Богу таинственную жертву молитвы, так как это духовное художество, без научения, как выше указано, невозможно».
Но если дело это без научения невозможно, то само научение возможно посредством книги. Прп. Паисий вторит Никифору Монаху и разъясняет, что, при отсутствии живых носителей традиции, истинным наставником в умном делании могут и должны быть писания святых отцов: «Если же бы кто предал себя в послушание, но не нашел бы в отце своем самым делом и опытом искусного наставника этой божественной умной молитвы (в нынешнее время — увы! достойно многого плача и рыдания — совсем исчезают опытные наставники этого делания), то не должен он поэтому приходить в отчаяние. Но, пребывая в истинном послушании по заповедям Божиим (а не самочинно, без послушания, чему обыкновенно последует прелесть), возложив всю надежду на Бога, вместе с отцом своим [то есть с благословения своего духовника. В древнерусской традиции понятие духовный отец соответствует понятию духовник]. пусть, вместо истинного наставника, верою и любовию повинуется учению преподобных отец наших, просвещенных Божественной благодатью и изложивших до тонкости учение об этом божественном делании, и отсюда пусть заимствует наставления об этой молитве. И, во всяком случае, благодать Божия, молитвами святых отцев, поспешит и вразумит — как, без всякого сомнения, научиться этому божественному делу».
В письмах прп. Паисия можно встретить конкретный пример, когда старец благословляет монахиню Марию (Протасьеву) самостоятельно обучаться по книгам: «Прилежно, с великим вниманием и размышлением, прочитывай в отеческих книгах о молитве, умом в сердце совершаемой, которая есть самый истинный, наиболее приятный Богу, монашеский подвиг, и если при помощи Божией уразумеешь изучением святых отец правильное понятие о ней, то понудь себя и на исполнение ее, призывая Бога на помощь, и ты получишь от нее великую пользу для души твоей».
Прп. Никодим Святогорец в своих предисловиях к творениям прп. Симеона и Добротолюбию подчеркивает, что главное назначение этих изданий — выполнить роль наставника: «передать учение об умном делании и созерцательной жизни», причем передать не одним только инокам, но и «пребывающим в мире верным». Он доказывает, что евангельское учение о совершенстве обращено и к мирянам, он убеждает их заниматься духовным деланием, которое хотя и свойственно монахам, но вменено в обязанность и мирским людям. «И пусть не говорит никто из мирян, — пишет он, — что писания прп. Симеона написаны для иноков, а не для мирских: нет, брат... это слово лукавое, это слово неразумное, которым ленивый и нерадивый ищет повода ко греху». Многие страницы Добротолюбия подтверждают возможность «хранения ума» и упражнения в умной молитве среди многомятежного мирского окружения.
Рассуждая о необходимости для мирян посвящать себя умному деланию, прп. Никодим произносит грозное слово: «Причина, по которой столь мало спасающихся в нынешнее время, не иная, как та, что мы вознерадели об этом возводящем к обожению деле; а без обожения ума, как сказал некто, ни достигнуть святости, ни даже спастись человеку невозможно: что и слышать ужасно! ибо спасение и обожение — одно и то же, по учению богомудрых отцов» [Феоклит Дионисиатский, мон. Прп. Никодим Святогорец. Житие и труды. М., Феофания, 2005, с. 126, 228].
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков
Рассуждая о необходимости для мирян посвящать себя умному деланию, прп. Никодим произносит грозное слово: «Причина, по которой столь мало спасающихся в нынешнее время, не иная, как та, что мы вознерадели об этом возводящем к обожению деле; а без обожения ума, как сказал некто, ни достигнуть святости, ни даже спастись человеку невозможно: что и слышать ужасно! ибо спасение и обожение — одно и то же, по учению богомудрых отцов» [Феоклит Дионисиатский, мон. Прп. Никодим Святогорец. Житие и труды. М., Феофания, 2005, с. 126, 228].
#Молитва_Иисусова_Николай_Новиков